Терять им нечего. Будущего у них нет. Зато есть общий враг. И чувство собственного достоинства. И чувство единства. И обида на всех, кто предал их боевое братство. И вера, что они все делают правильно.

Один общий враг, три сорта предателей и здравый смысл

Евгений Татарский

— Мне горестно сознавать, что до сих пор среди вас находятся те, кто не понимает всего значения, всей ценности нашего органа, а также нашего дальнейшего разрастания…

— Что?! Да какой вы орган? Что ты мелешь?! Вы…

— Я требую тишины! — рявкнул нейрон, и бледный от негодования Т-лимфоцит осекся, не закончив фразы.

Но вместе с тем все присутствующие поняли, что именно он хотел сказать. Более того, они все были с ним согласны. Тем не менее, регламент требовал, чтобы каждая сторона высказывала свое мнение свободно. В конце концов, именно для этого они здесь и собрались.

Огромная, деформированная раковая клетка выдержала паузу, дожидаясь полной тишины и попутно выказывая свое неудовольствие, затем продолжила:

— Итак, мы остановились на том, что не все понимают необходимость стать на путь перерождения в онкологическую клетку. Хотя нет абсолютно никаких сомнений в том, что именно путь озлокачествления — единственная дорога к бессмертию. Ведь только озлакачествившись, клетки теряют свою способность к апоптозу, этому по сути самоубийству, и начинают ускоренно делиться. Более того, с нами до сих пор продолжают бороться, хотя мы — вы же видите! — не отвечаем вам тем же. Мы не уничтожаем ваши клетки, как это делаете вы с нашими. Мы не засоряем окружающую среду обломками ваших макрофагов и лимфоцитов, как это делаете вы. А, между тем, организм — это ведь наш общий дом…

Т-лимфоцит сорвался с места и, под неодобрительный шепот других приплывших на переговоры иммунных клеток и высокомерное молчание присутствующих метастазов раковой опухоли, покинул лимфоузел. Он не мог дальше это слушать. Это противоречило здравому смыслу, бросало вызов самой основе выживания… Его не остановил даже нетерпеливый окрик «немедленно вернись сюда!» которым огласил близлежащие мягкие ткани глава их делегации нейрон.

Вынырнув из лимфоузла, уже наполовину перерожденного в раковую бесформенную массу стремительно делящихся клеток, он быстро нырнул в лимфатический сосуд и неспешно поплыл по нему в сторону вены.

Подумать только! Раньше с раковыми клетками боролись на смерть, уничтожали их сразу же, как только они осмеливались появиться, а теперь… Собрание, видите ли! Да еще где — в подмышечном лимфоузле. Видано ли такое вообще?

Всю свою жизнь, от самого рождения в костном мозге, и до этого момента, он был уверен, что система, на которую он работает, ради которой он готов на все, готов убивать, готов умереть, управляется мудрым мозгом из черепа, и вдобавок в некоторой степени саморегулируема на местах. Да ведь так и было! Было же! Мозг управлял и никто из других органов никогда не смел претендовать на эту функцию, даже половые органы, самые либеральные вольнодумцы и пройдохи, которых он только знает, и то подчинялись мозгу. Легкие вбирали в себя кислород, желудочно-кишечный тракт питательные вещества и воду, сердце качало кровь, которая разносила все это по организму. Конечно, на правах лидера, мозг получал лучшее из того, что было в крови, к нему приток крови не прекращался даже тогда, когда другие органы были вынуждены терпеть недостаток. Но ради мозга, в конце концов, не жалко и потерпеть, пусть питается лучше остальных, родимый. Ему это действительно необходимо, его работа не идет по своей важности ни в какое сравнение с работой какого бы то ни было другого органа. Шутка ли — управлять всем организмом! И как он только справляется со всем? По крайней мере, раньше справлялся. Теперь же, когда в организме появилась эта опухоль, когда, после нескольких малоэффективных мер против нее, мозг под ее же давлением согласился на переговоры… Т-лимфоцит не знал, что и думать.

А раньше да, мозг был действительно выдающимся лидером и никто не сомневался, что он заслуживает самое лучшее питание. Хотя, немало путешествуя по кровеносной системе, ему, Т-лимфоциту, приходилось бывать и в коронарных артериях, поэтому он знал, что прежде, чем послать питание мозгу, сердце сначала отбирало лучшее именно для себя. Хитрюга. Но по всей видимости, мозг всегда смотрел на это сквозь пальцы, предпочитая не обращать внимания на подобные мелочи, пока это никак не вредит ему самому. В конце концов, что такое мозг без сердца? Ничто. Мертвец. Семиминутный паникер, а после просто аморфная масса, бездумно выполняющая свою функцию. Выполняющая, конечно. Но все же бездумно. Кости вон, тоже свою функцию выполняют, мало ли. Так что, в известном смысле — у мозга с сердцем сформировался своеобразный тандем, под справедливым руководством которого столько лет жил и развивался весь организм. Печень и селезенка, мышцы и кости, глаза и кожа, всегда получали все, что им только было нужно. Если вдруг у кого-нибудь из них возникала потребность в чем-то, сразу же при помощи обратной связи мозг об этом узнавал и направлял в проблемную область все необходимое. И все работало отлично. Мышцы двигали тело, потребляя ровно столько питательных веществ, сколько им было нужно, кости вообще неприхотливые, в отличии, например, от половых органов, но и те никогда не требовали больше, чем могли употребить. Каждая клетка организма выполняла свою работу, питаясь в соответствии с этим. И даже те клетки, которые только тем и заняты, что накапливают в себе жир, и то нужны, никто же не спорит. Но это же! Ведь не орган даже, а так, паразит…

— Постой! — услышал он окрик позади себя.

Т-лимфоцит, уже влившийся с лимфой в венозную систему, сразу же замедлил свое движение и, чтобы остановиться окончательно, подплыл к сосудистой стенке, где движение было не таким активным. Он только сейчас понял, что в охватившем его возбуждении позабыл о своем напарнике, который остался там, на собрании.

Спустя пару мгновений напарник подплыл к нему, и дальше они двинулись уже вместе. Нельзя сказать, что с напарником они были очень дружны, но уж как-то так повелось, что всю свою жизнь они находились рядом. Происхождения они были одного, из одной клетки красного костного мозга, в один день покинули место своего рождения и направились на учебу в тимус. Там, пройдя подготовку, они в составе крупного иммунного формирования были направлены на свое первое задание в ворота печени. Вот тогда-то они и сработались. Т-лимфоцит как сейчас помнил тот день…

Температура организма поднялась почти до сорока градусов, в кровеносном русле, по которому они двигались к самой горячей точке, то и дело попадались фрагменты мертвых тканей и обезображенные каркасы бактерий, уничтоженных теми, кто поспел к очагу нагноения первым. Т-лимфоцит, несмотря на страх предстоящего сражения, пришел в восторг. Бактерии! Как раз то, о чем он всегда мечтал, к чему он себя готовил во время длительных изнуряющих тренировок в тимусе.

Уничтожать бактерий! Что может быть лучше? Ради этого он был рожден и ради этого он был готов умереть. Уже тогда, невинным лимфоцитом, готов был, наивным и недифференцированным.

Но какого же было его разочарование, когда ведущий их в бой макрофаг, вместо того, чтобы приказать им с ходу атаковать микробов, велел занять позицию в арьергарде и прикрывать тылы. Это был удар ниже ТС-рецептора. Но он подчинился, служба все-таки. Рядом с ним в одном строю и стал его будущий напарник, тогда еще тоже недифференцированный. Рассредоточились, замерли, лишь рецепторами шевелят, контролируют близлежащее пространство и ждут дальнейших распоряжений. Как учили, в общем. И вот во время этого нехитрого занятия он и заметил ее.

Раковая клетка бугром выпирала из ровной, гладкой брюшины. И она была одна. Пока что одна. Нужно знать этих вредителей, чтобы понять, что в одиночестве они пребывают недолго, начинают делиться в геометрической прогрессии, вот только дай им волю. Он тут же сообщил об этой находке своему непосредственному командиру и тот, по-иммунному быстро приняв решение, активировал их, и приказал уничтожить мутанта. И они сделали это. Беспрекословно и четко. Понимая, что пути назад уже не будет, сделали. Оболочка раковой клетки лопнула и ее начинка вывалилась наружу.

После той битвы он вошел в состав штурмовой группы убийц, известной под названием Т-киллеры и получил позывной «Онколог». Его же напарник, который непосредственно не убивал, но оказал неоценимую помощь в уничтожении клетки-мутанта, вошел во вспомогательную группу, названную Т-хелперы. Но, так как первое свое задание им пришлось выполнить не против внешней угрозы в лице бактерии, а против внутреннего врага — раковой клетки, то с того дня оба они были зачислены в службу внутренней безопасности, и о славе борца с вторжениями извне можно было забыть навсегда…

— Ну, что ты скажешь? — нарушил наконец молчание Т-хелпер, прозванный за свою способность замечать даже скрытые под слизистой оболочкой раковые клетки «Грибником». — Нормальные переговоры, да?

«Онколог» прыснул.

— Если это переговоры, — сказал он, — то можно констатировать, что наш мозг уже не тот. Сдает, видимо, начальник, раз такую толерантность проявляет к тем, кто его потом и убьет. Ведь убьет же!

— Убьет, — согласился «Грибник». — Убьет непременно. Жестоко, болезненно и никакая помощь извне уже не поможет.

Помощь извне иногда действительно поступала. То с водой в желудок падали какие-то таблетки и всякие растворимые капсулы. То прямо в кровь, в вену, впрыскивались растворы. А некоторые вещества вообще втирались в кожу, даже по нескольку раз подряд. Вообще-то, служба иммунной безопасности обычно воспринимала подобные вмешательства в свои дела с известной долей скептицизма. Хотя, если быть до конца честным, далеко не все из этих поставок мешали иммунной системе, были и такие, которые им действительно помогали в их борьбе, принимая на себя основную работу по уничтожению внешних врагов.

А вот внутренних, этих лживых отступников и подпольных вредителей, этих онкологических предателей, которые из полезной клетки решали вдруг сталь злокачественной, этих мутантов, несущих разрушение, еще ни один из поступивших извне препаратов ни разу не затронул. Более того, некоторые из них как-будто даже способствовали ускоренному появлению клеток-отступников, которые тут же и уничтожались недремлющим иммунитетом.

Но все эти препараты ни шли ни в какое сравнение с главной проблемой, не дающей покоя службе иммунной безопасности. Дело в том, что и без лекарств ежедневно в организм поступает огромное количество веществ, которые только и делают, что стимулируют онкообразование. И в основном они попадают из воздуха, которым то и дело наполняются легкие. Порой это тяжелые металлы, порой кислоты, а иногда так вообще создается впечатление, что в легкие попадает и не воздух вовсе, а какой-то дым. Причем, частенько. И чем дальше, тем дым туда попадает все чаще, вот что особенно странно!

Им, лейкоцитам, конечно, может быть этого и не понять в силу своей врожденной ограниченности, все-таки не нервные же клетки, и даже по работе они очень редко бывают в черепной коробке, но мозг-то — мозг! — должен, наверное понимать, что не воздух вдыхают его легкие, а дым. Но нет, раз за разом в альвеолы попадают все те же канцерогены на радость и так уже вконец обнаглевшим мутантам и к ужасу всей эпителиальной братии дыхательной системы, которым приходится все это, как лицам подчиненным, терпеть.

Может, как раз поэтому и происходит то, что происходит. Ведь терпение клеток тоже не безгранично. Вот и перебегают по одной, а то и целыми группами, в стан вчерашнего неприятеля, озлобляются на травящий их организм и озлокачествляются. А мозгу хоть бы что! Ну, прямо не мозг, а селезенка какая-то разбухшая, даром, что в черепе живет. Бедные легкие! Мало того, что с воздухом бактерии и вирусы залетают, так еще и перебежчики.

Но клетки в организме своих не бросают, не в их это правилах. Помогают в меру своих скромных возможностей кто чем может и без указаний мозга. Поэтому иммунная система и держит постоянно в легких свой контингент. Причем, не ограниченный, как раньше, а усиленный. Гибнут, конечно, братья-клетки на передовой, эпителиальные и иммунные плечо к плечу, вместе потом с мокротой уходят в последний путь. А что делать? Если мозг себе такое позволяет, приходится всем за это отдуваться.

Хотя, конечно, недовольство растет, особенно в последнее время. Но, опять же, у всех оно проявляется по-разному. Одни махнут рецептором на бросившее их на произвол судьбы руководство и озлокачествятся. Другие же начинают стачки устраивать, стихийные забастовки. Вот, например, недавно ткани бронхов что придумали. Потек по ним очередной раз дым, а они возьми и сузь просвет настолько, что мозг света белого невзвидел. Задыхается без воздуха, родной, жить-то хочется, а вдохнуть не можется. Так ему! Перекрыли свой просвет бронхи почти полностью, но не до конца, конечно, а так, чтобы припугнуть. Сработало. Некоторое время дым не поступал. А потом все вернулось. Только еще хуже стало.

И насколько хуже!

Теперь мало того, что дым, так еще и брызги какие-то сверху летят, прямо из ротовой полости вниз. И, попадая на слизистую, начинает этот аэрозоль такие вещи с бунтовщиками творить, что не по себе становится. Жуть! Даже говорить об этом страшно. Никто не ожидал, что мозг именно так отреагирует на молчаливый бунт своих бронхов. Репрессии, террор, санкции! Расшириться и не вякать, свободный транзит дыма и никаких тебе прав. Вот, как выяснилось, до чего может дойти некогда мудрый и справедливый руководитель. Горестно все это. Несправедливо и горестно.

Вот поэтому и не удивительно, что у раковой опухоли, растущей пока что бессимптомно в грудной клетке, уже сейчас находится так много сторонников. И можно их даже понять в какой-то степени. Они бы и рады служить мозгу, искренне этого хотят, но… Как можно остаться безразличным к тому, что мозг этот, ради которого ты готов буквально на все, ради тебя даже импульса лишнего не пустит по нервному волокну? Как можно спокойно и самоотверженно терпеть террор по отношению к себе самому и к своим братьям-клеткам? Как можно простить мозгу то, что, когда ты вышел на акцию протеста, чтобы привлечь его внимание к проблеме — ради всех вышел, и ради него в том числе! проблема же общая! — он начинает преследования и массовые расправы? Так что да, в известном смысле, перебежчиков понять можно. Простить нельзя.

«Онколог» с «Грибником» подплыли к сердцу и приготовились прокатиться. Любили они это дело. Вроде уже и взрослые клетки, солидные и немало повидавшие, а все как стволовые. Хотя, раз уж все равно приходится время от времени совершать путешествия через камеры сердца, почему бы не получить от этого удовольствие? И так в жизни клетки иммунной системы радостей немного, так чего ради лишать себя еще и положительных эмоций от вакуолекружительного аттракциона? Нет уж, дудки!

И, отдавшись без остатка потоку крови, втягиваемому в правое предсердие, оба Т-лимфоцита ухнули внутрь. Пронеслись сквозь полость, миновали клапан, еще одну полость, еще один клапан, и вылетели с числе прочих визжащих и хохочущих клеток крови прямо в малый круг кровообращения. Весело!

К ним тут же подплыл странного вида моноцит и, держась рядом, понесся вместе с ними по легочной артерии.

— Уважаемые, вы завтра придете на собрание? — спросил он, когда они отплыли подальше от бухающего сердца.

Оба Т-лимфоцита вопросительно переглянулись.

— Что еще за собрание? — осведомился «Грибник».

— Как, вы не знаете? — удивился моноцит. — В средней доле правого легкого завтра собрание. Будет решаться вопрос о переименовании малого круга кровообращения.

— Что-что? — нахмурился «Онколог». — Что будет решаться?

Моноцит терпеливо стал объяснять:

— Видите ли, какая ситуация у нас назрела в правом легком. Бронхи третьего и четвертого порядка подняли вопрос о номенклатуре. Ведь что же это получается…

— Давай ближе к делу, — нетерпеливо буркнул «Грибник».

— Хорошо-хорошо, — тут же засуетился моноцит, — уже перехожу к главному. Дело в том, что наш круг кровообращения, проходящий через легкие, до сих пор называют малым кругом. Потому что он меньше чем тот, который проходит через весь остальной организм и питает все ткани.

— Ну и что? — спросил «Онколог».

— Как это что? — изумился моноцит. — Да ведь это же несправедливо! Да, конечно, большой круг так и должен остаться большим, никто же с этим не спорит. Но мы-то, наш круг, уж никак не малый, а, как минимум, средний. Ведь кругов кровообращения три.

— Три, — согласился «Онколог». — Большой, малый и коронарный, питающий саму сердечную мышцу.

— Вот-вот, — захлопал рецепторами моноцит, — вот я и говорю, что коронарный круг кровообращения нужно переименовать в малый, так как он действительно меньше, чем наш, который проходит через легкие и обогащает кровь кислородом. А наш из малого переименовать в средний. Со всеми вытекающими отсюда расширениями полномочий. Согласны?

Несколько секунд «Онколог» с «Грибником» плыли молча. Они оба еще не вполне отошли от угнетенного состояния, в которое их вогнали мирные переговоры, которые иммунная система в данный момент проводила с представителями раковой опухоли при посредничестве костного мозга и периферической нервной системы. Оба матерых Т-лимфоцита, как, впрочем, и все здравомыслящие клетки в организме, были категорически против любых уний и сепаратных перемирий, на которых настаивает карцинома, и на которые, не ровен час, согласится мозг. Не нужно быть нейроном коры головного мозга с огро-о-омным отростком-аксоном, чтобы понять, что никакой мир с агрессором не возможен в принципе. По определению невозможен. Агрессора можно либо уничтожить совсем, либо не добить, и тогда уже он уничтожит тебя. С первого раза или постепенно, шаг за шагом, не суть важно. Конец все равно один. На то он и агрессор. Поэтому третьего варианта тут просто не может быть. Так что о каких переговорах с ними вообще может идти речь? С кем-нибудь другим, налаживая отношения, да. Но с агрессором! Переговоры с ним это уже признак пораженчества. И он это понимает ничуть не хуже, чем все остальные.

— Так как? — все не унимался навязчивый агитатор моноцит. — Придете на собрание?

«Онколог» развернулся к нему так резко, что перепуганный моноцит рефлекторно выставил вперед свои рецепторы тканевой совместимости, по которым иммунные клетки узнают своих и не нападают, и которых нет у врагов.

— Вы что, все с ума посходили, что ли?! — рявкнул он и моноцит весь сжался, словно вдруг оказался в рассоле и вода из него начала уходить наружу. — Вам что, вообще заняться нечем?! Какие еще собрания? Какие переименования? Вы что, не понимаете, что мы на краю гибели сейчас? Что среди нас растет и множится опухоль?

И, не дожидаясь что моноцит проблеет ему в ответ, «Онколог» свернул в артерию поменьше на первом попавшемся разветвлении.

В легких как всегда было неспокойно. По мере того, как два Т-лимфоцита приближались к альвеолам, непосредственно контактирующих с воздухом, о том, что впереди идут ожесточенные боестолкновения, говорило все больше признаков. Повсюду плавали развороченные тела иммунных клеток, а то и отдельные их фрагменты или даже куски рецепторов. Тут и там лежали выпотрошенные раковые клетки и рядом с ними их патологическое содержимое, митохондрии, трубочки комплексов Гольджи и ядра, рибосомы и лизосомы вперемежку с вытекшей цитоплазмой, белковые оболочки вирусов, стенки бактерий и снова мертвые иммунные клетки…

А в это время где-то в подмышечном лимфоузле идут переговоры о мире, и представители иммунитета и мозговой ткани соревнуются с приплывшими на собрание метастазами карциномы в любезностях.

Тьфу ты, гадость какая двуличная, подумал «Онколог». Что одни, что другие. А здесь ребята гибнут десятками, сотнями, тысячами…

Впереди себя он увидел плывущий в потоке крови кусочек опухоли, целое подразделение клеток переродков, штурмовую группу и агитаторов в одном лице. Вот этот метастаз, продвигаясь вперед по артериям, наконец, застрял в узком месте и перекрыл поток крови. И тут же штурмовики начали свою разлагающую деятельность. Принялись размножаются буквально пред ясны очи окружающих тканей и одновременно вести пропагандистскую работу среди уставших от бесконечной борьбы за выживание еще не озлокачествленных клеток. Все их аргументы «Онкологу» уже давно известны: мол, если станете нашими последователями, если озлокачествитесь, вам гарантировано бессмертие, свобода от влияния утратившего контроль над ситуацией мозга, никаких обязательств перед высшим руководством и только одна задача — бесконтрольно размножаться. Плюс потребление из крови стольких питательных веществ, сколько захочется.

Не жизнь а рай земной. Как устоять? Как устоять, если все это действительно правда? Зачем устоять, если выбор сводится к «умереть за мозг, которому до тебя нет дела и который даже не знает о твоем существовании» либо «жить, размножаться и быть свободным»? Почему устоять, если озлокачествиться, размножиться и оторвавшись, уплыть в другие ткани, это реальный способ посмотреть весь организм, попутешествовать и найти себе место жительства по вкусу, вместо пресного и заскорузлого «где родился, там и сдох на работе»? Кого ради приносить себя в жертву? Ради уже шатающегося старого режима мозга, от которого ты еще ни разу не видел ничего хорошего, кроме порции кислорода и питательных веществ, и то только потому, что без них ты просто не сможешь дальше работать на благо того же мозга? Работать. Работать!!! Перекусил и снова за работу! Устал? Истощился? Больше не можешь работать? Ну что ж… запускается процесс апоптоза и такая клетка гибнет в назидание остальным.

На этом вопросе агитаторы останавливаются наиболее подробно, и даже с некоторой скорбью и сожалением в голосе грустно так констатируют сей неопровержимый факт. Мозгу нужно, чтобы ты работал и не высовывался. А если ты не можешь работать, мозгу нужна твоя смерть. Вот и все — работа и смерть. Только это и ничего лишнего. И даже это мозг делает не сам, а при помощи своих подручных. Потому что он даже не хочет знать как тебя звали. Потому что ты для него всего-лишь один из миллиардов доверчивых работяжек, на которых можно и должно паразитировать. И так всегда было. Всегда. И так всегда будет.

А вот для нового движения, ранее запрещенного, а сейчас приобретающего официальный статус, ты нужен. Ты, именно ты! Нужен! Карцинома дает тебе свободу. Карцинома принимает тебя как равного. Ты ее часть, и ее власть — ваша коллективная власть! — растет с каждой минутой. С каждой секундой. Если, конечно… Если ты согласен перейти на ее сторону. Ну, а если нет, так и говорить не о чем, вон, сколько желающих.

Клетки слушают. Клетки задумчиво слушают. Переспрашивают, задают уточняющие вопросы. И чем дальше длится агитация, тем меньше остается сомнений какую они все-таки выберут сторону.

А власть имущие проводят переговоры далеко отсюда. А бойцы все гибнут на передовой и им на смену идут другие…

С ходу, не сбавляя темпа, Т-киллер «Онколог» при поддержке Т-хелпера «Грибника» набросились на агитметастаз и без жалости принялись потрошить одну онкоклетку за другой…

Им на подмогу подоспели еще несколько пар стражей внутренней безопасности и, образовав вокруг агитаторов плотное кольцо, по очереди стали вынимать жизни из всех расположенных на поверхности метастаза онкоклеток. А те мутанты, что были расположены внутри кусочка опухоли, те, до которых так просто не добраться, кто руководил группой переродков из-за спин агитаторов, объятые ужасом, чувствуя всеми своими рецепторами свою близкую гибель, стали без умолку выкрикивать революционные лозунги и агитационные слоганы:

— Свободу всем клеткам от тотального контроля!

— Долой иммунных убийц!

— Да здравствует свобода и бесконтрольное размножение!

— Мозг к ответу!

— Сменить руководство костного мозга!

— Долой гемато-энцефалический барьер, снять с мозга неприкосновенность!

— Все клетки и органы равны!

Они уже понимали, что обречены. И иммунные клетки тоже это знали. И никуда им теперь отсюда было не деться. Они застряли в этом котле, окруженные враждебными им лимфоцитами и поясом своих мертвых сотоварищей. Но даже сейчас они продолжали агитировать, взывать к справедливости, о которой имели какое-то свое представление, требовали перемен для всех…

Измотанные битвой лимфоциты устало прислонились к стенке сосуда и отдыхали. Они были истощены до предела и уже просто физически не могли уничтожить ни одной раковой клетки. Изрядно потрепанный метастаз все еще заполнял собой весь просвет маленькой артериолы, и вопли еще живущих внутри его клеток-мутантов порядком действовали на нервы. Но нужно было «перезарядиться», набраться сил для того, чтобы нанести по врагу еще один, решающий удар, и тем окончательно превратить его в мусор.

И тут это случилось.

— Перемирие! — грянул голос одновременно со всех сторон. — С карциномой подписано перемирие! Всем подразделениям внутренней безопасности приказано прекратить бессмысленное цитоплазмопролитие и отойти на расстояние двух вытянутых рецепторов. Повторяю. Подписано перемирие…

Лимфоциты замерли. Они стали растерянно переглядываться между собой. И каждый из них читал на поверхности оболочек других те же самые чувства, что испытывал в этот момент сам. Страх. Беспомощность. Обреченность. И сильнее всего, отчетливее всего, болезненнее всего между ними, боевыми товарищами, проскочила мысль: «это конец всему, нас предали».

Это было настолько явно, настолько очевидно, что даже онкоклетки, которые было начали радостно ликовать от известия о своей победе, завуалированной под нейтральной казалось бы формулировкой «перемирие», увидев эти взгляды лимфоцитов, замолчали. Их тоже сковал страх. И это был страх куда сильнее, чем тот, который в этот момент испытывали отставные иммунные клетки.

Ведь систему онкоклетки не боялись. Ни раньше, ни тем более сейчас. Система дала трещину, мозг пошел сначала на переговоры, затем на перемирие, а значит вскоре пойдет и на уступки карциноме. А потом и на еще большие уступки. Ну, а после этого… Так что, можно сказать, полная и безраздельная победа уже у них в кармане, теперь это только дело времени и не более того. И вот сейчас, когда эта победа стала не только возможной, но и близкой, они, эти онкоклетки, испугались за свои жизни так, как ни боялись еще ни разу в жизни, даже в самых критических ситуациях. Близость победы породила в них страх до нее не дожить. Ведь вот они, эти счастливые дни, до них уже рецептором подать, когда карцинома полностью возьмет верх. Уж она-то точно не будет нянчиться с неприятелем. Задавит иммунную систему насмерть и трабекулы костей, где сейчас штаб-квартиры костного мозга, этого стража старой системы, будут заняты метастазами. И в мозгу будут расти метастазы, прямо в кору прорастать. И в селезенке. И во всех лимфоузлах. Они это заслужили. И вот она уже, финишная прямая к этому рассвету онкопроцесса по всему организму, живи, размножайся, потребляй питательные вещества и ничего не делай… Но!

Да, система им теперь не страшна. Теперь страшны те, кого система бросила. Кого она предала. Над смертью чьих друзей и товарищей надругалась и приказала забыть. Страшны те, кто сталкивался с карциномой на поле боя и знает, что она такое на самом деле, кто понял, что делиться своей властью она ни с кем не будет, что она не потерпит, чтобы в ее организме жили пережитки старого строя. Те, для кого перемирие с карциномой и все вытекающие из этого процессы означают одно — верную смерть. Не говоря уже про моральную составляющую. Все эти миллионы лимфоцитов и фагоцитов, моноцитов и макрофагов, плазмоцитов и клеток Лангерганса, насколько бы рьяно они не стояли на страже порядка, новому владыке служить не станут. Никогда. Их придется выкосить под корень, вогнать организм в глубокую иммунодепрессию, подавить и растолочь. И они это знают. И карцинома со всеми своими метастазами знает, что они это знают. И как раз поэтому, хотя система уже де-факто рухнула, иммунные клетки, уже сейчас обреченные на смерть, в отличии от мозга, возможно, не сдадутся. Очень возможно. И вот это станет такой проблемой, которая вполне может положить конец карциноме со всеми ее планами на жизнь. Если вопреки все-таки подписанному под нажимом карциномы перемирию иммунные клетки не сложат оружие и не умрут тихо и незаметно, для онкопрецесса в этом организме будущего нет. Даже если иммунные клетки обречены на поражение, это их не остановит. Наоборот, это их только подстегнет. Как и обида на старую систему, так подло — ведь все понимают, что подло: и карцинома, и все органы и даже сам мозг это прекрасно понимает — с ними обошедшейся, тоже их подстегнет и лишний раз озлобит. Терять им нечего. Будущего у них нет. Зато есть общий враг. И чувство собственного достоинства. И чувство единства. И обида на всех, кто предал их боевое братство. И вера, что они все делают правильно.

Окончание здесь