Сотрудничество литераторов из США и Израиля может стать уроком политикам.

«Время — это нотный стан»

Стелла Голуб

На современном русскоязычном поэтическом небосклоне появилась новая комета: диск «Поэзия и песня: Москва — Нью-Йорк — Тель-Авив», созданный редактором международного журнала «Интерпоэзия» Андреем Грицманом из Нью-Йорка и израильской певицей и поэтом Ириной Маулер. На диске представлены стихи и песни обоих авторов; читает Андрей, поёт Ирина. Знатоки высоко оценили результат их творческого сотрудничества. Обо всем этом я побеседовала с Ириной Маулер, бардом, автором нескольких книг стихов и прозы, ведущей поэтического раздела сетевого журнала «Артикль».

— Как состоялся альянс поэзии и мелодии в новом диске, где ты выступаешь в диалоге с поэтом Андреем Грицманом?

— Познакомились мы с Андреем на международном поэтическом фестивале в Бельгии несколько лет назад. Его стихи произвели на меня впечатление своей нестандартностью, кажущейся неровностью, неизменным «учащенным пульсом» истинного поэта. Андрей неравнодушен к миру, «болен» поиском осмысления своей роли, временностью пребывания, жаждой все успеть. Мне это очень близко. И захотелось спеть его стихи, повернуть их русло в музыкальную реку. Это оказалось несложным; ведь в некоторых из них уже жила музыка, и ее нужно было всего лишь извлечь на свет.

А в октябре 2014 года Андрей Грицман приезжал в Израиль. И мы с ним подготовили вот эту самую поэтическо-песенную перекличку под специально созданный видеоряд. На мой взгляд, программа получилась интересной. Кстати, эти «видео-песни» на слова Андрея, а также и мои песни, записанные на этом диске, можно найти в «Ютубе».

— В мире накопилось так много тревоги, гнева; политики отравляют нас своей злобой. Мы бросаемся в их сторону с горящими головешками своего недоверия и обиды. Мало в мире благодати и гармонии. И только маленькие островки искусства уводят человека прочь от этих злых дней. Как удается тебе писать такие прозрачные, ручейком звенящие песни, сохранять в них дыхание сирени, легкий свет осени, зыбкую летнюю синеву?

— Когда-то я гораздо лучше думала о людях. Мне казалось, что в каждом человеке живут свет и доброта, широта души. И что стоит только заглянуть ему поглубже в глаза, — и человек откликнется, услышит, улыбнется, протянет руку, если надо… Наивно, да? Что поделать… Видно, такую я получила от Всевышнего душу. Со временем я научилась понимать, что не всегда улыбки, приятные слова и внешнюю доброжелательность следует принимать за чистую монету. Иногда за словами зияет пустота, за улыбками прячется лесть, а за внешними проявлениями дружбы и любви скрывается предательство. Но даже сегодня, когда пройден довольно долгий жизненный путь, я хочу верить, что в мире существует гармония человеческих отношений. Ведь в благодати мира сомневаться невозможно. Божественная красота разлита во всем: коралловые цветы, бирюзовая гладь моря, пение птиц по утрам… Человек пока этого испортить не смог. Вот в этой красоте я и черпаю свои тексты. А политика — что политика? Бывает обидно и очень смешно смотреть на эту мышиную возню. И очень грустно видеть все пороки человеческие в тех людях, которые управляют страной. Ведь их считают цветом нации. Недавняя война в очередной раз потрясла меня своей беспорядочностью, бессмысленностью и безжалостностью. Отвечу фрагментом своего стихотворения «Война»:

Тишину можно резать на части
добраться до пункта — особое счастье
спокойно, не дергаясь, не нагружаясь,
сирена если… не соображаю.
по улицам не хожу, не грежу,
морем — никуда не езжу,
рассветы, закаты — какая жалость.
от дома и до работы добежать бы.

Как же нам повезло жить на Святой Земле! И как же это непросто — жить сегодня и сейчас здесь…

— Двойники и тени, далекие города и сказочные образы… Мне запомнилась твоя строчка «Не ты ушел, моя душа ушла…». Как ты отыскиваешь эти образы? В чем источник твоего вдохновения?

— Мне кажется, что не я нахожу образы, а образы находят меня сами. Ведь стихи — это ответ поэта на то, что происходит с ним, с его миром. Стихи — это не мемуары, но это — голос подсознания, его спор, его согласие или несогласие с происходящим, его восхищение и разочарование, любовь и ненависть. Его вера и надежда. А вот в какие слова и образы это облачается? Как мне кажется, это зависит не только от того, кто пишет. Недавно я ехала в поезде, и вот что написалось:

Значит ты здесь, хорошо, что ты здесь,
Где есть такие же, как ты —
В радиусе вытянутой руки,
Светятся, пульсируют, дышат, — и ты дыши,
Пока есть эта опция, —
Еще успеешь птицей в полное одиночество.

— Считается, что женская нота в поэзии, в музыке — какая-то особенная, не из общего звукоряда. Как на твой взгляд: чем особенным характеризуется женский музыкальный и поэтический дар? В чем мы отличны от своих коллег-мужчин?

— На мой взгляд, когда поэзия по настоящему талантлива, в ней нет различия на мужскую и женскую. Разве Марина Цветаева была не поэтом, а поэтессой? А Борис Пастернак, остро чувствовавший движение воздуха и «музыку вселенной», разве не был настоящим мужчиной? Но это если по высшему разряду… Если же не брать так высоко, то замечу, что женская поэзия более лирична и интуитивна. Ее палитра более разнообразна. В своем творчестве женщина чаще, чем мужчина, говорит о детях, о природе, о любви. Поэты-мужчины больше думают о времени и вечности. Наверное, поэтому женщины чаще пишут мелодичные песни и гораздо реже сочиняют симфонии и кантаты. Отвечу фрагментом своего стихотворения «Маргарита»:

В белую снежную шубу одеты дома,
Март на исходе, на ели наряд голубой.
Я — Маргарита, я Мастера встретить должна, —
Ведь только с ним я смогу полететь над землей.
Я за двоих и пишу и дышу наугад,
Правил не зная для жизни и для любви.
Мне нужен Мастер — без Мастера, знаю, никак
Мне не избавиться от притяженья земли.

— Время — это тот нотный стан, на котором мы пишем свою мелодию. Перелистывая страницы партитуры своей жизни, находишь ли ты разницу между опусами? Чем поэт и композитор Ира Маулер в году 2015 отличается от своего двойника Иры Маулер три года назад? Пять лет назад? Десять?

— Спасибо за вопрос. Время — моя любимая тема. Мне хочется о нем писать, его отражать на полотне, его петь. Это, конечно, если образно говорить. А если перейти к повседневным реалиям: меня всегда интересовала эта тема. Куда исчезает время? Почему оно проходит сквозь нас, оставляя после себя морщины на лице и усталость души. Зачем оно меняет нас? Почему не стоит на месте? Почему не сохраняется человек в красоте телесной и душевной, зачем время постепенно уничтожает свои творения? Конечно, и я, как все, со временем изменяюсь. Песенные стихи сменяются речитативами, лирика уступает место философии. Хочется переменить музыкальные и поэтические ритмы; то, что написано раньше, становится неинтересным. Но остается самое главное — желание творить. Ведь без него тускнеют краски, опускаются руки, теряется смысл.

— Что для тебя опыт: череда разочарований, «молока сбежавшая пена», вериги, бинокль?

— Очень хорошие образы! Думаю, что возьму сразу все из предложенных. Чем дольше живешь, тем внутреннее зрение становится четче; «тем слаще друзей голоса», как писал Булат Окуджава. Могу только добавить:

А много ли надо для полного счастья?
Немного: случайного слова участье,
Березы по кругу, по кругу камыш,
И солнце, стекающее прямо с крыш.
И город, где крышу не сносит от стресса,
Где каждому страннику есть свое место.
Есть место для осени, место для лета,
И место в душе, чтобы чувствовать это.

— Чем ты сама врачуешь свои раны? В какой цветущий сад уходишь в своих мечтах? Чем питаешь душу, которая устает в пути?

— Для меня лучший врачеватель ран — природа. В Израиле я очень люблю море. Средиземное, Красное, Мертвое — у каждого из них особый запах, цвет, душа. Еще я очень люблю путешествовать: узнавать другие страны, бродить по узким улицам, пить кофе за изящными столиками лицом к прохожим, вдыхать запах цветущей сирени, головокружительного шиповника, стучать каблучками по старинным мостовым… А еще можно читать, слушать музыку, ходить в театры. Можно плавать в озере, в бассейне, в море. Многое можно успеть, когда не надо врачевать раны.

— Литература предъявляет к своему творцу очень жестокие требования. В мире написаны миллионы строк, выдающих себя за художественные. Мы движемся в плотной воде тропов: метафор, олицетворений, гипербол. Что стимулирует тебя изобретать образы, сюжеты, выходить на сцену с гитарой и рассказывать залу о себе под переливы струн?

— Да, сегодня, когда волны поэтических и прозаических строк выплескиваются на читателя морем из Интернета, требования к человеку, составляющему такие строки, возросли. К сожалению или к счастью — себя самого перепрыгнуть невозможно: что дано, то дано. Можно заняться самообразованием, духовно расти, утончать свое восприятие, задаваться умными вопросами, влюбляться, наконец! Каждая из таких попыток жить интенсивно и творчески обеспечивает стимул для дальнейших желаний. А если есть желания — значит, есть интерес к жизни. А отсюда следует и невозможность не писать. Ведь поиск слова, включенность в создание текста при добром душевном и телесном здравии у творческого человека неистребима. И когда этот процесс начинается, уже неважно, что пишут другие. «Каждый пишет, как он слышит», — сказал Окуджава.

— Что бы ты хотела изменить в себе, и что хотела бы изменить в обществе, в котором нам приходится жить?

— В себе я бы хотела изменить многое, но, как известно, человека изменить нельзя. Что есть, то есть. А вот общество изменить теоретически можно, но для этого одного моего желания мало. На мой взгляд, мы живем в обществе взаимного потребления: в обществе «покупатель-товар». К сожалению, частенько и отношения в обществе строятся на той же платформе. Поэтому сантехники и чиновники, правительство, врачи и адвокаты видят перед собой не живых людей с их проблемами, болью, отчаянием, а товарно-торговые отношения, в которые вступают. Им не важна проблема, им важен конечный денежный результат. Они не видят глаза, а смотрят только на руки. Наше общество болеет равнодушием, жадностью и глупостью. Но, как точно заметил Александр Кушнер, «времена не выбирают, в них живут и умирают».

— Последний диск стал мостиком, соединяющим Москву, Израиль, Нью-Йорк. Стоя на перепутье, глядя в разные стороны, что ты думаешь о своем месте на географической карте? С какими городами и краями душа твоя накрепко связана?

— Очень люблю Москву. Там проходила моя молодость, и я очень скучаю, когда обстоятельства не дают мне возможности походить по улицам этого города, вдохнуть его живую суету, спуститься в метро-муравейник, рассматривать огромные плакаты на русском языке, заглянуть в книжные и музыкальные редакции, выступить с концертом на одной из бардовских площадок. Мне встречи с этим городом необходимы, как воздух. И потому возникают такие стихи:

Садишься в тот самолет, в котором пилот
на чистом русском с тобой говорит —
и вдруг забываешь выученный с таким трудом иврит,
и в объятия русского языка бросаешься так, будто всю жизнь молчал
и только сейчас начинаешь снова дышать.
Как рыба, выброшенная на сушу,
 — наполняю русским языком легкие и душу — на будущее.

А изо дня в день моя душа связана с Израилем. Мы с ним сроднились, я его люблю, уважаю и горжусь им. И место мое, конечно же, здесь.

— Какой ритуал сильнее всего успокаивает и радует тебя? В чем знаки твоего личного покоя и благополучия?

— Главный знак моего покоя — моя семья. Для меня очень важно, первостепенно важно здоровье и благополучие моих детей, моей мамы. Это база, а уж на ней растет творчество. Радуют меня новые стихи, новые картины, творческие успехи. Меня радует теплый весенний день, обволакивающий теплый голос певицы Чезарии Эворы, голубиное уханье по утрам, запахи цветущих апельсинов, хорошая книга.

— Даже самая творческая женщина волею природы соединена с кругом мелочей, до которых мужчинам нет никакого дела. Мы знаем о дюжине серебряных колец Цветаевой, об отношении Вирджинии Вульф к нарядам, мебели. Поделись, пожалуйста, своим «кругом» мелочей.

— У меня таких мелочей очень много. Наверное, поэтому вокруг меня довольно много вещей: книги, диски, картины. Я неравнодушна к красивым нестандартным предметам — мебели, шторам, изящной посуде. Конечно, как и всякая женщина, люблю нестандартные кольца, серьги. Так что одного творчества мне недостаточно, хочется еще и окружающей материальной красоты. И понимаю, что жить надо радостно.

Хочется праздника, хочется разного:
В шляпе соломенной с лентою красною,
С синей полоскою моря свободного,
Праздника сладкого, спелого, сдобного.
Доброго — как на дрожжах подходящего,
Вкусного, радостного, настоящего,
Утром и вечером, в будни и праздники
День наступающий — праздновать.