Имена многих из этих людей сейчас известны, но кто-то, возможно, останется неизвестным навсегда. Не только из соображений конспирации, но и в результате репрессий, когда были уничтожены руководители нелегальных организаций — единственные, кто знал своих помощников.

Невидимой гвардии рядовые

Александр Богданов

Вместо предисловия

Когда работа над очерком только начиналась, у автора было намерение остановиться, для примера, на трех именах, точнее, трех оперативных псевдонимах людей, занимавшихся за рубежом, в частности, добыванием секретных данных для будущей советской атомной бомбы. Намерение вывести их, не скажу из полной тени, но из неафишируемого, вынужденного полупризнания. По всем канонам, кроме канонов спецслужб, говорить об этих людях не только можно, но нужно, — настоящие охотники за секретами ценятся по-прежнему. Имена эти много лет замалчивались даже в кругу профессионалов, а среди простых граждан тем более. Одно имя, правда, известно широко, но совсем в другой ипостаси. По законам, принятым в разведке страны, давшей им ответственное поручение, имена эти ранее просто не могли стоять рядом. Хотя дело их было общим, работали они на организации, конкурирующие между собой. Что же их объединяет? Их объединяет дело, которое они делали и то, что труд их недооценен или оценен слишком поздно.

Муссирование неоправданно высокого (по мнению обсуждающих) процента лиц нетитульных наций среди руководства органов в сталинское время давно стало привычным и вроде как не подлежащим сомнению. И одновременно, национальный состав на нижележащих этажах, среди тех, кто поставлял наверх информацию для принятия решений, оглашается в единичных случаях, когда замолчать общеизвестные факты было невозможно.

Но оказалось, что рассказать о троих, не говоря хотя бы о некоторых их предшественниках, современниках и отчасти о тех, кто шел вслед — не так-то просто. Я в своих розысках, даже ограничив круг интереса, никак не мог поставить точку. Материал не слушался, подставляясь каждый раз новой гранью, новым именем. Оказывается, спасибо Юрию Росту, «есть объективный закон — анализ информации сам ведет исследователя». Поэтому за каждым портретом последуют дополнения: мини-портреты, связанные временем или действием.

Идея — слово подзабытое, почти бранное нынче. С позиций сегодняшней, необходимой и превалирующей целесообразности поступка, их внешне незаметный, но весьма результативный в итоге труд уже не для всех смотрится столь однозначно. Но лет девяносто назад от предложения войти в круг посвященных не принято было отказываться…

Почему выбраны только трое? Во-первых, рассказать в одном очерке обо всех — задача непосильная, а во-вторых, как объективно отмечено Овидием Горчаковым: «…в этот период в Центре, в округах и за рубежом действовали выдающиеся разведчики. Имена многих из этих людей сейчас известны, но кто-то, возможно, останется неизвестным навсегда. Не только из соображений конспирации, но и в результате репрессий, когда были уничтожены руководители нелегальных организаций — единственные, кто знал своих помощников. Именно тогда на некоторых материалах военной разведки появились надписи «документ поступил неизвестно когда и от кого». И все же попробуем.

Твен, но не Марк

Еще недавно считалось, что история советского атомного проекта началась с условной фразы: «Итальянский мореплаватель достиг Нового Света». Если верить Судоплатову: «В конце января 1943 года была получена информация от Семенова («Твен»), что в декабре 1942 года в Чикаго Ферми осуществил первую цепную ядерную реакцию». Несомненно, Судоплатов — источник авторитетный. Но информация его, сознательно или случайно, не совсем точна. Тот, кого он называет Семеновым, на самом деле при рождении получил и до 1937 года носил фамилию Таубман. На этом источники сходятся. А дальше начинаются версии разной степени достоверности. По одной, расширенной, Аба Таубман родился 1 марта 1911 года в Одессе в бедной еврейской семье. Так утверждает информированнейший источник — СВР России. По другой, краткой, «рижский еврей Самуил Таубман завербован в Латвии еще в 1937 году» Так утверждает Яков Рабинович в интересной книге «Мировой ядерный клуб. Как спасти мир». Этой версии придерживается и Марк Штейнберг. Воистину: «семь городов боролись за право называться родиной Гомера!»

Помните, у поэта: «Мы были высоки, русоволосы. Вы в книгах прочитаете, как миф»… Не могу утверждать наверняка, но сдается мне, что вторая версия идет от вынужденной неполноты информации. Ну незачем было вербовать агента в тогда независимой Латвии в указанную дату — будущий Твен уже был сотрудником «органов». Не в обиду автору, первым пустившему «дезу», будь сказано: Рига и Одесса обе красавицы, но Одесса еще и мама! Захотелось ему сделать разведчика земляком, кто проверит? В эпоху тысячесерийных сериалов без сюжета и тридцатисекундных новостей с сюжетом, едва обозначенным, мало найдется охотников докапываться до истины. А ведь справедливость (насколько о справедливости можно в данном случае говорить) требует. Если поискать повнимательнее, обнаружится удивительное: оба варианта имеют право на жизнь! В советской разведке работали два Семенова и оба — Таубманы! А если посмотреть поглубже, то Семеновых было не двое, а четверо.

Очерк Ильи Куксина о Семене Марковиче Семенове в «Заметках по еврейской истории» не вносит ясность, а порождает еще большую путаницу. Целых три абзаца посвящены людям, ни в коем родстве с Твеном не состоящим! Того Семенова, с рассказа о котором почему-то начинается очерк, в Америке называли Эйл, а в СССР — Александр Таубман (1916-1974). Очевидно, его и имеют в виду и Яков Рабинович, и Марк Штейнберг. Только родился он не в Риге, а в Париже в семье эмигранта-бундовца из Ковно. Известен тем, что в частности, в 1938 участвовал в ликвидации в Париже Рудольфа Клемента, секретаря Троцкого. Так утверждает Иосиф Линдер.

А еще — Александр Таубман — отец Андрея Черкизова, второго фигуранта, необоснованно привязанного Куксиным к Твену, комментатора «Эха Москвы», сотрудника НТВ, ТНТ, ТВ-6, умершего в 2007, сделавшего, кроме того, в передаче «Человек в маске» на ОРТ 5 октября 1997 года скандальное саморазоблачение о собственной нетрадиционной ориентации. А еще тем, что, несмотря на вроде бы вполне ясную его национальность, источники единогласно указывают: «По вероисповеданию католик». Мало этого. Семь лет Черкизов, по рождению Таубман, был литературным секретарем и помощником писателя Юлиана Семёнова (автора «17 мгновений»), по рождению Ляндреса («не родственник и даже не однофамилец» — так отсекал возникавшие вопросы Черкизов). Читатель, ты еще не запутался в псевдонимах?

Но Аба Таубман, упоминания о котором по крупицам приходится добывать из разных источников — не вымысел. Окончил школу, работал подсобником на канатном заводе. Почему он покинул малую родину? Ну не из-за угрозы же погромов, как утверждается! Почти до конца 1930-х годов именно Одесса была крупным центром советской культуры на идише. Знакомая ситуация: парень вырос, город стал ему маловат, захотелось попробовать себя в серьезном деле. Не он первый. Двадцатилетним уехал штурмовать столицу, поступил в Московский текстильный институт. Учился неплохо, а еще увлекся английским и достиг в этом значительных успехов. Наверное, поэтому попал в поле зрения представителей внешней разведки. А далее случился, нет, произошел крутой поворот.. В 1937 вступил в партию, был зачислен на службу в органы государственной безопасности… Или наоборот: зачислен потому..? Тогда, очевидно, и началась новая жизнь Семена Марковича Семенова. Аба Таубман навсегда остался в жизни прошлой.

В тридцать седьмом по партийной разнарядке оказался в магистратуре Массачусетского технологического института. В сороковом стал бакалавром. Но посылали-то его в Америку не только за степенью!

В Кембридже, контактный и располагающий, он был душой любой компании, за два года стал для многих «своим» среди студентов разных специальностей. Умел не только шутить, но и оказался способен, расширяя кругозор, познавать непознанное. Часто посещал различные семинары и даже выступал с докладами, — таким его запомнили не только физики, но и электронщики, химики, биологи, авиационщики и математики. Обладал редким талантом легко сходиться с людьми, делать знакомых едва ли не лучшими друзьями. Завязывать контакты, прочные настолько, что сотрудники Массачусетского, Гарвардского, Йельского, Принстонского университетов — самых респектабельных университетов «Плющевой лиги» абсолютно доверяли «Твену» и даже, уезжая в отпуск, оставляли ему ключи от своих квартир. Допустить, что происходило это (и не единожды) только из-за умения рассказывать анекдоты — значит не знать природу отношений, и американских в особенности. Впечатляла, очевидно, неординарность личности, заметная издалека и во все времена ценимая. Впоследствии, когда его перевели в Нью-Йорк для официальной работы в представительстве Амторга эти связи и знания пригодились в работе неофициальной. И не ему одному. Тем более, что официальная должность предполагала частые выезды и широкие контакты.

Советский резидент в Нью-Йорке, оценивая через четыре года работу Твена писал: «Агентурная разведка — его истинное призвание. Он умеет найти подход к любому человеку». В личном деле записано: «Работая с 1938 по 1944 год в США, майор (подполковник в современных понятиях, А.Б.) Семенов проявил себя как один из самых активных работников резидентуры. Практически создал линию научно-технической разведки в предвоенные годы. Он получил ценные материалы по взрывчатым веществам, радиолокационной технике и авиации от десятков агентов…» На его счету — передача секретных материалов по новейшим в то время самолетам, или получение крайне необходимого штамма очищенного американского пенициллина. Для этого, кстати, пришлось, за отсутствием специалистов, самому срочно сооружать подходящий контейнер. Результативность его была удивительной. На связи у него одновременно находилось более двух десятков информаторов. Иногда приходилось читать до тысячи страниц в день. Бывало, материалы требовалось фотографировать, тут же возвращая. Одно время, до приезда нового руководителя, благо, образование позволяло, пришлось выполнять функции начальника научно-технического направления…

Но не названные достижения стали главной его заслугой. Именно Твену удалось подтвердить реальность работ по созданию атомной бомбы, рассекретить и кодовое название «Манхэттенский проект» и местонахождение его главного научного центра — в бывшей колонии для малолетних преступников. Опять же, не будем плодить мифы. «Семенову принадлежит, пожалуй, основная роль в создании канала поступления разведывательной информации по атомной бомбе, через который в 1941—1945 годах мы получили, пишет Я. П. Терлецкий в своих воспоминаниях, американские секретные отчеты, а также английские материалы с описанием основных экспериментов по определению параметров ядерных реакций, реакторов, различных типов урановых котлов, диффузионных разделительных установок, дневниковые записи по испытаниям атомной бомбы и тому подобное».

Признано, что его близкие контакты с физиками из Лос-Аламосской лаборатории ускорили работы группы Курчатова. «Среди материалов, которые мы получили в сентябре — октябре 1945 года, были некоторые разделы доклада, не попавшие в отчет комиссии Смита и фотографии помещений заводов в Ок-Ридже. Они были особенно ценными, поскольку мы также приступили к строительству предприятий и форсировали работы по созданию первого атомного реактора. Я припоминаю, что двенадцатистраничная справка-доклад, составленная Семеновым, по устройству атомной бомбы была подписана Василевским и направлена Берии и Сталину. Этот документ фактически лег в основу программы всех работ на следующие 3-4 года». Обе цитаты снова из «Записок нежелательного свидетеля».

«Неутомимый, энергичный, смекалистый разведчик», — так в дальнейшем характеризовал Твена резидент Зарубин. (Немного о резидентах читайте ниже в дополнении 1) Каждая из этих, в данном очерке в качестве отступления упомянутых личностей, заслуживает отдельного рассказа, но тогда в итоге получилась бы увлекательная книга, которой еще предстоит быть написанной, найти и своего издателя, и своего читателя.

В этом месте мой рассказ о незаурядном человеке вынужден еще раз разветвиться и вывести на сцену еще несколько имен. Даже самому талантливому разведчику невозможно начинать спецкомандировку с нуля. На урановую тему, «проект Энормоз», Твен вышел по заданию Центра, передавшего ему на связь часть информаторов «Звука». Не удивляйтесь: об этом человеке только на родине известно мало, не то что в Америке. (О «Звуке» и не только — в дополнении 2).

Одно время на связи у Твена были Клаус Фукс и Юлиус Розенберг, личности известные, их замолчать сложно. После контактов с ним стал сотрудничать с разведкой Гарри Голд. (О Голде и других — в дополнении 3). Связниками у Таубмана (будем его называть родовой фамилией) а позже у Абеля и Молодого были и супруги Леонтина и Морис Коэн («Лесли» и «Луис») руководители еще одной группы. Надо полагать, «Луис» и «Лесли» не случайно получили, правда, посмертно, звания Героев. Но сам-то Семенов, которому многие отводят основную роль в создании канала информации по «Манхэттенскому проекту» от источников, чьи имена до сих пор скрыты под оперативными псевдонимами, до отъезда из Штатов оставался лишь в звании капитана госбезопасности. Был даже не резидентом, но, как сказали бы теперь, успешным добывающим офицером.

Своей активностью и частыми разъездами Твен выделялся среди служащих торгпредства, что, естественно, вызвало подозрение спецслужб. В августе 1943 ФБР получила анонимку, раскрывающую имена разведчиков, в том числе и Семенова. Хотя ФБР не выяснило, кто отправлял письмо, за Твеном было установлено плотное наружное наблюдение. Еще не провал, но работать стало сверхсложно. В таких случаях отзывают немедленно. Но пришлось писать два письма, ждать больше года, прежде чем Центр подобрал замену. Второе письмо стоит процитировать: «Пользуюсь случаем, чтобы направить вам второе письмо с просьбой о моей замене. При этом прошу вас не рассматривать мою просьбу как признак трусости или желания поскорее уехать отсюда, так как в моих действиях нет ни того, ни другого. За мной ведется слежка, что может повлечь большие неприятности не только для меня, но и для тех, с кем я работаю. Естественно, не следует преуменьшать и серьезность угрозы, нависшей лично над моей головой. Зачем дожидаться, пока возникнут неприятности и повлекут за собой катастрофу? Конечно, я понимаю, как нелегко найти мне замену, но именно по этой причине еще раз прошу вас уделить моему письму необходимое внимание и правильно понять мои мотивы. Твен». Но лишь летом 1944 он был отозван в Москву, получил очередное воинское звание и… поначалу одноместный номер в гостинице на четверых — в семье подрастали два сына…

Через год — командировка во Францию, заместителем резидента по научно-технической разведке, официально — в качестве… уполномоченного «Совэкспортфильма». Основания у командования были: Твен владел английским и французским языками. Но… не профессией киноторговца. Пришлось осваивать. И результаты появились быстро. Из служебной характеристики: «В сложных общеполитических условиях в Европе, неблагоприятно влияющих на прокат советских фильмов, …т. Семенов является самым успешным прокатчиком всесоюзного объединения…» А ведь основных-то обязанностей по разведке никто не отменял! Из личного оперативного дела за тот период: «пытался оживить работу по линии НТР: аэродинамика, физика, авиация. Любил работать с молодежью. Искусством общения, убеждения и политического воспитания владеет в совершенстве. С агентурой устанавливал не просто деловые, но и душевные связи».

Инженер и разведчик, обладавший острым чувством нового, он и на новом месте старался по возможности расширять сферу интересов. За два года завербовал троих информаторов в Комиссариате атомной энергии, столько же — в Национальном авиационном исследовательском институте, по одному — в Институте им. Пастера и в Национальном телекоммуникационном центре.

Случались и накладки, порой неожиданные. Как-то принес резиденту тяжело доставшийся пакет документов по новому направлению — кибернетике, одной из, по тогдашней советской терминологии, «продажных девок империализма». Документы не были приняты, так как… не заказывались. Находясь на Западе, Таубман странно отстал от времени. Или, скорее, сильно его опередил? Из отпуска, первого за время службы, несмотря на очевидные успехи, в Париж он не вернулся. Вдогонку в Москву пошел донос о «проявлениях аполитичности, фривольных высказываниях и аморальном поведении».

12 лет, проведенных на Западе — не шутка. Но, несмотря на вроде бы солидную должность начальника отделения Комитета информации при МИД СССР, полученную по возвращении и два ордена — Красной Звезды и Трудового Красного Знамени — нелегко приходилось. Шел 1949 год… Печально (для страны) известная «борьба с космополитизмом». Как следствие — через год — увольнение из органов без пенсии. Происхождение перевесило заслуги. И нигде, кроме как кочегаром в котельной текстильной фабрики (да и то, можно сказать, случайно и «по знакомству») невозможно было устроиться… Зато было там «тепло и много свободного времени.» Только в мае 1953, по ходатайству Павла Судоплатова — короткое возвращение в разведывательно-диверсионный отдел. Но после новой чистки, в августе 1953, увольнение из «органов» без пенсии. Ничего себе зигзаги?

Пришлось снова вернуться на текстильную фабрику. Деятельной натуре требовалось занятие по силам. Попробовал себя в переводах с английского. Сначала в художественной, а затем в технической литературе. Смешно, но одним из переводов был учебник по той самой «лженауке», с которой начались неприятности на родине. Дополнительный заработок позволил наконец сменить 14-метровую комнатку у Калужской заставы на двухкомнатный кооператив. Жизнь налаживалась!

И лишь тогда Твен уступил уговорам друзей и направил в кадры всесильного ведомства письмо с просьбой о назначении пенсии. И получил… официальный отказ! Лишь после второго письма, лично руководству и подробного разбирательства (все-таки времена в чем-то изменились) получил заслуженную республиканскую пенсию в 120 рублей. Прошло «всего» 23 года после увольнения.

Одному из лучших переводчиков давно не нужно было более спускаться в кочегарку, когда в его квартире прозвучал телефонный звонок. Он снова понадобился для выполнения деликатного поручения. В Москву приехал крупный ученый, бывший в годы войны агентом Твена. Американец очень просил о встрече. А советской стороне нужно было получить подробную информацию об уникальном приборе. Конечно, информация была получена. Последнее задание было выполнено. «Разработчики» получили Государственную премию. Надо ли говорить, что фамилии Семенова в списках не оказалось?..

… Во всяком солидном учреждении есть доска почета. А в особо солидных — зал. Есть такой зал и в СВР России. Зал истории внешней разведки. А в нем — стенд лучших сотрудников научно-технической разведки. В 1995 году на нем впервые появился портрет моего героя. Прошло всего девять лет после смерти. Можно сказать, повезло… А вот фото захоронения, несмотря на все усилия, найти не удалось. Оно есть, несомненно, у родственников, но не в сети.

Дополнение 1. По праву ли попал Зарубин в очерк о евреях в советской разведке? По праву. Зарубин — «еврей по жене». Подполковник Елизавета Зарубина (девичья фамилия Розенцвейг Лиза Иоэльевна (1900 — 1987) во внешней разведке с 1925 до 1946. На их совместном счету числится, например, вербовка сотрудника немецких спецслужб Вилли Лемана (ставшего одним из прототипов Штирлица). Судоплатов в своих воспоминаниях называет ее «выдающейся личностью». 

Ну, а от нее тянется совсем уж интересная цепочка. Елизавета Зарубина регулярно встречалась с Кэтрин, женой Роберта Опенгеймера, будущего научного руководителя Манхеттенского проекта. Через родственника в Москве она смогла выйти на Сциларда. Под её руководством в США работала Маргарита Коненкова (кличка «Лукас») находившаяся в ближайшем окружении как Оппенгеймера, так и Эйнштейна. Подчеркивается, что все они не были советскими агентами, но… С декабря 1941 у Опенгеймера был доверительный контакт с резидентом советской разведки в Сан-Франциско Гримерилем Менделевичем (Григорием Марковичем) Хейфецом (1899-1984), оперативный псевдоним «Харон».

Дипломатом и разведчиком, работавшим параллельно с Твеном и, по некоторым источникам, завербовавшим будущего советского академика Бруно Понтекорво. Судьба «Харона» — стремительный калейдоскоп признания и непризнания, отражавший происходившее в стране. 

Дополнение 2. По российским документам «Звук» — Яков Голосенко, за океаном — Джекоб Голос, Джейкоб Райзин, рожденный 24 апреля 1889 года в Екатеринославе, в семье рабочего. Окончил 4 класса гимназии, после чего экстерном сдал экзамен за полный курс. С 13 лет работал в типографии. Юношей примкнул к РСДРП. Участвовал в революции 1905 года, работая в нелегальной типографии, в конце 1906 года арестован. Был приговорен к 8 годам каторги, которая была заменена ему, как несовершеннолетнему, на вечное поселение в Сибири (Якутия). В 1908 бежал в Японию. Спустя два года через Китай попал в США. член РСДРП с 1904. С 1933 официально сотрудничал с ИНО ОГПУ. Делегат учредительного съезда компартии США и ее активный функционер.

С конца 1934 был на связи с Григорием Рабиновичем (известным в США как «Доктор Грегори Рабинович»), направленным в США в качестве представителя Советского Красного Креста (оперативный псевдоним «Луч») С 1938 «Звук» собирал информацию среди американских инженеров-коммунистов, причем источники не знали, что предоставляют ее СССР.

Из характеристики, данной «Звуку»:резидентом внешней разведки в Нью-Йорке Петром Давидовичем Гутцайтом: «Когда резидентура нуждалась в проверенных и преданных людях, мы обращались к «Звуку», и он подбирал нужных людей. Никаких провалов за все годы нашей связи с ним не было. Каких-либо подозрений или сомнений он никогда не вызывал… Жалованья от нас «Звук» не получал».

Отмечу, что отзыв был написан не в тиши кабинета, а в тюремной камере. Гутцайт, (1901 — 1939) — первый легальный резидент ИНО в США, под фамилией Гусев («Николай») и дипломатическим прикрытием сотрудника полпредства СССР, работал в Вашингтоне. В 1938 отозван в СССР. Арестован 16 октября 1938 по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации. 21 февраля 1939 приговорен к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян. Реабилитирован в 1956. Позже в тексте вам встретится подобная схема: вызов в Москву, назначение с повышением и скорое устранение.

Дополнение 3. Гарри Голд (настоящее имя — Генрих Гольдоницкий, «Раймонд») (1910-1972), в дальнейшем имевший собственную группу. Родился в Швейцарии, в Берне. Сотрудник советской военной разведки с 1935, затем передан на связь сотрудникам внешней разведки органов госбезопасности. В 1944-1945 гг. связной К.Фукса в США. В 1943 Гольдоницкого наградили орденом Красного Знамени за добычу секретов обработки цветной пленки и производства нейлона, но в 1949 отказались тайно вывезти из США. Сам Голд считал свое участие в получении данных технологий более важным, чем в добывании атомных секретов. Арестован 22 мая 1950 и приговорен к тридцатилетнему тюремному заключению. Освобожден лишь в 1965.

Всего одна цитата о работе Голда: «Через 12 дней после сборки первой атомной бомбы в Лос-Аламосе мы получили описание ее устройства. Детальный доклад Фукса был доставлен диппочтой после встречи с Гарри Голдом. Доклад содержал 33 страницы текста с описанием конструкции атомной бомбы». Так вспоминает Судоплатов. 

Стоп. Снова Судоплатов? Вроде, нет точек соприкосновения между Судоплатовым и евреями? Оказывается есть. Суламифь Соломоновна Кримкер, с 1928 Эмма Карловна Судоплатова, полковник, разве не родственник? Конечно, с одной стороны, из биографии ничего не вычеркнешь, а с другой, сколько раз встречается в документах: «Судоплатов ходатайствовал о восстановлении»… 

Дополнение 4. Леонтина (1913 -1992) и Морис (1910 -1995) Коэн. 

Они перешли к Твену «по наследству» от другой легенды тех лет, — Александра Орлова. Откровенно говоря, Орлова, отделу кадров известного как Лев Лазаревич Никольский, проживавшего в США под именем Игоря Константиновича Берга, в материалах оперативной переписки проходившего как «Швед» или «Лева» (1895, Бобруйск, — 1973, Кливленд) изначально звали Лейба Лазаревич Фельдбин. В «органах с 1920. С 1933 — нелегальный резидент во Франции, Австрии, Италии. С1934 — советник республиканского правительства Испании по безопасности. 12 июля 1938 года получил приказ Ежова прибыть в Антверпен. Поняв, что это означает (шла кампания по «чистке» разведки от «иностранных шпионов»), сделал вид, что приказу подчинился и… пропал, оказавшись на Западе. Был неоднократно допрошен спецслужбами, написал и издал несколько книг о методах работы советской разведки на Западе, но сумел не назвать известные ему имена. С Испании идет связь Орлова с Морисом Коэном, Кимом Филби и «Кембриджской пятеркой». Как все связано, как одно имя высвечивает другое!

Так сложилось, что ведущую роль в создании советской атомной бомбы играло ведомство Берии. Но это не значит, что армейская разведка от дела устранилась. Просто о ее роли традиционно известно еще меньше. О людях ГРУ — следующие два портрета.

Ахилл, но не грек

Ох, как мало известно о нем! Родился в Швеции в 1885. Хотя существуют нескольких объемистых дел, и на каждом написано: «Хранить постоянно», — они секретны. Первая запись в анкете сделана рукой самого кандидата. На вопрос «Кто вас рекомендует в разведку?», следует ответ: «Начальник разведки товарищ Берзин». Если бы не скупые данные некрополя Новодевичьего кладбища, где он покоится, фамилия почти никому ничего бы не говорила. Неудивительно: с 1965 года публикации в открытой печати об Ахилле были запрещены. Мотив — «Разведка не нуждается в рекламе». Посмертная — иногда допускается. О чем же можно узнать на кладбище? «В 1935-1938 годах и в 1939-1946 годах был руководителем нелегальной резидентуры в США». Стоп: выходит, разведчиком он стал после пятидесяти? Почему так поздно? А раньше?

Иногда жизнь, испытывая на прочность, бывает безжалостной. Но и при таком условии, она, пожалуй, в надежде закалить, перестаралась. Пяти лет, потеряв отца, был матерью-учительницей перевезен в Россию. В десять потерял и ее. Воспитывался в семье друга отца, Василия Винтера, вместе с его сыном Александром, впоследствии академиком. Другом детства был Леонид Красин. Твердые основы, видать, были заложены. На последнем году учебы в школе при Минных классах Балтийского флота, что в Кронштадте, вступил в кружок, организованный РСДРП. В августе 1904 был арестован за участие в забастовке и пропаганду революции. 13 месяцев заключения до суда и приговор к вечной ссылке, замененный шестью годами тюрьмы, амнистия и через восемь(!) месяцев, в июне 1906, повторный арест и ссылка в Карелию. Побег и повторная ссылка, на сей раз в Якутию. Из под стражи бежал, перешел на нелегальное положение в Петербурге, затем перебрался в Финляндию. Казалось бы, прямой путь в профессиональные революционеры? Но нет. В Финляндии начинается новый виток причудливой судьбы. В составе бригады монтажников ВКЭ (Allgemeine Elektrizitäts-Gesellschaft, AEG) поработал в Германии, Милане, Александрии, Буэнос-Айресе, оттуда перебрался в США, а затем в Канаду. Полмира, считай, повидал, прежде чем в 1909 начал учебу в инженерной школе при университете Торонто.

С середины 1913 работал в США и Канаде. Но отовсюду его увольняли за членство в Социалистической партии и Союзе металлистов. С 1916 — успешная служба в американской армии, — дослужился до майора. С июня 1919 до ноября 1920 — новый поворот. По рекомендации ЦК Русской Федерации Американской компартии, членом которой был со дня ее основания в 1918, стал Артур Адамс заведующим техническим отделом бюро официально непризнанной «Миссии Мартенса» в Нью-Йорке, задача которой — установление торговых отношений с промышленниками и ознакомление общественности США с положением дел в России.

Вернувшись в советскую Россию, неожиданно получил новое назначение — директором и одновременно заведующим производством завода АМО, будущего завода им. Лихачева. Директорствовал с мая 1921 до 1 августа 1923. Впрочем, почему неожиданно? Образование, опыт работы, в том числе и у Форда, у него на тот момент были. А далее — работа на заводе «Большевик» в Ленинграде, в главках авто— и авиастроения, членом правления Авиатреста… Список должностей внушителен: член коллегии Главного военно-промышленного управления ВСНХ СССР; начальник научно-исследовательского сектора Государственного объединения авиационной промышленности; помощник начальника Глававиапрома, отвечающий за снабжение импортными оборудованием и материалами (декабрь 1931). Естественно, по делам службы выезжал в США: в 1927 — под прикрытием представителя Автотреста, в 1932 — под прикрытием представителя Авиатреста. Был знаком с положением дел и имел широкий круг знакомств.

И, естественно, попал в поле зрения разведупра Штаба РККА (впоследствии ГРУ). Для перевода в разведку потребовалось особое распоряжение кадров ЦК ВКП(б). Докладная записка, начиналась незатейливо: «Просим откомандировать…». «Просьбу» удовлетворили. Случилось это 25 октября 1934. Почему «Ахилл» в декабре 1935 отбыл в Штаты с очевидным понижением? В то время и для людей той закалки существовали, очевидно, определенные биографией, соображения выше карьерных…

С 1937 Центр стал получать ценные материалы: описание технологических процессов в радиотехнике, разработки химических лабораторий… Но в августе 38-го, несмотря на успешную работу, последовал отзыв в Москву и увольнение из разведки. Знающие историю не удивятся, не спросят о причинах. Хорошо, хоть не арест. До начала 1939 — вынужденно безработный, в мае возвращен в кадры. С новыми документами, хоть существовала немалая опасность встретить прежних знакомых, возвратился в Нью-Йорк и официально стал президентом «Технологической лаборатории» на Бродвее. Среди его агентов называют президента Федеральной торговой корпорации в Нью-Йорке — он помог Адамсу открыть лабораторию, и главу Электронной корпорации Америки, фирма которого выполняла заказ ВМФ США на производство радаров. Именно сюда стекалась неофициальная информация, здесь систематизировалась, отсюда уходила в Москву.

Нас интересует лишь один ее аспект: «Manhattan Engineer District» — «Манхэттенский проект». Хотя задача заниматься урановой проблемой Ахиллу не ставилась, он еще в 1940 году обратил внимание на исчезновение из американских журналов статей по ней и предупредил об этом Центр.

Возможность же получить доступ к секретным документам по теме, хотя теоретически и существовала, но практически представилась лишь 21 января 1944. Встреча с агентом была назначена на 23-е февраля, а указание Центра: «Контакты с Кемпом прекратить». поступило только 24 го. Пришлось действовать в нарушение инструкции — без разрешения. Позднее он пользовался таким доверием, что мог работать с новыми агентами и без санкции. А 23 февраля 1944 «Кемп» (подлинное имя до сих пор неизвестно) категорически отказавшийся от вознаграждения, вручил резиденту тяжёлый портфель с доклaдами о рaзрaботке нового оружия, инструкцями, отчетами, схемами опытных aгрегaтов, спецификaциями используемых мaтериaлов, описaнием методов получения метaллов высокой чистоты и обрaзцами.

2500 страниц закрытых материалов по атомному проекту ушли в Москву мае 1944, еще более 2500 — до конца года, а в общей сложности в 1944-1946 — свыше 10000 листов (количество в разных источниках разнится) и десятки образцов оружейных урана, плутония, бериллия, различного оборудования из Лос-Аламоса. Отдельно были отправлены собственные интересные оценки Адамса-инженера. Надо отметить выдающийся для разведчика результат — все его агенты работали без провалов.

Но сам он в 1945 попал под подозрение ФБР. Около года жил в подполье, сменив за это время пять конспиративных квартир и только в декабре 1946, в возрасте 61 года, сумел нелегально вернуться. В Москве Артуру Адамсу было присвоено звание «инженер-полковник» (уникальный случай в истории ГРУ, как считают мемуаристы). Случай редкий, но не уникальный. О случаях уникальных рассказано в дополнении 5.

Два года работал в центральном аппарате. Но в 1948, во время чистки (снова!) от «безродных космополитов» был уволен в отставку и долгое время был политическим обозревателем в ТАСС. За все заслуги был награждён только медалью «За победу над Германией» (1946). Следующую награду — звание Героя России получил через 30 лет после смерти.

Дополнение 5. Михаил Абрамович Мильштейн, генерал-лейтенант, доктор исторических наук, профессор, — многие ли слышали его имя? Сомневаюсь. А между тем, в 1936-1938 он, под фамилией Мильский был секретарем генерального консульства СССР и в 25, волею обстоятельств, стал легальным резидентом ГРУ в Нью-Йорке. Я не нашел данных о прямых контактах между Мильским и Адамсом, но допустить,что новоприбывший действовал без ведома резидента?.. 

Впечатляет и дальнейший его путь: в 1941-1945 — заместитель начальника управления Главного Разведуправления Наркомата обороны; в 1948 — выпускник Военной академии Генерального штаба; с 1954 — начальник кафедры Военной академии Генерального штаба. Генерал-майор (1955). В строю — до 1972. В 2000 изданы и в сети доступны интереснейшие мемуары «Сквозь годы войн и нищеты», поясняющие, через какие преграды прошел еще один крестник Берзина к своим двум большим звездам. 

И еще одно имя, впрямую связанное с именами и Мильштейна, и Адамса. Раньше их, в 1932—1934, резидентом нелегальной разведки в США, а ранее, с 1921 по 1924, нелегалом в Германии был Александр Петрович Улановский (1891 -1971). 

Так его называют многие источники, так назван он в мемуарах жены и дочери. Имя при рождении — Израиль Хаскелевич. Родился в Одессе в 1891. А еще его считают «одним из первых профессиональных советских разведчиков» и называют… «королем неудач». В 1910 был арестован, осужден, сослан в Туруханский край (ссылку отбывал со Сталиным и Свердловым). Сотрудник Разведывательного управления РККА с 1928. В 1929 — 1930 — в Китае вместе с Рихардом Зорге (вернулся в Москву из-за провала). В 1930 — 1931 — снова был разведчиком-нелегалом в Германии, но был вынужден вернуться из-за провала. В 1934 — 1935 руководил разведывательной сетью в Дании. В феврале 1935 арестован. После 18-месячного заключения вернулся в СССР. В июне 1937 уволен из РККА «как не заслуживающий политического доверия». В 1949 арестован МГБ, осужден и до 1956 находился в лагерях. Освобожден и реабилитирован в 1956. Умер в Москве в 1971. 

Никак нельзя хоть немного не рассказать о семье. Семья — возможно, высшее его достижение. Рядом с мужем в зарубежных командировках была Надежда (Эстер) Марковна, (кодовое имя Элен), впоследствии (1948-1955) –заключенная, после освобождения контактировавшая с диссидентами. В Нью-Йорке родилась дочь, за участие в антисталинском «Союзе борьбы за дело революции» приговоренная к 25 годам заключения..В 1952 дочь вышла замуж за Анатолия Якобсона, поэта, переводчика, правозащитника. А внук старшего Улановского, тоже Александр, стал израильским публицистом, политическим деятелем и профессором Еврейского университета в Иерусалиме. Кто мог заранее сказать, что все повернется именно так?

Очень жаль, что не оставил мемуаров еще один из ярких представителей «дореволюционного призыва», Яков Моисеевич Фишман. Мог бы получиться увлекательный приключенческий роман. Почти ровесник Адамса (1887–1961) он прожил жизнь, которую можно было бы назвать невероятной. 

С февраля 1921 по август 1925 работал в Разведупре Штаба РККА «по изучению иностранных армий и военно-химического дела»; в 1921-1924 — атташе (военный атташе) полпредства СССР в Германии под фамилией Петров; в 1924–1925 — военный атташе в Италии.

Родился в Одессе в 1887. Член партии эсеров с 1904. Арестован и отдан под суд за покушение на убийство председателя одесского «Союза русского народа», черносотенной монархической организации, графа Коновницына. С 1906 — в тюрьмах и в ссылке в Туруханском крае (снова Туруханский край!) Бежал в Италию в 1911; окончил химический факультет Неаполитанского университета и Высшую магистрскую школу. С лета 1917 — в Красной гвардии. Член Петросовета, участник штурма Зимнего, член ЦК партии левых эсеров. Участник мятежа левых эсеров в Москве; изготовил ручную бомбу, которой был убит граф Мирбах…

В РККА с февраля 1918 г. Член РКП(б) с декабря 1920. С августа 1925 года — начальник Военно-химического управления РККА, по совместительству начальник Института химической обороны (с марта 1928). В 1935 году Фишману было присвоено звание корпусного инженера. Доктор химических наук (1936). Арестован 5 июня 1937 года. Осужден 29 мая 1940 на 10 лет. Работал в «шарашке НКВД, где его группа разработала новый тип противогаза. Освобожден в 1947 году. Заведовал кафедрой химии Саратовского института механизации и электрификации сельского хозяйства, доцентом Уманского сельхозинститута. Снова арестован и в апреле 1949 сослан в Норильск. Работал заместителем начальника цеха. Полностью реабилитирован 5 мая 1955. В августе 1955 года присвоено звание генерал-майор технических войск, с сентября 1955 — в отставке, в ноябре 1955 восстановлен в партии. Нет, считать уникальным случай присвоения кому-либо звания полковника по возвращении — с оперработы ли или из заключения ну никак не получается. Присваивали и выше.

Барч, почетный гражданин

Эта глава будет короче остальных. О бывшем гомельском портном, затем кавалеристе, а позднее танкисте, генерале Симоне Давидовиче Кремере, родившемся 10 февраля 1900 года в семье мастеровогo, известно достаточно, чтобы имя его стало своего рода символом, оправдывающим, по мнению одной стороны, «нелюбовь» к представителям определенной национальности, а для другой — дающем обоснованное право утверждать: «знай наших». Боевые его награды, несмотря на старания и могущество первой группы, внушительны. Но нас-то интересует не вся, а вполне определенная грань биографии. Короткой и практически неизвестной биографии разведчика. Не удивляйтесь, тут нет ошибки. При заполнении многочисленных анкет Кремер всегда лаконично писал: «с января 1937 по 12 августа 1942 года находился в заграничной командировке».

В сентябре 1936 бывший ученик хедера, выросший к 36 годам до помощника начальника 1-го отдела штаба 11-го механизированного корпуса, был вынужден на время прервать военную биографию на Родине. Нет, не прервать, а продолжить в новом качестве за границей. Был отозван в распоряжение Разведупра РККА и через четыре месяца, 1 января 1937 по личному укaзaнию нaчaльникa ГРУ С. П. Урицкого, стал секретарем военного атташе при полпредстве СССР в Англии. Считался лучшим офицером-оперативником. Завербовал нескольких ценных агентов, в том числе начальника отдела Главного штаба Чехословацкой армии.

Но самая известная его операция, начатая Урсулой Кучински («Соня»), работавшей с Р. Зорге и Ш. Радо — это четыре встречи с К. Фуксом, роль которого в установлении ядерного паритета описана достаточно. Они без преувеличения изменили соотношение сил в мире. Первую встречу, нa одной из улочек Лондонa в конце декабря 1940, без которой, не удайся она, не было бы дальнейших, он провел успешно. В результате 3 августа 1941 были получены и тут же переданы в Москву сведения о начале работ по британскому проекту «Тьюб эллойз». Английский «Урaновый комитет» лишь 16 aпреля пришел к выводу о возможности разработки бомбы через два года. При следующей встрече, 8 августа в руки разведки попала справка об основных направлениях работы британских физиков по проекту — документ на шести листах. Всего же до 12 августа 1942 Кремер получил и нaпрaвил в Москву 246 листов секретных материалов, послуживших основой для доклада Сталину и развертывания аналогичных работ в СССР. Тут необходимо небольшое отступление.

Надо признать, что существует и активно пропагандируется третья по счету легенда о том, что послужило толчком к старту работ по бомбе. Что, мол, таким толчком послужили целых два(!) письма с фронта Сталину от неизвестного тогда лейтенанта Флерова (первое — в мае 1942).

Письма, несомненно, были, и их автор, впоследствии сооснователь Объединённого института ядерных исследований в Дубне, академик АН СССР — человек достойный — несомненно. Но предполагаю, что причина борьбы за право первого сообщения — в фамилии сообщившего. Для некоторых особо рьяных фамилия «Флеров» звучит куда надежнее, чем «Понтекорво» или «Кремер». Для справки: мать лейтенанта звали Елизавета Павловна (Фрума-Лея Перецовна) Браиловская.

Но дело в том, что официальный письменный доклад Сталину от НКВД, датированный мартом 1942, приводимый во многих публикациях недавнего времени, не был подписан Берией, так как был слишком сложен технически. Берия сообщил Сталину о выводах разведки. Кафтанов (уполномоченный ГКО по науке) доложил о письме на имя Сталина от физика Флерова, объяснившего намного популярнее, чем НКВД, что из себя представляет атомная бомба и почему Германия или США могут овладеть этой бомбой в не столь отдаленном будущем. Судя по воспоминаниям Кафтанова, Сталин, походив немного по кабинету, подумал и сказал: «Нужно делать».

А лондонская биография Барча закончилась достаточно неожиданно. В июле 1942 он подал рапорт об отправке на фронт, и после отзыва в Москву с августа 42 был начальником Западного факультета Военного института иностранных языков. Есть версия, что причина прекращения миссии разведчика — трения между двумя соперничающими резидентурами. Один из конкурентов стал открыто угрожaть Барчу. Пришлось выбирать между фронтом и подвалами Лубянки. И кто знает, состоялся бы в дальнейшем почетный гражданин белорусского Молодечно и латвийского Тукумса, похороненый в Одессе, 23 августа 1944 за боевые заслуги получивший звание Героя Советского Союза, не добейся он в июле 1943 отправки на фронт…

Дополнение 6. Был ли Кремер единственным разведчиком-евреем в посольстве? Ответ будет отрицательным. В декабре 1932 — ноябре 1937 заведующим инженерным отделом торгпредства под фамилией Соколов легально работал бригадный инженер (соответствует сегодняшнему званию генерал— майор) Михаил Яковлевич Вайнберг (1899 — 1938), оперативный сотрудник, резидент военной разведки.

Член РКП(б) с 1918, тогда же призван в РККА по партмобилизации. Участник Гражданской войны. В 1928 окончил Восточный факультет Военной академии им. Фрунзе. Владел китайским, английским, немецким и французским языками. В 1928 г. награжден орденом Красного Знамени «за боевые отличия и заслуги, оказанные в период гражданской войны». 

Отозван в Москву, недолго пробыл начальником 3-го отдела Разведупра РККА, следовательно, попал на верхний этаж в смутное время. Позднее состоял в распоряжении Разведупра. Исключен из партии и арестован 11 июня 1938, как «враг народа». По обвинению в «участии в контрреволюционной террористической организации» 1 сентября 1938 приговорен к расстрелу, приговор приведен в исполнение в тот же день. Реабилитирован только в 1957. Глядя из сегодняшнего дня, даже зная о происходившем, трудно понять: два с половиной месяца потребовались на уничтожение и 19 лет на снятие несправедливых обвинений.

Вместо послесловия

Раскрытие псевдонимов всегда было оружием националистической пропаганды. В сети многократно цитируется категорическое требование «сов. секретного» приказа наркома внутренних дел СССР Берии № 00310 от 21 декабря 1938 «О введении в действие инструкции № 00134/13»: «Для кадрового отбора в НКВД важно отсекать в первую очередь лиц, у которых присутствует еврейская кровь. Узнать, были ли в роду евреи. Вплоть до пятого колена необходимо интересоваться национальной принадлежностью близких родственников». И там же легко находятся материалы Костырченко, доказывающие, что такой инструкции не существует, а репродуцированные документы — фальшивка, приписываемая почему-то правым. Поскольку Костырченко, ранее доказывавший отсутствие документальных подтверждений готовившейся депортации 1953 года, доступ к секретным архивам имеет, а все прочие довольствуются данными открытых источников, — соревноваться с ним бессмысленно. Факты же говорят о том, что евреев в органах все меньше, равно как и мотивации действовать по прежним образцам, или успехов послевоенного поколения. Факты идеологии лишены, поэтому красноречивы. Получается, «полезные евреи», о которых так много говорится в последнее время, вопреки декларациям и приказам, не только всегда вольны были проливать кровь, отдавать жизни, но и неслабо служили делу уравнения шансов противоборствующих лагерей на взаимное уничтожение? Впрочем, что здесь удивительного — три короткие биографии лишь обозначают, но не исчерпывают тему…