Александр Костюнин: Дагестан. Дневник поездки. Главы из книги. Продолжение

Loading

Мы свыклись с тем, что чиновники берут мзду по всей необъятной стране, но «дача взятки должностному лицу за право исполнить свой конституционный долг» — изобретение дагестанское. Не за «отмазку» от армии — за право служить России рядовым… Это ещё один парадокс Дагестана.

Дагестан. Дневник поездки

Александр Костюнин

Главы из книги. Продолжение. Начало здесь

Рекрутские адаты

Аварца призвали в армию. Лей-пей и отправили. Через полгода матери приходит конверт с фоткой. Мама открывает, смотрит: на фотографии просто танк. Она с испугом, в непонятках, а на обороте надпись: «Эбель, я в танке!»
Армейский анекдот от Хамида

Дагестан — уникальный край.

Всё здесь зеркально иначе.

Например, в этой северокавказской республике молодые люди с особым желанием идут служить в вооружённые силы. «Особое желание» привело к тому, что в Хивском районе, по словам Главы МО Камиля Мустафаева, на одно призывное место претендуют десять желающих. Десять парней, жаждущих исполнить свой конституционный долг.

Да, пока на срочную службу удаётся прошмыгнуть одному из десяти…

«Счастливчики!», «Баловни судьбы!» — завидуют им сверстники и… нажимают на свои тухумы с просьбой «подключиться к решению вопроса». В ход, как при любом дефиците, будь то услуги, товары, идут взятки.

Сын моего кунака, Хамид, разоткровенничался:

— Год ждал призыва. Не дождался. Подсказали: нужно сняться по месту жительства с прописки, с воинского учёта, прописаться у родственников в России и призываться уже оттуда. Вот, на днях уезжаю к тётке в Тверь, другого варианта нет. Иначе ни на госслужбу, ни в милицию не поступить. Сейчас призыв в Дагестане практически приостановлен. Объясняют тем, что с горячими кавказскими джигитами в армии одна уголовщина.

Лично я бы так категорично заявлять не стал, хотя особенности у призывников из кавказского региона, безусловно, есть. В бытность работы на оборонном заводе я занимался ремонтом противоминных тральщиков, и постоянно, то на одном, то на другом военном корабле вспыхивал бунт. Офицеры ситуацией не управляли и матросов откровенно боялись. Директор докладывал мне: «Там, как в 17-м, главный не командир — революционный комитет». Мне стало интересно, чисто с писательской точки зрения. Я пригласил в свой кабинет «вождя» революционных матросов — Магомед из Дагестана. За чашкой чая с ним расхабарились:

— Ле! От тяжёлой работы не отказываюсь, а таскать воду, драить палубу, гальюн не стану.

И его можно понять: в родном ауле всё это — «женская работа». Причём, на службу в армию, на флот, ни сестёр, ни жён, ни матерей, ни бабушку, в качестве прислуги, с собой брать не разрешают. В вооружённых силах все работы должны выполнять сами военнослужащие, призванные с Кавказа в том числе; либо заставлять русских, а это всегда уголовщина. К тому же, любая женщина при появлении горца обязана встать, подобострастно приветствовать, но в армии женщины частенько по званию выше, и вековые, священные адаты Дагестана соблюдать не желают. Разве можно воинские Уставы вооружённых сил писать без учёта дагестанских адатов?

Магомед убеждён: «Это дикость, средневековье».

Но ведь, наверняка, должен быть выход…

В той же Российской империи добровольцы из числа горцев служили царю-батюшке в отдельных национальных подразделениях под командой русских офицеров. И, считают, прекрасно служили. Восток — дело тонкое!

Не скрою, «призывные адаты» обескуражили меня…

Мы свыклись с тем, что чиновники берут мзду по всей необъятной стране, но «дача взятки должностному лицу за право исполнить свой конституционный долг» — изобретение дагестанское. Не за «отмазку» от армии — за право служить России рядовым…

Это ещё один парадокс Дагестана. Это ещё один узелок.

Такая вот, как говорил первый Президент России, «загогулина».

Рафик-Смерть

Хабар владельца футбольного клуба «Леки» 

Он брёл по узкой каменной тропе, висящей над бездной.

Едва передвигал немыми ступнями…

Приходилось часто останавливаться — спутник впереди то и дело терял равновесие, отчаянно балансируя руками, извиваясь… на краю Тьмы и Света. Он отводил взгляд от его белого савана, тогой обвитого вокруг немощного тела, растерянно глядел по сторонам…

Каменистый гребень отклонился от прямой и, сколько хватало глаз, впереди себя Он видел длинную нескончаемую череду усталых людей в белом — затылок в затылок друг другу. Украдкой обернулся — и сзади беспрерывная цепь: одни брели на заклание, смиренно склонив голову, другие в страхе озирались. Среди белых одежд разноцветными вкраплениями тянулись люди в повседневной, мирской одежде, тоже застигнутые смертью врасплох… насильственно. Он ступал босыми ногами по острым камням и не чувствовал боли… Слева багровел ненасытным зевом пылающий кратер. «Преисподняя…» — сразу догадался Он, и ледяной страх побежал по спине, пересохло во рту. Далеко внизу, у самой геенны огненной, толпилось обречённым гуртом несметное множество людей, точно песок в песочных часах. Временами сполох пламени из жерла слизывал часть уготовленных и, рассыпав искры над пеклом, сыто стихал…

Послесмертье. Час расплаты…

***

Буквально пару лет назад знакомство с владельцем футбольного клуба (любым! Хоть того больше золотым!) меня заинтересовать не могло. К тому же имя такое необычное — Рафик-Смерть — с кавказским колоритом. Ладно, хоть провожатого звать Замир. За-мир! В сумме должно сложиться нормально.

О встрече Замир условился заранее. Мы тряслись туда на стареньком «Опеле» краем реликтового лианового леса, вдоль своенравно-кипящей пограничной реки Самур, через селение Яраг-Казмаляр. Замир успевал рулить и вести экскурсию:

— Гляди! — он восхищенно тыкал указательным пальцем по очереди в лобовое стекло, затем в боковое, заднее.

Проезжаем громадную новую мечеть, рядом восьмилетняя школа в здании бывшего скотника, ещё одна мечеть… третья, четвёртая, да сколько их тут? Посреди пыльной дороги одинокий ослик — дагестанская «Ока» — ну, тако-оой грустный!..

Я послушно вертел головой.

В Магарамкенте перед базарной площадью Замир резко притормозил. В полуденном мареве сказочным видением переходила дорогу томная красавица. Вслед ей гид мечтательно процокал бейт [1] восточного классика:

Дэвушка идёт, бёдрами качаэт,
Сумачку нэсёт — маладэц какая!

Чёрные с проседью роскошные усы его ожили…

Я тоже заценил девушку (ничего!), однако никакие строчки на память не пришли, думал о предстоящей встрече с Президентом клуба «Леки».

Игра «футбол»… Не знаю, не знаю… Сам в детстве мячик любил попинать, но следить, как мельтешат на голубом экране малюсенькие фигурки, «болеть» за них?! Увольте. А тут, два года назад, очутился зимой в Испании, Барселоне… Стоим группой у трапа теплохода, обсуждаем варианты заморских утех:

— Подожди, «Барселона»… знакомое что-то… — стал вслух размышлять я.

Парни из соседней каюты ошалело запереглядывались.

— Крутится в голове, ну… О! Баски ЭТА [2].

— Ты что… футбол не смотришь?

— Я-аа?..

— Клуб «Барселона» — один из лучших в ми-ииире — «Барса»! Чемпионат Испании!.. Сегодня вечером матч: «Барселона» — «Эспаньол». Вы зачем сюда ехали?

— А-а-аа… Так, может, сходим?

— Мы точно идём. Вы — как хотите.

Говорю своей:

— Идём за компанию?

Отыскали по карте стадион, сориентировались. Я грешным делом, думал, на трибуне одни будем торчать, как волоски на лысине… Куда там! На подходе за два-три квартала — толпы народа, конная полиция. Открытый стадионище на сто тысяч зрителей наполняется, наполняется, наполняется… Неудержимо, как сель! Ещё и билетов нормальных нет: «распроданы». Места достались на самом верху за клеточным ограждением: сетка-рабица натянута, будто в зверинце; сидения — стылая бетонная скамья. Хотя вдали на двух трибунах зияли свободные медежи-пустоты:

— А почему туда не пустили?

— Это для болельщиков «Эспаньол». Засса… испугались приехать, — скорчил злорадную гримасу фан.

За кого «болеть», вопроса не возникало: разумеется, за «Барсу», за своих, мы же в Барселоне. В начале первого тайма наши распечатали ворота супротивников. Гости почти сразу отыграли — 1:1. И два периода счёт ни туда ни сюда… Команды бьются насмерть и, как опасный момент, стадион стотысячным зевом… единым порывом вдыхает: «О-ох!» Парни нервозно грызут ногти:

— Мама мия, Санта Мария!

За двадцать секунд до конца матча форвард «барсов» забивает красивейший гол.

Счёт — 2:1. Наши! Победили!

Весь мир возрадовался. Ликующие трибуны! Дух праздника! Болельщики дико прыгают, скандируют не по-нашему. Я орал громче всех:

— Ура-ааа!!! — обнимал жену, растроганных парней, тряс клетку… охрип.

Видавшие виды фанаты заученно отдирали мои пальцы от решётки, умоляли-заклинали — «главное, не волнуйся»:

— …Ты думаешь все футбольные матчи такие? Как же! Жди. У нас на стадионе можно и закимарить, и выспаться…

Не помню, как покидали трибуны… Улицы запружены возбуждённо-радостными людьми, в одночасье ставшими родными. Столкнулся нос к носу с полицейской лошадью, в избытке чувств расцеловал её в тёплые бархатные губы… Неизбалованная лаской испанская кобыла заржала от счастья.

Вот тебе и футбол… Групповой перепёх с мячиком на деле обернулся зрелищем грандиозным, ярким, каких в жизни видывал мало. Оказывается, тут понимать нечего. Не обязательно даже любить — достаточно просто попасть на такой чемпионат. Наяву, живьём увидеть настоящую игру.

«Опель» вынырнул из тесной улочки. Перед нами, словно по воле джина, нарисовался евростадион под открытым небом: реют флаги Дагестана, футбольного клуба «Леки», государственный флаг России. Вот тебе и аул!

Замир заглушил двигатель:

— Приехали.

У ворот — улыбчивый крепкий горец, лет сорока, с мобильником, в китайских шлёпанцах. Южное кипящее солнце разморило, он с ленцой вышел встречать нас:

— Салам алейкум!

— И вам — салам!

«Не похож он на “смерть”!» — невольно подумалось мне. Нарочитая вялость не могла скрыть и лишь подчёркивала собранность, внутреннюю энергию. От него за версту веет удалью, напором, жизнью!

— С дороги пивка холодного? — радушно предложил хозяин.

— Не откажусь.

В прохладном ангаре, рядом с трибунами, размещалось кафе, где на всю стену — огромный монитор: транслировали, разумеется, футбол.

— Может, выключим телевизор? — несмело предложил я.

— ..? Выключить не надо, потише сделаем. Через десять минут чемпионат мира в Африке. Сюда пацаны приходят, на широком экране смотрят, балдеют. Аргентина с Южной Кореей играют. Вдобавок и Северная Корея участвует: те заранее объявили о своей победе в чемпионате, походу, с голодухи совсем очучхели.

Принесли разливное пиво «Ячменный колос» — живое. В сорокоградусную жару холодное пивко с кутумом [3] — благодать.

Рафик сделал несколько неторопливых глотков из массивной стеклянной кружки:

— С чего начинать?

— С самого начала…

— И рад бы всё начать с начала, да где оно? — он ухмыльнулся какой-то своей потаённой мысли. — Ну, ладно. От русских не раз слышал: «Мужчина — что есьм?» Местные таких вопросов не задают. Помнишь старый анекдот?

Отец с сыном в зоопарке проходят мимо клетки с обезьяной. Сын дёргает за рукав: «Папа, эта обезьяна мужчина или женщина?» — «Это самец». У следующей клетки сын опять: «Пап, а это мужчина?» — «Запомни, мальчик, мужчина тот, у кого деньги! А это — самец!»

И ещё на Кавказе настоящий мужчина тот, кто… пожёстче.

— Рафик, будь мужчиной! — призывал меня с детства буба [4], упрекая в малейшем проявлении доброты. — Зачем тебе футбол? Э-ээ!

Он подтаскивал меня к единоборствам, зрелищам острым… прививал культ силы. Мужчина, в понятии горцев, — воин, всегда готовый к смертному бою. Мужчинам-кавказцам не достойно таранить на себе, вместо женщин и ослов, копны сена за полтора десятка километров с дальних горных сенокосов, воду из родника. Допускается женщину сопроводить. По традиции, джигит идёт впереди, руки свободные, чтобы, в случае опасности первым выхватить кинжал. Горцу не пристало и дома хвататься за работу: важнее отдохнуть, посидеть в тенёчке на годекане, наблюдая как дочери, сёстры, жёны, бабушки проплывают мимо с изящными ичичалинскими [5] кувшинами на плече, негодными для переноски, но благостными для созерцания.

— Вдруг завтра война, а ты уставши! — грозно одёргивали аксакалы малодушных юношей, пытавшихся помочь матерям.

Однако войны всё не было и не было…

Жуткая мысль, что вдруг не доведётся озарить себя славой в ратных делах и жизнь пройдёт тихо, тускло… мирно, не давала покоя войнолюбивым джигитам. В томительном ожидании кровавой сечи утекало драгоценное время… А чтоб как-то скоротать скучные будни до прихода завоевателей, резались между собой за воду, за землю и воспитывали будущих воинов в духе бесстрашия, суровой выносливости, отваги. Буба, например, чтобы выковать твёрдость духа, отправлял меня ночью в дальний конец кладбища ставить папаху на могилу прадеда Сулеймана, племянник должен был принести её назад. Трусость, слабость, нежность осуждаются джамаатом [6] и строго наказываются.

И отдельное спасибо законам гор — не дают кинжалам ржаветь в ножнах.

В конце девятнадцатого века в селе Тпиг случай был: девушка шла к роднику с медным кувшином на плече, навстречу — всадник. Когда проезжал мимо, лошадь случайно коснулась головного покрывала горянки. По закону гор джигит этим обесчестил девушку и весь её род. Отец стал свидетелем позора дочери — из окна сакли всё видел. Наказание одно — смерть. Он выскочил с саблей и отрубил голову беспечному верховому. Весть о трагедии пулей долетела до родственников погибшего. Они вытащили клинки из ножен, чтобы наказать убийцу, на защиту которого тоже поднялся весь род. Сабельно-кинжальная резня растянулась на столетия, и уже в нашем веке, не так давно, юноша полюбил девушку из тухум [7] кровников [8]. Благо, отец поведал сыну богатую историю рода, свадьба не состоялась. Об этом писали [9].

В Дагестане мало укромных уголков, где сохранились эти дедушкины обычаи и бабушкины обряды. А в старину адаты были прикольные.

Вам и не снилось…

Меня, вопреки всем адатам, с малого детства тянуло к футболу, хотя игра командная, мирная…

Посреди Магарамкента — пустырь: коровы эти, барашки паслись. Власти решили сделать футбольное поле. Втайне я мечтал об этом больше других. Огородили участок железным забором, два дня трактор рокотал. «Неужели правда, настоящий стадион будет?» На третий день остыли, забросили. И тишина… Года ходят, ходят… Никаких движений. Пустырь стал колючками зарастать, народ — напрямки через поле бродить, барашки вернулись… В итоге чуть картошку не посадили.

Я уже вырос, занимался поставкой российских грузовых автомобилей в Баку. Появились деньги свободные. Думаю: «Свою мечту, наверно, придётся своими руками… Никто ведь не сделает». Давай прикидывать: как землю оформить, сколько нужно на всё?

Потом — ыб! Очухался: «Выходит, на свои бабки буду строить общий стадион?.. Я чё, совсем?! Что люди скажут? Лично мне земли нужно немного. По-любому два метра дадут в конце». И успокоился. Что было, так тихо-тихо расходовал.

Однажды дома растянулся на полу — футбол смотрю… Вдруг — ба-баммм!!! В прихожей грохот: залетают амбалы в масках, с автоматами, в полной боевой. Думал, ОМОНы, маски-шоу. Вломились, встать не успел. Как начали рихтовать. Удары спортивные, грамотные… Профессионально: туда-сюда. И потом битуха такая… по затылку. Как свет вырубили.

Пока я на больничной койке в несознанке валялся, друзья этих шакалов переловили… По своим связям. Слухи были: они до этого кодлу собирали, в разговоре назвали моё имя. На их волну подсели, выследили. Кого надо — посадили, кого надо — убрали. Оказывается, «наколку» дал мой сосед-ваххабист: «Деньги есть, туда-сюда». Другие — залётные с гор. Даже из банды Хаттаба один «дух». Дерзкие пацаны, но всех пятерых отыскали: и в Баку, и в горах. Одновременно брали. Иначе нельзя: стоит одному убежать, потом — всё, потом надолго. Я до этого думал: сосед молится, ну, и пусть себе молится. Чётки перебирает, Коран читает, глаза закатывает, в Аллаха верит — ведь здорово, правда? Вот как оказалось… Если б настоящие мужики были, пришли бы открыто, сели за стол: «Так, так и так?» А стрелять из-за угла… Детей, женщин. Это не горцы. Проститутки конченые — не мужчины. Ничего святого. Любого могут убить. Я смерти не боюсь. Коли суждено умереть, значит, так тому и быть.

В себя пришёл: весь в трубочках каких-то, в пластыре, бинтах, ломота по телу, голова кружится, гудит. Медсестра улыбается: «Жить будешь». Подлюги бросили меня, думали, мёртвый, но я выжил. Хорошо, сознание тогда потерял. Могли кончить. Редко кто от разбоя остаётся живым. Всё на изменах держится: «А вдруг узнает? Лучше уберём!» Считаю — повезло: заживо умер и повторно родился.

Пацаны толпой пришли навещать, фруктов натащили, мяса сушёного, красного вина… Гогочут, орут, руками размахивают… Для прикола кличку дали «Рафик-смерть». Ржут надо мной:

— Бог его на том свете спрашивает: «Ты стадион сделал?» — «Нет» — «Ну, тогда ты здесь на х… не нужен!»

Ушли.

Я остался один.

Один на один с собой. Было время подумать, в душе покопаться. В голове сильно мысли меняются после такого. Человек сильно другим становится.

Ради чего жить стоит? Ради денег?! Ха-а…

Нужно исполнить дело своей жизни.

И никто меня этому не учил, не подсказал. Сам до всего дошёл.

Понятно, скажут «ненормальный»… Пускай! Теперь я уверен: на ненормальных людях мир держится!

Подкатываю к Главе администрации:

— Отдайте место мне, пустырь. Ничего там посадить не хочу, дом строить не буду. Хочу для людей сделать спортивный комплекс. Чтоб дети играли, народ футбол смотрел. Сколько можно другим завидовать? Если сами свой край не поднимем, со стороны никто не придёт, не сделает.

Он понял:

— Давай, сынок, забери.

Оформил я аренду на сорок девять лет. Ближний конец поля в низине был, два-три метра, тот наверху. Скрепер нашёл, год выравнивал, нивелиром проверял, двести-триста машин грунта привёз. Где ямка, где чё… Думал так: чтобы твёрдое не было — слой чёрного песку: влагу держит и мягкий. Если упал, чтоб не больно. Посадил траву. Сначала большой возможности не было кому-то деньги давать, сам работал. Сам поливал, сам косил, ухаживал. Тихо, тихо… А потом деньжата посыпались, будто с неба. Хаа-а… Я — дальше. Люди под солнцем, под дождём сидят — навес соорудил. Раздевалки появились, душевые, гостиничные номера. Деревья фруктовые насадил. Смотри, какая красота! Черешню попробуй, ягоды спелые, сладкие. Траву газонокосилкой косим: шёлковая бывает, ровная, как биллиардный стол… В углу голубятня. Открываем турниры торжественно. Когда белые голуби взлетают в небо, над трибунами кружат, дух захватывает, как здорово! Такой красавчик-стадион вырос. Так тихо-тихо его построил.

Потом собирал команду. Тренера подтянул: знакомый пацан, футболист Кемран Нурахмедов. Большой спорт оставил, дома сидел, но человек футболом болеет…

Упирался поначалу:

— Тренером никогда не был.

— Ничего.

Пацанов набрали, команду назвали «Леки».

Раньше всех жителей нагорного Дагестана так звали. Джигиты были лихие. Грузины маленьких детей ими пугали: «Спи сынок, а то леки придут! Украдут тебя». Историческое название. Иначе ещё говорят — «лезгины». Произносишь — и слышится лязганье наточенных кинжалов…

В первый же год чемпионат Дагестана выиграли. Чем-пи-оонами стали! Люди отказывались верить. Лезгины ни разу так в футбол не играли. Потом перешли в третью лигу в ЮФО — Южный федеральный округ: Астрахань, Краснодар… и Магарамкент. Наше село на карте-то не найдёшь! Все команды приезжали сюда. Даже из Сочи. Те, правда, сперва побаивались… А как приехали, обзавидовались: «Стадион-сказка! Нам бы такой… потренироваться, поиграть». Встречали их, как принято на Кавказе, хлебосольно.

Короче, я доказал: желание будет — человеку всё по силам. Понимаешь?!

Раз негров из Ганы… позвал на Международный турнир. Не поверишь, приехали, — Рафик задорно рассмеялся. — Письмо через Махачкалу туда-сюда. Сам не ожидал, что приедут. Смотрю… ба! Короче, тут играем… Они к началу не успели, на финал попали. Как раз перерыв был и, б… — живые негры заруливают! Все: «Смотри!..» Забыли про футбол, весь стадион на них уставился, аплодировать начали, гуртом повалили навстречу. Для народа — зрелище!

Детская спортивная школа здесь тренируется. Я их пускаю, ничего не беру, наоборот, сам помогаю. Только одному тяжело всё тянуть… Двадцать человек одеть, обуть, накормить, купить мячи, организовать поездку. Шесть-семь миллионов. Думал, кто поддержит… Никто копейки не дал. Хотят футбол смотреть, зрелище видеть и не платить. «Плохо играют», «хорошо играют» — такие слова ещё говорят. У нас в Магарамкенте богатых людей хватает. Предлагаю: ну пусть один дорогу возьмёт на себя, другой — парк, третий — больницу, четвёртый — воду. Всем джамаатом! Нет. Придут домой, закроются на все запоры, деньги с утра до вечера считают. Тихушники. Как я раньше. Собрать все бабки, что ушли сюда на строительство, я бы, наверное, в Майями мог дворец прикупить или где-то на машине хорошей кататься. Но у меня других планов — море…

— А что ещё? Вроде всё блестит, — искренне изумился я.

— Мечтаю выстроить рядом бассейн, благоустроить вокруг… Прикинь, районный центр, а воды в домах нет. Стадион — мой аккордный наряд. Живу заново, вторая попытка дана. Считаю: нельзя заднего ходу давать, раз не умер. Пойду вперёд, жизнь покажет. Хочется след оставить после себя. Имя. Чтобы дети говорили: «Наш буба строил!» Гордились чтоб. У меня два пацана растут и дочка-лапочка.

Говорят: «Бог помог». Причём здесь?.. Что, землю лопатой за меня Бог кидал? А?! Всё я — лично своими руками. И ещё, если бы в своё время Глава администрации не отдал пустырь, ничего бы не было вообще. Глава, Абрек наш, — лезгин. Его убили… От души хороший человек был. За десять лет здесь третьего Главу администрации подряд валят, хоть в книгу Гиннесса включай.

Друг за другом в прохладное кафе вваливались с уличной жары спортивные парни, здоровались с нами, подсаживались к монитору, следили за матчем. Когда у ворот создавался опасный момент, Рафик прерывал рассказ, оживлялся, блестящим взором следил за игрой:

— У-ааа! Гол!!! Южная Корея — Аргентине. Марадонна! Вон, смотри: этот именитый Марадонна — тренер у них. Гляди, какой стал… колобок.

— Рафик, брат, ничего в этом не смыслю. Лучше пойду, поснимаю твой рукотворный оазис — и в путь…

Мы попрощались.

Я увлечённо фотографировал нереально-красивый, как с глянцевой рекламной обложки, стадион, уютные вместительные трибуны, Замира в компании счастливых мальчишек, азартно гоняющих мяч на ярко-зелёном ухоженном поле…

Если б каждый человек, вот так на куске земли своей сделал всё, что ему по плечу, прекрасна была бы земля наша! Прямо как мечтал былинный Васька Буслаев [10]:

Эхма, кабы силы да поболе мне!
Жарко бы дохнул я — снега бы растопил,
Круг земли пошёл бы да всю распахал,
Век бы ходил — города городил,
Церкви бы строил да сады всё садил!
Землю разукрасил бы — как девушку,
Обнял бы её — как невесту свою,
Поднял бы я землю ко своим грудям,
Поднял бы, понёс её ко Господу:
— Глянь-ко ты, Господи, земля-то какова, —
Сколько она Васькой изукрашена!
Ты вот её камнем пустил в небеса,
Я ж её сделал изумрудом дорогим!
Глянь-ко ты, Господи, порадуйся,
Как она зелено на солнышке горит! 

***

…Он брёл, едва переставляя немые ступни, по узкому каменному гребню, висящему над бездной.

— Куда меня: в джаханнам [11] или джанет? [12] — острая, единственная мысль эта воспалённо стучала в мозгу.

Часто приходилось останавливаться.

Спутник впереди терял временами равновесие, отчаянно балансируя на краю Тьмы и Света. Тогда Рафик отводил взгляд от его белого савана, свисающего тогой с плеч, потерянно оглядывался по сторонам…

Слева широко зиял огромный кратер, по склону серпантином спускалась дорога. Бесконечный поток «рисовых зёрен» медленно стекал по ней к пыхающему жерлу — в стонах, мольбах, в удушливом запахе палёного мяса. Время от времени огненный смерч с гулом вырывался из ненасытного чрева, слизывал часть грешников и, рассыпав веером искры, сыто стихал. Лишь сполохи багряного зарева продолжали тревожно реять над Вселенской преисподней, да густая жирная копоть тяжело оседала чёрным пеплом на дно…

А по другую сторону от каменного гребня…

Пропасть далеко внизу заканчивалась плавным подъёмом на высокую-превысокую гору, поросшую нежной сочной зеленью. Снежная макушка величавой горы терялась в белых кучевых облаках, золотое солнце плыло вкруг вершины, озаряя лесистые склоны и каскады жемчужных водопадов. Отвесные бурлящие реки впадали в тихие бирюзовые озёра. Временами ветер свежел и радужная водяная пыль долетала до Рафика, приятно освежая лицо. На цветочных лугах паслись вальяжно-грациозные лани, наслаждаясь чистыми трелями волшебно-красивых птиц.

И вокруг ни души…

Наконец тропа уткнулась в каменное плато.

Люди неотвратимо приближались к судной черте, за ней двое ворот: чёрные строгие вели в ад, сверкающие небесным светом — в рай. Суровый ангел смерти каждого знал в лицо и направлял одним взглядом. Рафик заметил, как, хромая, проковылял его сосед, весь окровавленный, с ним двое. Азраил [13], гремя ключами, прогнал их в адовы врата, а затем остановил пронизывающий взор на нём…

Какая-то сила вытолкнула Рафика из колонны.

Громогласный шёпот сверху повелел:

— Я не звал его, пусть исполнит дело своей жизни… Надо помочь ему. Азраил, удали из памяти то, что он видел здесь, и верни на Землю.

Азраил протянул руку к его лицу…

Селение Магарамкент, 2010 год

Примечания:

[1] Бейт — двустишие, форма лирической восточной поэзии;

[2] Баски (баск. Euskaldunak) — народ, населяющий т.н. баскские земли в северной Испании и юго-западной Франции. Дискуссионными остаются вопросы о родстве басков с кавказскими народами. В конце эпохи диктатуры Франсиско Франко образовалась подпольная баскская организация Эускади Та Аскатасуна (Баскония и свобода), известная под аббревиатурой ЭТА. Её целью было освобождение от диктатуры и основание независимого баскского государства. Для этого она использовала тактику террористических актов, которые она проводила по всей Испании. В качестве одного из методов финансирования ЭТА шантажировала предпринимателей и принуждала к уплате так называемого «революционного налога», занималась также ограблениями банков и похищениями людей для получения выкупа. ЭТА продолжает деятельность до настоящего времени.

[3] Кутум (Rutilus frisii kutum) — рыба семейства карповых; подвид вырезуба. Длина тела до 60 см, весит около 2 кг. Обитает в Каспийском море.

[4] Буба (лезг.) — отец

[5] Село Ичичали, Гумбетовский район. Не только в Дагестане, но и на базарах Кабардино-Балкарии, Грузии, Казахстана творения рук ичичалинских мастеров воспринимаются в ряду надежных изделий, пользуются спросом, и в деле изготовления медных кувшинов у жителей этого аула нет конкурентов.

[6] Джамаат (от арабского «джамаа» — общество, коллектив, община) — объединение группы мусульман, с целью совместного изучения ислама, совершения религиозных обрядов, взаимопомощи, регулярного общения между собой;

[7] Тухум — родственная группа у народов Кавказа;

[8] Кровник — у кавказских народов человек, находящийся в отношениях кровной мести с другим родом, семьей;

[9] «Агулы в XIX — нач. XX вв. Историко-этнографическое исследование», Булатова А.Г. ИД «Эпоха», Махачкала, 2008;

[10] Пьеса «Васька Буслаев» А.М.Горький;

[11] Джаханнам — ад;

[12] Джанет — рай;

[13] Азраил — ангел смерти в исламе.

Окончание
Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “Александр Костюнин: Дагестан. Дневник поездки. Главы из книги. Продолжение

  1. Это ещё один парадокс Дагестана.
    ————————————————-
    Демографы любят диагностировать многие явления как позднее (не)осуществление «2-го демографического перехода». Я люблю такие парадоксы обозначать как явления патриархального общества, которое на Сев.Кавказе все еще доминирует, как и во многих иных азиатских и африканских странах, как и в сообществе палестинских арабов. Интересно, сколько поколений должно еще произрасти и умереть, чтобы такие общества вписались в современность?

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.