В Санкт-Петербургском издательстве «Алетейя», в серии «Русское зарубежье», вышла новая книга Греты Ионкис «Утраченный воздух».
Белый каменный цветок
Кое-что о книге Греты Ионкис «Утраченный воздух».
Спб., «Алетейя», 2014
Семен Резник
Доктор филологических наук, профессор, специалист по английской и немецкой литературе, Грета Ионкис давно проживает в Кельне, Германия. Она автор ряда книг и многих статей, выдвинувших ее в число ведущих авторов русского зарубежья. Мне доводилось писать о ее книге «Евреи и немцы в контексте истории и культуры», в которой исследуется трагический парадокс: как такая страна, как Германия, подарившая миру выдающихся мыслителей, ученых, поэтов, философов, могла стать родиной нацизма, родиной самых жестоких и массовых преступлений против человечности, творившихся на государственном уровне.
Новая книга Греты Ионкис посвящена городу Кишиневу, в котором протекло 25 лет ее жизни. Загадочное название расшифровывает эпиграф: две строки из стихотворения известного еврейско-русского поэта Довида Кнута:
Особенный, еврейско-русский воздух…
Блажен, кто им когда-нибудь дышал.
В еврейско-русском воздухе Кишинева, которым напоена книга, дышалось легко, свободно, радостно, порой упоительно.
Если охарактеризовать одним словом то, чем наполнены страницы книги, то это слово — ЛЮБОВЬ. Любовь к городу Кишиневу — для автора это «белый каменный цветок». Любовь к его истории, архитектурным памятникам, к многочисленным персонажам, оживающим под ее талантливым пером, — от Пушкина до того же поэта Довида Кнута, от автора «Записок губернатора» князя Урусова до Исаака Ольшанского, мужа Греты Ионкис, чей непростой жизненный путь служит сюжетной канвой значительной части повествования.
Первые упоминания о Кишиневе автор книги относит к XV веку. Уже тогда, маленький поселок — скорее азиатского, чем европейского типа — отличался большой этнической пестротой, что позднее было закреплено в названиях городских улиц: Армянская, Болгарская, Греческая, Сербская, Грузинская, Еврейская, Турецкая, Караимская, Сирийская и другие подобные.
Первые россияне, указывает автор, появились в Кишиневе в 1606-1607 годах. Это были мятежники, бежавшие от преследований: участники жестоко подавленного восстания Болотникова. После этого Кишинев и вообще Бессарабия не раз становились прибежищем российских изгоев: беглых крепостных крестьян и холопов, казаков; после церковной реформы патриарха Никона сюда переселялись старообрядцы, преследуемые властями и официальной церковью. С ними и появилась в Кишиневе русская составляющая блаженного воздуха.
Еврейская составляющая имеет столь же или еще более глубокие корни.
Кишинев и вся Бессарабия, Молдавия, Валахия, находились под владычеством могущественной Оттоманской империи, но административно управлялись местными господарями и стамбульскими наместниками. Турецкие власти в местные дела не вмешивались, довольствуясь тем, что получали щедрую дань. Собирая ее с населения, правящая элита не забывала и себя. Вельможи благоденствовали, а массы народа жили в нищете, темноте и бесправии, что, впрочем, было характерно для всей тогдашней ойкумены.
К России эти земли отошли в 1812 году, после тяжелой шестилетней русско-турецкой войны, в которой Россия одержала победу. Договор был подписан в Бухаресте, буквально за пару месяцев до нашествия на Русь войск Наполеона.
Царское правительство сбором дани не ограничивалось. В Бессарабии был размещен многочисленный воинский контингент, бразды правления перешли к царскому наместнику генерал-майору Бахметеву, духовное руководство — к митрополиту Гавриилу. Несколько позже, при наместнике генерал-лейтенанте Н.И. Инзове, здесь отбывал свою первую ссылку гениальный забияка Александр Пушкин. Благодаря его стихам и письмам, воспоминаниям его друзей и разысканиям пушкинистов, о ранне-российской жизни Кишинева известно множество ярких подробностей, которые, если бы не Пушкин, были бы навсегда утрачены. Они любовно собраны и осмыслены Гретой Ионкис. Глава «Под пушкинской звездою», на мой взгляд, одна из самых интересных в книге.
Пересказать содержание книги невозможно, но я не могу не остановиться на главе, посвященной печально-знаменитому Кишиневскому погрому 1903 года. Я детально изучал этот материал — он лег в основу моего исторического романа «Кровавая карусель», а также фрагмента в историко-документальной книге «Вместе или врозь?» (2005, С. 100-115).
В книге Греты Ионкис кишиневскому погрому посвящено много ярко написанных драматичных страниц. Русско-еврейский воздух в ту пору был насыщен ядовитыми парами племенной и религиозной ненависти к евреям. Насыщали его миазами царские власти и значительная часть подцензурной печати — это рельефно показано в книге. В России надвигалась революция, что выражалось в росте забастовочного движения, в студенческих волнениях, в крестьянских бунтах по всей стране. Росла активность подпольных организаций, участились акты террора против представителей власти. Не в силах погасить стремительно нараставшее недовольство, власти пытались перенаправить его в безопасное для себя русло. Раздувая мифы о так называемой еврейской эксплуатации, ритуальных убийствах христианских детей и иных еврейских «кознях», глашатаи антисемитизма давили на клапан, через который рассчитывали выпустить пар из перегретого котла. Старый, как мир, рецепт: разделяй и властвуй.
Почему еврейский погром разразился именно в Кишиневе?
На этот вопрос Грета Ионкис дает исчерпывающий ответ: почва в городе была хорошо подготовлена. Ее уже много лет унаваживала газета «Бессарабец» -— единственная местная газета на русском языке. Ее издатель и редактор Павел Александрович Крушеван, небесталанный литератор, полный неукротимой энергии, фанатично ненавидел евреев. Он изображал себя пламенным патриотом России, а евреев — ее врагами. Свою миссию этот протонацист видел в том, чтобы любой ценой избавить от них Бессарабию и всю Российскую империю. Для этого годились любые средства. Его деятельность поощряли как в Петербурге (министр внутренних дел фон Плеве, да и сам государь), так и в Бессарабии, где местную власть олицетворял губернатор края фон Раабен.
Грета Ионкис считает, что Раабен был «чужд антисемитизма» и что для него «погром стал полной неожиданностью». Не могу с этим согласиться. Достаточно вспомнить, что погром длился три дня; то, что могло быть неожиданным в первый день, не было таковым во второй и третий. На второй день Раабен вызвал войска, военные патрули были расставлены по всему городу. Вмешаться в бесчинства толпы военные могли только по приказу гражданской власти (таков был закон), а приказа не было. Воинские патрули лишь наблюдали за происходящим. Получалось, что они охраняют погромщиков. Губернатор медлил, выжидал, полномочия военному начальству передал только на третий день, после чего погром был прекращен за пару часов, без единого выстрела.
В лондонской газете «Таймс» был опубликован разоблачительный документ, присланный ее Петербургским корреспондентом: конфиденциальное письмо министра внутренних дел фон Плеве губернатору Раабену, в котором министр заранее предупреждал о готовившихся беспорядках и «просил» учесть, что они будут направлены не против правительства, а против евреев, потому применять к погромщикам жестких мер не следует.
В главе о погроме Грета Ионкис не упоминает об этом документе, а в следующей главе, посвященной князю С.Д. Урусову, назначенному губернатором после отставки фон Раабена, пишет:
«Князь Урусов категорически отрицал участие Министерства внутренних дел в подготовке погрома. Хотя он открыто признает юдофобство министра Плеве, Урусов уверен, что письмо министра, якобы написанное губернатору Бессарабии фон Раабену и рекомендующее “снисходительно отнестись к активным действиям христиан против евреев”, письмо, которое муссировалось в английской печати, подделка».
На мой взгляд, категорическими высказывания князя Урусова назвать трудно. Вначале посвященного этому вопросу фрагмента Урусов пишет, что к наличию такого письма Плеве он относится «с большим сомнением»; завершает его тем, что в поддельности этого документа он «глубоко убежден»; а в промежутке сообщает:
«Я только один раз, и то очень давно, прочел это апокрифическое письмо и потому передаю его содержание неуверенно и, во всяком случае, только приблизительно».
Как видим, в нескольких строках ряд противоречий, отражающих не категоричность, а неуверенность автора. А дальше Урусов пишет:
«То непонятное и недоказанное в кишиневском погроме, что прежде вызывало во мне недоумение, я стал относить к действию некоторых тайных пружин, управляемых высоко стоящими лицами».
Вряд ли можно сомневаться, что к числу высокопоставленных лиц, приводивших в действие «тайные пружины», Урусов, в первую очередь, относил фон Плеве.
К этому следует добавить, что особая осторожность и обтекаемость высказываний Урусова по поводу пресловутого письма могла быть продиктована и сугубо личными мотивами: нежеланием бросить тень на бывшего начальника Департамента полиции А.А. Лопухина, который был его другом и близким родственником. Ведь именно Лопухин, под давлением Плеве, которому он был подчинен, был вынужден послать опровержение в газету «Таймс», хотя сделал это с опозданием на полторы недели и так невнятно, что его письмо в редакцию газеты мало походило на твердое опровержение. Лопухин, похоже, вовсе не был уверен в том, что письмо его босса поддельное, и тяготился ролью, которую тот ему навязал.
После того, как погром вызвал волну негодования во всем мире, властям пришлось удалить в отставку фон Раабена. Сменил его князь С.Д. Урусов. Как уже было сказано, ему и его «Запискам губернатора» в книге Греты Ионкис посвящена большая глава. Я с удовольствием узнал, что книга Урусова недавно была переиздана в Кишиневе и тут же стала библиографической редкостью — свидетельство того, что и сегодня она не оставляет читателей равнодушными.
В конце 1970-х годов я читал «Записки губернатора» в Ленинской библиотеке. Это был один из самых интересных и содержательных источников, на которые я опирался в работе над романом «Кровавая карусель». Вполне разделяю восторженное мнение Греты Ионкис об этой замечательной книге.
Назначение С.Д. Урусова губернатором Бессарабии было одним из самых крупных проколов фон Плеве. Он это быстро понял, начал готовить его устранение, но не успел: был убит эсером-террористом Сазоновым. Впрочем, на посту Бессарабского губернатора князь Урусов удержался всего полтора года. Он приложил большие усилия к тому, чтобы погасить страсти, ввести жизнь в нормальную колею, в чем, как показала Грета Ионкис, он многого добился. Потому и был удален из Бессарабии.
В 1905 году в Кишиневе разразился новый погром. На этот раз он был лишь одним из многих погромов, прокатившихся по стране. Таков был ответ крушеванов и прочих пуришкевичей на революционные события 1905 года, увенчавшиеся царским манифестом от 17 октября.
Отношение к преобразованиям 1905 года было далеко неоднозначным. На людей совестливых и интеллигентных они действовали не так, как на Крушевана или доктора Дубровина. Под влиянием революционных событий такие люди, как Лопухин и князь Урусов, из высокопоставленных правительственных чиновников превратились в противников режима. Они разоблачали погромную политику властей, за что подвергались гонениям. Лопухин, уже не возглавлявший Департамент полиции, но сохранявший с некоторыми сотрудниками дружеские связи, разоблачил секретную акцию ротмистра Комиссарова, организовавшего, по заданию сверху, нелегальное печатание погромных листовок, причем не где-нибудь, а в типографии Департамента полиции. Позднее Лопухин помог революционерам раскрыть двойную игру Евно Азефа, своего бывшего агента, который возглавлял боевую организацию эсеров и выдавал полиции своих товарищей по оружию. За это Лопухин был судим, приговорен к каторге, милостиво замененной ссылкой в Сибирь. Князь Урусов стал депутатом Первой Государственной Думы, протестовал против ее разгона Столыпиным, подписал знаменитое Выборгское воззвание, за что тоже подвергся репрессиям.
Грета Ионкис повествует о том, как революция (уже не 1905, а 1917 года) располосовала живое тело Бессарабии, так что большая часть ее оказалась в Румынии, меньшая — в составе советской Украины, под названием Молдавской АССР. В 1940 году, после заключения пакта Риббентроп-Молотов, Москва отторгла Бессарабию от Румынии, Молдавия стала союзной республикой, но уже через год, после нападения нацистской Германии на Советский Союз, в нее вторглись союзные Германии румынские войска. Началось поголовное истребление евреев. «В независимой Молдове тема Холокоста стала чуть ли не табуированной», отмечает Грета Ионкис. Она признается, что писать «на эту мучительную тему» поначалу не хотела, но обойти ее оказалось невозможно. В книге Холокосту в Бессарабии посвящена леденящая душу глава.
После Второй мировой войны Молдавия снова стала советской. В книге подробно рассказано о большом позитивном вкладе, какой внесли русские и евреи в экономику, обустройство, науку, образование, культуру Кишинева и всей Молдавии. Всё это справедливо, но не всё нравилось молдаванам.
Не секрет, что под флагом пролетарского интернационализма Москва проводила политику русификации «братских» республик, Брежнев даже объявил о «новой общности» под названием «советский народ». О чем кремлевские властелины забыли, так это спросить самих грузин, узбеков, литовцев, молдаван, хотят ли они становиться «новой общностью». В «братских» республиках крепло недовольство. Неудивительно, что союз нерушимый рухнул, как карточный домик, как только разжался кремлевский кулак.
Россия не хотела мириться с развалом, вошел в обиход термин «ближнее зарубежье», причем акцент поставлен на первом слове, а не на втором. Вместе с независимостью бывших советских республик в них поселилась боязнь, что Москва их не оставит в покое. Свои особые притязания на них Кремль демонстрировал при каждом удобном случае, хватая то, что плохо лежит. Недавняя аннексия Крыма, идущая война на востоке Украины, а до этого — с Грузией, у которой отторгнуты Южная Осетия и Абхазия, не оставляют сомнений относительно аппетитов Кремля. А первой жертвой российской прихватизации стала независимая Молдова. Еще при Ельцине скрымзили Приднестровье — жирный кусок маленькой республики. В молдавской элите, издавна тяготевшей к Румынии, тенденции к отторжению всего чужеродного, резко возросли. Русские и особенно еврейские жители Кишинева оказались между молотом и наковальней.
Профессор Грета Ионкис 25 лет преподавала в Кишиневском пединституте. Сеяла разумное, доброе, вечное. Дала путевку в жизнь не одной сотне гуманитариев, пополнявших ряды молдавской интеллигенции. Но в независимой Молдове ей, как и многим людям «некоренной национальности», стало нечем дышать.
Русско-еврейский воздух улетучился, над белым каменным цветком его не осталось.
Утраченный воздух…
