Лас Вегас возник и начал развиваться в начале 30-х под воздействием двух факторов: строительства Гуверовской плотины и окончания действия сухого закона в США.
Попурри на мелодии Лас-Вегаса
Александр Левинтов
Окончание. Начало здесь
Вечер брошенных собак
В пивную «Якорь и корона» к семи набилось человек до восьми, что для этого заведения было запредельно: три места у стойки и два столика на двоих каждый. Четыре телевизора крутили спортивные программы — и все разные. Куда не повернешься, непременно воткнешься в экран и хоть на пару минут, но застрянешь то перед хоккейной дракой, то перед футбольной свалкой, то в каком-нибудь нокауте, то просто с бейсбольной битой наотмашь. Деваться от этих экранов некуда, только в кружку, на дне которой с внешней стороны черной нитроэмалью по белому фаянсу выведен твой номер, дата приобретения и твое имя — кружки эти висят на крючках над стойкой так, что эти донышки видны только хозяину, старому британскому еврею Сэму, владельцу, бар-тендеру и прислуге всего заведения, представляющего собой более или менее дизайнированный пристенок к пивоварне, принадлежащей все тому же Сэму, как и еще парочка забегаловок в соседних городках: в одной орудует жена Сэма Фанни, в другой — его зять, оставшийся от дочки, безнадежно сбежавшей после года замужества в несуществующую по-настоящему Австралию, потому что так далеко быть от наших мест просто немыслимо и невозможно, да и что делать в такой дали?
Длинными зимними вечерами (а летние вечера еще длинней) за стеклянной перегородкой видны были все шесть цилиндров пивоварни, беззвучно подававших в зал шесть сортов пива, два из которых пить просто нельзя, но именно поэтому, они пользовались наибольшим спросом, два были так себе и их никто никогда не заказывал, а два — «пендрагон» и «стайлхэд» были просто великолепны и выкушивались лишь двумя-тремя чудаками, включая самого Сэма.
Привычный и ровный шум разговоров ни о чем был фоном для грохота кубышки о стойку: Билл, старикашка Боб и Майкл, как всегда, играли в кости, как всегда, по пятерке, как всегда самым яростным образом матерясь и ругаясь. На сей раз было, за что: старикашка Боб буквально очищал своих заклятых друзей-приятелей. Проигрыш Билла давно улетел за пару сотен, Майкл стойко держался почти весь вечер около минус полтинника, но теперь стремительно догонял Билла.
Старикашка Боб, бывший дальнобойщик, весь истратившийся на примотельных девочек, запихивал свои нетрудовые в провисший от денег карман комбинезона, и подзуживал приятелей: ребята, так долго фишка идти не может, наваливайтесь на меня. Но кубики упорно выскакивали для него из кубышки аппетитными комбинациями, у неудачников же даже к третьему броску еле набиралась какая-нибудь паршивая тройка или пара чахлых двоек, перебить которые — хоть соплей.
После каждого проигрыша Билл срывал с себя бейсболку, хлопал ею по стойке и грозил старикашке Бобу, его матери, а также Богу со всеми его матерьми самыми отвратительными извращениями в особо грязных формах. Майкл, напротив, только сопел и делал вид, что вот сейчас соберется и вмиг отыграется: на самом деле перед ним стоял тихий и долгий ужас семейной сцены, которую он оттягивал все большим проигрышем, усугубляя предстоящую казнь через шипение.
В углу сидела ирландская парочка, не по-ирландски чистенькая, чопорная и тихая. Они сосали свою темную муть цвета бочкового кофе, единственные, кто может такое пить на ночь глядя и вообще. Их присутствие или отсутствие отражалось лишь на химическом составе воздуха, тем более, что они так до конца и не произнесли ни одного членораздельного звука.
Между стойкой и дверью, ведущей в преисподние и заветные кулисы забегаловки Сэма, где, кстати, находился и весьма аккуратный туалетик, куда Сэм старался не пускать своих закадычных, тем более случайных клиентов — народ малокультурный и норовящий промахнуться струей, за столиком на двоих сидело трое, спасительно загораживая проход в недра.
Обычно они приходили вдвоем: Молли и ее дружок Грэхем. Они вместе работали на автомоле в крупном центре по продаже и ремонту корейских машин (одна продажа означает как минимум три года интенсивной занятости всем ремонтникам, пока покупатель не сообразит, что дешевле расстаться с корейской машиной, чем привозить-отвозить ее ради изнурительно мелких ремонтов и неполадок). Молли и Грэхем и на работе не расставались и после работы и после того, как просидят весь вечер в пивной. Они говорили друг другу «гуд бай» только поздним вечером, перед тем как рухнуть в предциррозную бессонницу. Оба они были лотоманами и отдавали расчетам, прикидкам и ставкам все время, всю жизнь и все свои доходы.
Для Молли концом света был Мерсед, куда ее возили, царствие им небесное, родители еще маленькой девочкой. Это сорокамильное в один конец путешествие — единственный опыт Молли по освоению пустыни мира. Грэхем пару разу бывал в Сан-Франциско, что позволяло думать Молли о рисковом, ветреном характере своего дружка и на этом основании отказать ему лет двадцать тому назад.
Третьим на сей раз был Ларри, тот самый Ларри, которого в прошлом году выгнали из полиции за езду в пьяном виде. Ларри пересел на велосипед и теперь быстро и радостно опускался на самое дно социальной жизни, предвкушая жизнь хомлесовца, беззаботную и необязательную во всех отношениях. Сейчас он просаживал на пиве и лотереях остатки своих сбережений.
Все трое шушукались над билетами калифорнийской лотереи: в предстоящем тираже зависло 113 миллионов долларов для выигрыша по всем номерам. Такого куша давно уже не было, и все трое чувствовали, что счастье должно пасть именно на них, если они сейчас правильно зачеркнут нужные номера. Шло обсуждение самых высокочастотных и низкочастотных номеров, поскольку в крупных комбинациях участвуют только они. Молли настаивала на «17», поскольку именно в этом возрасте в первый и последний раз подзалетела с придурком из Аризоны, водителем-дальнобойщиком. Грэхему больше импонировали «22» своей симетричностью и тем, что это число не выпадало уже девятнадцать тиражей. Ларри было все равно, но сегодня ему хотелось казаться галантным с дамами.
По воздуху, снизу вверх потекла небольшая плоская лужица чернил, прямо над ирландской парочкой, торопливая рука собрала ее в тряпку, и лужа исчезла, никем не замеченная.
По росной от утреннего зябкого тумана после заутрени тянулась нестройная вреница монахов: кто в келью, кто готовить инструмент к покосу, кто на кухню, к привычным заботам монастырской жизни, из которой лишь пять часов отрывалось на сон, а все остальное время — в трудах и бдениях.
Эта вереница из мутных окон скриптория казалась лишь судорогой пространства, сарым поползновением марева. Утренний сумерек привык искажать масштабы и очертания предметов до фантастической неузнаваемости. В этих искажениях всегда чудилось присутствие какого-то постороннего этому мира.
В скриптории был только Энгельгардт. Он переписывал комментарии сорбонского ректора доктора Оккама ко второму посланию апостола Павла к Тимофею. Энгельгардт переписывал уже восьмой раз этот знаменитый комментарий: всего канцелярия люнебургского кардинала заказала их монастырю десять экземпляров для рассылки этого выдающегося произведения теологической мысли по аббатствам и монастырям.
Предыдущий комментарий великого мужа — к Первому Посланию Коринфянам уже давно разошелся по духовным очагам и стал необходимейшей пищей для страждущих душ и умов.
Подчиняясь тяготению совершенно к другому, Энгельгардт располагался поперек пивной и немного выше остальных участников сцены: потолок пивной находился справа от него, а стойка и оба столика — слева. И все это — слегка наискосок, поскольку в жизни прямые углы и пересечения под ними вообще невозможны и очень утомительны.
Перед написанием имени Божия Энгельгардт, как и положено, окунал кончики пальцев в небольшое, заполненное святой водой углубление в столе, чтобы имя это писалось только чистыми руками. Он также осенял себя крестным знамением после этой процедуры, после чего макал перо в чернильницу, стоящую рядом, и ровным, безупречным почерком выводил каждую литеру на смуглом пергаменте.
Иногда он забывался: сегодня ему грезились величественные горизонты подступающего тысячелетия, второго тысячелетия от Рождества Христова. Энгельгардт плохо представлял себе собственный предстоящий жизненный путь, да и не очень заботился им, понимая, что не его это дело, но вполне отчетливо прозревал контуры предстоящих явлений и событий, грозных и воинственных. Поглощенный этими видениями, он почти напрочь упустил из виду окружающую его действительность.
В этой рассеянности он нечаянно качнул чернильницу и из нее пролилась небольшая лужица чернил. Энгельгардт быстро собрал лужицу специально подготовленной на такой случай ветошью, и продолжил свою работу.
Он собрал все пролитые чернила, за исключением малюсенькой капельки, незаметно малой и отскочившей от общего пятна не более чем на дюйм.
Материальный мир сквозь такую малость никак не может проникнуть в духовную сферу, да ему туда вообще некуда и нечем попадать, просто в силу своей неуклюжей материальности. Но духовная субстанция, будучи универсальной и вездесущей, нашла-таки эту тончайшую лазейку.
В пивнушке, уже почти покидаемой разомлевшей публикой, раздался писк, ровный и непонятный, затем треск, очень похожий на то, как рвется от сильного рывка шелковая ткань. В воздухе возникла явная прореха, очень удивившая всех: как будто воздух порвался о какой-то гвоздь. Внутри прорехи было совершенно темно, но она почему-то сильно всех испугала. Ничего страшного — но все панически рванулись к дверям, выскочили и…
На сей раз треск был гораздо громче и страшней: то была черная молния, разорвавшая не какой-то там кусок воздуха, а весь их поселок, разметав и людей и дома и дороги и окрестности в рваные клочья.
Из огромной дыры рванул черный свет, ослепительный и резкий. Он озарил разорванные на части горы окрестного хребта и разодрали берег залива так, что края разрыва сразу обуглились, свились кудрявыми лохмотьями и отделились друг от друга на тлеющие лоскуты.
С каждым разрядом катастрофа увеливала свой масштаб на порядок, теперь в прореху превратился целый континент. Вся планета со своими окрестностями и окраинами мелко задрожала, и по ней побежали мелкие искорки веселых и зловещих злых огоньков, предвестников общего краха.
— Так, и этот эфемер пропал.
— Материя слабая. Никак не удается создать более или менее устойчивые формы ее существования. По сравнению с духовностью — просто гниль какая-то.
— Да не в этом дело. Сколько раз уж я вам говорил: запирайте и никого не впускайте в скриптори, а паче не заставляйте разных дураков опрокидывать чернильницы в вечер брошеных собак.
Jackpot—eater
Впервые это случилось со мной на Западном берегу озера Тахо, в городке, разделенном на мотельную калифорнийскую и отельную невадскую части, при этом в каждом отеле — казино.
Я никогда до этого не играл в однорукого бандита, но хорошо знал, что они выколачивают из людей все до копейки.
Сто долларов никогда не бывают лишними, но все-таки сто долларов — не деньги, и я решил — хотя бы раз в жизни! — просадить их безрукому бандиту.
Большинство слот-машин было свободно: среда, день, американцы привыкли в такое время работать, а не шастать по своим окрестностям в поисках приключений. Я сел в углу, где торчал всего один автомат, сунул в щель свою сотенную бумажку, с трудом разобрался с правилами и решил играть по маленькой, чтоб растянуть свой проигрыш на подольше.
Через пять минут автомат заверещал, наверху загорелась тревожная лампочка. Я слегка струхнул, решив, что сделал что-то неверно и не так. Подошла служительница азарта:
— поздравляю: у вас jackpot. В автомате таких денег нет, сейчас вам привезут ваши деньги. Она позвонила куда-то по мобильнику, приехал Гаврила с тачкой и вывалил мне кучу денег.
Ошалевший, я вышел из казино, добрался до своего мотеля (пять минут ходу) и собрал свои вещи: мне как-то страшно стало оставаться с такими деньгами, о которых, как мне казалось знают и догадываются все, включая местных бандитов. И на озере мне больше не хотелось оставаться. Я сел в свою старенькую «камри», спустился на 395-ю дорогу и покатил на север.
Так я оказался в «самом большом маленьком городе мира», в Рино.
Местные старомодные отели, так и кажется, таращатся со всех стен клопами, но, странно, клопов в номере не оказалось, ночью никто не кусался, и я прилично выспался.
В городе смотреть положительно нечего, поневоле пришлось идти в местное казино, мимо которого, прямо по городской улице, время от времени проносятся тяжеленные составы с двухэтажными контейнерами на платформах, то в Нью-Йорк, то в Сан-Франциско.
Я вытащил стодолларовую бумажку, заказал «блади Мэри», мой любимый коктейль, который мы делали в Москве из простого томатного сока с водкой, называя «кровавой Мэри», а, оказывается, это довольно сложная и обалденная комбинация.
Когда девица притащила мне полновесный стакан восхитительно жгучего пойла, у моего автомата загорелась наверху лампочка, но на сей раз я уже ни в какую панику не впадал: появился менеджер, зафиксировал jackpot, шумно поздравил, собралась целая шайка поздравляющих, мне выкатили несколько пачек долларов, откуда-то появились девицы и шампанское, фотографы и еще какие-то типы: я побил местный рекорд. «Блади Мэри» так и осталась невыпитой.
Я думал пожить здесь пару дней, но с такими деньгами лучше здесь не отсвечивать: я выскочил на 80-ый хайвэй и покатил в Солт-Лейк-Сити. Вообще-то я намеревался попутешествовать не спеша до Нью-Йорка, останавливаясь по дороге в интересных местах. Здесь меня интересовал Мормонский Центр.
Два дня пролетели почти незаметно. Мормоны оказались очень добрыми и тупыми, но людей с наличными здесь явно уважали.
Вместо того, чтобы пилить дальше по 80-ой на восток, я слегка промахнулся на развилке и оказался на 15-ой-юг.
— значит, судьба такая, — подумал я и очень скоро, неожиданно быстро, оказался в Лас Вегасе.
Тогда только открыли «Беладжио». Шел воскресный вечер — мне предоставили шикарный номер на самом верху, с видом на весь город, пустыню и окрестные горы, и всего за полцены. Где-то далеко внизу бил знаменитый цветомузыкальный фонтан.
Я твердо решил не играть хотя бы неделю: ходил по музеям, восхищался импрессионистами, был очарован винной коллекцией в «Мандалай Бее», в MGM шел турнир по рестлингу, но я такое не ем, посмотрел представление цирка Солейл.
Больше делать было решительно нечего, и я в пятницу, сразу после ланча, пока не понаехали из Калифорнии алчные до разорений гемблеры, сел поиграть на новеньких автоматах. Мне очень понравился автомат с сокровищами Нефертити. На сей раз jackpot пришел очень быстро, но я уже успел выпить свою «Блади Мэри» и даже заказал следующую.
Лас Вегас — место солидное. Мне выписали чек. Это гораздо безопасней, но из «Беладжио» я все-таки съехал и переселился в соседний «Нью-Йорк-Нью-Йорк».
Через три дня пришлось уехать и оттуда.
Я перебрал почти все отели-небоскребы на Стрипе, от «Мандалая» до «Стратосферы». На это потребовалось полтора месяца. Потом я исколесил игорные городки Южной Невады, сел на самолет и улетел в Европу.
В самолете я долго пытался понять, как и почему мне неизменно приходит jackpot. Однако ничего рационального в голову так и не пришло. По-видимому, тут произошел какой-то вселенский математический сбой. А не играть я уже не мог: не из-за алчности или жадности, а по своей природной азартности.
После каждого европейского казино и выигрыша в нем я инстинктивно перебирался в другую страну или город: выигрыша хватало на бизнес-класс в самолетах, две недели в самых шикарных отелях, VIP-сервис, театральные ложи и прочие прибамбасы, а через две недели я шел в казино и через полчаса выходил оттуда под завистливые аплодисменты. Менее, чем за год я исколесил всю Европу. Впереди лежала Россия, бывшая когда-то моей родиной. Только в Москве, я узнал, работает около сотни дорогих и солидных казино, а в мелких мне делать нечего.
Я остановился в «Кемпински-Балчуге». Кажется, это — ближайшая к Кремлю гостиница, ближе только «Метрополь» и «Арарат-Хайятт», традиционно забитые кагебешниками, или мне так показалось.
Две недели в новой Москве пролетели как сказка. Ужины в «Турандот» оказались также прекрасны, как московские девочки и театры.
Первым я выбрал казино «Подкова», на счастье.
Здесь минимальная ставка на слот-машине равна ста долларам, поэтому я снял со счета для игры с запасом десять тысяч. Автоматов оказалось немного. Попивая свою «Блади Мэри», я присматривался к ним и вскоре обнаружил: многие из них перенастроены так, чтобы jackpot здесь не выпадал никогда, по принципу. Шутки и облегчения ради я сел за один из таких бандитов.
На исходе была уже девятая тысяча, когда jackpot все-таки загорелся. Ко мне бросилось сразу несколько секьюрити. Ни денег, ни чека, однако не было. Мне предложили пройти в кабинет главного менеджера:
— разумная предосторожность в этом криминальном городе, — подумал я и сильно ошибся.
Я не знаю, сколько прошло времени: день, неделя, месяц или долгие годы.
Меня избивали, пытали так, как ни в одном триллере мира, заставляли вновь и вновь играть на автоматах, расставленных во внутренних помещениях казино, ширяли какими-то лекарствами. От меня требовали рассказать, как я это делаю.
Потом меня поместили в какую-то блатную больничку, где тщательный уход и новейшие технологии оздоровления поставили меня на ноги.
Теперь я работаю на своего Хозяина.
Меня возят под охраной трех головорезов по казино конкурентов или по провинциальным казино. Сразу после jackpot и получения денег мы покидаем разоренное казино. Если конкурент не соглашается перейти в пул Хозяина, меня привозят вновь, уже с двадцатью «охранниками».
Мне очень скверно. Меня плохо кормят и держат в каком-то вонючем сарае. Меня тошнит от казино, слот-машин, а пуще всего — от jackpot. Я хочу умереть и мне очень хочется, хотя бы еще раз, попробовать настоящую «Bloody Mari».
Случай на HW-15
— Моника Бёрдслей!
На сцену небольшого зала, расположенного на самой верхотуре отеля-казино «Белладжио» в Лас-Вегасе, вышла хрупкая, совсем невысокая девушка начала двадцати, симпатичная, но не более того.
Среди директоров развлекательных программ всех крупнейших отелей-казино Сумасшедшего Города шёл недельный отборочный конкурс иллюзионистов, манипуляторов и престидижитаторов. Из ста пятидесяти претендентов, прошедших жесткий предварительный отбор, надо было выбрать тридцать лучших для работы в главных кабаре Лас-Вегаса.
Уже прошли впечатляющие своей технической изощрённостью номера, во многом превосходящие лучшие номера Коперфильда, были и сложнейшие метаморфозы, и карточные ловкачи, и манипуляторы сознанием, и читатели мыслей и желаний. Публика, она же жюри, честно устала — ведь впереди еще предстояли жаркие дебаты по каждой кандидатуре и распределение победителей по рабочим местам. Моника была последней в последнем дне, и удивить кого-нибудь у нее не было ни малейшего шанса. Только вежливость и дисциплина удерживала директоров в вальяжных креслах.
Моника работала с ассистентом. Тонкий, худой, артистичный — одного взгляда на него было достаточно для диагностики: карточный шулер.
К карточному столику с пятью стульями Моника пригласила из зала волонтёров. Ассистент вскрыл новенькую фабричную колоду, тщательно, мастерски перемесил ее и роздал играющим. На экранах позади сцены спроектировались пять розданных карт: тройка треф, пиковый валет, восьмерка треф, червовый туз и семерка бубей. Дилеру досталась шестая карта — бубновая дама. После этого дилер разметал всем еще по одной карте, всем в тёмную, себе в светлую. Все, по привычке, осторожно, никому не показывая, даже камерам, посмотрели прикупленные карты. На всех пяти табло и у дилера выпали совершенно одинаковые бубновый валет и пиковый туз. Игроки в недоумении показали, что у них действительно эта победная комбинация — из одной колоды!
Раздался жидкий аплодисмент.
Вынесли новую запечатанную колоду, поменяли игроков. Теперь и они и весь зал убедились, что в колоде все карты. Как и положено. Рассортированы по мастям бубна-пика-черва-трефа и по достоинствам сверху вниз, от туза до двойки. Опять перетасовали колоду. Сначала ассистент, потом все игроки, потом предложили любому в зале. Раздали по первой. На пяти экранах выпали: четверка пик, восьмерка треф, пиковый король, десятка червей и тройка бубей, у дилера — девятка пик. Дилер разметал еще по одной карте.
У всех шестерых и на экранах появились бубновый валет и пиковый туз.
Даже ни одного хлопка.
Моника попросила директора «Белладжио», чтобы принесли фирменную новую колоду, можно несколько. Через пару минут дюжий секьюрити внес в зал поднос с запечатанной обоймой из дюжины колод. Директор «Белладжио» самолично вскрыл обойму, достал из середины колоду, распечатал ее и проверил порядок укладки карт, но, по просьбе Моники, колоду не смешивал.
Теперь каждый подходил к столику, вытягивал одну карту в произвольном месте, тщательно осматривал и ощупывал карту, после чего прятал ее в боковой карман и возвращался на свое место.
Когда все тридцать человек выбрали по карте и уселись в свои кресла, Моника попросила:
— Уважаемые господа, проверьте, цела ли ваша двойка пик.
У всех в боковом кармане оказалась именно она. Больше полколоды новеньких карт — одна сплошная двойка пик! Все три колоды тут же были отправлены на тщательный приборный анализ.
А Моника пригласила к столику двух добровольцев.
Ясно, что тут подсадные невозможны.
Сдающий вскрыл очередную колоду, многократно и разными способами перемешал ее. Визави называет карту, сдающий сверху выдает ее и бросает рубашкой вниз — это именно названная карта. И так — пять раз кряду. Потом игроки меняются ролями, и новый сдающий повторяет всю процедуру. И опять пять раз подряд сверху оказываются пять карт, называемых партнером.
Всё то же самое происходит еще с двумя парами добровольных игроков.
В зале воцаряется напряженное, наэлектризованное молчание. Тут уже не до кабаре. Тут — либо горы золотые, либо — ямы долговые. Приходит информация о результатах анализа. Ни рентген, ни спектральный, ни углеродный, ни радиоизотопный анализы не дали никаких компроментирующих следов подмены, передергивания, двойного покрытия — все карты аутентичны.
Моника не прикоснулась ни к одной из них — и это более всего настораживало и интриговало. С такими возможностями можно… голова кругом идет об открывающихся возможностях и рисках.
— И много у вас таких фокусов, Моника Бёрдслей?
— Неограниченно. Мне двадцать один год, и на изобретение каждого нового я трачу не более пяти-десяти минут.
— А сколько сейчас, на сегодня?
— Я думаю, тысячи полторы, придуманных и апробированных.
— Только с картами?
— Рулетка и слот-машины также, но это менее зрелищно, потому что громоздко. А карты — вот они!
На этом смотр-конкурс закончился, в смятении и конфузе.
Жюри отправилось в банкетный зал набираться сил перед многочасовыми прениями о победителях и их распределении.
Моника со своим ассистентом покинула «Белладжио», и на Стрипе они расстались — навсегда, потому что были знакомы всего несколько часов. Ассистент получил свой обговоренный заранее и весьма скромный гонорар, а Моника отправилась в мотель «Шестерку», благо до нее пешком всего-то минут двадцать.
Очень хотелось есть.
Она заказала personal пиццу vegetarian и банку спрайта. Через сорок минут пицца-мэн привез холодную пиццу и теплый спрайт. Противно, но есть-то надо. Хорошо еще, что в мотеле работает айс-машина: хотя бы спрайт приобрел нужную кондицию.
Она еще не доела последний кусок, когда зазвонил телефон.
— Моника? Как дела? Вас беспокоят из «Венецианца». Можете быть у нас в офисе завтра утром? Машина будет у ресепшн «Шестерки» в восемь утра.
Последний, четырнадцатый звонок, из «Эскалибура», раздался, когда Моника уже легла спать. Несколько звонков она пропустила в душе. Расписание визитов на ближайшую неделю составилось само собой.
Везде, в разных вариациях и разными словами ей предлагались: пакет акций (от одного до двадцати процентов, простых, но чаще — привилегированных), годовой оклад от трехсот тысяч до двух миллионов долларов, непонятная должность по бессрочному контракту и даже кресло в дирекции казино.
— Но я — артист и хотела бы работать артистом.
В конце недели ее пригласили на небольшую party в очень узком кругу на частной вилле за городом.
Здесь собрались совсем другие люди, действительно, всего семь человек, владельцы более пятидесяти казино, практически весь Лас-Вегас за исключением полоумных и ничего не значащих аутсайдеров.
Ей был предложен ошеломляющий выбор: работа на эту команду за любые, пусть даже самые безумные деньги либо открытие ею своего фирменного секрета за вдвое более безумную сумму.
— Но я — артист и хотела бы работать артистом.
На следующий день на Пятнашке, фривэе, соединяющем Лас-Вегас с Лос-Анджелесом, на границе Калифорнии и Невады, потрепанная «хонда-сивик» попала в аварию. Хайвэй-патрол установил, что водитель, Моника Бёрдслей, driver license B7287816, трагически не справилась с управлением, странно, что на совершенно прямом участке дороги и при отличной, как всегда, видимости.
За полчаса до осмотра полицейскими аварии лейтенант службы контактов XXYYZZ докладывала командиру экипажа летающей тарелки, постоянно висящей над пустыней Мохаве и иногда мешающей стартам ракет с местного космодрома военно-морских сил США:
— Установить контакт с высшим руководством базы Лас-Вегас не удалось из-за необратимых мутаций разума в этом районе планеты.
Лас Вегас
Необходимые понятия
Эти рабочие понятия, изложенные конспективно, необходимы для дальнейших размышлений и их понимания.
Азарт
Фашизм — не в политическом значении этого слова, а на более общем уровне обсуждения, есть способ решения сложных задач и проблем легкими и простыми средствами. Азарт представляет собой персональный фашизм: попытку достижения высоких результатов и выигрышей без усилий или минимальными, символическими усилиями, например, деланием ставки при игре в рулетку или нажатием клавиши на слот-машине. Герой «Игрока» Достоевского пытается за счет ставок в рулетке выиграть богатство и любовь.
Причина азарта в людях — как правило, моральное или карьерное банкротство, у молодежи — боязнь такого банкротства. Наиболее распространен азарт у людей после сорока, когда становится очевидным, что юношеские мечты и ожидания высоких жизненных достижений сменяются трезвой оценкой своей заурядности.
Среди бизнесменов азарт также весьма распространен. Азарт для деловых людей — своеобразная релаксация после бизнеса.
Важно подчеркнуть, что азарт — персонален. Именно поэтому азарт наиболее распространен там, где личность подавляется и терроризируется: в молодежных группировках, в армии, тюрьмах, странах тоталитарного режима и деспотиях (СССР-Россия, Китай, США). Азарт был бы присущ и церкви, но там он, как морально осуждаемый, заменен рвением, прежде всего молитвенным рвением — выпрашиванием благодати не по деяниям, а за счет бдения и послушания.
Риск
Риск есть действие в условиях незнания будущего.
Простейший тест показывает: примерно 20% людей угадывают чет-нечет или красная-черная с точностью более 2/3 попыток, 40% угадывают от 2/3 до 2/5 и еще 40% — менее 2/5. Больше всех рискуют лузеры, менее всех — виннеры.
Это не более, чем предположение, основанное скорее на религиозных чувствах, чем на научных знаниях, но очевидность знания будущего возрастает по мере близости к царству мертвых. Речь идет не о возрастной близости, а о сопричастности этому миру. Каждый, но в разной мере, ощущает себя не умершим, а именно мертвым и несет это ощущение всю жизнь. И, чем сильней мы ощущаем эту причастность, тем сильней в нас власть знания будущего
Если говорить об игровом риске, то здесь вся гамма знания будущего сводится к простому знанию случая и своей встречи с ним.
Случай
Случай — микроскопический антоним судьбы. В «Записках из Мертвого Дома» Достоевский рассматривает феномен случая на примерах, когда осужденные и уже получившие свой срок, шли на обмен с еще не осужденными, но совершившими гораздо более тяжкое преступление.
У фаталиста (а почти все азартные игроки — фаталисты) покорность неизбежной судьбе, року выливается в поиски случая: человек отказывается от самостоятельной борьбы со своей судьбой в пользу мнимых сил, порождающих случай.
Случай — это всегда отклонение от статистически или социально заданной закономерности.
Случай — это статистически достоверная невероятность, и именно на этом парадоксе спекулируют владельцы лотерей и казино, раздувая истории баснословных выигрышей. Любопытно, что социологические исследования, проведенные среди счастливчиков спустя несколько лет после выигрыша, показали: ничего существенного и переломного в их судьбе за счет свалившегося богатства не произошло.
Игра
Большинство игр на приращение — имитация той или иной деятельности, чаще всего, профессиональной (шахматы — имитация военного искусства). Этот тип игр почти лишен азарта либо азарт примешивается в них искусственно (введением премий, рейтинга и т.п. средствами).
В отличие от игр на приращение, игры с нулевой суммой (слот-машины, рулетка, все примитивные карточные игры) есть имитации жизни и строятся на эксплуатации азарта как порока и риска как невежества. Об этом пишет Ю. Лотман («Карточная игра» в книге «Беседы о русской культуре», СПб, Искусство, 1994, 136-163»), отделяющий умные, но скучные вист, бостон, ломбер от азартных, но глупых фараона, штосса и банка.
Азартные игры, игры с нулевой суммой — порочные эрзац-жизни, переполненные бесполезными и ненужными эмоциями, рисками и жалкими трагикомедиями, вытесняющими трагедии и комедии подлинной жизни.
Азартные игры эксплуатируют невежество игроков, имеющих минимальную информацию, например, о следующей карте, которая выпадет из колоды, или о цифре, на которую упадет шарик рулетки. Интеллектуальные игры подразумевают максимальное знание о раскладе карт.
Индустрия
В современном русском языке индустрия является почти полным синонимом промышленности.
По конфессиональным причинам у нас отсутствует изначальный смысл «индустрии» как «аскезы трудолюбия»; в 17 веке в результате раскола православной церкви аскеза трудолюбия сохранилась только у гонимых и притесняемых староверов, а никонианское православие сконцентрировало внимание верующих на обрядовой и ритуальной сторонах религии, трудолюбие перестало быть высшей ценностью и доблестью, героями постепенно стали Иванушки-дурачки и Емели, которым удача валится с неба без особых заслуг либо усилий с их стороны (в отличие от гугенотки Синдереллы-Золушки и лютеранок Эльзы и Герды). Характерно, что миф о неиндустриальной удаче вспыхнул с новой силой в настоящее время, свидетельством чему являются бесконечные анекдоты о Новом Русском и Золотой Рыбке.
Индустрия азарта, характерная для Лас Вегаса, где каждый, участвующий в этом бизнесе, будь то обслуживающий или обслуживаемый, напряженно совершенствует свои средства, совершенно невозможна у нас, где нездоровый и порочный азарт отчаявшихся в жизни людей беспощадно эксплуатируется с помощью обмана, перенастроенных против игроков слот-машин и борьбы со «счетчиками», индустриально настроенными игроками, старающимися рассчитать свои ходы и риски.
Сравнение американской и европейской индустрии азарта
Европейский игорный бизнес зародился в 19 веке на курортах при источниках минеральных вод Карлсбада, Мариенбада, Висбадена, Бадена, Баден-Бадена. Курортное лечение могли себе позволить состоятельные люди преклонного возраста. Разбитые недугами, они вынуждены были вести малоподвижный образ жизни. Врачи, дабы скрасить их одиночество, придумали для своих пациентов забаву — настольные карточные игры и рулетку. Это было тем более уместно и кстати, что все эти развалины были одновременно и осколками 18-го века, века безудержного карточного азарта.
Лас Вегас демократичен, всеяден и космополитичен — здесь не гнушаются никакими кошельками, даже самыми тощими. Игровые залы заманивают блеском огней, мельканьем экранов слот-машин, а, главное, непрерывным звоном монет, хотя уже давно переведено на чеки: звон металла сохранен — ничто так не вызывает азарт, как этот звук. У самого входа расположены автоматы, настроенные на небольшие, но частые выигрыши. Расчет прозрачен: попавшийся на крючок зевака быстро насыщается этой мелочью и начинает углубляться в поисках солидного куша — в любом случае судьба его кошелька предрешена.
Этой же цели заманивания служат и шикарные машины, предназначенные для особо удачных победителей: как у эскимосов и других индейцев отсутствует инстинкт самосохранения против алкоголя, так у американца — против дорого автомобиля. Церемонии вручения счастливчикам этих машин обставлены самым шумным образом: аплодисменты, шампанское, стайка счастливых полуголых девиц обнимают, ласкают и тискают ошалевшего до тумана в голове, толпа истекает слюнями зависти и бежит к автоматам…
История и этапы формирования Лас Вегаса
Лас Вегас возник и начал развиваться в начале 30-х под воздействием двух факторов: строительства Гуверовской плотины и окончания действия сухого закона в США. ГЭС на Колорадо дала неограниченный ресурс дешевой электроэнергии, а отказ от сухого закона заставил чикагских гангстеров искать новое направление вложений и путей легализации криминальных капиталов.
В 1931 году власти Невады официально разрешили деятельность казино, которые на нелегальном уровне процветали уже и без того. Дело в том, что основная масса рабочих Гуверовской плотины была совершеннейшими пролетариями, работавшими на тяжелейших и опаснейших работах почти даром, за доллар в день. Разумеется, на массовых, но жалких грошах гидростроителей построить доходный игорный бизнес было невозможно — и это прекрасно понимала чикагская мафия.
Введя в обиход респектабельность заведений и несвойственную этим местам и самой мафии строжайшие моральные правила, предприниматели сделали совершенно правильный стратегический шаг: игорный бизнес Лас Вегаса стал привлекательным и безопасным.
Государство, обложив игорный бизнес чудовищными налогами, было крайне заинтересовано в этой новой занятости опасного контингента в далекой и бесплодной пустыне.
Принципы Лас Вегаса
К важнейшим принципам могут быть отнесены:
1) праздничность — счастье должен испытывать даже проигравший;
2) с праздничностью сопряжен и принцип, согласно которому судьба рассматривается как фортуна, а не как фатум и рок;
3) отсюда «Лас Вегас — это Диснейленд для взрослых», где можно получить максимум разнообразных удовольствий;
4) и это значит, что выигрыш — не в деньгах, а в самой игре: в слот-машинах запрограммированы всякого рода сюрпризы, подарки, бонусы и смешные анимации, по рядам и залам расхаживают нарядно раздетые девушки с выпивкой на халяву:
5) отсутствие сопротивления и соперничества выражается в том, что против тебя никто не играет, более того, дилер сочувствует тебе, иногда подсказывает и даже помогает;
6) все это формирует принцип: Лас Вегас — это и есть жизнь, а не уникальный эпизод из нее: второй приезд дарит множество скидок и привилегий,
7) контраст придает глубину резкости: рядом размещаются и безобразный кич и бесценная в своей подлинности нетленность;
8) time is money: игра начинается и кончается не на пороге казино, а на пороге Невады — играть можно на хайвэе, у стойки регистрации в аэропорту, на собственной свадьбе, в первую и любую другую брачную и внебрачную ночь, во время еды и даже, кажется, сна;
9) здоровье всегда можно поправить, но не для того, чтобы унести его с собой в могилу;
10) неважно, как быстро и много ты зарабатываешь, важно как быстро и много ты умеешь тратить.
Разумеется, эти принципы носят сугубо субъективный характер: они не декларируются, их можно только чувствовать и угадывать.
Технологии Лас Вегаса
Сама игра довольно быстро была технологизирована.:
Кроме того, буфеты, бары, рестораны и забегаловки обеспечивают сытость и легкую алкогольную приподнятость, дарящие благодушие и беспечность игрокам.
Местные фабрики выпускают все новые и все более хитроумные и замысловатые автоматы, а компьютерные программы — новую программную начинку для этих автоматов.
Университет выпускает специалистов по «железу» и компьютерным программам, а также менеджменту индустрии азарта.
Типографии печатают миллионными тиражами одноразовые колоды карт, которые потом продаются по 99 центов за колоду.
Все дороги, ведущие в Лас Вегас, забиты огромными траками, подтягивающими к центру пустыни выпивку и закуску.
Всего на сегодняшний день имеется 115 только крупных казино на сотни и тысячи мест каждое с многоэтажными отелями и разносторонней системой сервиса. Всего игорный бизнес приносит треть всех доходов города.
Второй развитой технологией являются свадьбы. Успеху этого бизнеса способствовал баловень и любимец Лас Вегаса король рок-н-ролла Элвис Пресли. По законам Невады для регистрации брака достаточно, чтобы будущие супруги провели здесь хотя бы одну ночь. По городу, особенно на Стрипе, разбросано несметное число часовен, где быстро и дешево оформят брак с соблюдением минимально необходимых формальностей. Потом молодые устраивают шумный траверс по казино и ресторанам: она — в подвенечном платье напрокат и кроссовках, он — в смокинге, джинсах и, разумеется, кроссовках. В год в часовнях Лас Вегаса регистрируется около 100 тысяч браков.
Близкая к свадебной, но гораздо более развитая технология — проституция. Вечером на Стрипе буквально всучивают вам буклеты и фотки. Между вызовом по телефону и прибытием выбранного вами товара должно пройти не более 25 минут даже, если это — парный товар. Цены колеблются от 200 до 500 долларов, услуги отрабатываются четко и в строгом соответствии с прейскурантом.
Так как зарплата, включая чаевые, у разносчиц напитков по игровым залам невелика, а сама работа утомительна, то многие совмещают оба бизнеса. Армия занятых в проституции столь велика, что в Лас Вегасе пришлось открыть университет, который, по этой причине, следует отнести не только к образовательной технологии.
Бурно развивающейся технологией является туризм. На вертолетах и самолетах, автобусами можно быстро и с максимумом удобств посетить национальные парки Юты, Гуверовскую дамбу либо — коронный номер туристических программ — Гранд Каньон.
Транспорт города — еще одна высокоразвитая технология. Каждый отель имеет огромные паркинги, перемещение по городу осуществляется в основном на такси, шаттлами (нечто вроде наших маршруток) и рейсовыми автобусами. Если Стрип — это ад для водителей и вполне сравним с нью-йоркским Бродвеем, то все остальные магистрали и улицы города вполне приемлемы для вождения.
Культура и развлечения — самая мощная технология Лас Вегаса. Здесь выступает самый популярный цирк мира «Солейл», (половина его артистов — русские), в «Венецианце» собрана богатейшая коллекция импрессионистов, цветомузыкальный фонтан «Беладжио» собирает каждые полчаса сотни и тысячи изумленных, в МЖМ Гранд проходят самые престижные поединки по боксу и реслингу, здесь с концертами регулярно выступают Элтон Джон, Тина Тернер и другие суперзвезды мировой эстрады, получают многомиллионные гонорары, в каждом отеле имеются свои фирменные ревю для взрослых и детей, некоторые рестораны, например, в отеле «Париж», имеют мировую славу, в Мандалай Бей — самой большой в мире музей вин, в Беладжио — прекрасные коллекции европейского искусства (Эль Греко, Гойя, импрессионисты), в Империал паласе — музей автомобильных раритетов, имеется также музей мадам Тюссо и т.д.
Наконец, в структуре Лас Вегаса необходимо выделить рекламу, самую яркую в мире, настолько яркую, что вечерний Нью-Йорк кажется замершим в ожидании авианалета.
Социально-демографический состав обслуживающих и обслуживаемых
Этнический состав населения Лас Вегаса пестрей, чем где бы то ни было в Америке, однако здесь практически не формируются землячества и этнические общины. В большинстве бизнесов и профессий — этнически сборные команды, однако имеются и некоторые, вполне отчетливые специализации:
— строители, младший кухонный персонал, парковые работники и уличные зазывалы — мексиканцы,
— дилеры в казино — белые и азиаты,
— горничные — индианки,
— уборщики и санперсонал — азиаты,
— квалифицированная обслуга — белые,
— менеджмент — белые,
— программисты — индусы, русские, азиаты, белые,
— таксисты — пакистанцы, мексиканцы и белые,
— разносчицы выпивки и проститутки — любые, в том числе русские (непременно из Санкт-Петербурга, даже если и тамбовчанка),
— безработные и праздно шатающиеся — африкан-американцы.
Основная масса населения преуспевает в придонном слое выживания. Здесь можно быстро сколотить небольшое состояние, чтобы вернуться на родные острова и континенты либо строить свою жизненную карьеру в Америке.
Сезонных различий в потоке посетителей и визитеров почти нет, но летом наблюдается определенный максимум. Ярко выражен недельный цикл: в будни можно получить номер в дорогом отеле по смехотворным ценам (вместо 200-400 долларов всего 40), а порой и вовсе бесплатно. Основная масса визитеров — из соседней Калифорнии, прежде всего из Лос-Анджелеса, до которого по Пятнадцатой Дороге 3-4 часа езды, а также Сан Диего, Сан Хосе, Сакраменто и Сан-Франциско. Расписание самолетов международного аэропорта Лас Вегаса свидетельствует об интенсивном обмене со всей Америкой и со всем миром.
При всей пестроте и интернациональности публики, в казино и на Стрипе постоянно слышится русская речь и мелькают китайские лица: эти две нации отличаются особой азартностью. Подавляющая (90 и более процентов) масса посетителей — представители среднего класса. За уикэнд нормальный средний посетитель готов оставить в казино около тысячи долларов и еще столько же — на питание, проживание, сувениры, развлечения и приключения.
Грубо говоря, уикэндное население визитеров равно постоянному населению. Это означает, что за год город посещает как минимум 50 миллионов человек, оставляющих здесь 100 миллиардов долларов: этих денег хватает не только на воспроизводство и функционирование, но и создает весомый финансовый аргумент развития.
Постоянные и регулярные посетители пользуются многочисленными привилегиям: бесплатным проживанием, ресторанным обслуживанием, сотней баксов для старта. Однодневные туры для бедных (из Калифорнии) предлагают бесплатный транспорт автобусами плюс бесплатный обед и все те же сто долларов на разгон — тем не менее бедняки успевают оставить свои 400-600 долларов. И бедные и средний класс играют по ставкам от цента до 5 долларов.
Просто богатые уединяются в VIP-залах, где ставки начинаются со 100 долларов, здесь слот-машин уже гораздо меньше, преобладают карточные столы и рулетка.
За игорной элитой высылают спецсамолеты — в любой конец света, но чаще всего в арабские эмираты. Эта элита полностью отгорожена от основной толпы. Здесь ночные расходы составляют миллионы и десятки миллионов долларов. Нефтяные принцы, а чаще их европейские и русские жены, играют по ставкам в 25 тысяч долларов, и это не является предметом рекламы.
Районы города
Лас Вегас довольно зримо распадается на три части.
Город в своей Центральной вытянут вдоль Las Vegas blvd., более известного как Стрип. Южная часть Стрипа — монстры новейших отелей-казино этажностью в 30-50 этажей. Лас Вегас — модель мира в натуральную величину: египетская пирамида «Луксор» по размерам сопоставима со своим прототипом, но сделана из черного непрозрачного стекла, замок Эскалибур в несколько раз больше нормального средневекового замка, здания «Нью-Йорк-Нью-Йорка» один в один с Манхеттенской застройкой, Эйфелева башня лишь раза в два-полтора меньше парижской, в «Венецианце» совершенно венецианские каналы и гондолы, у «Миража» идет морское сражение на настоящих пиратских фрегатах и т.д. Этот гигантский кич столь огромен, что заставляет относиться к себе с уважением.
Супер-монстр Лас Вегаса — «Винер». Практически каждый год-два возникает новый комплекс. Цена каждого из них колеблется от одного до 5 и более миллиардов долларов, не менее 10 тысяч занятых. В северной части Центра ютятся мотельчики с ценами 20-40 долларов за ночь, грязные и обшарпанные стриптиз-клубы, ресторанчики-забегаловки и т.п. Завершает эту зону Стрипа комплекс «Старый Город» — галерея магазинов, отелей, казино и ресторанов под огромным стеклянным куполом с миллионом электрических лампочек, оплот «старинного» Лас Вегаса.
Восточная часть города — селитебная застройка, представленная преимущественно одноэтажными коттеджами, с небольшими палисадниками и непременными бассейнами. Западная селитебная зона — совсем молодая и быстро разрастается. Здесь строятся спальные комплексы в 2-4 этажа, типичные для Тихоокеанской Америки «Черемушки» — ни магазинов, ни социо-культурной инфраструктуры, никакой жизни, кроме храпа и скрипа коек. В этой, самой большой по площади, зоне выделяются индустриально-транспортные ареалы, Университет и другие неселитебные вкрапления.
Лас-Вегас, Невада и дальнее окружение
Бурно растущий Лас-Вегас дает метастазы по всем направлениям хайвэев, но особенно в сторону Калифорнии: начиная с границы каждые 10-12 миль выросли маленькие Лас Вегасы, компактные городки и поселки с отелями и казино: для самых нетерпеливых либо жаждущих окончательного реванша при возвращении восвояси.
До Гуверовской плотины, разделяющей Аризону и Неваду и являющейся впечатляющим туристическим аттракционом, всего час езды, до Грейт Каньона — сорок минут полета, до красот национального парка Зайон — чуть более часа, а далее, каждые несколько часов — потрясающие каньоны других национальных парков, до долины Смерти — менее трех часов езды, а за ней — знаменитая 395-ая дорога вдоль Сьерры Невады, горнолыжный курорт Мамонтово озеро, Йосемитский заповедник, фантастическое озеро Моно и так далее вплоть до Рино и озеро Тахо.
Вектор Лос Анджелес-Лас Вегас всегда напряжен: два очага разврата и порока интенсивно обмениваются жертвами страстей.
Индейцам Калифорнии разрешено в резервациях открывать казино — они разбросаны по западным склонам и предгорьям Сьерры Невады. Во второй половине 70-х открылось первое казино в Атлантик-Сити. Уже 22 штата легализовали у себя казино и лотереи, Лас-Вегас начинает испытывать конкуренцию и потому вынужден думать о планах на будущее.
Не имея доступа к этим планам, попробуем угадать их.
Оценка возможных векторов развития
Американское общество помешано на долголетии.
На Лас Вегасе это должно сказаться весьма ощутительно: бесконечные буфеты all you can eat сменятся дорогими ресторанами изысканной и правильной пищи. Фитнес-клубы, спортивные площадки, массажные, спа и т.п. будут развиваться с необыкновенной скоростью. Знаменитые врачи-гастролеры, экстрасенсы и прочие жулики будут давать индивидуальные консультации и сеансы массовой терапии, а вослед или параллельно им — гадалки и астрологи. В казино и отелях начнется переоборудование под нужды престарелых и недееспособных.
Вторым вектором развития станет ювенильный азарт. Для детей существуют огромные игровые комнаты, где полно автоматов и компьютеров, позволяющих играть с дисплеями в десяток метров: в такое дома не поиграешь. Скоро появятся детские приюты, куда родители сдают своих детей сразу по приезду: всего за две-три сотни долларов они могут не заботиться о питании, сне, развлечениях и безопасности своих детей.
Уже сейчас Лас-Вегас сам себе создал конкурента на Интернете.
Чем выше громогласно провозглашаемые моральные стандарты, тем контрастней официальная мораль будет теневому стандарту, а долголетие американцев станет мощным фактором развития новых видов проституции. Например, уже сейчас здесь быстро развивается мужская проституция для стареющих дам и геев. В будущем вполне можно ожидать бестиарные услуги по вызову, а также другие ухищрения порока.
Человеческая фантазия, не ограниченная материальными соображениями — непреходящий фактор развития и разворачивания любого бизнеса, тем более такого, как Лас-Вегас.
