Товарищи евреи! Решением уездного Совета рабочих и крестьянских депутатов отныне ваша синагога будет называться «Красным Антирелигиозным Клубом Атеистов». Сокращенно — «КАКА». Вопросы будут?
Нисим Бессмертный
Александр Бизяк
«Меня утешает лишь одно: то, о чем я написал, дурак читать не будет, а умный и подавно. И ты не смей читать»
Из неотправленного письма П.Я.Чаадаева брату Михаилу
(Спецархив города Сараевска)
КАКА
Сколько лет Нисиму, в Горемычном толком никто сказать не может. Впрочем, как и сам Нисим. Потому как он не помнит…
Аккурат на праздник Песах в местечко Горемычное (в 23-м переименовано в Счастливку) черный «Ситроен» доставил Председателя ГубЧК товарища Жухарова и остановился возле синагоги. Жухаров вылез из машины и по крыльцу взбежал в молельный дом.
За всю историю местечка чекист стал первым гоем, своим приходом осквернившим синагогу.
Войдя в молельный дом, Жухаров сдвинул в сторону раввина, руководившего богослужением, и по-хозяйски занял его место.
— Товарищи евреи! Решением уездного Совета рабочих и крестьянских депутатов отныне ваша синагога будет называться «Красным Антирелигиозным Клубом Атеистов». Сокращенно — «КАКА». Вопросы будут?
Вопросов не было.
— Тогда, кто «за», поднять всем руки! — приказал Жухаров.
Прихожане посмотрели на раввина. Тот за кончики подергал пейсы, снял кипу, вытер лысину талесом и робко поднял руку. Прошептал на идише: «Всевышний, прости нас грешных» …
Прихожане проголосовали. Все, кроме одного.
Жухаров вздернул брови.
— Ваше имя, гражданин?
— Нисим.
— А ну-ка встать, когда перед тобой стоит начальник ВЧК! — закричал чекист.
Непроголосовавший иудей продолжал сидеть.
— Он не может, — объяснил раввин. — Он увечный. У него сломана нога и руки перебиты.
— Чем?
— Косой.
— На сенокосе? Какой в апреле сенокос?!
— Я вам позже объясню, товарищ гражданин начальник…
— Хорошо, потом доложишь. А сейчас приступим к лекции.
— Этот гой будет нас учить!… — проворчали прихожане.
— Итак, для начала задаю вопрос: кому принадлежат слова: «Религия для народа — опиум»? И для евреев тоже — добавил от себя чекист. Выждав паузу, ответил: — Ленину! Ребе, — обратился он к раввину, — вы согласны с Лениным?
— Конечно, я согласен! — Подтвердил раввин и произнес на идише молитву, якобы, обращенную к вождю. (К счастью для раввина Жухаров идиша не знал). «Прости, Отец наш, ибо мы грешны перед тобой. Помилуй нас, Владыка наш, ибо преступны мы. Ведь Ты — добрый Бог. Благословен Ты, Господь милосердный и всепрощающий».
Прихожане вторили раввину.
— Верно! — заявил чекист, сделав вид, что понимает идиш. — Кстати, знаете ли вы, что все свои статьи на эту тему товарищ Ленин написал исключительно на идише?
— Знаем, товарищ гражданин начальник. Мы их по шабатам в синагоге обсуждаем.
— Ну, то-то же! — похвалил Жухаров.
Но тут лекция неожиданно прервалась. К синагоге на взмыленном коне подлетел красноармеец в пыльном шлеме, соскочил с седла и ворвался в синагогу.
— Товарищ председатель ГубЧК! Велено сказать, что в вашем кабинете вас дожидается Феликс Эдмундович Дзержинский.
— Дзержинский?!
— Так точно! Он.
— А ты не перепутал часом?
— Никак нет! Вот вам крест, не перепутал. Невысокого росточка, пышные усы, как у товарища Буденного, в очках и с тросточкой. Хромает. Вылитый Дзержинский. Я как раз в сортир бежал по коридору, ну и напоролся на него. «Куда торопишься, солдат?» Я растерялся: как сказать Дзержинскому, что бегу в сортир? Говорю, что направляюсь в Красный уголок на политчас. Занятие ведёт Жухаров? — спросил Дзержинский. Никак нет, отвечаю. Он в синагоге на молитве. Евреев агитирует за коммунизм.
— А по какому делу он приехал, Дзержинский не сказал? — Спросил Жухаров.
— Он мне не докладался.
— Опять, небось, с инспекцией… — Чекист с досады сплюнул на пол синагоги.
— Товарищи красные евреи! Лекцию придется закруглить. В городе меня Дзержинский дожидается… Вот только как до города добраться? — Жухаров почесал затылок. — У меня в машине колесо спустило.
— А вы возьмите моего коня! — Предложил красноармеец.
— А как же ты?
— Пёхом пошагаю. Вчера товарища Орлова за доблестную службу сапогами наградили. А они не лезут на него. А завтра ему нужно ехать в Харьков на съезд отличников чекистов. Вот он и приказал мне сапоги его до завтрева разнашивать.
— Только гляди, не перестарайся. Ты вот что, — Жухаров почесал затылок. — В город ты нескоро возвернешься, пёхом сорок верст — не шутка. Как только в город доберешься, ко мне зайди. Я тебе за это время успею Грамоту оформить.
— Служу трудовому народу! — Прогорланил вестовой.
— Каков орел! — Жухаров вскочил в седло.
На крыльцо вышел раввин. Протянул чекисту сверток.
— Товарищ гражданин начальник, в честь праздника могу я попросить вас передать товарищу Дзержинскому пасхальную мацу? Пусть не побрезгует. Она кашерная.
— Надеюсь, кровь младенцев в мацу не намешали, инородцы? — Гоготнул чекист и натянул поводья. — Ты, раввин, не обижайся. Пошутил я. Так и быть, давай твою мацу, передам товарищу Дзержинскому.
Жихаров принял от раввина сверток и, огрев коня кнутом, исчез за поворотом.
Рыба еврейской национальности
Теперь, почему Нисим не смог голосовать за КАКУ.
Начнем с истории пятилетней давности.
Приближался Песах. Накануне праздника Нисим выловил в речке Горемычке огромную породистую щуку и зафаршировал ее к пасхальному столу. Нисим был убежден, что настоящую еврейскую гефилте фиш можно приготовить исключительно из щуки.
В те времена в речке Горемычке щук было вдоволь. Руками загребай. Это потом, назло евреям, черносотенная банда местных «ихтиологов» истребила щук как чуждый православным рыбий класс, оставив в речке только пескарей и костистых карпов. Именно к такому выводу впоследствии пришел Нисим.
А тогда, как и сейчас, Нисим, отмечал пасхальный Седер. Стол уставил яствами во главе с графинчиком кашерной водки. Дождался темноты и, как только зажглась на небе первая звезда, приступил к чтению пасхальной Агады.
Седер, как всегда, отмечал в полном одиночестве. Много лет назад он схоронил жену Ахаву. Завести детей молодая пара не успела. Жениться вновь Нисим не захотел. С тех пор жил холостяком.
Завел традицию: как только прочитает Агаду, подходил к окну, выглядывал одиноких путников и приглашал к пасхальному столу.
Вот тут-то в дверь и постучали. На пороге стояла незнакомая старуха в черном балахоне, на голову, по самые глаза, нахлобучен капюшон.
— Я к тебе, Нисим, — сказала гостья. — Пустишь?
— Конечно, заходи и садись за стол! Только сними свой черный балахон. Ты ведь не хоронить меня пришла, а веселиться.
— Погоди, Нисим, не суетись, — прервала его старуха. — Сейчас не время веселиться. Я и вправду хоронить тебя пришла.
— Ты кто?! — вскричал Нисим.
— А ты еще не понял? Я смерть твоя с косой.
— Но я не звал тебя!
— А это мне решать, за кем придти.
— Ну что ж, — сказал Нисим, — Перед смертью выпить не грешно.
Оприходовал рюмашку, крякнул, занюхал фаршмаком. Налил старухе:
— Выпей за компанию.
Старуха оттолкнула рюмку:
— На работе я не пью.
— Тогда вместо тебя я выпью.
Пока он допивал вторую рюмку, старуха подняла косу и замахнулась на Нисима. Но тот был начеку и резко опрокинул стол. Со стола слетела щука и шмякнулась на пол с такой невероятной силой, что у нее отлетела голова. Зашевелились жабры и вспучились глаза. Из брюха вылез фарш.
Вслед за щукой в обнимку с фаршмаком стремительно полетела вниз старуха. Нисим выхватил у нее косу. Распластавшись по соседству с рыбой, старуха обхватила сапоги Нисима, и жалобно взмолилась:
— Не губи! — И поползла к двери.
— Забери косу, старая тетеря! И чтобы больше я никогда тебя не видел. Когда нужно будет, сам вызову тебя. — И с силой пнул ее в костлявый зад.
Старуха кое-как переползла через порог и сгинула в ночи…
…Спустя два года Смерть снова объявилась.
Разгневанный Нисим рванулся к печке, взял кочергу, согнул ее в петлю, надел железный ошейник на шею обезумевшей старухи и туго затянул узлом. Старуха захрипела, выпучив глаза как фаршированная щука. Нисим выволок ее на улицу и поволок к реке. Горемычное с ума сошло. Такого на селе отродясь никто еще не видывал, чтобы старуху Смерть, как ослицу, тащили на ошейнике. Жители со страху захлопывали ставни, детишек заталкивали в хаты, скотину загоняли в хлев. Собаки, поджав хвосты, метались по местечку и визгливо заливались лаем. Православный люд яростно крестился, евреи воздымали руки к небесам, мусульмане валились на колени и бились головой о землю, моля Аллаха о спасении. И даже большевик Козлов, от греха подальше, схоронился в подполе.
Костлявая, вконец выбившись из сил, рухнула в придорожную канаву. Нисим взвалил ее на плечи и потащил к высокому обрыву над рекой. Отыскал тяжелый камень, привязал к старухе и столкнул её с обрыва. Но старуха благополучно приводнилась. Напоследок крикнула Нисиму:
— Накось, выкуси! — И поплыла на супротивный берег.
Теперь вернемся к эпизоду, с которого начали рассказ. Накануне вечером, в пасхальный седер, настырная старуха в третий раз пришла к Нисиму.
— Ты?! — взревел Нисим. — Да когда ж ты сдохнешь, наконец?!
— Сегодня сдохнешь ты, — ответила старуха. — Видано ли, чтобы Смерть трижды к клиенту приходила?! Тоже мне Иван Царевич! Но уж сегодня ты от меня не улизнешь! Аид, владыка царства мертвых, приказал живьем тебя к нему доставить. Хочет лично на тебя взглянуть, какой ты из себя герой. А уж потом на глазах Аида я тебя прикончу. Живо собирайся, путь неблизкий!
Нисим был жаден до острых приключений. Когда еще живьем он побывает в Царстве мертвых и лично познакомится с Аидом? А там будь что будет… Двум смертям не бывать, а одной не миновать…
— А знаешь, старая, — сказал Нисим, — пожалуй, я готов отправиться к Аиду.
— А куды ж ты денешься? Для храбрости выпей на дорожку. У Аида выпить не придется. Он на дух не переносит алкогольные напитки.
Нисим последовал совету. Направились к реке.
На берегу сушилась лодка.
— Твоя? — спросила Смерть.
— Моя.
Старуха фыркнула:
— Корыто, а не лодка. Того гляди, перевернемся.
— Перевернемся, выплывешь. Ты живучая. Других лишаешь жизни, а самой-то жить охота.
— У меня профессия такая.
Старуха вынула из балахона крест и перекрестилась. «Господи, прости меня»…
Нисим сел за весла, старуха уселась впереди. Чтобы путь показывать.
— Ну что, поплыли? — Спросил Нисим.
— С богом! — Ответила старуха. — Только не балуй, гляди! На воде баловать опасно.
— Будешь ты меня учить!
— А ты поогрызайся у меня!
Плыли долго. Примерно часа через четыре старуха приказала
— Видишь речку справа? Сворачивай в нее!
— Что еще за речка?
— Мухоморка.
— Впервые слышу о такой.
Старуха возмутилась:
— Стыдно, коль не знаешьродного региона!
— Я в этих краях сроду не бывал. У меня и в Горемычном дел по горло.
— По горло, говоришь? Ну-ну… — Оскаблилась Старуха, поплевала на лезвие косы и подолом балахона тщательно ее протерла. На лезвии заплясали лунные блики.
Царство мертвых не место для живых
Плыли молча. Каждый думал о своем. Мухоморка петляла меж полей и перелесков.
Нисим вконец выбился из сил, с трудом ворочал веслами.
— Тоже мне, мужик… Веслами работать — это тебе не щуку фаршем набивать. Давай местами поменяемся. Ты не гляди на мой преклонный возраст. Я с веслами справляюсь шибче твоего.
Проплывали мимо какого-то селения.
— Видал, как тут живут?! В грядках бабы с тяпками, задницами кверху, а мужики зады свои на лавках греют. Горилку хлещут и цигарками дымят.
— Знакомое тебе село? — Спросил Нисим.
— Кобылово-то? Глаза б мои его не видели! Уж сколько я тут мужиков перекосила, не сосчитать…
— Мужиков косила, а баб не трогала?
— Которые блюли себя, не трогала. Только мужиков.
— Это почему же?
— Потому как мужики здесь — блядуны сплошные. Перещупали всех баб в селе. За одним, Хомой, весь год охотилась, а застукать не могла. Хитрый оказался лис. Ночью к нему в хату проберусь (днем Аид работать запретил) — спит себе, котяра, хоть бы хны, с женой в обнимку. Тогда я в тайне от Аида днем в село прокралась. Застукала! За огородами в овраге. Гляжу, он, боров, девку месит, точно тесто дрожжевое. Ну, тут я его и прихватила. Да так, что он с девахи не успел сползти. Охнуть не успел.
Нисим, на что не робкого десятка, и тот поежился.
На пригорке обозначилось новое село. Старуха сообщила:
— Село Удавка. На двадцать три двора кобелей всего-то было пятеро. Троих я прибрала, двоих дюжих жеребцов оставила. Для приплоду. Без них какая жизнь для баб? Им размножаться надобно…
— А я гляжу, не такая ты и дура. Разбираешься в селекции.
— А вот скажи мне: Бог велел всем размножаться, а про любовь ни слова не сказал. Почему, как думаешь?— затеяла дискуссию старуха.
— Одно дело любить, другое дело размножаться, — рассудил Нисим. — Одной любовью приплода не получишь. В этом деле секс необходим.
— А ты, гляжу, тоже не дурак, — подвела черту старуха.
Поплыли дальше.
— А ну причаль! — приказала старуха.
— Зачем?
— Говорю, причаль. Здесь я распоряжаюсь.
Нисим причалил к берегу.
— Заночуем здесь, в Кащеевом лесу.
Нашли поляну для ночной стоянки.
Нисим расположился под кустом крапивы, Старуха — поодаль, под сухой корягой. Предупредила:
— Вздумаешь бежать, без башки оставлю. Коса моя, как бритва. Прошлым летом я этой косой комара яиц лишила. Теперь евнухом летает, — хихикнула старуха. — Ладно, спи, давай…
Но Нисиму не спалось. Он смотрел на звезды и о чем-то размышлял.
Позвал старуху.
— Не спишь? Вот ты скажи мне, старая карга, на кой тебе живых людей мертвецами делать? Давно ты этим промышляешь?
Старуха помолчала, а потом ответила. (Нисим был первым из ее клиентов, кто спросил об этом. И это ей польстило).
— Давно. Когда на графьев Потоцких — Вацлава и Войцеха батрачила. А было мне тогда шестнадцать. Не девка, а наливное яблочко. Зигфрид, сын старшего Потоцкого, пялил на меня глаза, точно бык на тёлку, проходу не давал. Особенно в покосную пору. Любил смотреть, как ловко я косою управляюсь. Сначала налюбуется, а потом затащит в стог, завалит на спину и давай насильничать. А вволю надругавшись, штаны свои с лампасами натянет и улыбается, кобель: «Спасибо, ублажила, милая». И на бакенбардах кудряшки подбивает. Ну, не гад ползучий! Вот тогда-то мой терпёж и лопнул. Уж не помню, как решилась: замахнулася косой, и головы, как не было. Снесла, вместе с бакенбардами. Корчится, визжит, как резаный кабан.
На крик сбежались косари, и давай за мной гоняться. Откуда ни возьмись, прибежали Вацлав с Войцехом. Догнали в роще, придавили к дереву, и давай душить. Вот тут-то коса моя помощница опять меня спасла. Опомнилась, а поздно. Что я, дура, сотворила?! Головы в траве валяются, друг на дружку пялятся, языки из них повылезали. А обратно их на место не приставишь. Прихватила я косу, обтерла сарафаном и бегом в соседнее село, к крёстной бабке Антонине. Она меня в коровнике запрятала.
Ночью то ли во сне привиделось, то ли наяву — пришел ко мне Аид, повелитель преисподней. Вручает мне косу из дамасской стали и униформу с капюшоном. «Собирайся, Марфа. Сил и ловкости в тебе немеряно, с косой умеешь управляться. Определил тебе я Лиходеевский уезд. Регион вконец запущенный, в санации нуждается. Найди местечко Горемычное, обоснуйся в нем и заступай на вахту. Наводи порядок. У тебя получится. Вон как ты Потоцких порешила. Любо-дорого глядеть. Так что в нашем деле опыта тебе не занимать. А власти все равно тебя достанут, от них не спрячешься. Никакая бабка Антонина не поможет. Засудят, как серийную убивицу, и на пожизненную каторгу сошлют. В кандалы обуют. Там ты и сгниёшь».
Вот такая вот история… А что прикажешь делать? С тех пор и промышляю в Горемычном. Сегодня за тобой пришла. Подумала, засиделся в стариках, пожил достаточно, не надоело? Пора и на покой. Думала, спасибо скажешь. А ты на мое добро вон как отвечаешь…
— Пути Господни неисповедимы, — философски заключил Нисим…
Путешествие к Аиду было долгим. Старуха и Нисим менялись вахтами на веслах. Нисим Старуху люто ненавидел. И эта лютость все прибавлялась.
Наконец, береговой пейзаж резко изменился. Леса и рощи сменились уродцами деревьями, похожими на карликов. Поля превратились в серобурые пространства. Почернела синева небес.
Старуха объявила:
— Приготовься, вступаем в Царство мертвых. Плывем по Ахерону. Впереди две реки остались: Стикс и Лета.
Нисим со страхом огляделся. Встречным курсом к ним приближалась утлая лодчонка. На веслах восседал беззубый сгорбленный старик. Это был Харон, перевозчик теней умерших.
Харон притормозил.
— Здравствуй, старая! Давно тебя не видел. Всё в Горемычном трудишься?
— Тружусь, будь оно неладно, это Горемычное…
— Да уж слыхал. Аид за профнепригодность грозится рассчитать тебя. Какого-то Нисима пятый год скрутить не можешь.
— Да вот он, в лодке. Аид надумал показательный турнир устроить. Кто кого — я Нисима или он меня.
Харон зыркнул на Нисима.
— Ишь, каков налим! Ну-ну, ни пуха ни пера тебе, старуха.
— К черту. А сам ты как? Всё на перевозках?
— На перевозках…. Работы нынче много. Вот в Брюхатино плыву, за новой партией теней.
На том и разминулись.
По обоим берегам пустоши сменились скалами. Высоченными, до самых туч. Скалы вдоль и поперек были расписаны туристами:
«Микола из Нахаловки», «Здесь были Ося с Кисой», «Настюха, я тебя люблю, Валерий»; «Привет от полтавских альпинистов!»… «И почему люди не летают? Раскинула бы руки и взмыла ввысь! Катерина из города Калинова».
Но чем ближе подплывали к резиденции Аида, тем заметнее менялась тематика автографов.
«Всех нас не перебьете, ироды!», «Мы из Кронштадта!», «Галина, береги детей!», «Самое дорогое у человека — это жизнь». «Нет, весь я не умру!», и, наконец, большими буквами: «Люди, я любил вас. Будьте бдительны! С приветом, Фучик»…
Наконец, вступили в Лету. В кромешной тьме на верху скалы угадывался замок.
Старуха прошептала:
— Вот мы и у цели. Причаливай, да только тихо. Здесь не любят шума.
— Лучше подскажи, где лодку привязать? Чтобы нашел, когда стану возвращаться.
— Она тебе уже не пригодится. Ты здесь останешься, навечно. Превратишься в тень. Уж в этот раз я тебя прикончу. Клянусь богами. Я докажу Аиду, что рано списывать меня.
По крутой скале, на ощупь, полезли наверх. Старуха впереди (ей был знаком здесь каждый выступ), Нисим — за ней.
Железные врата дворца были широко распахнуты. Здесь уже их ждали. У ворот дежурил Цербер, трехголовый пёс. Оскалился, шерсть дыбом встала, с клыков желтая слюна ручьём стекает.
— Свои! — Приструнила пса Старуха.
Цербер проворчал, но пропустил их.
Старуха и Нисим осторожно вошли в хоромы грозного Аида. В полумраке просторной залы с высоких сводов свисала паутина. Паук, размером с морскую черепаху, плёл из нее висельные петли для повешенных.
Пролетел грифон. Спикировал на плечо Старухи и, уткнувшись клювом в ухо, начал что-то ей нашептывать. Та шутливо отмахнулась: «Да ну тебя, охальник! Вспомнил, тоже… Стара я стала для таких утех»!
Под сводами Дворца заметалисьвспугнутые тени. Нисим услышал слабый шелест голоса жены Ахавы: «Это я, родной. Уходи немедленно. Здесь не место для живых»…
На высоком троне восседал Аид, повелитель Преисподней. Облаченный в такой же балахон, как и на старухе, только расшитый жемчугом. В одной руке Аид держал монарший скипетр в виде золотой косы, в другой — булаву, увенчанную черепом. У ног Аида растянулся Цербер, грызущий человеческую кость. Рядом с Повелителем расположились три Эринии — богини, исполнительницы казней приговоренных к смерти. Чуть ниже, на каменных трибунах теснились существа, чьи пёсьи головы были покрыты капюшонами.
Наконец, вывели Старуху в рабочем камуфляже, следом — по пояс голого Нисима. Трибуны встретили Нисима свистом и нецензурной бранью.
— Старуха! — вопили пёсьи головы, — Отсеки жиду качан, а заодно и бейцы!
— Цыц, антисемиты! — Приказал Аид. — Запомните, здесь перед нами все равны — и горбоносые евреи, и косоглазые китайцы, и шалавые блудницы, и девы непорочные, и большевики с наганами, и еретики, и попы брюхатые с крестами …
Аид дал команду начинать корриду. Старуха исполняла роль тореадора, а роль быка играл Нисим
Прозвучал гонг.
Трибуны, естественно, болели за Старуху.
По условиям корриды ничья была исключена. Или — или. Победит старуха, останется на службе у Аида. Победит Нисим — навсегда освобождается от смерти и становится Бессмертным.
Схватка началась.
Старуха применила свой излюбленный прием: ловкая подножка, враг валится на спину, коса направлена на кисти рук противника, чтобы их отсечь и, лишив врага возможности защиты, окончательно его прикончить.
Нисим упал на спину, изловчился и пнул ногой черный балахон. Нога хряснула и переломилась. Он ухватился за косовище и с силой притянул его к себе. Старуха от страха взвыла, вспомнив кочергу, которую когда-то Нисим скрутил в ошейник.
Финал получился стремительным. Нисим, заливаясь кровью из пораненных ладоней, лезвие косы скрутил в бараний рог и морским узлом затянул его на горле Смерти. Старуха захрипела. Её тело, как шагреневая кожа, стало быстро уменьшаться. В конечном счете, превратившись в маленький комочек плоти, шевелящейся под балахоном. Наконец, и он исчез, растёкшись смрадной липкой лужицей.
— Харон, оформи новенькую,— мрачно произнес Аид. — А тебе, Нисим, как победителю, дарую пожизненную жизнь. Отныне ты становишься Бессмертым. Харон, доставь его в местечко. Сам он с веслами не справится.
Перевязав Нисиму раны, Харон взвалил его на плечи и уложил в свой чёлн. Впервые в своей практике он перевозил не тень умершего, а живого человека.
…Аккурат на праздник Песах в местечко Горемычное черный «Ситроен» доставил Председателя ГубЧК товарища Жухарова и остановился возле синагоги. Жухаров вылез из машины и по крыльцу взбежал в молельный дом, сдвинул в сторону раввина, руководившего богослужением, и по-хозяйски занял его место.
— Товарищи евреи! Решением уездного Совета рабочих и крестьянских депутатов отныне ваша синагога будет называться «Красным Антирелигиозным Клубом Атеистов». Сокращенно — «КАКА». Вопросы будут?
Вопросов не было.
— Тогда, кто «за», поднять всем руки! — приказал Жухаров.
Прихожане посмотрели на раввина. Тот за кончики подергал свои пейсы, снял кипу, вытер лысину тфилином и робко поднял руку. Прошептал на идише: «Всевышний, прости нас грешных» …
Прихожане дружно проголосовали. Все, кроме одного.
Жухаров вздернул брови.
— Ваше имя, гражданин?
— Нисим.
— А ну-ка встать, когда перед тобой стоит начальник ВЧК! — закричал чекист.
Непроголосовавший продолжал сидеть.
— Он не может, — объяснил раввин. — Он увечный. У него сломана нога и руки перебиты…
Уважаемый АГБ, рад, что у нас совпали не только вкусы, но и инициалы (это ж надо!). Простите, я не понял, чей это адрес: allazektser@yahoo.com?
Не знаю, как в редакции попросить Ваш электронный адрес, потому называю свой: bialex@rambler.ru
Пишите, будем обмениваться \»жвачками\»!
Спасибо за приглашение в штат Орегон, а Вас я приглашаю в Иерусалим и в нашу Хайфу.
Ваш АГБ
МАРКУ ФУКСУ
=============
Дорогой Марк!
Спасибо, что так по-доброму откликнулись. Надеюсь на встречу не только на Портале, но и в реале.
Обнимаю,
А.Г.
А.Г!
Рад новой встрече с Вами на страницах Портала и расцениваю ее не только, как подарок, но и как свидетельство Вашей отличной формы, готовности к шутке и улыбке.
Спасибо.
М.Ф.
Алексу Биргеру
Уважаемый Алекс, простите, повторюсь: как приятно встретить человека, понимающего юмор. Не печальтесь. В ответ на Вашу фразу \» Жаль , как я говорил, что она закончилась. Но ведь – не совсем?\», хочу заверить Вас, что она не закончилась и имеет продолжение. Непременно предложу для публикации Евгению Берковичу. Буду рад снова обозначиться в Журнале, если Главред не будет против.
И еще: как бы нам связаться с Вами по Емеле? Хотелось бы упрочить наши приватные контакты.
С искренним уважением,
Александр
__________________________________________________
«подцепляясь на крючок в поисках жвачки и утраченных красящих их нежным светом здравого смысла и понятий», отправил вчера е-мелю по адресу: allazektser@yahoo.com
Прочитал также Вашего СОКРАТА и др.
з повагою , АГБ (Вы будете смеяться — все наши ин-и-циалы сов-пали 🙂 )
Алекс Биргер
11 Ноябрь 2014 at 7:14 | Permalink
Mногим рыбам разных национальностей , растерявшим остатки юмора , передвигаясь по буеракам казённого бытия “в поисках утраченного времени” и утр , красящих нежным светом стены кремля , Ваша удивительная проза – не в подъём и – отлично !
Пусть жуют свою жвачку. Не для них ведь Ваш герой сражался . Удачи Вам
___________________________________________________________________________________
Многим рыбам, плавающим по поверхности, подцепляясь на крючок в поисках любой жвачки и утраченных, красящих их нежным светом здравого смысла и понятий, не «в подъем» окунуться глубже.
на такого рода комменты в чужом блоге отвечать считаю нецеЛесОобразным (ЛО !) и ненУЖным
ответ г-же И.Б. — в ГостевОЙ. Впредь — очень прошу не затруднять себя и мои комменты (и моё всё-всё ) просто-напросто игНОриРОвать .
Автору — исполать; жду продолжение КАКИ ; мой и-мэйл и почт. адрес — в Редакции. Охотно даю разрешение переслать Вам. И вообЧе , милости прошу , при случае (кто знает ? ) — к нам , в штат Орегон , в наш маленький штэтл на загнивающем Западе (дальше на Запад — токмо Тихий океан , ещё дальше — Владивосток-Хабаровск , «но мне туда не надо» ). Если будут сложности с получением эл. адреса , дайте знать. Пришлю почтовый , а дальше , если пришлёте открыточку , всё будет беседер. На следующий год (если Бог захочет , как говорят наши «двоюр. братья» ) — в Ерушалаиме! Удачи Вам , Александр Б.
Алексу Биргеру.
Уважаемый Алекс, сердечное спасибо за Ваш добрый комментарий. Он очень поддержал меня и окрылил!
Уважаемый Aleksandr ,
надеюсь, мы с Вами не продолжим м-м-м расшаркиваться и доказывать , кто кого порадовал больше. Вы написали — я повторяюсь — редчайшую , IMHO (извините мой стереОтип) , потрясающе интересную и оригинальную вещь. Жаль , как я говорил, что она закончилась. Но ведь — не совсем?
Удачи Вам , ваш А.
Mногим рыбам разных национальностей , растерявшим остатки юмора , передвигаясь по буеракам казённого бытия «в поисках утраченного времени» и утр , красящих нежным светом стены кремля , Ваша удивительная проза — не в подъём и — отлично !
Пусть жуют свою жвачку. Не для них ведь Ваш герой сражался . Удачи Вам !
Какая замечательная занимательная редкая Кака !
Давненько не получал такого удовольствия ; буду перечитывать , расставаться с персонажами не хочется. Блеск , спасибо .
«Меня утешает лишь одно: то, о чем я написал, дурак читать не будет, а умный и подавно. И ты не смей читать» Из неотправленного письма П.Я.Чаадаева брату Михаилу
(Спецархив города Сараевска)
__________________________________________________
Этот многозначительный эпиграф, по понятию автора, должен начисто отсекать какую-либо критику. Но на самом деле рассказ ужАсный (« А» выделено в подчеркивание орфографических ошибок автора). И я бы не стала говорить, что автор в этом рассказе «по новому открылся». «Одной любовью приплода не получишь. В этом деле секс необходим», — говорит Нисим. Так и у автора любая тема — даже тема о бессмертной еврейской душе — облекается в один скабрезно-фривольный тон. Тут и «мужики — блядуны сплошные», и « боров девку месит, точно тесто дрожжевое», и «кобель, натягивающий штаны со словами: ублажила, милая», и претендующее на юмор «КАКА» — аббревиатура «Красного Антирелигиозного Клуба Атеистов», и т.д. и т.п.
А все эти «жухаровы», «железняки» и прочие ухари — направленцы — не более чем литературный штамп, уже изрядно набивший оскомину. Как и избитые приемы стилизация под современный язык – «санация», «селекция», «регион запущенный» и пр.
Да и сама ключевая тема – борьба Нисима с «косой» — не более чем перепев фольклорных народных сказов. Народ издавна подсмотрел, что бессознательное (в переводе на ученый язык) может проявлять и обнаруживать себя в появлении различных стигматов (как в данном случае — сломанной ноге и перебитых руках). Нисим, по идее автора, герой, который среди всех прихожан один не проголосовал за переименование синагоги в клуб. Но не проголосовал… из-за перебитых рук. Тут автор остается верен себе — все это смахивает на анекдот и хохму. Не удержался автор — даже в разговоре о бессмертии еврейской души.
Бросаются в глаза ошибки: кАшерный, фАршмак, кАчан.
Алик (Саша), увидел тебя и сразу прочитал. По новому открылся мне, хотя стилю и юмору не изменил.
Прочитал с большим удовольствием. Спасибо
Спасибо, Боря! Твоя оценка очень ценна для меня.