Владимир Бабицкий: Урок демократии по-английски

Loading

Мой рассказ произвёл впечатление на ведущего российского юриста. Особенно его поразила степень вовлеченности высших лиц государства в преодолении небольшой бюрократической ошибки в отношении новоявленных иммигрантов. — Вы, наверное, какой-то очень важный профессор…

Урок демократии по-английски

Владимир Бабицкий

После участия в международной научной конференции в Санкт-Петербурге я решил позволить себе отправиться в Москву в вагоне СВ, то-есть в купе, рассчитанном на двух пассажиров. При подходе к своему вагону, я увидел большую группу строго одетых мужчин в темных плащах и традиционных шляпах, явно провожавших по долгу службы какую-то важную персону. Это был полный, высокий, пожилой человек, которого сопровождающие внимательно слушали с большим почтением.

Предъявив кондуктору проездной билет и обойдя провожавших, я прошел в своё купе и занял своё место. Противоположное место оставалось пустым. Поезд начал медленно двигаться, и почти одновременно с началом движения дверь моего купе открылась и человек, которого провожала на перроне солидная группа, вошел в моё купе.

Молча кивнув и сняв верхнюю одежду, он грузно повалился на своё место, явно утомлённый проведенным днём. Его большой избыточный вес не позволял ему особенно распорядиться ограниченным размером спальной полки, и он лежал на спине, тяжело дыша. Я смотрел в окно на мелькавшие за стеклом пригороды, сидя напротив на своей полке.

Дыхание моего соседа несколько успокоилось, и он лежал с открытыми глазами, по-видимому, перебирая в памяти события дня. «Шахматы были явно лишними»,— пробурчал он между вздохами.

— Вы интересуетесь шахматами? — поинтересовался я, чтобы как-то разрядить молчаливую атмосферу.

— Да,— ответил он. — А вы?

-Тогда вам, наверное, будет интересно узнать, что я однажды играл в сеансе одновременной игры с Дуз-Хотимирским.

Для современного поколения любителей шахмат фамилия международного шахматного мастера Дуз-Хотимирского мало что говорит. Однако, для моего поколения, пришедшего в детские шахматные школы в начале 50-х годов, это была легендарная личность. Дух-Хотимирский был одним из последних живых свидетелей истории становления русской шахматной школы. Он многократно играл с Чигориным, Алехиным, успешно выступал в международных турнирах с участием Ласкера, Капабланки, Нимцовича, Рубинштейна.

Будучи 13-летним подростком и получив вторую категорию, я начал тогда искать возможность встречаться с взрослыми соперниками. В поисках таковых, однажды я забрёл в шахматную секцию общества «Локомотив», которой, как оказалось, и руководил Дуз-Хотимирский. Секция располагалась в небольшом угловом здании на площади трёх вокзалов в Москве.

Международный шахматный мастер Фёдор Иванович Дуз-Хотимирский

Я представился Дуз-Хотимирскому, и он предложил мне тут же поучаствовать в сеансе одновременной игры, который собирался провести с взрослыми участниками секции. Сев за доску я, конечно, очень волновался, однако взял себя в руки, рассчитывая оказать сопротивление с учетом солидного знания некоторых дебютов.

Быстро дойдя до меня, Фёдор Иванович сыграл е2-е4, и я уверенно ответил е7-е5, предполагая играть популярную испанскую партию, изученную мной в подробностях по книге Пауля Кереса. Однако Дуз-Хотимирский ответил f2-f4, предложив тем самым острый королевский гамбит, широко практиковавшийся в годы его молодости. Я знал из литературы, что при правильной игре чёрные должны быстро уравнять шансы в этом дебюте, однако последующее развитие событий опрокинуло все мои позиционные планы защиты. Это были совсем другие шахматы: острые, комбинационные, о которых я читал в книгах о Чигорине, Алехине и других ярких шахматистах прошлого.

Уже через несколько ходов, он пожертвовал фигуру, разрушая защиту моего короля, затем ещё одну и позиция стала не защитимой даже при значительном материальном преимуществе с моей стороны. Мой король тщетно искал укрытия, и под нависшими неустранимыми угрозами мне пришлось вскоре сдаться.

Наблюдая за партиями на остальных досках, я обнаружил, что он успешно проводил их в подобной же манере. Это был яркий урок погружения в шахматы его молодости.

Все эти воспоминания детства пронеслись в моей голове, когда я решил удивить моего важного соседа и, по-видимому, близкого ровесника такой невероятной исторической шахматной встречей из моего прошлого.

После моего упоминания об игре с Дуз-Хотимирским его огромное тело пришло в неожиданное движение, и он, быстро приняв сидячую позу и глядя мне в глаза, проникновенно сказал:

— Позвольте пожать вашу руку!

Гордый превосходством своей шахматной истории перед этим высоким начальством, я протянул руку, спросив: «А почему это произвело на вас такое впечатление?»

— Потому что я тоже играл с Дуз-Хотимирским, — ответил он.

Теперь уже все преграды отчуждённости незнакомых людей в мгновение рухнули, и мы с увлечением начали вспоминать наше шахматное детство, обсуждать впечатляющие события замечательных турниров, свидетелями которых были. Установился какой-то тёплый контакт знакомых и близких по интересам людей. Спать уже не хотелось, и мы заказали чай, продолжая оживлённый разговор.

«Вы, по-видимому, занимаете какое-то важное государственное положение, судя по тому, как вас провожали в Петербурге?»— поинтересовался я.

— Я профессор юриспруденции в Университете в Москве, занимаюсь уголовным правом,— пояснил он. — А до этого я был заместителем генерального прокурора Российской Федерации.

Я чуть не поперхнулся чаем. «Ничего себе, попутчик!» Инициатива в этой партии знакомства явно перешла к нему.

— А Вы чем занимаетесь? — спросил он.

— Я профессор университета в Англии, занимаюсь механикой.

— Не мог себе представить, что в поезде Петербург-Москва встречу английского профессора, да еще говорящего по-русски,— признался он. — И как же Вы туда попали?

— Во время перестройки меня пригласили поработать в Мюнхен, в технический университет как советского профессора. До этого я не мог выезжать работать в капиталистические страны. Кстати, я не имел ещё тогда звания советского профессора, несмотря на то, что формально к этому были все основания. Лишь когда мои немецкие хозяева направили в Президиум Академии Наук СССР просьбу о продлении моего пребывания, я получил из моего института решение Учёного совета о присвоении мне звания профессора. За предыдущие 17 лет, прошедшие с момента моей защиты докторской диссертации, для такого решения у Совета возможности не находилось. Таким образом, советским и английским профессором я стал, находясь в Западной Европе.

— Пока я пребывал в Германии, взяв на основной работе в Академии наук длительный отпуск, Советский Союз прекратил фактически своё существование, и мы все втроём: я, жена и сын, окончивший незадолго до этого институт в Москве, быстро нашли в Германии работу по специальности. Затем меня пригласили в Англию на место полного профессора.

— И как вам там живётся в Англии?

— Нормально.

— И что, никаких проблем?

— Проблемы иногда возникают. Вот как раз недавно пришлось решать одну легальную проблему. Может быть, вам как юристу это будет интересно.

Мой новый знакомый приготовился слушать.

— Мы с женой переехали из Германии в Англию по рабочей визе, выданной на четыре года. Моя жена-пианистка начала работать аккомпаниатором в местном мужском хоре. По прошествии этих четырёх лет мне продлили рабочую визу ещё на четыре года.

— Согласно тогдашним правилам, мы могли получить после четырёх лет работы право на постоянное жительство в Великобритании, и я отправил соответствующее заявление в Home office (Министерство внутренних дел).

— Неожиданно, оттуда пришёл отказ, мотивированный тем, что у нас имеется виза ещё на четыре года проживания. По-видимому, они не учли нашу первую визу.

— В это время мужской хор должен был поехать с гастролями в Южную Африку и моя жена, не имея паспорта, не смогла следовать за ними. Джентльмены из хора посоветовали мне обратиться к депутату парламента от нашего округа, и я записался к нему на приём по телефону.

— Нашим депутатом оказался Кеннет Кларк. Эта фамилия говорит вам что-нибудь?

— Я помню министра с такой фамилией в правительстве Маргарет Тэтчер.

— Это тот самый Кларк. Он был министром экономики в правительстве Тэтчер, т.е. вторым человеком, — пояснил я. Его общая служба в консервативных правительствах Великобритании превышает 20 лет. Он живёт недалеко от нас в обычном частном доме вместе со своей женой и до сих пор является членом парламента.

— И что, Вы попали к нему лично?

— Да он принял нас через несколько дней в приёмной районного отделения консервативной партии в пригороде Ноттингема и, когда я объяснил ему ситуацию, пошутил: «Конечно, если бы Вы были футболистом, они бы оформили всё в момент. А с профессором, они считают, что можно не спешить. Я беру ваше дело под контроль и буду извещать вас о его прохождении».

Кеннет Кларк — ведущий политик Британской консервативной партии

— После этого мы начали регулярно получать письма из Палаты Общин, подписанные Кеннетом Кларком, в которых он и его секретарь информировали нас о предпринятых действиях и давали советы для последующих шагов по решению нашей проблемы. Напомню, что в это время правили лейбористы, и консервативная партия находилась в оппозиции.

Одно из писем Кеннета Кларка

— Ещё через некоторое время он переслал нам письмо Джека Строу — тогдашнего министра внутренних дел, члена лейбористской партии, в котором тот извинялся за допущенную в отношении нас с женой ошибку. (Во время нашего разговора в поезде Джек Строу был уже министром иностранных дел Великобритании.)

Джек Строу – ведущий политик Британской лейбористской партии

— В последующем письме Джек Строу в порядке извинения предложил процедуру нашей ускоренной натурализации, на которой настаивал Кларк, позволившей нам в кратчайший срок стать гражданами Великобритании. В моей коллекции сейчас семь писем от Кеннета Кларка и три Джека Строу.

Заключительное письмо Джека Строу Кеннету Кларку по нашему делу

— Интересно, что помимо стандартных анкет для получения гражданства мы должны были представить ещё декларацию двух англичан о том, что у нас хороший характер. Её нам подписали мой новый начальник и наш сосед, — закончил я своё повествование.

Мой рассказ произвёл впечатление на ведущего российского юриста. Особенно его поразила степень вовлеченности высших лиц государства в преодолении небольшой бюрократической ошибки в отношении новоявленных иммигрантов.

— Вы, наверное, какой-то очень важный профессор для этой страны,— прокомментировал он, явно поражённый моей историей.

— В том-то и дело, что они даже не поинтересовались, чем я конкретно занимаюсь. Кроме того, я заметил, что после нас на приём к мистеру Кларку прошла какая-то индийская пара в национальной одежде и явно не академического вида. По-видимому, это нормальная процедура работы депутата с избирателями.

Беседа перевалила далеко за полночь, и мы начали готовиться ко сну. Утром мы тепло распрощались на перроне.

***

В заключение ещё несколько слов о героях этой подлинной истории. Вот, что пишет Дуз-Хотимирский в своих воспоминаниях об одном критическом периоде своей жизни [1]: «В 1916 г. я уехал на далекий Урал, где поступил на службу в Богословский горный округ, насчитывающий у себя свыше 70 000 рабочих. В округе находились знаменитые Туринские рудники, каменноугольные копи, химический завод-гигант, медеплавильный завод, большое лесничество.

С каждым месяцем на Урале росло революционное настроение рабочих. Чувствовалось, что надвигаются большие события. Все острее и чаще происходили стычки рабочих с администрацией.

Великая Октябрьская социалистическая революция была встречена трудящимися с ликованием. По заданию профсоюзной организации я в числе других товарищей объезжал округ, проводя с рабочими политические беседы.

Летом 1918 г. Урал был занят Колчаком. Начались расстрелы, репрессии. Меня бросили в одиночную камеру Екатеринбургской тюрьмы, где продержали несколько месяцев».

Меня заинтересовало, как ему удалось избежать расстрела и выбраться из тюремных застенков в такой период всеобщего озверения, и вот, что мне поведал недавно в личном интернет-общении историк шахмат — Яков Зусманович, живущий в США. Яков неожиданно наткнулся на описание этого события в воспоминаниях о полковнике юридической службы Чехословацкого корпуса, находившегося на Урале, докторе Кареле Трейбале, опубликованных на чешском языке [2].

Будучи профессиональным юристом, д-р Трейбал должен был осуществить судебное разбирательство и принять решение в отношении заключенного, переданного ему колчаковцами. Трейбал сам был известным международным шахматным мастером и даже играл однажды с Дуз-Хотимирским в турнире в Праге, в 1913 году. Увидев фамилию заключённого, он спросил в суде, имеет ли он отношение к шахматисту Дуз-Хотимирскому, выигравшему в Международном шахматном турнире в Петербурге 1909 года у победителя турнира Эм.Ласкера (вторым победителем в этом турнире был Акиба Рубинштейн, у которого Дуз-Хотимирский также выиграл, получив за эти победы специальный приз. Однако фамилия Рубинштейна предусмотрительно не была названа). Дуз-Хотимирский подтвердил, что это он и есть.

— Тогда вы свободны и можете идти,— сказал д-р Трейбал.

Ясно, почему Дуз-Хотимирский скрыл этот эпизод в своих воспоминаниях. В годы сталинских репрессий эта история могла ему стоить жизни.

Во время второй мировой войны д-р Карел Трейбал был расстрелян немцами в 1941 году за участие в сопротивлении. Шахматистов среди этих варваров не нашлось.

Кеннет Кларк, продолжая свою политическую карьеру в составе нынешнего кабинета министров, стал одновременно почётным президентом мужского хора, которому аккомпанирует моя жена. Недавно он с большим юмором вёл Рождественский концерт хора в местной церкви, отправившись после концерта в паб со всеми хористами, чтобы выпить любимую им пинту пива. Сидя рядом, я напомнил ему историю его поддержки нашей семьи, и он тут же произнёс в ответ короткую речь о важности для страны квалифицированных иммигрантов.

Кеннет Кларк ведёт Рождественский концерт в Рэдклиффе на Тренте (графство Ноттингемшир), Декабрь, 2014 (фото автора)

Источники:

  1. http://proint.narod.ru/publ2013/duz.htm
  2. Ladislav Prokeš, Život I Dilo Českego Šachoeho Mistra. Nakladatel A. Neubert V Praze, 1946.
Print Friendly, PDF & Email

7 комментариев для “Владимир Бабицкий: Урок демократии по-английски

  1. Дорогой Володенька! Как всегда, очень интересная публикация. Рада, что Яков помог тебе.

  2. Спасибо за интерес.
    1. Он бывший зам. Фамилиями мы не обменялись.
    2. О проблемах не слышал. Историк мне рассказал, что он был прикреплён к распределителю для старых большевиков.
    3. Нашу шахматную секцию в Доме пионеров Красногвардейского района (\»Дом комод\» на Покровке) вёл мастер Григорий Абрамович Подольный — директор Московского шахматного клуба.

  3. Тут несколько раз АлЕхин назван АлЁхиным.
    Александр Алехин очень не любил, когда его называли «АлЁхиным». Даже отвечал по телефону — НЕТ таких, есть АлЕхин. До революции его фамилию не искажали, но при советской власти искажение стало постоянным. Возможно, это не единственная причина его невозвращения, но одна из причин.

    1. Спасибо, не знал. Во время моего увлечения шахматами произносили Алёхин (см. книгу Котова). Попросил исправить.

      Благодарю всех читателей, проявивших интерес.

  4. 1) Осталась не раскрытой фамилия любителя шахмат из Прокуратуры. Или он действующий Зам ?
    2) Дуз-Хотимирский явно польская фамилия. И в 1937-38 г. у носителя этой фамилии явно были проблемы.
    3)Жаль, я не сидел за игровой доской с автором. На Стадионе Юных пионеров в конце 40-х годов шахматам учил С.М. Коган, а руководил всеми нами шашист Миротин.

  5. Весьма поучительная история.
    «Тебе, дочка, говорю, а ты, невестка, слушай!»

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.