Яков Корман: Мотив «фиги в кармане» в произведениях В.Высоцкого

Loading

«Фига в кармане» в творчестве Высоцкого — это отношение поэта к советскому строю, которое он всегда выражал метафорически, избегая прямых высказываний. Но именно этого от него ждали агенты КГБ: «Подступают, надеются, ждут, / Что оступишься — проговоришься»

Мотив «фиги в кармане» в произведениях В.Высоцкого1

Яков Корман

Для начала — с тем, чтобы обозначить проблему, — приведу несколько цитат, относящихся к одному и тому же временному периоду — началу 1970-х[2]:

Неизвестно одной моей бедной мамане,
Что я с самого детства сижу,
Что держу я какую-то фигу в кармане
И вряд ли ее покажу /3; 135/.
1971

Я загадочный, как марсианин,
Я пугливый, чуть что — и дрожу.
Но фигу, что ношу в кармане,
Не покажу /3; 160/.
1972

Теперь я к основному перейду.
Один, стоявший скромно в уголочке,
Спросил: «А что имели вы в виду
В такой-то песне и в такой-то строчке?»

Ответ: во мне Эзоп не воскресал,
В кармане фиги нет — не суетитесь –
А что имел в виду — то написал, –
Вот — вывернул карманы — убедитесь! /3; 105 — 106/
Я все вопросы освещу сполна…, 1971

Так есть у него «фига в кармане» или нет?

Я полагаю, что все-таки есть.

«Фига в кармане» в творчестве Высоцкого — это отношение поэта к советскому строю, которое он всегда выражал метафорически, избегая прямых высказываний. Но именно этого от него ждали агенты КГБ: «Подступают, надеются, ждут, / Что оступишься — проговоришься» /5; 330/.

В середине 70-х, защищая перед Вадимом Тумановым Евгения Евтушенко, Высоцкий ему сказал: «Понимаешь, Вадим, когда советские войска в августе шестьдесят восьмого вторглись в Чехословакию, не кто-то другой, а Евтушенко написал “Танки идут по Праге…” Когда государство навалилось на Солженицына, снова он послал Брежневу телеграмму протеста. Никто из тех, кто держит фигу в кармане, не смеет осуждать Евтушенко»[3].

Поэтому, отвечая на вопросы «корреспондентов»: «А что имел в виду — то написал», — Высоцкий совсем не лукавил: он действительно высказал отношение ко всему, что его волновало, и, в первую очередь, к советскому строю и к его правителям, пользуясь в основном глубокой метафоричностью. Тем не менее, для толпы у поэта один ответ («В кармане фиги нет…»), а в исповедальной лирике — другой («Но фигу, что ношу в кармане, / Не покажу»). Кстати, еще в одном неоконченном стихотворении 1971 года («Прошу прощения заране…») лирический герой отрицает перед толпой наличие у него «фиги в кармане»:

Неясно, глухо в гулкой бане
Прошла молва — и в той молве
Звучала фраза ярче брани,
Что фигу я держу в кармане
И даже две, и даже две.
<…>
Что при себе такие вещи
Я не держу, я не держу /3; 484/.

Но о том, что лирический герой «держит фигу в кармане», знает не только толпа, но и власть:

И какой-то зеленый сквалыга
Под дождем в худосочном пальто
Нагло лезет в карман, торопыга, –
В тот карман, где запрятана фига,
О которой не знает никто /5; 331/.

То, что сквалыга — это персонифицированная советская власть, подтверждает следующая перекличка. Данное стихотворение (1975) начинается так: «Копошатся[4] — а мне невдомек: / Кто, зачем, по какому указу? / То друзей моих пробуют на зуб, / То цепляют меня на крючок». А через некоторое время говорится: «За друзьями крадется сквалыга / Просто так — ни за что, ни про что». Так вот, этот сквалыга и «пробует на зуб» друзей лирического героя, стремясь узнать о наличии у него фиги в кармане. Однако лирический герой говорит: «Бродит в сером тумане сквалыга[5], / Счеты сводит, неясно за что. / В мой карман, где упрятана фига, / Из знакомых ни лазил никто» (С5Т-3-270, 398). Поэтому сквалыга «нагло» лезет в карман уже к самому лирическому герою. В реальности это означало плотную слежку агентов КГБ за Высоцким в надежде на то, что он когда-нибудь не сдержится и выскажется откровенно по поводу существующего режима в стране: «Только, кажется, не отойдут, / Сколько ни напрягайся, не пыжься. / Подступают, надеются, ждут, / Что оступишься — проговоришься» (1975). Поэтому на своих публичных концертах Высоцкий вел себя крайне осторожно. Вот что рассказывал об этом Михаил Шемякин: «Он написал “Вдоль обрыва…”. Когда мы однажды с ним работали, создавали эти пластинки, и он говорит: “Мишка, у каждого из нас свой обрыв. У тебя твой обрыв — это когда тебя, арестованного, вели по этому нескончаемому коридору коммунальной квартиры. А мой обрыв — это край моей сцены. Я сказал не то слово или слишком погорячился, или слишком громко крикнул то, что меня мучает, — это и будет моим концом”»[6].

Заметим, что поведение крадущегося сквалыги очень напоминает поведение центрального персонажа стихотворения «Вооружен и очень опасен» (1976): «Кто там крадется вдоль стены? / Всегда в тени и со спины? / Его шаги едва слышны, — / Остерегитесь! / Он врал, что истина в вине. / Кто доверял ему вполне, / Уже упал с ножом в спине. / Поберегитесь!»[7]. Точно так же лирический герой характеризует действия «врачей», подвергающих его пыткам в песне «Ошибка вышла» (1976): «Ко мне подкрались со спины / И сделали укол» /5; 393/. Эти же «уколы» противников лирического героя упоминаются в «Песне автомобилиста» (1972): «Прокравшись огородами, полями, / Вонзали шило в шины, как кинжал». Подобным образом ведет себя и Смерть в одном из последних стихотворений Высоцкого: «Словно фраер на бану, / Смерть крадется сзади — ну, / Я в живот ее пырну — / Сгорбится в поклоне…» («Песня Сашки Червня», 1980 /5; 571/).

Кроме того, сквалыга имеет своим предшественником ханыгу из «Баллады об оружии» (1973): «Гляди, вон тот ханыга — / В кармане денег нет, / Но есть в кармане фига — / Взведенный пистолет. <…> И пиджачок обуженный / Топорщится на нем» (вот и здесь появляется «фига», однако ее символизирует пистолет, и владельцем этой «фиги» является отнюдь не лирический герой Высоцкого, а его антипод, как и в стихотворении «Вооружен и очень опасен», 1976: «Он в ход пускает пистолет / С пол-оборота»; кстати, обуженный пиджачок ханыги из «Баллады об оружии» очень напоминает худосочное пальто сквалыги из стихотворения «Копошатся — а мне невдомек…» — именно так зачастую выглядели агенты КГБ; сюда примыкает стихотворение «Палач», 1977, где этот палач «говорил, сморкаясь в грязное пальто», и начало стихотворения 1979 года: «Мой черный человек в костюме сером!.. / Он был министром, домуправом, офицером»), и из вышеупомянутого стихотворения «Прошу прощения заране…», где действие формально происходит в бане: «И в той толпе один ханыга / Вскричал…» /3; 484/ (черновой вариант: «Один, затеявший интригу…»). К сожалению, дальше следует пробел, однако сохранившийся текст говорит о том, что этот ханыга призвал толпу расправиться с лирическим героем за то, что он не показывает «фигу в кармане»[8]: «Чиста, отмыта, как из рая, / Ко мне толпа валила злая, / На всех парах, на всех парах. <…> И, веники в руках сжимая, / Вздымали грозно, как мечи»[9]. Сохранился еще один рукописный вариант, в котором эти события описаны более подробно: «Рванулся к выходу — он слева, — / Но ветеран НКВД / (Эх, был бы рядом друг мой Сева!) / Встал за спиной моей. От гнева / Дрожали капли в бороде» (С4Т-3-67; здесь это стихотворение датировано 1972 годом).

Зачем Высоцкому понадобилось упоминать ветерана НКВД? Затем, что его особенно разозлило сообщение ханыги о наличии у лирического героя «фиги в кармане». Соответственно, можно предположить, что ветеран НКВД является собирательным образом советских чекистов, которые решили, наконец, окончательно расправиться с лирическим героем. Обратим внимание на то, что ветеран НКВД встал у него за спиной — здесь перед нами вновь возникает мотив «власть атакует со спины», о котором говорилось выше. Более того, в стихотворении «Прошу прощения заранее…» прямо говорится о том, что власть объединилась с толпой против лирического героя: «Но, обнаженностью едины, / Вельможи и простолюдины — / Все заодно, все заодно!» (С4Т-3-67).

Встречается мотив «фиги в кармане» и в «Таможенном досмотре» (1975): «Тут у меня нашли в кармане фигу, / А в голове — с похмелья ералаш. <…> Я пальцы сжал в кармане в виде фиги — / На всякий случай — чтобы пронесло. <…> Просветят — и найдут в кармане фигу, / Крест на ноге, безумие в мозгах!» /4; 456, 465, 466/. В этой песне таможня также является олицетворением советской власти, которая способна проникать даже в мысли рядовых граждан (в том числе — лирического героя Высоцкого, выступающего в маске ролевого): «До чего ж проворные — / Мысли мои вздорные / И под черепушкою прочли! <…> Что на душе? — / Просверлят грудь, / А голову — так вдвое: / И всё — ведь каждый что-нибудь / Да думает такое! <…> У них рентген — и не имей / В каком угодно смысле / Ни неположенных идей, / Ни контрабандных мыслей» /4; 456, 459, 464/.

Вот таким видится мне мотив «фиги в кармане» в творчестве Высоцкого.


[1] Впервые эта статья в виде отдельной главы вошла в мою книгу «Владимир Высоцкий: ключ к подтексту» (Ростов-на-Дону: Феникс, 2006. С. 346 — 347). Новая ее редакция была опубликована в альманахе: В поисках Высоцкого / Гл. ред. В. Перевозчиков. Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 2013. № 10 (сент.). С. 62 — 66.

[2] Ссылки на произведения Высоцкого даются по изданию: Собр. соч. в семи томах / Сост. С.Жильцов. Германия: Вельтон Б.Б.Е., 1994, — с указанием в наклонных скобках номера тома и страницы. В отдельных случаях используются другие источники: Собр. соч. в пяти томах / Сост. С. Жильцов. Тула: Тулица, 1993 — 1998 (сокращение: С5Т); Собр. соч. в четырех томах / Сост. Б. Чак, В. Попов. Спб.: АОЗТ «Технэкс-Россия, 1992 (сокращение: С4Т).

[3] Туманов В. Всё потерять — и вновь начать с мечты… М.: ОАО «Типография «Новости», 2004. С. 266.

[4] Уничижительный глагол «копошатся» встретится еще в одном произведении 1975 года и также применительно к представителям власти: «Трубят рога: “Скорей! Скорей!”, / И копошится свита. / Душа у ловчих без затей / Из жил воловьих свита» («Баллада о двух погибших лебедях», 1975). Отношение же Высоцкого к «ловчим» достаточно ясно выражено в целом ряде произведений — например, в «Моем Гамлете» (1972): «Я от подранка гнал коня назад / И плетью бил загонщиков и ловчих». Здесь он разделывался с ними за ту травлю, которую они устроили ему и другим людям в «Охоте на волков»: «Кричат загонщики, и лают псы до рвоты». А раз есть загонщики, то должны бы и «загнанные», т.е. жертвы загонщиков. И этот образ часто применяет к себе лирический герой Высоцкого: «Я, как раненый зверь, / Напоследок чудил» («Путешествие в прошлое», 1967), «Я уверовал в это, как загнанный зверь» («Баллада о брошенном корабле», 1970), «Загнан я, как кабаны, как гончей лось» («Ядовит и зол, ну, словно кобра, я…», 1971), «Вы, как псы кабана, / Загоняете» («Отпустите мне грехи / мои тяжкие…», 1971).

[5] Появление «серого тумана» будет сопровождать также «гиблое место» в песне «Две судьбы» (1977): «Пал туман, и оказался / в гиблом месте я», после чего лирического героя настигает Нелегкая.

[6] Цит. по видеозаписи интервью М. Шемякина для газеты «Комсомольская правда», 26.11.2009 («Две судьбы: Михаил Шемякин и Владимир Высоцкий» // http://kp.ru/daily/24401.4/576805).

[7] Целый ряд мотивов из этой строфы встречается в других произведениях Высоцкого — например, мотив нападения со спины и, в частности, удар ножом, который в метафорическом значении поэт проецировал на самого себя: «Не прыгайте с финкой на спину мою / из ветвей» («Черные бушлаты», 1972), «И сзади так удобно нанести / Обиду или рану ножевую» («Песня про первые ряды», 1970), «Как бы так угадать, чтоб не сам — чтобы в спину ножом» («Райские яблоки», 1977), «И — нож в него, но счастлив он висеть на острие, / Зарезанный за то, что был опасен» («О фатальных датах и цифрах», 1971), «Но с ножом в лопатке / Мусора его нашли» («Несостоявшаяся свадьба», 1964), «И вдруг — как нож мне в спину — забрали Катерину» («Не уводите меня из Весны!», 1962), «Хорошо, если знаешь, откуда стрела. / Хуже, если по-подлому — из-за угла» («Баллада о времени», 1975), «Схлопотал под лопатку и сразу поник» (черновик «Охоты с вертолетов» /5; 535/), «То ль судьбе он влепит точку, / То ль судьба — в лопатки клин» («Частушки к спектаклю “Живой”», 1971), «В затылок, в поясницу вбили клин» (черновик «Побега на рывок»; цит. по: Вагант. 1993. № 6-8. С. 7), «Я не люблю, когда острее клина / В затылок мне врага направлен взор» («Я не люблю», 1968; черновик /2; 442/), «Гляди в оба, братень, — / Со спины заходят» («Про двух громилов — братьев Прова и Николая», 1970), «Ко мне заходят со спины / И делают укол» («Ошибка вышла», 1976), «Вот сзади заходит ко мне мессершмит» («Песня самолета-истребителя», 1968), «Мне в хвост вышел “мессер”» («Песня летчика-истребителя», 1968).

[8] Баня в данном случае является олицетворением всей страны — так же как в стихотворении «В одной державе с населеньем…» (1977), где вновь упоминаются ханыги: «Как утро — вся держава в бане, — / Отпарка шла без выходных. / Любил наш царь всю пьянь на пьяни, / Всех наших доблестных ханыг».

[9] Похожая ситуация уже была в «Песне о вещей Кассандре» (1967), где такой же «ханыга» натравил толпу на Кассандру: «Над избиваемой безумною толпою / Кто-то крикнул: “Эта ведьма виновата!” <…> Толпа нашла бы подходящую минуту, / Чтоб учинить свою привычную расправу».

Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “Яков Корман: Мотив «фиги в кармане» в произведениях В.Высоцкого

  1. Очень хорошее исследование, открывающее новые ипостаси вроде бы уже изученного вдоль и поперек поэта на основании его малоизвестных стихов.

Обсуждение закрыто.