[Дебют] Леонид Рохлин: Рождение нации

Loading

И Аменхотеп решается, наконец, на революционный шаг — перемену столицы. Весной четвёртого года правления Аменхотеп IV отправляется в путешествие вниз по Нилу. Он ищет место для строительства новой столицы империи…

Рождение нации

Леонид Рохлин

На древней стеле Мернептаха
Начертаны священные слова
О человек! Не внемли чувству страха
Твори, пока надеждой полнится душа.

Веками сохраняются древние легенды и сказания о великой любви, божествах, возникновении племён, наций, государств. Исчезают создавшие их люди, разрушаются города и государства меняется даже рельеф местности, а легенды продолжают жить, питая души поколений.

Они будут жить вечно. В них заложена память человечества, его история.

Египет периода фараонов XVIII династии. Время наивысшего расцвета империи, ставшей величайшей державой древнего мира. Столица империи, стовратные Фивы, возникшая в седой древности вокруг жертвенника Амона, превращается в огромный величественный центр, превосходящий все города того времени. Священные Фивы! — провозглашали всесильные жрецы Амона — они существуют тысячу лет и такими будут вечно!

Со времён фараонов Яхмоса, Тутмоса I и II город расширялся и богател. Но наиболее удачливым был Тутмос III, который воевал в Азии и Нубии, рубил кедры в Ливане и привёз в Фивы тысячи пленных мастеров из Сирийского города Гезера, дабы украсить столицу новыми постройками и храмами. Во времена Тутмоса III пришли к египтянам вести о Сиро-Палестинских землях, древнем Ханаане.

Оживлёнными эти земли были лишь на западе, где вдоль побережья Средиземного моря блестящей гирляндой тянулись приморские города-государства, перевалочные торговые пункты между Критом, Кипром, Египтом, Митанни, Хайасой и Ассиро-Вавилонскими государствами Азии. В континентальной части Ханаана было в то время пустынно. Лишь кочующие семитские племена, да сирийские бедуины-шасу оживляли молчаливый пейзаж.

Прибрежная часть Ханаана, гирлянда приморских городов, со времён Тутмоса III, была присоединена к Египту, но свободолюбивый дух горожан нередко приводил к восстаниям.

В правление Аменхотепа II было подавлено наиболее крупное восстание. Семь непокорных князей были привезены в Фивы и принесены в жертву богу Амону. Их трупы долго висели на стенах Фив и Напаты, о чём повествует надпись в Карнаке.

Но волнения всё равно продолжались и это привело к весьма оригинальному явлению. Жители приморских провинций и городов Ханаана, спасаясь от египетского диктата, бежали на восток в центральные пустынные области. Бежали поначалу, что вполне естественно, наиболее энергичные люди, торговые и военные. К ним присоединялись и простые граждане — крестьяне, ремесленники и естественно осуждённые, преступники. Все вместе они старались, чтобы выжить, объединится с местными обитателями, кочевыми семитскими племенами арамеев, издавна проникших сюда из юго-восточных степей. Это был обоюдовыгодный союз.

Так постепенно, к середине II тысячелетия д.н.э. здесь возникла своеобразная полиэтническая общность людей. Их называли хапиру ( с древнеегипетского — отверженные люди). Процесс подобный образованию казачества XIV-XV веков на юге России. Постепенно возникали поселения, превращавшиеся в города, создавались отряды самообороны. Возникало некое подобие структур власти. Большинство населения составляли семитские племена, переходящие на осёдлый образ жизни.

Время шло и партизанская масса хапиру приобретала вид государственности. Так некий Абдиаширта во времена Тутмоса IV создал прибрежное царство Амурру, завоевав некоторые приморские города (Арвад, Угарит), а континентальный город Цумур сделал своей столицей. Там же в континентальной части южного Ханаана немногим позже возникло другое царство хапиру с центром в городе Сихем, где особо выделился царь Лабайя. Видимо обладая незаурядным организаторским талантом, он создал сравнительно мощный военно-политический союз хапиру и призванных им из Аравии семитских племён, родственных амореям.

Наступает правление сына Тутмоса IV, Аменхотепа III (1388-1351 год до н.э.) С него и начинается наша легенда. Он царствовал долго и спокойно. Его не отличали стратегические военные амбиции, да и особых восстаний не было в его время. Всё как-то улеглось в великой империи, как наступает обманчивое затишье в природе перед…бурей.

Восточными провинциями он вообще не интересовался и потому постепенно слабело влияние Египта среди городов и княжеств Ханаана, росли их самостоятельность, а вместе с ней, как водится, возникали и междуусобицы, всегда вызываемые жадностью и драчливостью небольших, не значимых княжеств и государств.

Великого и могучего фараона (он был физически особо одарён) отличали другие интересы. Царь безумно любил охоту, строительство храмов и пышные торжества — военные, обрядовые, ритуальные. Под настроение….Но особо, как свидетельствуют современники, царь отличался великим сластолюбием. В его гареме томились десятки жён и сотни невольниц, волею страсти, политики или добровольно ставших жертвами сластолюбца.

На пятом году царствования всех затмевает принцесса Тии из царского дома Митанни, которую правитель подглядел во время торжественной церемонии закладки храма богини Хатор. Поразила фараона царственная гордость и необыкновенная красота. Аменхотеп страстно влюбляется и вскоре весь Египет празднует очередную свадьбу любимого монарха. Оригинальную тем, что впервые граждане Египта присутствуют на официальной свадьбе фараона и …иностранной принцессы. Свадьбу, ставшую событием воистину мирового масштаба, предопределившую глобальные события в истории древнего Египта.

По древним законам, восходящим к традициям матриархата, фараонами считались мужчины после брака с наследницей царского дома Египта по материнской линии. Иностранка Тии не была наследницей и не имела никаких прав на собственность царского дома. Следовательно мужчины в браке с её дочерьми формально не могли претендовать на престол Египта. Но самолюбивый властный Аменхотеп настоял и жрецы бога Амона, практически правившие страной, отступили, точнее затаились, чтобы воспользоваться в нужный момент, объявив иную волю богов. Они торжественно объявляют будущих детей Тии официальными наследниками престола.

Тии быстро становится первой женой среди многочисленных наложниц царя. Их много. Современники сообщают о принцессах из дома Митанни, из Вавилона, из дома Гайказуни (протоармянское царство Хайаса), с Кипра, Эфиопии и даже далёкой Индии. Но главенствует великая Тии. Для утверждения власти она постепенно внедряет в высшие эшелоны жрецов ближайших родственников, особенно старается для родного брата Эйе. В семье последнего воспитывается дочь, волею случая, точнее судьбы, ставшая впоследствии весьма известной.

Её имя — Нефертити. Вскоре все эти люди будут создавать историю Египта …

Царь ни в чём не отказывает любимой жене. Он всюду с ней и вскоре даже в официальных текстах международных договоров появляется её имя и уж что совершенно необычно для Египта, имя её родителей. Во всех больших городах верхнего и нижнего Египта красуются её скульптуры и портреты. Царь строит дворцы, заполняет время торжественными празднествами в честь любимой жены, строит великолепную яхту «Сияние Атона». Даже забывает свою страсть — охоту.

Проходит время и в Тии всё более проявляется непомерное честолюбие. На найденной в гробнице знатного сановника Херуефа скарабеи начертаны слова — …она великая жена могучего царя, южная граница которого Эфиопия, а северная Месопотамия. Вскоре царские декреты объявляются от имени Тии и Аменхотепа, официальные письма фараону пестрят славословием, а некоторые из них пишутся просто на имя великой царицы.

Уже через 5 лет Тии и её брат Эйе фактически вершат делами империи. Царица становится властной, чрезвычайно уверенной и …мстительной, ревниво охраняющей свои интересы.

Тщеславию Тии нет предела и даже образ главного Сфинкса претерпевает изменения. Могучий, древний Сфинкс, олицетворяющий мужское начало, приобретает женские черты. К львиному телу добавляется женская грудь и Сфинкс приобретает вид свирепой и властной крылатой женщины, возможно…Тии. Проходит ещё время и клан царицы становится полновластным хозяином империи. Фиванские жрецы уходят в тень, терпеливо ожидая своего часа.

И он не преминул наступить.

Издавно царь Египта почитался как сын бога Амона-Ра на земле. И каждый год проходила торжественная церемония зачатия нового наследника бога Амона. Протекала она в месяц паофи, приблизительно девятый месяц по европейскому календарю. То было главное и наиболее пышное торжество года. Росписи на стенах храма в Луксоре изображают торжество зачатия нового фараона. Изображение бога на священной разукрашенной лодке двигалось из храма в Карнаке в храм Луксора. На следующей лодке Аменхотеп III в окружении жрецов и знати. Вдоль берега ликующие толпы народа. В колонном зале Луксора фараона ожидала Тии возле царского ложе. Её окружали жрицы храма и первые знатные дамы. С появлением лодки фараона, вплывающей под своды зала божественного зачатия, они исчезали, оставляя фараона, играющего роль бога соблазнителя царицы.

После очередного празднества в 1371 году до н.э. Тии рожает сына. Торжества длятся два месяца и внезапно затихают. Ползут слухи. Один другого страшнее. Они взрывают обманчивую тишину межклановых отношений вокруг престола. Дело в том, что на свет появляется … уродец, чьё внешнее несовершенство явно видимо и всё более проявляется с каждым месяцем жизни. Этим немедленно стараются воспользоваться жрецы храма Амона. Они извещают фараона о решении главного оракула святилища Сфинкса — принести в жертву богам рождённого уродца, как искупление грехов Аменхотепа и Тии, нарушивших брачные законы Великого Дома фараонов.

Ещё осенью позиции царицы казались незыблемыми, а теперь она со страхом ждёт решение фараона. Она умоляет сохранить жизнь младенцу, но единственно чего достигает — забвения сына. Он исчезает из царского дома на долгих двадцать лет и появляется на авансцене истории внезапно, двадцатилетним юношей, сразу после смерти отца Аменхотепа III. Царственная мать немедленно объявляет его фараоном Аменхотепом IV, женив на сестре.

Первый же взгляд на фигуру юноши, ставшего фараоном, поражает. У него длинная вытянутая голова, впалые щёки, тонкая, удлинённая шея, узенькие плечи, большой обвисший живот и распухшие, толстые, женственные бёдра на тонких ногах. И это не усложнённость образа, не изощрённость формы изображения художником. Это подлинный, реальный образ фараона. Сохранились его слова, где он требовал от художников изображать его таким каким он есть, считая себя воплощением идеальной красоты.

Современные медики в один голос, глядя на изображения фараона, признают весьма редкую болезнь, прогрессирующую липодистрофию, появляющуюся, как правило, с момента рождения человека, чаще девочки и сопровождающую всю недолгую жизнь. Болезнь проявляется в исчезновении подкожного жира в верхней половине организма и накоплении его в ягодицах и ляжках. Человек умирает в возрасте до 35-40 лет чаще от острой почечной недостаточности.

Но в первые месяцы жизни сына Аменхотеп III долго колеблется, решая его и свою судьбу. Он часто вопрошал оракула в святилище Сфинкса о судьбе наследника. И жрецы Амона, устами Сфинкса, убедили царя-отца, что вид принца результат недовольства богов и следовательно будущее его правления темно и трагично. Оно может принести много бед стране и народу. Убедили и в другом — следуя древним традициям необходимо умилостивить богов, принеся в жертву уродца. Лишь слёзы и мольба любимой Тии смогли сохранить жизнь сына, но только удалив его навсегда за пределы империи.

Принц исчезает, а ненависть Тии к жрецам Амона копится, чтобы бурно прорваться через долгих 20 лет. И всё же великая Тии сумела удержать фараона возле себя, оставаясь до его смерти первой женой. Но сыновей она уже не дарила мужу. Младенца тайно увозят, поначалу в Митанни, откуда родом и сама Тии и где у неё надёжные связи. Но руки и глаза жрецов повсюду и дальнейшая жизнь принца проходит на восточном берегу Средиземного моря, в одном из приморских городов Ханаана.

Аменхотеп III старел, характер становился нетерпимым, жестоким. Изощряясь в прихотях, он стал носить женские одежды, что считалось верхом неприличия. Испытывая приступы сладострастия, он заставлял художников изображать себя женщиной. Потакая прихоти, принудил к сожительству трёх дочерей, поместив их в свой гарем. Это вызвало жуткий гнев царицы, но ещё больше тревогу. Она отчётливо видела приближение смерти человека, вознёсшего её на вершину власти и боялась жрецов, которые могли по смерти мужа, её безродную, сместить.

И ожидая смерти мужа, готовится к возвращению сына-уродца.

Фараон есть! Необходимо во время его привезти в Фивы и женить на сестре. Ей сообщили, что он несколько странен. Не важно! Главное пока здоров и умом кажется нормален. Необходимо лишь проложить ему дорогу, а следовательно и ей. И быстрее, как можно быстрее, пока муж не назначил другого наследника, одного из мужей многочисленных принцесс, поддержанного фиванскими жрецами. Есть сведения, что наследник уже обозначен Аменхотепом. Надо спешить. Возможно, что в эти последние для царя годы, в минуты близости, Тии настойчиво напоминала мужу о их единственном сыне. Во всяком случае истории неизвестно как закатилась звезда Аменхотепа III. Известно лишь, что незадолго до смерти Аменхотеп официально назначил преемником единственного сына Тии.

Караван от Вавилона до Фив идёт где-то 2,5-3 месяца, в зависимости от погоды. Верблюды не подвержены цивилизации, потому и скорость их величавого передвижения не изменилась за прошедшие три тысячи лет. Но ведь можно и морем. Кажется надёжнее. От Вавилона до Тира или Библоса чуть более месяца караванного пути, а дальше осторожные кормчии за неделю, если ветры позволят, доведут тяжелую лодку до дельты Нила. Ну а там вверх по реке еще одну-две недели и перед вами в лучах солнца засверкают храмы и дворцы богатого города Фивы. Но всё равно какими бы способами вы не преодолевали это пространство, дороги обязательно приведут вас в один из оживлённейших приморских городов западного Ханаана.

По преданиям греков их основали финикийцы, а они называли себя ханаанеями. Финикийцы, отменные мореплаватели, построили уже упомянутую выше гирлянду городов — Библос, Тир, Сидон, Арвад, Угарит и Берит, коими правили князья, называемые египтянами «рабицу». При них существовал городской совет из представителей наиболее богатых семей. Этакий зародыш олигархической демократии.

Развитие экономики и культуры городов всецело зависит от интенсивности торговых связей —

с минойцами и микенцами Крита и Киклад на западе, Египтом на юге, Ассиро-Вавилоном и Митанни на востоке и далёким государством Хайаса, колыбелью протоармян, на севере.

Понятно, что приморские города вскоре становятся средоточием и торговым перекрёстком между всеми крупнейшими цивилизациями II — I тысячелетий до н.э. А потому и люди, живущие в городах, интенсивно пропитываются культурой окружающих народов, создают свою специфичную цивилизацию, как многоплановую смесь философских и религиозных традиций всех контактируемых народов. Можно с уверенностью сказать, что это были в высшей степени энергичные люди, своеобразные пассионарии своего времени.

В одном из таких городов, в Акко, живописно раскинувшегося в глубине залива, в семье знатного служащего, некоего Рибадди, заведующего канцелярией внешних сношений местного князя, умирает годовалый сын. Умирает только для отца и матери, но не для окружающих. Тело ребёнка тайно хоронят, а в его комнате появляется новый младенец, странный на вид уродец. Родители объясняют уродство болезнью, внезапно поразившей младенца. Уж очень жалок и беззащитен вид уродца. Сердце матери приняло его, да и тайная поддержка всесильной Тии была не лишней для царедворца Риббади.

Это весьма образованный человек, совмещающий гибкость царедворца с любовью к философическим обобщениям и преданностью семье. Он доверенный человек князя и обласкан египетским наместником. В городе нет египетского гарнизона, князь полностью осуществляет внутреннее самоуправление. Рибадди добивается особого статуса в торговых операциях и вскоре город становится основным поставщиком микенской керамики и леса из Ливана в страны Азии и Египет.

Город был шумным, разноязычным и нарядным. Здесь по соседству находились различные национальные общины, которые строили дома, храмы и дворцы в своём национальном стиле. Красочные, пышные религиозные церемонии, обряды, торжественные шествия часто и мирно проходили по улицам города, не вызывая зависти, тем паче злости соседей, создавая общий, радостный фон сосуществования.

Через год в семье рождается ещё один мальчик, которого нежный отец называет Осарсефом. Дети растут вместе, засыпают под песни одной няни, слушают одни те же сказки и нравоучения и сверстники-друзья одни и те же и ласки родителей одинаково теплы и нежны и рассказы отца о далёких странах и морях, о таинствах чужих богов, о чудесах природы. Вот только уродец, которого назвали Нафурия, более возбудим и трепетен, к тому же часто болеет, а Осарсеф растёт крепким, невозмутимым и задумчивым.

Наступает пора юношества и жажда приключений влечёт братьев к людям. Особенно мечтательного Нафурию. Мальчики любят бывать в иностранных кварталах, чаще в критском. Здесь всё как-то динамичнее и острее, а уж праздники, особо микенский праздник весны, просто завораживают. Ритмы волшебной музыки, шум волн, сияние солнца на одеждах танцующих, красота природы и тел, так воздействовала на впечатлительного, нервного Нафурию, что он замирал, немел от восторга, рыдал. Невозмутимому Осарсефу приходилось тащить впечатлительного брата домой, ослабевшего, задыхающегося…

Рибадди любит свой большой дом, украшает предметами искусств, но более всего стремиться рассказывать сыновьям предания, истории племён и народов. Зная тайну Нафурии, он постоянно возвращается к теме Египта, как будто предвидя будущее и царственного юноши и …. своего сына. Он рассказывает о многочисленных богах этой страны, обрядах и ритуалах, о древних монархах, строивших величественные усыпальницы, историю объединения страны и её могуществе, о жарком климате и плодоносном Ниле, о великолепных городах и о людях — талантливых скульптурах и мудрых жрецах.

Рибадди внимательно присматривается к «братьям», непринуждённо, но постоянно заставляя их мыслить, спорить, высказывать соображения, анализировать, участвовать в спорах с друзьями, интересуясь ответной реакцией братьев, умением принимать чужое мнение или доказать своё. Разные мысли бороздили его голову, но в одном он был уверен. Эти юноши талантливы, неординарны и будут преданы друг другу вечно. Что им делать здесь, в маленьком провинциальном городке, особенно Нафурии — задумывался Рибадди и не находил ответа.

Он боится появления людей, принесших когда-то свёрток с ребёнком. Он настороженно присматривается к каждому египтянину, появляющемуся в городе. Даже тайно строит дом в далёком Цумуре, столице Амурру, чтобы было куда скрыться.

Так прошло 20 лет. Риббади давно отошел от государственных дел и занимается прибыльной торговлей керамикой и особенно пурпуром с далёким Востоком. Ему активно помогают сыновья, но более Осарсеф. Экзальтированному Нафурии претят торговые дела, да и со здоровьем не всё в порядке. С годами он всё более выглядит уродцем. Лысый, вытянутый череп с большими на выкате глазами под нависшим лбом, узенькая ниточка губ, маленький круглый подбородок, тоненькая длинная шея и толстый отвисший живот делают его фигуру малопривлекательной. Он всё более замыкается в себе, сторонится людей.

Но стоило заговорить о красоте природы, обрядах, танцах, поэзии, философии, как пропадало уродство и возникал весёлый остроумный мечтатель, а с губ розовым потоком лились завораживающие слова. Он пишет стихи, обожествляя природу и… себя. Да, да — себя! В нём возникает и постепенно развивается болезненное чувство любви к своему уродству. Он может долгое время рассматривать себя в зеркале, гладя сухими ладошками с длинными пальцами впалые щёки, узкие плечи и тонкие руки с маленькими, вытянутыми, рельефными мышцами, толстый живот. Гладит, улыбается и… вдруг краснеет от стыда, от необъяснимого удовольствия и заливается пронзительным детским смехом. Смена настроений была у него необычайно частой. То этот детский безоблачный смех, то искренние слёзы и рыдания, то вдруг устремлённый в никуда мрачный взгляд, долгий, отрешенный.

Лишь вдвоём с братом было хорошо. Спокойный Осарсеф своим невозмутимым видом умеет воздействовать на Нафурию, как сильный магнит, уравновешивая частую смену чувств и эмоций. Не зная тайну брата, он любит его и видит внешнее несовершенство, но ощущает, как никто иной, исходящую из души Нафурии силу глубоких, искренних чувств, необычайную их привлекательность и…разумность. Он всегда старается быть рядом, мыслями и делами помогая брату.

К двадцати годам сформировался духовный мир юношей. В этом мире Бог и Природа были суть одного явления. Человек часть Богоприроды. Сила, управляющая людьми это Высший Разум, создавший сознание разумного человека. Богу близки понятия, что грехи и безнравственные поступки есть ни что иное, как болезнь души, а жизнь в русле божьей воли — гарантия человеческого счастья. Братья верят, что существует воля и если обращаться к ней, подпитывать её идеалами Божества, то возможно очистить души. Осарсеф становится оратором. Его ум всегда ясен и бодр. Его речь отличается добросовестностью аргументации, умелым и живым чередованием повествования и доказательств. Его язык понятен каждому страждущему.

Но вот до Рибадди доходят слухи о смерти Аменхотепа III и в сознании отца возникают мрачные мысли. Он ждёт, чаще со страхом, появления молчаливых людей в желтых жреческих одеяниях. И они приходят! В этот раз торжественно, шумно, с богатыми дарами и благодарением от Тии. Они рассказывают Нафурии о его истинном происхождении и читают длинное письмо от…матери, великой царицы Египта. А потом долго выспрашивают Рибадди о принце — его привычках, вкусах, характере, друзьях, мыслях и особенно о болезни. И внезапно исчезают, словно мыши, сказав на прощание, что мать-царица все эти долгие годы любила и помнила сына, что она отблагодарит по царски всех кто окружал лаской и заботой наследника империи.

Жди — сказал главный жрец — Боги да устроят так, чтобы здоровье нового фараона было лучшим в десять раз. Если ты чего-то желаешь мы дадим тебе в десять раз больше. Береги принца и отошли его к нам в нужный момент в радости. Да сохранит Амон тебя и твою семью на сто тысяч лет и да подаст Он вам великую радость. Жрецы покидают Акко, оставив двух человек, которые теперь ежедневно и подолгу рассказывают принцу о его родине и богах. Они не замечают ни хозяина дома, ни Осарсефа. Они молчаливы и надменны. Тогда Нафурия требует, чтобы и его брат присутствовал в беседах и вообще заявляет, что он непременно берёт с собой Осарсефа.

«Это моё требование» — горячится Нафурия, которому известие о царском происхождении пришлось явно по душе, подтвердив мысли о своей солнечной, космической судьбе. Жрецы в ответ молчат. Не хотел отпускать сына и Рибадди. Гибкий осторожный дипломат, он прекрасно знал жестокие нравы придворной жизни, тем более в чужой стране, да ещё рядом со столь неуравновешенной натурой принца. С другой стороны он мечтает о великой судьбе своего сына, понимая, что здесь, в маленьком провинциальном городке, у Осарсефа не будет возможности добиться больших успехов. Он колеблется.

Караван с принцем Нафурией весной 1351 г.д.н.э. под покровом густой египетской ночи появляется в Фивах во дворце правящей царицы матери. Никаких торжеств. Тии жаждет узнать своего сына, понять. Ей необходимо пристально вглядеться в лицо незнакомого человека, убедится в словах видевших его жрецов, услышать сказанные им слова, но главное убедить незнакомого юношу в божественной преднадчертаности судьбы, доказать свою любовь и преданность, рассказать самой всё что случилось в те роковые месяцы после рождения. Они проводят вместе дни и ночи и лишь убедившись в разумности суждений, Тии представляет сановникам и жрецам Амона будущего фараона, Аменхотепа IV, волею великого бога, приведшего его к народу.

Перед ними экзальтированный романтик с отталкивающей внешностью, пылкий, восторженный. Его мысли то полны любовью, то горят ненавистью. Он очень чувственен, в его речах и жестах, обращённых к женщинам много высокой любви, в его отношении к царице-матери ощущается страстное, плотское восхищение женской красотой. Жрецы и царедворцы довольны. Первые тем, что этот слабый, восторженный юноша вряд-ли сможет помешать их власти, вторые успокаиваются его любовью и преданностью матери-царицы. Значит ничего не изменится в империи, можно жить спокойно!

Но более всех счастлива Тии. Теперь её власть законна и неограниченна. Царственная, величавая, властная Тии сумела растравить сознание сына, сообщив в подробностях события тех страшных дней, когда жестокая воля жрецов Амона заставила жестокого и сладострастного отца согласится с казнью сына и как она, только она, ценой безумных усилий, сумела убедить царя отменить жертвоприношение и сослать принца в далёкую провинцию.

Ненависть клокочет в сознании сына. Она направлена в нужном направлении. Только вот смущают внимательные, изучающие глаза молчаливого друга, как тень следующего за сыном.

Вечером она уверена, что сын уходит от неё полный чувств, что он явственно тянется к ней и не только душой, но всё более и более телом. Её женское чутьё никогда не подводило. Но вот наступало утро следующего дня и она встречала совсем другого человека, вновь непохожего на вчерашнего. Она опять чувствовала влияние внимательно изучающего человека, вслушивающегося в интонации её голоса, осторожного. Тии вполне понимает степень влияния друга царя. Но выхода пока не находит и продолжает воздействовать, только нежнее и осторожнее.

Конечно, можно было сразу избавиться от неприятного, не идущего на близкий контакт Асарсефа, но по совету брата Эйе решает найти общего и с сыном и с его другом врага и на этой почве объединится. Долгий, слишком долгий путь, да и сын уж очень непредсказуем — думает Тии и всё же соглашается с братом, поняв женским изощрённым умом, что острой экзальтированностью сына-царя и обворожительностью своей красоты можно пользоваться постоянно и достичь многого.

Общего врага найти нетрудно. Фиванские жрецы приняли Осарсефа с пренебрежением, как временную фигуру, даже не пытаясь найти с ним общий язык. Чужеземец у власти, такого ещё не было в истории Египта, он не почитает наших богов, он не сможет понять наши обряды и догмы, к тому же он не знатного происхождения, он просто любимая игрушка для молодого фараона, которая быстро забудется — так думал главный оракул святилища Сфинкса.

Быстро взрослеющему Осарсефу начинала открываться действительность внешне роскошной царской жизни. Он незаметно, даже для себя, превращается в политика. Теперь Осарсеф чётко оценивает окружающих не столько с точки зрения душевных качеств, сколько возможностью быть полезным при претворении в жизнь юношеских планов. Они возникли ещё там, в Акко, как прекрасная мечта и за полгода, с момента превращения Нафурии в фараона всесильного Египта, в долгих яростных спорах оформлены в программу политических действий.

Главное провозглашение единобожия среди племён и народностей мира. Начать, конечно, с Египта, где в номах Верхнего и Нижнего Нила сосуществует масса богов. Как это сделать, с чего начать? Ведь жреческие кланы при первых же шагах станут заклятыми врагами. Царь требует немедленных действий. Осторожный Осарсеф не спешит, умоляя «брата» не торопится. Он понимает, что надо найти поддержку со стороны влиятельного круга лиц, образовать свою «команду». Поэтому, когда Тии и её брат стали оказывать особое внимание Осарсефу, он принимает игру. Так образуется союз сильных людей возле трона, острие ненависти которых, по разным причинам, направлено против клана фиванских жрецов Амона.

Прошло три года. Аменхотеп IV горит открытой ненавистью к жрецам Сфинкса, к отцу и олицетворению их власти, городу Фивам, насыщенному застывшими храмами и свирепыми, кровожадными сфинксами. Его захлёстывают эмоции. Он перестаёт посещать храмы Амона, затем решительно их закрывает, выселяет в провинцию жрецов, смещает с постов губернаторов некоторых провинций, главных сторонников жрецов. Основную силу удара направляет на святилище Сфинкса, расположенного неподалеку от храма Хатшепсут. По его приказу храм разрушен до основания, снесены все сфинксы вдоль знаменитой аллеи от

Карнака до Луксора, а громадная статуя отца была основательно изуродована.

В особой ненависти царь приказывает разрушить мемориальную табличку Аменхотепа III, самую священную вещь египетских фараонов. Он расправляется с памятью о человеке, «похитив мёртвого у вечности» — несутся слухи. Это святотатство и великий оракул Амона, тот самый, что 20 лет тому назад приговорил уродца к смерти, проклянает сына за отцеубийство. В ответ Аменхотеп IV убивает оракула и полностью порывает с культом Амона.

С этого момента уже ничего не может его остановить. Начинается жестокая, непримиримая борьба. Царь обращает лицо на север, в сторону древней столицы Гелиополиса, где издавна жили жрецы бога Атона-Ра. Аменхотеп заявляет, что его отцом было солнце — «Атон, солнце, обнимает своего Сына, своего любимца, Сына Вечности…». Так он приказывает известить всем, начертав эти слова на высокой стеле. Ему становится душно в Фивах, где всё напоминает изгнание, возможную смерть. И Аменхотеп решается, наконец, на революционный шаг — перемену столицы.

Весной четвёртого года правления Аменхотеп IV отправляется в путешествие вниз по Нилу. Он ищет место для строительства новой столицы империи. Царская фелюга, сверкающая золотом и серебром обшивки быстро скользит вниз по реке. Коричневые, потные спины гребцов сверкают в лучах солнца. На возвышении, под огромным балдахином, в окружении советников, восседает невысокий уродец с пронзительным взором больших на выкате глаз. Рядом любимая жена. Не просто женщина для утех, коих по обычаю всегда много в гареме любого фараона.

Это очень близкий по духу человек.

Самого близкого человека привела …царица-мать. Властолюбивая Тии приблизила женщину к сыну с единственной целью. Связать ещё теснее сына со своим кланом, чтобы знать всё о думах царя и его «брата» Асарсефа. Это дочь Эйе, родного брата царицы, тихая нравом Нефертити. Тии просчиталась в своих планах, но точно угадала желание сына, подарив ему друга. Ему, но не себе. Юный поэт и романтик страстно влюбляется в кроткие черты женщины. Она отвечает скромной покорностью и безмерной любовью.

Нестерпимо душно. Жаркое солнце распаляет пустынные берега. Слева и справа в дремотном мареве синеют на горизонте горы, то подступая к берегу и преграждая реке путь, образуя пороги и тогда могучая река злясь, вздыбливается бурунами и водоворотами, то образуя бескрайние равнины, выложенные лёгкими эоловыми песками, в порывах горячего ветра вдруг вздымающиеся до небес.

Стоит тишина. Вверх по реке медленно ползут грузовые фелюги, ловя ветер хлюпающими парусами и проходя мимо лодки фараона люди кричат здравицу живому богу, дарующему жизнь и богатство, могучему царю Египта. На пятый день вдоль пологого восточного берега возникает широкая долина замкнутая на горизонте полумесяцем высоких каменистых холмов. Река в этом месте делает крутой изгиб, как-бы наткнувшись на монолитное препятствие. Изгиб настолько крутой, что кажется соединяет южную и северную кромки далёких холмов. Вот это плоское пространство между рекой и полукругом холмов, отстоящее к северу от Фив приблизительно на 350 км., чем-то очень нравится фараону.

Выбор сделан и по воле царя сюда устремляются сотни тысяч строителей. Начинается возведение столицы империи — Ахетатона. План прост. От южной до северной оконечности холмов, обрывающихся к воде, как тетива лука протягивается широкая и прямая Дорога Царя, длиной в 8 км. В южной части, у кромки воды, возводится огромный прямоугольный дворец фараона — Мару Атон. Яркие, геометрические узоры на внешних стенах дворца переливаются на солнце всеми цветами радуги. Во внутреннем дворе, устроенным по критскому образцу (прямоугольник, длиной в 104 м., строго ориентированный на север) размещается озеро, чьи извилистые берега выложены цветной плиткой с изображением охоты на зверей и рыб. В рисунок искусно вплетены живые цветы, кусты и деревья, в прозрачной воде плещется рыба, скользит водяная птица.

Напротив, через дорогу, возводится монументальное здание Дворца Государства. Между дворцами висит арочный виадук и посередине, прямо над дорогой находится Окно Появлений, откуда фараон с женой будет появляться народу. От Мару Атон на восток к пограничным холмам тянется широкая Дорога Верховного Жреца, от которой влево и вправо, параллельно Дороги Царя, идут улицы с виллами знати и военных, окруженные изящной колоннадой с фасада и житницами и конюшнями со двора. Далее на север от Дворца Государства строятся виллы и дворцы иностранных гостей, за ними кварталы торговых людей, чьи склады примыкают к подножью холмов. Ещё далее на север и восток тянутся кварталы обслуживающих людей, полицейских, военных из гвардии фараона, ремесленные мастерские, хранилища оружия и склады.

Самую северную часть города занимают храмы Солнечного Диска и Хат Атон, образующие с прилегающими кварталами центр нового религиозного культа. Там же находится здание Дома Жизни, своеобразной академии, где юноши обучаются ремеслу писца и искусству управления.

На крайнем севере города, где кончается Дорога Царя, высится огромное здание Северного Дворца. Внешние стены дворца ярко расписаны картинами из жизни подводного мира. Дворец окружают пруды, где, судя по настенной росписи, размещались речные животные — местные и привезённые издалека. Здесь же размещается зоологический сад, где царь подолгу любит наблюдать за поведением диких животных и птиц.

Город построен чрезвычайно быстро и уже через 4 года царь и его двор переезжают в новые покои. Состоялось грандиозное торжество освящения города и окончательное провозглашение нового религиозного культа империи. Царица Тии присутствует на торжестве, но вскоре уезжает в Фивы. В процессе торжества фараон официально принимает имя — Эхнатон (угодный Атону). В ту пору постоянная улыбка освещала худое лицо Эхнатона. Царь ведёт безмятежную жизнь правителя, обожаемого поданными, в кругу семьи, где кроткая Нефертити всё более завоёвывает его сердце, даря из года в год дочерей, становясь не только любимой женщиной, но более другом и единомышленником. Они постоянно вместе с детьми, даже в официальном Дворце Государства, на всех приёмах и торжественных церемониях, но с особой любовью участвуя в храмовых богослужениях единому и могучему Атону. Там, великий царь, насыщает душу энергией. Там он откровенно призывает к поклонению единому Богу.

Атон управляет всей Вселенной, подобно тому как фараон правит страной. И как царь виден людям, так и Солнечный диск Атона является зримым образом Бога, но не самим Богом. За Атоном стоит гелиопольский Ра Атум, незримый источник могучей созидательной силы. Он сотворил самого себя, оставаясь никем не управляемой сверхъестественной силой, возобновляющей жизнь человечества и зверей. Это Бог Неба, царственный и божественный, а сам царь — младший соправитель Атона. Эхнатон запрещает употреблять множественное число слова «бог».

Окончание
Print Friendly, PDF & Email

3 комментария для “[Дебют] Леонид Рохлин: Рождение нации

  1. Очень интересно, на я не могу понять какой это жанр: популярная история или исторический роман ?
    Похоже на «популярную историю», но смущает обилие субъективных и немного спорных мнений.

    1. присоединяюсь к Вашему мнению, Benny. Хотел написать тоже самое, но решил подождать окончания.W

    2. Я не историк. Это, конечно, литературная обработка материалов ряда израильских и американских историков, направленная на подтверждение моей точки зрения. Автор

Добавить комментарий для Benny from Toronto Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.