Марк Штейнберг: Как я добывал мацу (пасхальная трагикомедия)

Loading

Осмотревшись немного после прибытия в Америку, я таки отправился в синагогу. Но, подойдя к ее высокому крыльцу, вдруг вспомнил слова генерала и стал внимательно слева направо и сверху вниз — как учили! — осматривать окна ближних домов.

Как я добывал мацу

(пасхальная трагикомедия)

Марк Штейнберг

Впервые соприкоснуться с весенним праздником еврейского народа довелось мне в 70-х годах прошлого века. К тому времени я раздобыл Библию на русском языке, напечатанную в Германии на тончайшей, но непрозрачной бумаге, прочел там главу, относящуюся к Исходу из Египта и в общем разобрался немного с этим важнейшим моментом древней истории моего народа.

Но, как понимаете, знание это вовсе не означало, что рискну принять участие в ритуальных обрядах. Тем более, что в те поры служил я в штабе Туркестанского военного округа, возглавлял спецслужбу и вполне отдавал себе отчет о системе наблюдения за лицами, имеющими допуск к объектам и документам высокой степени секретности, к которым и принадлежал.

Но весной 1977 года у меня гостила мать и как-то сказала, что приближается Пейсах и, хотя она не собирается устраивать Сейдер, но хотела бы, по крайней мере, в дни праздника есть мацу. И не может ли ее старший сын эту мацу достать. О маце в те поры я имел лишь библейское представление — странствия по армейским гарнизонам нашей великой страны как-то не способствовали знакомству с такого рода продуктом.

Но, деваться некуда, пришлось, как говаривали раньше в Красной Армии, «проявить находчивость». Выяснилось, что в огромном Ташкенте мацу испекают в одном лишь месте — в синагоге, которая имеется в единственном числе на многотысячное еврейское население узбекской столицы. И находится она на тихой улочке, застроенной одноэтажными домишками.

«Тем лучше» — подумал я и в субботу, переодевшись в цивильное, одолжив у соседа шляпу и надев черные очки, поехал добывать мацу. Машину оставил за несколько кварталов от синагоги. А её нашел я с трудом, потому как сей иудейский храм размещался в крохотном домишке, который ничем внешне не отличался от соседних. Во дворе змеилась очередь к небольшому оконцу в глинобитном сарае, где и выпекалась маца ее выдавали упакованной в бумажный мешок по три килограмма в одни руки.

Я отстоял очередь и вышел, прижимая к груди заветный еще теплый мешок. В машине я, первый раз в жизни, съел листочек мацы. Мама очень обрадовалась и немедля мацу припрятала от домашних, от внучек — главным образом.

Самое интересное, однако, произошло на следующий день, когда я прибыл на службу. И немедля был призван пред гневные очи своего начальника генерал-майора Александра Королева. Его физиономия, и в лучшие времена бледностью не отличавшаяся, была багровой. Изъяснялся со мной он на «Вы» и по званию, что свидетельствовало о высочайшей степени разъяренности его Превосходительства.

Генерал поинтересовался какого черта меня понесло в синагогу и с каких это пор я стал правоверным иудеем? Ну, а затем — высказал все, что он думает по поводу такого поведения, употребляя в основном многоэтажные выражения. С трудом пробившись через матерщину, я спросил, откуда это ему известно. Оказалось, что напротив синагоги помещается пост наружки КГБ с видеокамерой. Неужели же я такой болван, что считаю их несведущими в моей внешности? Тут загудел аппарат внутренней связи и голос адьютанта сообщил, что меня вызывают «на ковер» к начальнику штаба округа.

Генерал-лейтенант Петр Будаковский был намного вежливей Александра Королева, но зато гораздо ехидней. Он осведомился, не собираюсь ли я стать раввином и почему не отпускаю пейсы. Потому как с пейсами меня бы «соседи» ( так в штабе называли особистов) не узнали. И показал мне целую пачку фотографий, на которых я был запечатлен в анфас, профиль и даже со спины.

– И, вообще, с чего это вдруг Вы отправились в синагогу? — заинтересовался генерал-лейтенант. — А что у вас в мешке в этом?

Генерал с саркастической ухмылкой выслушал мой доклад о религиозной маме, сейдере и маце, и стал вдруг расспрашивать какие ингредиенты входят в ее состав. Видимо, уверившись, что в маце нет пресловутой «крови христианских младенцев», Будаковский сказал:

— Допустим, что Вы меня убедили. Но как это такой опытный офицер минно-подрывной службы мог не замаскироваться должным образом в предвидении встречи с противником? Ведь это же ваш закон: в жизни любого минера есть место подвигу, но лучше держаться от этого места подальше. А тем более — от синагоги, не правда ли? Ха-ха-ха! — И добавил свою излюбленную фразу. — Я выражаю твердую уверенность, товарищ полковник, что этот поход в синагогу будет последним в Вашей жизни.

Он ошибся, генерал-лейтенант Петр Будаковский, которого в войсках фамильярно называли «Петухом». Осмотревшись немного после прибытия в Америку, я таки отправился в синагогу. Но, подойдя к ее высокому крыльцу, вдруг вспомнил слова генерала и стал внимательно слева направо и сверху вниз — как учили! — осматривать окна ближних домов.

Print Friendly, PDF & Email

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.