Марк Фукс: Не забыть рассказать

Loading

«Из всех искусств, главным для нас является искусство приготовления плова…»

Не забыть рассказать

Марк Фукс

Когда я был маленьким, в Черновицах…

Когда я был маленьким, в Черновицах школы были мужские, женские и еврейские…

Когда я был маленьким, в Черновицах по улицам ездили повозки с лошадями, а извозчики убирали падавшие конские яблоки в специальные ведерки…

Когда я был маленьким, в Черновицах лето было долгим, а зима снежной…

Когда я был маленьким, в Черновицах венские стулья были сделаны действительно в Вене…

Когда я был маленьким, в Черновицах свадьбы устраивались на дому, а хупу делали во дворе…

Когда я был маленьким, в Черновицах знаменитая синагога «Темпель» (1870), сожжённая нацистами в 1941, стояла разрушенной и еще не была перестроена в кинотеатр («киногога»).

Когда я был маленьким, в Черновицах по улицам ездили грузовики на твердом чуркообразном топливе в кузове и печкой на боку…

Когда я был маленьким, в Черновицах дворники не только работали сексотами, а и убирали…

Когда я был маленьким, в Черновицах радиоприемники были роскошной частью убранства дома и назывались загадочными еврейскими именами «Телефункен», «Филлипс» и «ВЭФ-Супер»…

Когда я был маленьким, в Черновицах «брит» назывался «брис», и всем детям в округе после «мероприятия» раздавали дешевое печенье и липкие конфеты…

Когда я был маленьким, в Черновицах газировку пили из сифонов, а кока-колу считали почти наркотиком…

Когда я был маленьким, в Черновицах железнодорожники носили маленькие эполеты, а банковские служащие и почтальоны — звезды в петлицах…

Когда я был маленьким, в Черновицах «москвичи» еще не жили в Москве, а ездили по улицам, сверкая лакированными фанерными кузовами…

Когда я был маленьким, в Черновицах русский был вторым языком, румынский — третьим, а украинский — четвертым…

Когда я был маленьким, в Черновицах новости передавались в очереди за хлебом, по утрам…

Когда я был маленьким, в Черновицах «жулик» еще не был плохим человеком, а примитивным устройством для несанкционированного пользования электричеством…

Когда я был маленьким, в Черновицах чернила выливались из «невылеваек», а перья были не только у птиц…

Когда я был маленьким, в Черновицах бутылку водки венчала белая «головка», пробка была из картона и называлась она в народе «Сучок»…

Когда я был маленьким, в Черновицах вожди были не только у индейцев…

Когда я был маленьким, в Черновицах холодильники назывались ледниками и работали не на электричестве, а на ледяных глыбах…

Когда я был маленьким, в Черновицах, апельсины росли в Африке, а привозили их из Москвы…

Когда я был маленьким, в Черновицах «блоковскими» назывались не стихи, а дома…

Когда я был маленьким, в Черновицах детская одежда становилась пригодной по размеру только к концу своего ресурса носки…

Когда я был маленьким, в Черновицах мы не произносили слова «Израиль», а говорили «Идиш ланд»…

Когда я был маленьким, в Черновицах все мои друзья тоже были маленькими и без лысин…

Когда я повзрослел в Ташкенте…
(Пловизмы от М.Ф.)

«Из всех искусств, главным для нас является искусство приготовления плова…»

«… и искусство его поедания так, чтобы ничего не досталось левым эсерам.»

«А вы, батенька, поговорите с товарищами узбекистанцами!..»

«…и Каганович его (плов) любит…»

«Товарищ Ахунбабаев рекомендует курдюк и девзиру! Объязательно проверьте. И пусть цена, которую заплатит пролетариат, Вас не останавливает!»

«На террор каши и щей, ответим пловным террором!»

«Нет такого преступления, на которое не пошли бы господа империалисты ради плова!»

«В вопросе приготовления плова без турецкого гороха, мы еще можем пойти на некоторый компромисс Европой, но на плов без барбариса — никогда! Так и передайте товарищу Чичерину!»

«Прошу передать кавказким товарищам пролетарское спасибо за серию последних эксов и особенно за баранину к плову! Пролетарский привет тов. Джугашвили, Микояну и Камо!»

«А я Вам говорю, батенька, не пройдет и пяти лет, и в каждой пролетарской столовой, пусть даже один раз в неделю, ну…, в месяц, будут подавать плов! Для начала, пусть даже без мяса и риса! Да, мы такие!.. отчаянные! А Вы говорите: «Кремлевские мечтатели…»

«Прошу, при обсуждении и назначении кандидатуры наркома продовольствия и пищевой промышленности, учесть мое личное мнение о товарище Микояне, как о, пожалуй, самом способном и квалифицированном товарище в вопросах баранины»

«Прошу все подарки, присланные туркестанскими рабочими и дехканами предать в детский приют! А плов, батенька, оставьте!»

«Наденька! После плова?! Только зелёный чай и никакого пива!»

Вот такие мысли посещают меня при приготовлении плова по утрам.

Счастливые мгновения детства

Счастливые мгновенья, замечательные незабываемые случаи сопровождают мою, в общем, ничем не примечательную жизнь.

Думаю, это характерно для множества людей и потенциальных читателей этих записок.

Запомнить события, пронести память о них через жизнь, изложить свою версию происходившего так, чтобы было интересно вспомнить не только тебе одному — вот еще за что благодарен я Всевышнему.

Жизнь расставила на моем пути прекрасных учителей и надежных товарищей, множество просто достойных и интересных людей. Незаметно подкатило время воспоминаний и осмысления прошлого.

Одной из очевидных жизненных удач было знакомство с «Заметками» — Порталом Е.М. и участие в его работе, предоставившее мне такую возможность.

Я предлагаю вам несколько зарисовок-воспоминаний своего детства, связанных с небольшим, но совершенно прелестным городом, родившимся на стыке великих империй, разделившим с ними свою судьбу и внесшему заметный вклад в жизнь европейского еврейства. Последнее обстоятельство для меня лично особенно важно.

Центральная площадь города, в центре ратуша.

Театральная площадь. В центре фото Дом еврейской общины.

Запахи моего детства

Вначале был огромный, литров на сто восемьдесят–двести, медный казан. Как он попал в наше семейное хозяйство? Не знаю. Возможно, папа — любитель разного рода диковинок и антиквариата, подобрал его или приобрел за бесценок, трудно сейчас сказать и подсказки ждать не от кого. Казан периодически отдавали на лужение цыганам — известным мастерам ковки и пайки. Возвращался он помолодевшим и готовым к дальнейшим подвигам.

…примерно такой медный казан….

В казане варили сливовое повидло. Варили в складчину, сразу на несколько семей и по окончании этого действа, длившегося целый день, делили пропорционально вкладу.

За день-два до намеченного срока закупали сливу-венгерку.

Это потом я узнал, что существуют десятки сортов слив, всех цветов радуги и самых разных вкусов. А тогда, в детстве, для меня слива ассоциировалась только с венгеркой: среднего размера, фиолетово-синей, матовой от покрывавшей её пыльцы, с легко отделяющейся косточкой. Последнее обстоятельство и определяло её использование на повидло.

Ящики со сливой привозили на подводах, сгружали у кого-нибудь и приступали к чистке, мойке и сушке на солнце. Затем садились отделять косточки. Мякоть укладывалась в тазы и засыпалась сахаром. На следующий день, еще до восхода солнца начинался «процесс».

В относительно спокойном месте нашего необъятного двора выкапывали небольшую лунку и обкладывали её кирпичом. Кирпич был старый румынский с надписью “PATRIA” в овальной рамке и отличался необычной крепостью и огнеупорностью. Об обломок его можно было заточить нож, а при перекладывании печей, старались найти пару старых румынских кирпичей и заложить их в самые ответственные места.

На возвышающиеся над землей кирпичи устанавливали казан и разводили огонь, из старых досок и сухих веток.

Затем следовала закладка заготовленной сливы, уже к тому времени пустившей сок, и варка при непрерывном помешивании деревянной мешалкой-веслом.

Где-то на этом этапе, мы, дети, уже просыпались и принимали активное участие, поднося ветки и дрова, поглощая сладкую пенку, снимаемую шумовкой и выполняя другие мелкие поручения старших.

Ветер разносил по всему двору, сначала едкий дым с запахом горящего дерева, а позднее, уже после полудня, начинало пахнуть повидлом. В повидло добавляли лавровый лист и его благородный запах, смешиваясь с запахом непрерывно кипящего сливового месива окутывал всё вокруг. Уже затемно, в почти готовое повидло клали огромный кусок сливочного масла и приступали к дележу. Ведра с еще теплым повидлом накрывались бумагой, обвязывались и устраивались в подвале до зимы и опустошались нами постепенно, вплоть до начала следующего лета.

В холодные и тоскливые зимние вечера, намазав на кусок белого хлеба, толстый слой повидла, удобно устроившись у печи и медленно поглощая его, мы погружались в бесконечные школьные домашние задания, в интересные книги или просто в прекрасную болтовню, в воспоминания о прошедшем лете, его удивительных днях, его звуках и запахах.

Прошло много лет, неизвестно куда делся знаменитый медный казан.

Жизнь наполнилась новыми запахами и ощущениями.

Я узнал отрезвляющий вкус шотландского виски и опьяняющий запах узбекских лепешек, волшебный аромат утреннего плова и тонкую смесь запаха и вкуса осенней дыни, затыкающий за пояс любой эротический журнал…

Но запахи кипящего в казане сливового повидла, до сих пор живы в памяти и возвращают меня в наш двор, в детство.

В детство в меру сладкое, немного с горчинкой и слезой от дыма, режущего глаза. На исходе лета. Или в начале осени…

Звуки моего детства

Улица Шевченко, на которой находился наш дом, начиналась у Красноармейского рынка, совершала небольшой поворот влево у здания областного КГБ, пересекала проспект Сталина и стремительно бежала вниз к Русской, которая в свою очередь вела, при повороте налево, к Центральной площади с памятником Ленину, а при повороте направо — к городской окраине с расположенным в конце её, за Русским базаром, кладбищем.

Улица Шевченко. Начало.

Учитывая, что по указанному маршруту располагалось пересечение с главным променадом города — Кобылянской, и находились три школы, включая одну — музыкальную, библиотека, несколько магазинов, кафе, почта, аптека и рынок, включив фантазию и настроившись на философский лад, можно найти множество забавных параллелей и прийти к интересным размышлениям и выводам о смысле жизни и о бренности всего земного.

Так или иначе, в географических и философских пределах обозначенного протекла значительная часть моей жизни и многие ассоциации и воспоминания берут начало именно там.

Улица Шевченко, как это часто устроено в Черновцах, круто сбегает вниз.

В начале пятидесятых, ежедневно, а порой и по нескольку раз в день спокойствие Нашего Двора прерывалось музыкой духового оркестра.

Удары большого барабана и позвякивание тарелок были слышны задолго, до того как появлялась колона, сопровождавшая траурную процессию, что давало возможность нам, мальчишкам, оповестить криками друг друга и выстроиться вдоль улицы в ожидании

После войны хоронили часто. Под звуки музыки в вечность уходили, скончавшиеся от ран фронтовики, иногда, в последний путь провожали милиционеров, порешенных в борьбе с местными националистами, иногда, просто — смертных, без подушечек с медалями, но с оркестром.

Оркестр плелся в конце процессии, и по большей части представлял, собой самое демократическое образование тех времен, где, несмотря на возраст, национальную принадлежность, музыкальные предпочтения и образование, все дружно играли траур.

Что делать!? «Такова жизнь…», как заметил Клод Тилье. Праздники с музыкой в нашей жизни тогда случались намного реже, чем траурные процессии.

В нижнем течении улицы Шевченко располагался наш двор…

Конечно, были духовые оркестры и на демонстрации Первого Мая и на Октябрьские. Конечно, играла музыка и во время выборов и субботников, но первое приобщение к музыке прошло через Моцарта и Шопена по Шевченко вниз, на Русскую.

Позднее появилось радио и пластинки. Классики в нашем доме не было.

В основном, популярные в то время, Бейбутов, Утесов, Александрович, песни и сцены из спектаклей на идиш.

С началом учебы в школе совпал качественно новый этап в моем музыкальном образовании. Дети всех порядочных евреев учились музыке. Поскольку мой папа не мог позволить себе не попасть в эту категорию, в семье пошел музыкальный зуд. Разговоры почти по Бабелю: «… не может быть, чтобы у таких родителей, в такой семье у ребенка не было музыкальных способностей!», «…посмотрите на Фельдманов, Вовка играет на аккордеоне и уже скоро начнет кормить семью!», «… а как это помогает в армии! Все маршируют, а ты сидишь в тепле и нажимаешь на клавиши!». Согласно законам диалектики, количество должно было перейти в качество. Качеством оказался бабоподобный, слегка беременный Лернер. Лернер в молодости у себя в Дюндюшанах играл на скрипке на свадьбах, считал себя самородком и с необыкновенным нахальством брал в руки любой инструмент. Музыкант он был никудышней, поэтому переквалифицировался в педагоги. В свободное от педагогической деятельности время он проводил в артели «Картонажник».

Лернер устроил нам аккордеон. Сорока восьми басовое чудовище под гордым названием “HONER”. Я думаю, его покупали на вес. Во всяком случае, плечи мне болят до сих пор…

Года два я разучивал песни «По дороге жук, жук, по дороге черный…» и «Крыжачок», а когда наступила очередь перейти к «Я на горку шла…», проявил характер: во время урока, ловким движением выскользнул из-под инструмента и элементарно сбежал во двор. Бедная моя мама, конечно, всё понимала лучше всех, но папа был непреклонен. Еще года два я добивал это пустое для себя дело с новым педагогом, двухметровым Нюмой. Нюма действительно был музыкантом, и вся семья его состояла из музыкантов. Нюма мне сочувствовал и потихоньку спустил наши занятия на нет, за что ему — вечная благодарность.

Были и другие приятные музыкальные воспоминания детства и юности.

Например, классе в пятом, или около этого у нас появилась эффектная, молоденькая учительница пения. Запомнилась её нежная шейка с тщательно запудренными синяками.

Вообще, девочки, идущие в музыкальную школу с нотной папкой в руке, всегда вызывали во мне душевный трепет и подлинное уважение.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что моя жена — пианистка, и я всю жизнь таскаю за собой пианино.

Продолжение
Print Friendly, PDF & Email

11 комментариев для “Марк Фукс: Не забыть рассказать

  1. Mарик: А шейне данк фур а шкойлех майсе вегн ундзер либе штетл… Их бин гевен Берл Ройзиненс студент ин найнтцн шул аф Панас Мирненс вос из аф Щепкин гас, обер ер хот гевен мих ништ идиш обер англеиш. Ер из гевен а гройсер менш ун а бесер лере их хоб хобн ин майне либ.
    Мы наверное встречались в Черновцах — я учился в 9-ой школе с 1961 по 1971. Как бы то ни было, но мои родители точно знали твоих… Я уехал из Черновиц в1971 году в Москву в МГУ и больше никогда не вернулся… хотя Черновцы для меня остаются самым роднным и самым любимым городом на свете. И хотя я живу в Америке уже 25 лет, память о Черновцах, двориках, пончиках, трамваях (да я еще помню трамваи и центральный туалет на центральной площади), рынок возле филармонии, замечательный гостеприимный дом Бориса Павловича та вглубине за 1-ой больницей и его милую жену, Марью Соломоновну, которая уже после смерти Бориса Павловича подарила мне замечательне 4 тома дореволюционного Брема «Жизнь животных»… ах столько воспоминаний, переполняют сердце и заливают душу слезами ностальгии и печали….
    Я сейчас учу идиш в Колумбийском Университет (где и работаю). поздновато спохватился, нужно было учить идиш в Черновцах, где же как ни там… Давай переписываться, если не возражаешь… а то писать в комментариях много не получается. Мой e-mail: XXXXXXXX [передан через редакцию; не светите свой адрес на публичных площадках — станете добычей спамеров, — дежурный]. Зай гезунт! Илья Трахт

  2. Дорогие коллеги, соплеменники и земляки!
    Благодарю прочитавших и отреагировавших на эти записки в личной переписке и на страницах Портала. Спасибо.
    Дорогой ЮГ! Вам ли «завидовать» умению писать!?
    После Ваших комплиментов я молча встал из-за стола и пошел на кухню мыть посуду. Только так удается возвратиться на землю с небес и не возомнить себя литератором.
    Это действительно «экскурсия в детство», и в продолжении записок, если они будут опубликованы, появятся и более зрелые годы. Приятно чувствовать себя молодым, гибким и без лишних кг.
    Замечено, что многие детали прошлого быстро забываются и даже непосредственные участники событий звонят и уточняют детали.
    Будем считать это нашим ответом господину Альцгаймеру.
    Еще раз благодарю всех.
    М.Ф.

  3. Следуя Ю.Герцману, двигаюсь по частям:

    «Когда я был маленьким» — ужасно хорошо.

    «Когда я повзрослел» — возникло острое желание слетать в Израиль. У меня там было два ярких гастрономических переживания: в ресторане йеменитской кухни, и в саду киббуца, когда мы пили там чай, и моя кузина Сареле, не вставая со стула, сорвала мне с ветки лимон … А вот плова-то вашего, Марк, я так и не попробовал 🙂 …

  4. Отметаю в сторону обиду за последние незаслуженные обвинения и признаю: написано отлично. Главное поражает сохранение в памяти тех мелочей, которые у многих, у меня, например, полностью исчезли.

  5. Марк, давайте по частям:

    «Когда я был маленьким» — вызвала восхищение ажурностью и зависть к умению так писать.

    «Когда я повзрослел» — горечь утраты лет, бесцельно прожитых без вашего плова.

    «Счастливые мгновения детства» — теплую волну собственных воспоминаний, так совпадающих с вашими. В нашем саду росли две венгерки, весной покрывающиеся невзрачными грязновато-белыми цветами, выглядящими плебейски рядом с тургеневским цветением яблонь. Появившиеся и созревшие в последнем месяце каникул плоды тоже не вызывали особого восторга (другие сорта были вкуснее) до того момента, когда там же в саду ставился таганок, под которым разжигался костер из веток фруктовых же деревьев (упаси Боже от хвойных – засмолит нежный продукт). На таганок ставился латунный таз и через час, примерно, начинали слетаться вперемешку мухи и ангелы, привлеченные божественным запахом. Их отгоняли свернутой газетой, и этой же газетой лупили по голове меня, когда я опасно близко наклонялся над кипящей темно-бордовой лавой. Когда я впервые прочел «Курсантскую венгерку» Луговского, то споткнулся именно об этот возникший из ниоткуда запах, не вкус даже, а именно запах, хотя у Луговского и у моего детства венгерки были совсем разные. И вот теперь опять…

    «Звуки моего детства» были иными – я получал твердую четверку по пению за твердое обещание не открывать на уроках рот – но и ваши показались очень симпатичными.

    А суммируя – спасибо за хотя и короткую, но очень берущую за душу, экскурсию в детство.

  6. «Затих, угас солнечный летний двор под синим небом с могучим каштановым деревом с раскидистыми ветвями, усыпанном ярко-зелёными листьями (под ним всем двором дружно в большом котле варили очень вкусное сливовое повидло, помешивая огромными ложками-вёслами в таком количестве, чтобы каждому из нас хватило на всю зиму), не слышно звонких детских голосов. Времена открытости, толерантности жизнерадостного послевоенного двора с его особой атмосферой давно ушли в прошлое, выдрав безжалостно из его книги жизни лучшие листы» ( Соседи).

  7. Свидетельствую: всё правда. И более того: переношу этот текст в ФБ со своим свидетельством об этом же дворе и этой улице ( рассказ «Соседи»). Такое совпадение воспоминаний об одном том же дворе ( а мы не сговаривались) отдаёт мистикой.

  8. Воспоминания — прелесть. И Черновцы, и детали еврейcкого быта — всё как вчера, когда и деревья, и люди были такими большими…
    Замечательная черта характера: так суметь донести до пожилого возраста запахи детства и молодости. А уж о фотографиях и говорить нечего. Спасибо за удовольствие.

  9. Красивый еврейский город. Только слишком буржуазный такой. Банкиры да почтальоны, лекари, булочные, театрики… Где прорывы в научно-техническом прогрессе? Где полёт фалософской мысли? аккумулирование уже существующей еврейской традиции и воссоздание кадров для коррупционно-управленческой колонны… Не скажу я что все там такие и что это уж «секта» такая — черновицкие (а-ля «Красная Армия вторглась на советскую Украину и далее», но чисто на своей волне — <…>

    Но ничего. Наступают времена, когда эту габсбургская хаскала займёт подобающее ей место, а поможет ей в этом Мила Кунис и индустриально-технологично-ортодоксальное еврейство.

  10. Когда я был маленьким, в Черновицах, железнодорожники носили маленькие эполеты,
    ———————————————————————————————————————
    Их дразнили «балалаечки без струн, кто их носит, тот — дристун!»
    ================================================

    Когда я был маленьким, в Черновицах, «Москвичи» еще не жили в Москве, а ездили по улицам, сверкая лакированными фанерными кузовами…
    ———————————————————————————————————————
    Вот эти:

Добавить комментарий для Мина Полянскя Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.