На Рим было отведено целых три дня, после чего предстоял не менее фантастический обратный путь. Через Флоренцию и Геную, Парму и Верону, обогнув Милан, мы въезжали в Австрию и с заездом в Инсбрук, возвращались в Мюнхен, чтобы сдать там автомобиль и вылететь обратно в Израиль.

Жила-была девочка

Юрий Ноткин

Вначале

Рахель, как и ее старшая сестра Хана, родилась в Киеве. Имена девочкам давал Теплушкин в честь обеих своих бабушек. У Беллки естественно тоже, как у всех нормальных людей, были когда-то бабушки, но ее мама говорила, что самое главное, чтобы девочки были здоровы, а в семье был лад, а кроме того ей особенно и спорить было некогда. Человек она была увлекающийся и разносторонний, закончила с отличием музыкальную школу, потом, словно гром среди ясного неба, поразила всех родных и знакомых, поступив в Политехнический институт на факультет Прикладной Математики, чтобы освоить профессию интелектуалов-программирование.

Где-то после второго курса возник Теплушкин, а к концу третьего появилась Ханочка, росла она без отрыва мамы от института и диплома, при посильном участии бабушки. После защиты, естественно на отлично, у новоиспеченной Приматки в животе уже сидела никому не ведомая Рахель, которой Теплушкин подготовил имя Иосиф,так звали одного из его дедушек. Беллке это не помешало отправиться в турпоход по Алтаю с подругами, которых у нее было немеренно.

Впрочем не стоит думать, что дома она во всем потакала Теплушкину. Правда, она с ним не спорила, а просто делала многое явочным порядком. Ханка давно уже преобразовалась в Анечку, а ковылявшая за ней, как хвостик, маленькая Рахелька где-то между свинкой и коклюшем, а может и другими детскими болезнями, которые она проходила с завидным постоянством, превратилась в Хельку.

Потом наступил конец восьмидесятых и стало ясно, что всем надо ехать в Америку, хотя бы ради детей. Когда все документы были оформлены и нужно было заказывать билеты, Беллка выяснила окончательно, то что втайне давно подозревала, а именно, что Теплушкин большая дрянь, на стороне у него вторая семья и ехать он никуда не собирается. Хелька выразила свое к этому отношение, заболев совершенно новой болезнью. Температура у нее была высоченная, особенно по ночам, но врачи только качали головами и никак не могли поставить диагноз.

Решено было не упускать полностью возможность отъезда и отправить вперед одних стариков, то бишь папу и маму Беллки. Сама же она с девочками, как только разделается окончательно с Теплушкиным и подлечит Хельку, сразу двинется вслед за родителями.

Родители улетели, Теплушкин затеял дележку, Америка прикрылась, Хелька продолжала болеть, Беллка металась, не зная, на какую амбразуру бросаться. В это время пришло письмо от подруги из Израиля:

— Бросай все. Бери девочек и приезжай сюда. Здесь лечат всех и все.

Так шестилетняя Хелька с сестрой и матерью оказались в городе под названием Ариэль.

К этому моменту я не имел понятия об их существовании и непростой судьбе и возможно никогда бы о них не узнал, если бы не Гриша Резник, с которым мы встретились в Израиле, а в Ленинграде были знакомы только шапочно, хотя и работали оба начальниками лабораторий в одном и том же институте. Однако, прежде чем рассказывать о Грише и о том, какое отношение он имел к девочке, о которой вся эта история, я, чтобы не сбиться с мысли самому и не запутать окончательно читателя, вынужден вернуться к Ариэлю.

Я услышал это название в Израиле, когда мне подфартило в середине первого года пребывания, будучи пятидесяти трех лет отроду, начать работать по специальности. Помогли английский, зачатки иврита, ученая степень и предшествующие лет тридцать близкого знакомства с электроникой. Так или иначе, но я был принят в стартапную хайтековскую фирму, расположенную неподалеку от Тель-Авива, и в первый же день обратил внимание на Сашу, молодого стройного парня с усиками и пистолетом в кобуре на поясе джинсов.

Коллеги объяснили мне, что Саша живет в Ариэле и ездит на работу оттуда, а потом туда с работы каждый день на машине, а это, сам понимаешь дело серьезное — не забалу́ешь!

У меня Ариэль сразу вызвал ассоциацию с последним читанным мной научно-фантастическим романом Александра Беляева, названным так по имени его главного героя, умевшего свободно летать по воздуху, как птица, подобно тому как предыдущий беляевский же герой Ихтиандр мог плавать и жить под водой, как рыба.

Позже я узнал что Ариэль, упоминается в Танахе, как второе имя Иерусалима и как имя ангела, но главное, что он находится за зеленой чертой, в Самарии, для Израиля спорной, а для арабов и мирового сообщества — оккупированной територии.

Совсем немного предыстории 

Разобраться в том, что, кто и у кого оккупировал достаточно непросто, не зная подробно истории создания и войн государства Израиль. Не залезая в глубокую древность, рискну напомнить, что после первой мировой войны, в которой Турция оказалась в числе побежденных, а Британия — в числе победителей, у последней образовалась подмандатная территория Палестина площадью чуть побольше Болгарии, чуть поменьше Греции.

Согласно ряду документов, утвержденных международными конференциями и Лигой Наций, в рамках Палестины предполагалось создать еврейский очаг, а проще говоря, еврейское государство. Однако прежде чем этим благим намерениям было суждено реализоваться, Британия изъяла из Палестины львиный кусок в три четверти и объявила о создании на нем независимого арабского государства Трансиордании. Почему транс-? Потому что за рекой Иордан.

Еще по сравнительно небольшому куску на севере досталось новоиспеченным Сирии и Ливану, а оставшая часть унаследовала название Палестина и оставалась под британским мандатом.

Уже после второй мировой войны, когда Британия, а вернее теперь сказать Англия еще сохраняла мандат на скукожившуюся Палестину, Генеральная Ассамблея ООН приняла решение о ее разделе на два независимых государства — еврейское и арабское. Более того, она даже взяла на себя тяжкий труд определить, как именно будут разделена остатняя Палестина между двумя этими новыми государствами. По странной случайности оба они должны были состоять из едва стыковавшихся между собой лоскутков.

Мало того, авторы плана раздела Палестины еще взвалили на себя чудовищный труд распределить между новыми государствами их будущее население. В границах Еврейского государства должно было проживать 498 000 евреев, 407 000 арабов и 90 000 бедуинов. В арабском государстве общей численностью 735 000 должны были жить 10 000 евреев!

План был с радостью принят не всеми, но большинством лидеров еврейского населения, включая Бен-Гуриона, будущего премьер-министра Израиля, и его будущего президента Хаима Вейцмана, который заявил: «Теперь наша главная задача — установить отношения мира и гармонии с нашими арабскими соседями».

Этот же план вызвал единодушное неприятие лидеров арабского населения Палестины и лидеров всех арабских государств. Основатель и председатель Палестинской Арабской партии в частности сказал: «Палестина будет охвачена огнем и кровью, если евреи получат хоть-какую нибудь ее часть».

Гражданская война между арабами и евреями на територии Палестины началась еще за год до образования государства Израиль, которое было провозглашено в тот же день, как кончился Британский мандат: 14 мая 1948.

Никаких попыток создания нового независимого арабского государства на выделенной ООН для этой цели части територии Палестины никем предпринято не было, но зато на следующий день после образования государства Израиль на територию Палестины на глазах у восхищенной публики вошли войска семи арабских государств, включая Трансиорданию, с тем чтобы с еврейским государством покончить, а оставшихся в живых евреев сбросить в море. Представитель Лиги Арабских Государств заявил «это будет война на уничтожение, молниеносная бойня, о которой будут вспоминать так же, как о резне монголов или о крестовых походах» , а существовавший еще тогда Верховный Комиссар Палестины представил в английское министерство по делам колоний прогноз о том, что территория, выделенная под создание арабского государства, будет, в результате предполагаемой войны, разделена между Сирией (Восточная Галилея), Трансиорданией (Самария и Иудея) и Египтом (южная часть). Евреи, не разделяя ту войну 1947-1949 на Гражданскую и Отечественную назвали ее Войной за Независимость. Арабы в память о ней позднее придумали более краткое название — Накба (катастрофа).

Одним из итогов этой войны, как и предсказывал Верховный Комиссар, была оккупация армией Трансиордании земель, предназначавшихся по плану раздела новому арабскому государству Палестины. Это собственно и было основной целью участия в войне главы Трансиордании короля Абдаллы. В Израиле эти земли назывались Иудей и Самарией, а в остальном мире просто Западным Берегом. Эти земли были при благосклонном согласии лишь Англии и Пакистана включены в состав Трансиордании, благодаря чему она отбросила приставку транс- и стала просто Иорданией.

Никто далее не предпринимал каких-либо серьезных попыток вернуться к созданию нового арабского государства в соответствии с планом раздела, утвержденным Генеральной Ассамблеей ООН, зато существовавшие вполне независимые арабские государства не оставляли попыток уничтожить государство еврейское.

Я опускаю массу сопутствующих драматических событий лишь с тем, чтобы добраться наконец до Ариэля. В 1967 году произошла известная всему миру Шестидневная война. Израиль предпринимал перед ее началом все возможные попытки, чтобы уговорить тогдашнего короля Иордании Хусейна, не принимать в ней участия. Однако лояльность общему арабскому делу по уничтожению Израиля оказалась сильнее и дальнобойная артиллерия, самолеты и сухопутные войска доблестной Иорданской армии вступили в дело вместе с армиями Египта и Сирии.

Не стану описывать здесь общие итоги этой хорошо изученной войны, напомню только что очень скоро остатки иорданской армии бежали за реку Иордан, за ними бежали около сотни тысяч арабских жителей Западного берега. Иудея и Самария перешли под контроль Израиля, а Иордания так и осталась Иорданией.

Ариэль 

В Самарии были и остались города со сплошным арабским населением, например, Шхем, Дженин, Калькилия, Туль-Карем. Зато города Ариэль там никогда не существовало.

В несколько романтическом, хотя и достоверном виде его история выглядит следующим образом. В уже далеком теперь 1978 году, спустя более 10 лет после Шестидневной войны и за 15 лет до тайного соглашения в Осло, заключенного тремя будущеми обладателями нобелевки при активном участии тогда еще черноголового Махмуда Аббаса, в Самарии на горе под названием Джабель Мат (Мертвая Гора) поселились три еврейских семьи, в числе которых был и будущий первый мэр будущего города Ариэль.

На вершине этой горы не росло ничего, даже арабские пастухи, как правило, не гоняли сюда свой скот, а будущий мэр Ариэля около года возил сюда землю в багажнике своей машины. Вскоре здесь в маленьких сборных блочных домиках поселилось около сорока еврейских семей, согласившихся начинать жизнь там, где никогда не было асфальтированных дорог, воду привозили в цистернах, а электричество давал небольшой, не без труда доставленный туда дизель-генератор.

Поселок рос с невероятной быстротой, заполняемый вначале светским населением, к которому затем присоединились и религиозные евреи. Сегодня это светлый и красивый университетский город, называемый столицей Самарии, а рядом находится промышленная зона Баркан, включающая ряд предприятий хайтека.

Романтично? Конечно, но все же не настолько, как в истории об американских пионерах, устанавливающих замкнутым кругом свои фургоны и выставлявших ночную стражу, вооруженную длинноствольными карабинами, чтобы их не застали врасплох законные индейские хозяева той американской земли и не сняли ненароком скальпы.

В нашей истории вместо длинноствольных карабинов нужно добавить несколько совсем прозаических сведений. По свидетельству того же первого мэра Ариеля, этот город появился под увеличительным стеклом израильских юристов, скрупулезно следивших за тем, чтобы новые поселения не возникали на отчужденной у арабских владельцев земле. Даже наличие оливковых деревьев автоматически определяло юридический статус земли, на которой они росли— «арабские» территории не подлежали «еврейской» застройке.

Еще важно добавить, что город строился благодаря тщательнейшим образом разработанному и одобренному многочисленными бюрократическоми инстанциями плану, подобного которому не знал и Тель-Авив. До конца застройка по этому плану не закончена из-за многих препон и сегодня.

Однако уже тогда, около двадцати лет тому назад, когда сюда прибыли из Киева три девицы, с которых начался мой рассказ, они были очарованы кристально чистым воздухом и привольно спускавшимися с холмов улицами , обрамленными белыми домами с красными крышами в окружении зеленых пальм.

Все же решающим обстоятельством оказалось то, что стоимость жилья в этих не так давно вылупившихся на белый свет домах оказалась неизмеримо ниже, чем в обжитых престижных районах центра страны. Посему, свалившись сюда, едва отряхнув дорожную пыль, Беллка чуть почистила перышки, глянула на своих с удивлением озиравшихся птенцов и жизнерадостно произнесла: «Девочки! Остаемся!»

В конце первого года она уже работала по специальности, довольно прилично чирикала на иврите, взяла ипотечную ссуду в банке, купила дом, но главное вступила с дочерьми в больничную кассу и начала хождение по врачам с Хелькой.

Гриша Резник

Когда мы встретились с Гришей в Израиле, он был на положении раба у одного столь же предприимчивого, сколь и жадного хозяина. Выведав на интервью у Гришки, что тот хорошо знаком с современной вычислительной техникой, заведовал в «Русии» лабораторией, да еще и доктор наук по израильским меркам, он взял его к себе вместе с еще одним, свалившимся с Луны прямо в его загребущие руки репатриантом.

Собственно, на первый взгляд работа была по специальности — сотворить, тогда еще числившийся в новинках, компактный электронный англо-ивритский, иврито-английский словарь на базе микропроцессорной техники. Лингвистические аспекты хозяин взял на себя, предложив попросту работникам руководствоваться толстыми печатными изданиями соответствующих словарей, благодаря чему работа свелась в основном к удивительно нудной и изматывающей набивке кодов в электронную память.

Зарплату своим работникам он назначил мизерную даже для начинающих. Ссылаясь на недремлющих конкурентов, он заставлял Гришу вкалывать по 12 часов в сутки, да еще намекал, что закроет глаза, если Резник раз-другой выйдет на работу в Субботу. Естественно, что этот фараон не собирался также просвещать своих рабов относительно положенных им социальных отчислений.

Когда вконец измотанный Гриша возвращался домой, его жена Ада при первой же возможности напоминала ему о том, что мол она ведь говорила, что не стоит ехать в этот занюханный Израиль, и все приличные люди давно уехали в Америку, Канаду или в крайнем случае в Германию. Короче не жизнь у него была, а сахар.

К моменту нашей встречи с Резником, я уже месяца два работал и, услышав о его хождении по мукам, пригласил посетить нашу фирму, которая не только искала программистов для собственных проектов, но и занималась посредничеством, поставляя не без выгоды для себя квалифицированных работников, в большинстве с ученой степенью, ведущим хайтековским предприятиям страны.

У нас кадровикам Гриша сразу приглянулся и они направили его на интервью к начальнику одного из наших проектов, а также к таким титанам, как Моторола и Тадиран.

Дней через десять, Гриша возник в нашей фирме и, отозвав меня в сторону, стал смущенно извиняться. Смущение его вызвал тот факт, что когда в «моей» благословенной фирме, которую он по гроб не забудет, собрались принять его на работу и уже предложили подписать договор, в Мотороле и Тадиране, как нарочно одновременно, предложили ему то же самое, причем сказали, что они пошлют фирму-посредника подальше, выплатив ей отступные и примут его прямо в штат. А теперь ему крайне неудобно передо мной, без которого бы он… ну и так далее.

Я остановил его излияния, посоветовал ему не уподобляться Буриданову ослу и как можно быстрее подписать договор там, где ему предлагают наилучшие условия. Умиротворенный Резник исчез, а вскоре сообщил мне, что начал трудиться на Тадиране, получив вполне приличную для начала зарплату и все положенные социальные отчисления.

Гриша пришел в себя, переснял квартиру в довольно приличном районе Бат-Яма, стал обучать языкам программирования жену Аду и подыскивать ей работу. Он даже купил первый в своей жизни автомобиль — японский «Санни» Ниссан.

Постепенно мы с ним стали приятельствовать. Ходили в бассейн и сауну по льготным пропускам, полученным каждым в своей фирме. Встречались семьями. Но больше всего полюбились нам вечерние прогулки вдвоем по недавно возникшим аллеям вдоль Бар-Иланского университета.

Во всем, что касалось поэзии, был Резник чрезвычайный эрудит. Правда в двадцатом веке по этому цеху он числил только Мандельштама, Цветаеву, Ахматову, Пастернака и , конечно, Бродского. Услышав из моих уст фамилии, подобные Самойлову, Левитанскому, а того пуще Окуджаве, морщился, как от клюквы: «Ну, Юрочка, это не поэзия, это… совсем другое». И начинал читать мне что-нибудь вроде:

Помнишь, Постум, у наместника сестрица?
Худощавая, но с полными ногами.
Ты с ней спал еще… Недавно стала жрица.
Жрица, Постум, и общается с богами. 

Приезжай, попьем вина,закусим хлебом.
Или сливами. Расскажешь мне известья.
Постелю тебе в саду под чистым небом
И скажу, как называются созвездья.

Читать стихи «Великой пятерки» он мог непрерывно, впрочем, если было настроение мог прочесть и что-нибудь нехрестоматийное из лирики Александра Сергеевича, а то и Баратынского.

Viaggio in Italia 

Конечно, будучи тонким ценителем поэзии и вообще всего прекрасного, Гриша не мог не быть женолюбом. Ада была его третьей женой. Когда же он представил меня своей сослуживице Белле Теплушкиной, у меня мелькнула мысль, что этих двоих связывает нечто большее, чем производственные отношения. Впрочем я был не из болтливых, а Резнику необходимо было поделиться с кем то, кто мог понять всю глубину его душевных терзаний. Оттого я вскоре уже знал, что он не в силах нанести травму Аде, но в то же время совершенно не предполагал, что в наши-то годы судьба может еще наградить его встречей с человеком столь близким с ним по всему, в том числе и по духу, как Беллка.

Я высказался в том смысле, что если он будет долго продолжать самобичевания, то неизбежно сделает несчастными по крайней мере трех человек. К тому же Ада, если и не знала еще всех деталей терзаний мужа, то о многом догадывалась. Вскоре Гриша сообщил мне, что Беллка представила его дочкам. По его словам на прямой вопрос Беллки: «Ну, девочки, что вы скажете?», Аня встала из-за стола, помолчала, а потом медленно и однозначно утвердительно наклонила голову, а Хелька пробурчала: «Можно попробовать».

Ада вернулась в Ленинград, вернее уже в Санкт-Петербург. В аэропорту Бен-Гурион Гришка провожал ее в вместе с упакованным в чемоданы их некогда общим скарбом. Прощаясь, он заверил Аду, что будет ей помогать, а на их общую довольно просторную квартиру в Питере не имеет никаких видов.

В Ариэль он перевез пару рюкзаков,любимые книжки, спальный мешок и бывалую туристскую палатку.К материальным благам был Гриша совершенно равнодушен. Сколько я его не вспоминаю, всегда он предстает передо мной в ковбойке в мелкую клетку, полотняных брюках и сандалиях по-израильски.

Встречались мы теперь чуть пореже, бассейн и прогулки Грише пришлось забросить. Но однажды он поразил меня, как громом, фантастическим предложением, совершить путешествие по Италии на машине в компании с ним Беллкой и Хелькой. Естественно приглашение распространялось и на мою жену, но на это я, не колеблясь, дал отрицательный ответ, зная заранее, что длительные поездки в машине, не говоря уже о входивших в Гришин план ночевках в палатке, в спальном мешке, совершенно неприемлемы для моей верной спутницы жизни. Что касается себя, то не сомневаясь внутри, что это экзотическое предложение также и не для меня, я обещал подумать.

Дня через три, получив ожидаемый отказ жены вместе с неожиданным благословением моего участия, а также обещание сотрудницы снабдить меня спальным мешком, я попросил двухнедельный отпуск на работе и дал свое согласие.

Конечно, подробнейший план этого чрезвычайного путешествия разрабатывал Гриша. Мне оставалось только довериться его невероятной эрудиции во всем, что касалось истории искусства вообще и Италии от древнего Рима до эпохи Ренесанса и далее, в частности.

Наше путешествие должно было начаться в Мюнхене, куда мы с Гришей прилетали из Израиля, а Беллка с Хелькой из Нью-Йорка, где они пребывали в гостях у предков. Воссоединившись в столице Баварии, мы садились в заказанный автомобиль, через Австрию въезжали в Венецию, затем через Падую и Болонью продолжали двигаться на Юг, отклонившись на время в Равенну и Сан-Марино, возвращались затем через Перуджу на столбовой путь и въезжали туда, куда ведут все дороги мира— в Рим.

На Рим было отведено целых три дня, после чего предстоял не менее фантастический обратный путь. Через Флоренцию и Геную, Парму и Верону, обогнув Милан, мы въезжали в Австрию и с заездом в Инсбрук, возвращались в Мюнхен, чтобы сдать там автомобиль и вылететь обратно в Израиль.

Естественно на этом пути, длиной порядка двух с половиной тысяч километров были исчислены все сколь-нибудь достойные внимания памятники культуры, соборы и музеи, равно как и кемпинги для ночевок.

Естественно также, что здесь я не собираюсь «растекаться мысию по древу», описывая это незабываемое, точно по плану состоявшееся путешествие. Полагаю, что у читателя голова идет кругом от восторга при перечислении одних лишь упомянутых выше географических названий на нашем пути.

Однако желающих знать подробности я могу отослать к очерку Viaggio in Italia — Путешествие по Италии, который мне удалось опубликовать по возвращении в Израиль в приложении «Мир путешествий» к русскоязычной газете «Вести».

Отмечу здесь лишь несколько моментов существенных на мой взгляд для нашей истории. Нащелкав без числа снимков, я своим незамысловатым Пентаксом, а Гриша продвинутым японским аппаратом со сменной оптикой, мы заводили с ним бесконечные споры. Резник начинал речь о бессмертных творениях архитектуры, живописи и прочего искусства, которым человечество обязано развитию христианства и прежде всего католического. Едва дождавшись конца его выступления, я вступал со своей темой, о том, что нет в мире другого учения, не считая коммунизма, в котором бы его приверженцы столь же успешно, сколь и лицемерно опровергали на практике провозглашаемые в писаниях и вслух «Риму и миру» свои суперблагороднейшие идеалы.

Особенно, настаивал я, в этом преуспела католическая ветвь, прославившаяся инквизицией и фанатичными папами, которые посылали Волей Бога грабившие и резавшие всех на своем долгом пути орды разбойников-крестоносцев в «наши» Святые Палестины, с тем, чтобы освободить от неверных Гроб Господень. А прославились крестоносцы в конце концов в истории не более, чем сначала побежденные ими, а затем победившие их арабы, сменившие их мамелюки и дожившие до Британского Мандата на Палестину турки-османы.

Во время наших диспутов, продолжавшихся в машине, Беллка, изредка вставляя короткие реплики, и нажимая на педаль, под шумок разгоняла нашего двухсот с лишним сильного Форда «Мустанга» до ста миль.

Хелька при этом засаживала как можно глубже в уши наушники своего плейера и врубала его на полную мощность. Вообще в этом путешествии она хлебнула лиха. Несмотря на все усилия матери, протащившей ее по всем сколь-нибудь известным в Израиле врачам, она еще не совсем оправилась тогда от своего недуга, ее излишне полные щеки пылали румянцем, а на ногах она могла носить лишь пляжные шлепанцы, державшиеся на петельке между большим и вторым пальцами. Так что подолгу расхаживать, а тем более карабкаться вверх в местах наших остановок было для нее сплошным мучением, коего она всячески старалась избегать.

К этому надо добавить пытки, когда ее отчим, расставив палатку и забросив в нее спальные мешки для нас двоих, запихивал Хельку с матерью в полностью разложенный и выпотрошенный на ночь «Мустанг». Грише казалось, что это куда более комфартабельное для ночлега место. Я разделял его мнение, пока однажды не опробовал такую ночевку на своей шкуре.

Ко всему еще в своем вышеупомянутом очерке я не удержался от самоиронии и иронии в адрес моих спутников, не очень-то отдавая себе отчет, насколько это оружие может ранить нежную девичью душу. Короче воспоминания о приятеле своего отчима Хелька сохранила “незабываемые”.

От автора: в этой правдивой истории, я заменил на вымышленные имена и фамилии главных героев. Возможные совпадения имен и фамилий являются случайными.

Окончание здесь