Рубрика: Дневник

Совесть подарила нам свободу, прежде всего свободу выбора между Добром и злом. Свобода слова, понимаемая как свобода совести и этического выбора — единственное, что сделало, делает и будет делать нас людьми, а всё прочее — потом, когда мы устанем и уйдём из этого мира.

Обжигающе горячую баялду заправляют густой, а лучше — густейшей сметаной и: большими ложками, со свежим хлебом, под неё, родимую, обливаясь благодарностями ко Всевышнему и сегодняшнему дню. Зимой эта баялда удивительно хорошо шла по утрам — со сметаной и хлебом, в качестве закуски.

Через месяц ажиотаж кончится, жатва будет собрана, жулики поедут отдыхать на Канары, лохи начнут чесать свои репы, на что бы ещё клюнуть и какому хитровану сбросить свои несчастные денежки. Ни полиция, ни КГБ, никакие власти этим вообще не занимаются: всё не то, чтобы законно, но неинтересно.

Переход на 3.62 был ударом по мужскому бюджету: более 10 лет жёны выдавали своим благоверным по рублю в день, чего хватало не только на бутылку на троих, но и на сырок «Городской» или «Новый» по 12 копеек, а также коробок спичек. 3.62 в эту схему не вписывался никак.

… уехал в Канаду, сначала простым программистом, а потом стал «системным архитектором», незаменимым в своей корпорации. Женился на местной китаянке, купил дом в Торонто и как-то совсем выпал из семьи: китайские жёны умеют это делать — выключать у своих некитайских мужей прошлое.

Трагедия ММК и Георгия Петровича Щедровицкого в том, что они хорошо знали, откуда уходят, но смутно представляли себе, куда идут. Мы и сейчас не знаем, куда идём. Вся страна замерла в ожидании: будет Путин после 2024 года или не будет? — вот и вся онтология будущего.

Блю-Джей-Дабл-Ю, по брезгливости и недоверию к людям никогда не заходил в человеческий дом: он не боялся ни ловушек, ни западни там, зная, что всегда сумеет перехитрить этих тварей и никогда не дастся им в руки. Блю-Джей-Дабл-Ю пушист, блондинист в лёгкую голубизну, с васильковыми глазами…

Слово воистину — в сути начала всего, дело же всегда вторично. Как человек народа Книги, я дорожу данной мне возможностью говорить и писать слова, за которыми следуют дела: дети, внуки, университеты. Слово недолговечно — оно вовсе не для того, чтобы быть памятником, оно — для начала всех наших дел.

В отличие от целей, обладающих социальной инерцией, ценности меняются и теряются мгновенно. Ельцина и Солженицына не стало осенью 1993 года: они доживали свой век, кто в пьянстве, кто в бессмысленном рассужданстве о стране и народе, им незнаемом, непонятном и глубоко чуждом ему.

Культурные нормы могут не только накапливаться, но и теряться, а потом «находиться»: языческое обожествление и одухотворение природы, окружающего нас мира было подавлено христианством, но ныне «всплыло» в качестве экологического движения.

В своё время Госплан СССР заявил, что работы, использующие данные ЦСУ СССР, рассматриваться не будут. Российская же гос. статистика отличается от советской тем, что а) коммерциализирована до полной, панельной продажности, б) представляет собой дырявое информационное сито, и в) не вызывает никакого доверия.

Не рюмка, и не стопка — стакан. Путь даже и не налитый до краёв, но всё-таки — стакан! Миска с этими самыми, фиолетовыми, под ажурными луковыми пёрышками, с постным маслицем, рядом с дымящейся паром разварившейся картошкой цельными клубнями. Э-эх! За ваше здоровье, какую страну просрали.

Он был плохим педагогом, несмотря на первое свое образование, но именно поэтому — хорошим учителем: он привил нам любовь к литературе и истории, к шахматам и преферансу (прекрасный был, надо сказать, шахматист и преферансист, гораздо выше среднего уровня)…

Культура, как и почва, дышит, по ней идут восходящие и нисходящие токи, и мы, социокультура, аллювиальный слой, слой вмывания, ждём чудес из плодородного культурного слоя, современного нам или возвращённого нам из небытия.

Формирование личности идёт всю жизнь, оформление личности — в старости. Общество несет огромные потери, отпуская с миром и в небытие людей, не требуя и не обеспечивая этого оформления как дара и наследия остающимся. Возможно, это — самая большая интеллектуальная и нравственная потеря человечества.

Лубянка и всё её чекистское окружение, и все чекистские гнёзда и гадюшники типа Большого Дома в Питере должны быть уничтожены, как уничтожена была Бастилия — победа над советским злом должна быть бесповоротной.

То, что мы называем будущим — лишь наше рафинированное несостоявшееся прошлое. Будущее ни к кому ещё ни разу не приходило, в отличие от смерти. Оно не только не приходило — оно и не пришло, перфектно не пришло. И вы, ждущее будущее, можете спокойно его ждать дальше, если больше нечем заняться.

Мы заказываем сырную тарелку: брынза и сулгуни, местные, базарные, к ней — горячие лепёшки, каре ягнёнка с самодельной жгучей аджикой, пиво, минералку и, конечно, её, контрабандную чачу, не знающую место в меню.

Мир портится и паршивеет, хорошо, если только наш, отечественный. Это заметно на простых людях и отношениях между ними, и особенно — на людях талантливых, одарённых и наделённых. Вот два поэта… Такие похожие войны, такие похожие судьбы, такие похожие стихи, такое всё непохожее и противоположное…

В советское время, когда реклама была абсолютно бессмысленна, потому что конкуренция в условиях гос. монополии невозможна, я придумал рекламный слоган: «летайте самолётами “Аэрофлота”, спите кроватями!». Теперь я обновил этот слоган так: «спите кроватями, голосуйте за Путина!»

Неподалёку от нас, на поваленном бревне гужевалась компания азиатских гастарбайтеров. По-видимому, им очень хотелось быть похожими на русских и они довольно быстро напились до полного обревнения, неподвижно, совсем как покойники, лежали на земле — ну, чем мы не Андреи Болконские на Аустерлицком поле сражения?