Владимир Слуцкий: Израильтянка в Томске

Loading

И в заключение хочется воскликнуть: многонациональный Томск живи в душевном согласии и мире. Пусть каждый найдет отдохновение по собственной воле и выбору в православном храме, католическом соборе, мечети или синагоге…. Это его личное дело.

Израильтянка в Томске

Владимир Слуцкий

9 Мая 1945 г. весь поселок праздновал День Победы. В тот день в Томске была замечательная погода. Солнце светило очень ярко, что бывало здесь в начале мая достаточно редко. Как тогда говорили, природа тоже празднует победу над нацизмом. Все, даже незнакомые люди, обнимались, целовались, тут же распивали крепкие напитки, поминая погибших. Тогда еще никто не знал, сколько их, тех самых погибших, тогда только радовались и веселились, что посчастливилось дожить до Победы.
Лея Трахтман-Палхан «Воспоминания: Из маленького Тель-Авива в Москву»

В русской библиотеке Иерусалима (самая богатая на Ближнем Востоке коллекция книг на русском языке, причем при поддержке мэрии непрерывно пополняется) состоялась презентация книги Леи Трахтман-Палхан «Воспоминания: Из маленького Тель-Авива в Москву».

Я уже когда-то писал («7 искусств». 2012, №5), что если в эфире звучит слово Томск, то мое сердце в Иерусалиме вздрагивает и невольно «сосредотачиваешься». Подчеркну еще раз, что это не просто сентиментальность, а одно из проявлений ностальгии по «биологической» Родине.

Трогательные и познавательные мемуары. Но причем здесь Томск — cпросит читатель. А при том — одна из глав этой книги посвящена жизни семьи Леи в Томске (3500 км к востоку от Москвы), именно сюда был эвакуирован московский шарикоподшипниковый завод, муж Леи (Лены, так её звали на русский лад) — Миша (Михаэль) работал там технологом.

Немного истории.

В 1825 г. Николай I издал декрет, по которому евреи изгонялись из сел с преобладанием крестьянского населения если они не занимались сельским хозяйством. Евреи Соколивки выкупили у местного помещика незаселенные земли на другом берегу озера и назвали поселение в честь его супруги Юстиноград. В начале ХХ века многие евреи местечка иммигрировали в Америку и Палестину. В августе 1919 года в результате погрома погибло до пятой части еврейского населения города.

Во время фашистской оккупации все население села за один день 27 июля 1941 г. было уничтожено, и Юстиноград прекратил свое существование.

(Фото сканированы из книги).

Нити судьбы одной семьи

Родилась Лея в 1913 году в местечке Соколивка Киевской области. В 1922 г. семья эмигрировала в Палестину. Заметим, что в Палестине с 1920 по 1948 гг. по мандату Лиги наций был установлен режим управления Великобритании. Любопытно, что согласно мандату, народы, «которые еще не способны существовать самостоятельно», должны находиться под управлением «передовых государств». Естественно, что Коммунистическая партия Израиля, основанная в 1920 г., боролась за независимость Палестины (Эрец Исраэль). К работе партии активно привлекалась молодежь. Лея с 14 лет принимала участие в подпольной работе детской коммунистической группы при комсомоле.

Класс Леи Трахтман-Палхан в женской гимназии (Лея во втором ряду снизу, пятая справа). Тель-Авив. Конец 1920-х годов.

В 1931 г., её арестовали и по решению суда выслали в СССР, приговор:

«Трехмесячное тюремное заключение и высылка из страны тех, кто не родился здесь и не имел палестинского гражданства».

В Москве работала на автомобильном заводе (ЗИЛ), окончила рабфак, затем поступила на исторический факультет Московского государственного педагогического института. По возвращении из эвакуации работала заведующей детским садом, преподавателем английского языка, переводчиком в патентном бюро. В 1956 году она навестила родных, оставшихся в Тель-Авиве (по ходатайству легендарного советского разведчика, руководителя «Красной капеллы» Леопольда Треппера), а в 1971 году репатриировалась с семьей в Израиль, где преподавала иврит новоприбывшим. В 1983 году она вышла на пенсию.

Лея в Израиле.1956 г.

Миша пережил тяжелое детство. Когда ему исполнилось всего один год — умерла мать, а в восемь лет остался круглым сиротой, умер отец. С детства увлекался техникой. В 1932 г из Палестины приехал в Советский Союз. Сначала его приняли рабочим на Первый подшипниковом заводе (ГПЗ-1), а в 1936 г после окончания московского технологического техникума занимал ответственные инженерные должности. Следует подчеркнуть, что в те годы нехватало инженеров с высшим образованием. В 1937 г. они женились.

Грянула война…

К её началу по мощности и разнообразию продукции ГПЗ-1 стал самым крупным в мире среди подобных производств, причем продукция завода имела громадное значение для индустриализации страны в целом, но особенно для военной техники, каждая боевая машина Красной Армии была оснащена подшипниками ГПЗ-1. Не случайно при первом же налете на Москву основной удар вражеской авиации был нацелен именно на ГПЗ-1, на него тогда было сброшено 1500 фугасных и зажигательных бомб. Недавно я прочитал, что где-то под Тулой был аэродром, на котором базировалась специальная бомбардировочная эскадрилья, единственной задачей которой было уничтожение ГПЗ-1. Поэтому основная часть оборудования, специалистов и рабочих завода была эвакуирована. На базе ГПЗ-1 были созданы новые подшипниковые заводы: в Саратове, Куйбышеве, Томске и Свердловске.

На сборы и погрузку, по словам Леи, было выделено очень мало времени, поэтому по прибытии в Томск

«наше имущество было нищенским, так как мы не успели абсолютно ничего захватить из дома, а купить что-либо не на что. Да и негде».

Лие — 28, а Мише — 31 год. Кроме своего ребенка Эрика они взяли на воспитание еще и «чужого» — Диму, мать которого (подруга Леи) репрессирована на 10 лагерных лет.

Справка

… Летом и осенью 1941 г. в Томск было эвакуировано более 30 предприятий из западных районов страны, Всего за годы войны наш город принял около 40 промышленных предприятий, 15 учреждений, 16 научно-исследовательских институтов и учебных заведений, 6 госпиталей. Население города в 1941г примерно — 150-170 тысяч жителей. За войну он принял 50 тысяч эвакуированных. Среди них — несколько тысяч квалифицированных заводских специалистов из Москвы и Ленинграда. По трудовой мобилизации для работы на томских заводах были направлены тысячи молодых жительниц Калининской и других областей, а также из Средней Азии.

И еще. В Научной библиотеке государственного университета хранились рукописи произведений А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого, А.М. Горького С.А. Есенина, экспонаты музея Л.Н. Толстого в Ясной Поляне. В Томск был эвакуирован белорусский Театр имени Янки Купалы*

В Томск сначала прибыл эшелон с оборудованием, а затем в октябре 1941 г второй эшелон с заводчанами. Оборудование и сотрудников завода разместили в шестнадцати кирпичных корпусах военного городка в бывшем военном гарнизоне, так называемых Красных казармах. Воинская часть ушла на фронт. Красными казармами назывались постройки Томского мушкетёрского полка (1905 г.).

Семейных поселили в офицерские дома, остальных — в солдатские казармы. Электричества в домах не было, его-еле хватало для завода, пользовались «коптилками» — обычные бутылки с машинным маслом. У некоторых были керосиновые лампы. И дома и на заводе ходили только в пальто.

Семья Леи жила в двухэтажном доме. Комната очень просторная потолки высокие. огромная печь, облицованная от пола до потолка красивыми изразцами, но требовала много топлива. Эту печь переделали в голландскую, на которой можно было готовить пищу, при этом, тратилось меньше угля. В поселке жила супружеская прекрасных печников, они выполняли такую работу. Позже, когда прибыли советские немцы,

«один из них посрамил даже наших знаменитых печников. Он соорудил такую печь, которая давала приличное тепло даже при использовании нескольких поленьев и бумаги. Секрета этой печи выяснить не удалось».

Работа

Работали круглые сутки по 12 часов, без выходных. С 8 утра до 8 вечера — дневная смена, и с 8 до 8 — ночная каждую неделю смены менялись. Лея отмечает еще такую особенность режима работы:

«Летом рабочий день начинался в три часа ночи, т.к. примерно в это время всходило солнце. Когда были перебои с электричеством отпускали домой».

Вначале Миша работал начальником технологического бюро по монтажу и наладке оборудования. Затем его назначили начальником главного технологического отдела, от работы которого зависело все производство работающее на полную мощность без выходных и праздников. В его кабинете была кровать, где мог поспать считанные часы. Он практически перестал появляться дома. Иногда, несмотря большую производственную нагрузку, Миша по ночам разгружал вагоны с углем. За это получал несколько ведер угля для обогрева. На складе уголь стоил очень дорого. Дороже еды.

Лею приняли в отдел технического контроля, на должность — контролера качества. начальник отдела Иватиев поверил ей и не ошибся, гуманитарий быстро освоила специфику работы. Помог сюда устроиться Михаил Михайлович — «настоящий русский интеллигент с дореволюционным высшим образованием (руководитель дипломного проекта Миши)».

На основном производстве постоянно нехватало рабочих. Почти все взрослые мужчины воевали. Подавляющее большинство рабочих состояло из женщин, юношей и девушек, почти детей. Мастера на скорую руку обучали работе на станке. Позже ребят решили учить более основательно. При заводе открыли ФЗУ (фабрично-заводское училище), затем появился техникум. Наиболее серьезные ребята стали учится стали готовиться к замене среднего руководящего состава. Мишу привлекли к чтению лекций.

Особенно тяжелой работа в первый год, когда шла отладка производства. Дефицит специалистов серьезно тормозил производство, самых ценных из них даже отзывали с фронта. Миша тоже получил повестку, но директор завода — генерал добился брони.

Научились выживать

«Наша жизнь в Томске была сплошной борьбой за выживание в жесточайших условиях сибирского климата, когда порой нечем было покормить детей, не во что их одеть и не чем хоть как-то согреть комнату в пятидесятиградусный мороз».

Сильные морозы заставили думать об одежде и обуви для детей. Детских валенок не достать. Лея научилась шить, так называемые

«бурки — изобретения сибирского народа. Бурки я шила из старой одежды, утепляя их толстым слоем ваты. Получалось не очень красиво, но достаточно тепло, особенно когда на них надевали резиновые калоши, шила и варежки».

До августа 1944 г. Томск — типичный провинциальный город. районный центр, снабжение осуществлялось по остаточному принципу. Зимой 1941-42 г. в Томске был настоящий голод. Продукты выдавали по карточкам, но в основном только хлеб. мокрый непропеченный с высоким содержанием отрубей, короче суррогат. Основная еда — картошка.

Мише т.к. он относился к руководящему составу, полагался небольшой дополнительный паек продуктов, которые выдавались без карточек: 1 литр натурального молока,400 г растительного масла, 400 г колбасы, 1 кг сахара и 1 кг какой-либо крупы. Это был дефицит. Продукты выдавались раз в месяц, поедали за три дня и это был праздник. Очень редко выдавали кусок мороженого мяса, растягивали на как можно больше дней, придавая жидкому супчику мясной запах.

«Что поддерживало наш дух в этой жестокой ежедневной даже ежечасной борьбе за выживание? Что вселяло в нас надежду? Что давало силы?…— задавала себе такой вопрос Лея и отвечала — Война все-таки закончится и нацистов разобьют. И еще страстно верили и надеялись, что после победы наступит долгожданный момент, когда Господь Бог услышит наши молитвы, даст нам вернуться на нашу Святую землю и я смогу обнять моих дорогих мать, отца, сестер и брата».

К первой военной весне эвакуированным выделили участки для выращивания овощей и зелени. Профком строго следил, чтобы земля была засеяна до квадратного сантиметра. Несмотря на отсутствие опыта, осенью собрали хороший урожай. Возникла проблема — как сохранить урожай. Пришлось обменять квартиру на первом этаже и выкопать погреб. Картошку меняли на хлеб. С чесноком было плохо, не удавалось вырастить его, а на базаре — недоступные цены. Высевали ячмень, недалеко от поселка была мельница, там получали перловую крупу. Пшеница не вызревала. Летом заготавливали шишки, грызла вся семья, голод не утоляли, но отвлекали мысли от еды. Голь на выдумки хитра. Готовили кофе из лопуха, варили картошку с лебедой, щи из крапивы…

«Когда я видела, что дети с аппетитом едят, мне казалось, что я тоже сыта и голод отступал…» — вспоминала Лея. Она считала, что таким замечательным качеством обладают все еврейские мамы…

Военное здоровье

«Феномен — за все 5 лет жизни в тяжелых сибирских условиях пребывания в Томске никто из взрослых ни разу серьезно не болел» — пишет Лея. Она не помнит, чтобы на заводе при всей скудости питания страдал от заболеваний желудка, печени, почек. «Ну, уж если заболел, протягивали недолго, и все-таки много в нашем поселке умерли от голода, болезней, несчастных случаев» — замечает Лея..

В октябре 1945 г. у Леи родился второй сын — Ицик. «Роды были легкие, причиной, как объяснили врачи, явилось наше скудное питание — впроголодь!» (Звучит, как шутка, не правда ли? — ВС).

Доктор Геннадий Евгеньевич Сибирцев

Дети болели гораздо чаще. В поселке не было больницы, ходили в железнодорожную больницу, из-за непролазной грязи добирались пешком часа два, редко — на попутке.

Однажды заболел её сын Эрик. Врач в детском садике поставила неверный диагноз. Отправились в железнодорожную больницу. Опытный врач сказала, что спасти ребенка могут только в больнице Сибирцева. Лея на всю жизнь запомнила доктора Геннадия Евгеньевича Сибирцева, который спас сына:

«Это уже был довольно старый человек, высокий, худой с пенсне на носу. Он внимательно и довольно долго осматривал, ощупывал Эрика. После осмотра снял пенсне, протер его и сказал: Мало того, что ребенок заразился дифтеритом, он еще подхватил и коклюш. Когда я разразилась плачем и не могла успокоиться, профессор подошел ко мне, обнял за плечи и очень ласково, как-то по-отечески сказал: — Не плачьте дорогая, ничего страшного не произошло, ваш сын будет жить еще долго долго. Я постараюсь быстро поставить его на ноги».

Однажды, у Эрика пропали медовые пряники, которые с большим трудом «отоварили» в заводском магазине. Лея сказала об этом главврачу. Он внимательно выслушал, лицо его покраснело, «он тихо, но очень грозно сказал, что разберется в этом вопросе и обязательно очень строго накажет виновного, при этом он добавил, что воровать продукты у больного ребенка очень гнусное преступление и тот, кто соершил его, недостоен работать в его больнице, как, впрочем, и в любой другой». Молодая сестра была уволена.

Больница Сибирцева (Энциклопедия Томской области)

Справка (из статьи Г. Н. Чирикова, А. М. Арыкпаева)

Г.Е. Сибирцев — врач-инфекционист, Заслуженный врач РСФСР

Геннадий Евгеньевич был врачом с большой буквы, врачом в полном значении этого слова. Он лечил больных не только в стационаре, но вел прием у себя дома, выезжал к пациентам на дом. Когда в районах начинались эпидемические вспышки, он выезжал туда первым. Геннадий Евгеньевич приходил к своим пациентам в любое время дня и ночи, в воскресные и праздничные дни. В памяти больных, персонала больницы Геннадий Евгеньевич предстает, как высокий, седой человек в длинном белом халате, в пенсне и огромными карманными часами. Внешне суровый и резкий, но на самом деле добрейший души человек.

Антисемитизм

В сравнительно короткой главе Лея неоднократно обращалась к теме антисемитизма и, на мой взгляд, просто, но убедительно рассмотрела наиболее важные истоки и проявления в обычной жизни..

Прежде всего, так называемый бытовой антисемитизм выражался лозунгами типа «Бей жидов, спасай Россию!» на стенах туалетов даже начальственных. Выражения: «пархатый жид» можно было услышать довольно часто и от взрослых, и от детей, особенно в длинных очередях за хлебом. Лея считает, что источник такого антисемитизма характерен для местного населения, я думаю, что он «эвакуирован» с западных областей Союза, причем и в тексте есть такая фраза: «Многие работники завода, в большинстве своем некоренные москвичи, основательно пропитались им».

Лея обращает внимание на то, что «Иногда повод, подогревающий это низменное чувство, давали сами евреи (были и русские, но замечали в основном евреев). Все, конечно, зависело от уровня культуры, интеллекта и, в конце концов, от жизненной позиции». Речь идет о персонах, которые привезли с собой золото и различные драгоценности и посредниках, «делавших на этом неплохой бизнес».

Лея и Миша не завидовали, но с презрением относились к ним, такие спекулянты резко выделялись, они «не работали по двенадцать и более часов в сутки, не ютились в холодных квартирах, были относительно молоды и здоровы, но тем не менее не воевали и даже в тылу ничего не делали для победы».

В мемуарах я заметил еще один ракурс, Лея вспоминает: «В эвакуации мы встречали довольно много евреев, которые занимались продуктовым снабжением заводов. Должность эта была хлопотная, весьма ответственная, но зато довольно хлебная». Однажды сосед, работавший в отделе снабжения завода, уговаривал Мишу перейти в их отдел, «ибо там можно будет всегда иметь живую копейку, по секрету сообщил он». Миша отказался.

Иногда, евреи вызывали насмешки из-за неприспособленности к новым условиям жизни, например, к ведению работ на сельхозучастках, что «тоже в общем-то подогревало антисемитизм среди простого сибирского люда».

Любопытно, что в мемуарах описаны два эпизода, которых я бы отнёс к категории «антиантисемитизма». Лея относит эти воспоминания к странным зигзагам памяти, которые всплыли только спустя полвека. Мне даже показалось, что автор повествует о них с некоторым элементом скромной гордости. Речь идёт о копке огорода и ремонте квартиры. В том и другом случае два аборигена (один из них из соседнего посёлка, а другой просто квартирный сосед), наблюдая за процессом, произнесли почти одинаковые по смыслу фразы:

впервые вижу, чтобы еврейка так тяжело работала на земле;

— знаешь, Лена, ты занимаешься такой тяжелой мужской работой. Раньше мне казалось, что евреи черными работами никогда не занимаются, тем более женщины».

В итоге Лея подчеркивает:

«Не могу сказать, что мы с Мишей ощущали антисемитизм на заводе в близком мне окружении. Это были в основном инженеры и высококвалифицированные работники, коренные москвичи с устоявшейся культурой и весьма образованные. Как я уже писала, почти до самого начала войны мы вообще не знали в Москве, что такое «антисемитизм».

Читая воспоминания Леи, у меня не раз возникала и долго мучила мысль:

— наступит ли время, когда проблема антисемитизма уйдёт из категории вечных?

Дело не в национальности, а в национализме, или
Пути Господни неисповедимы…

Население Томска продолжало увеличиваться, в конце 1942 г. в поселок по ошибке прибыл эшелон советских немцев депортированных с Поволжья и юга Украины. Лея вспоминает:

«Пришлось полуобмороженных, выходивших из теплушек в легких демисезонных пальто и ботинках в 40 градусный мороз разбирать по домам. Старики, женщины с грудными детьми и дети малые и постарше сбились в кучу на площади возле здания вокзала. Некоторых сразу отвезли в больницу».

Это один из примеров того, что в тяжелые годы выжить людям помогала взаимовыручка и взаимная поддержка. Даже официальные документы утверждали, что в местах расселения наблюдается «переуплотненность». Именно тогда возникла гениальная идея использования кухонь для жилья. Большинство прибывших немцев работали на заводе. Среди них были различные специалисты высокого класса. Здесь уместно напомнить, что российские немцы, несмотря на репрессии внесли значительный трудовой вклад в Победу над фашизмом.

Лея утверждает, что немцы сравнительно быстро освоились к условиям Сибири.

«Приспособились даже выращивать свиней, построив сараи рядом с домами. Через пару лет они стали самой зажиточной группой населения нашего города».

У многих моих студентов были немецкие фамилии (Гесс, Пауль, Эрмгруд, Гехт). Возможно родственные нити тянутся к тем спецпереселенцам, которым помогли томичи и приезжие эвакуированные.

Другой пример из личной жизни. Моей семье тоже пришлось испытать все «прелести эвакуации». В сентябре 1941 г. фашистская армада, распевая песни на новеньких танках и мотоциклах стремительно неслась по степям Украины. Надо было убегать — других шансов остаться в живых у евреев не было, ибо гитлеровская администрация с немецкой пунктуальностью эффективно решала «еврейский вопрос» на оккупированной территории.

В теплушках мы медленно двинулись на восток, пропуская встречные воинские эшелоны. Однажды ночью привезли в казахский поселок Талды-Курган и расквартировали по домам, уплотнив местное население. Утром выяснилось, что нас обогрела и накормила хозяйка дома Берта — глава большой немецкой семьи. Какой парадокс! Убегали от немцев и прибежали к немке, которая, по сути, помогла нам выжить.

Так вот, люди, не в национальности дело, и не в религии, а в национализме и его крайнем проявлении — фашизме — здесь коренится зло, страшное зло, пример тому украинско-русский конфликт. Гибнут люди, во имя чего?

И в заключение хочется воскликнуть: многонациональный Томск живи в душевном согласии и мире. Пусть каждый найдет отдохновение по собственной воле и выбору в православном храме, католическом соборе, мечети или синагоге…. Это его личное дело.

(Было бы здоровье, а я бы пошел в любимый томский драматический театр.)

В 1947 г. по приглашению Министерства, которому принадлежал завод, семья Леи покинула Томск, который приютил их в тяжелые военные годы и возвратилась в Москву. Каким же запомнился Томск израильской семье?

«Природа в Томске была прекрасна. Кругом вековая тайга, летом поражающая обилием ягод и грибов. Недалеко от поселка протекала большая река Томь, по которой ходили баржи и небольшие пароходы. Летом там было много купающихся, мы тоже, хотя и редко, ходили туда купаться. После возвращения в Москву дети ещё долго вспоминали жизнь в Томске и грустили по сибирской природе».

Print Friendly, PDF & Email

2 комментария для “Владимир Слуцкий: Израильтянка в Томске

  1. И в заключение хочется воскликнуть: многонациональный Томск живи в душевном согласии и мире. Пусть каждый найдет отдохновение по собственной воле и выбору в православном храме, католическом соборе, православной мечети или синагоге…. Это его личное дело.
    ———-
    ошибка в заставке — — православной мечети или синагоге…

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.