Рукописи прекрасно горят. А еще промокают. Плесневеют. Служат превосходной пищей не только огню, но и многочисленным членистоногим, грибам и бактериям, питающимся целлюлозой. А если прорвет трубы и подавал затопит? Художнику чтобы привлечь к себе внимание необходимо умереть.

“Рукописи не горят”?

Давид Бен-Гершон

Процедура списания невостребованных сокровищ существует. Процедура спасения — нет. Мы даже не знаем — что мы можем потерять. Существует государственная программа стимулирующая возвращение на Родину израильтян-профессионалов. Ни одна государственная организация не занимается “возвращением” еврейских композиторов, спасением национального культурного наследия, разбросанного по миру в библиотеках и частных архивах. Пока только усилия энтузиастов спасают от забвения то, что могло бы стать предметом национальной гордости, как обычно и происходит в других странах…

Нам неизвестна точная дата гибели Александрийской библиотеки. Но как раз в эти дни — совпадение дат печального юбилея пожара библиотеки АН СССР в Ленинграде и пожара в библиотеке ИНИОН (Института научной информации по общественным наукам) в Москве, месяц назад. В 1988 запах гари ощущался во всем городе — я тогда дописывал кандидатскую в лаборатории Института Зоологии, что на Петроградской стороне, довольно далеко от Васильевского острова. Усилия пожарных привели к катастрофе: к 400 тысячам сгоревших книг и полмиллиону безнадежно пострадавших от огня, — добавились еще 6 миллионов залитых водой из Невы. Сотрудники академии, да и все кто мог, сушили книги на домашних батареях… Что-то удалось спасти, но масштабы происшедшего тогда мало кто осознавал. Книги XVII века, начала XX века, отдел иностранной литературы, треть газетного фонда с 1922 по 1953 годы…

Вы скажете, «подумаешь, газеты!». Вот послушайте об одном из историко-музыкальных “детективов”, распутыванием которых я увлекаюсь (см. например: история дружбы и разрыва Шёнберга и Кандинского). В 2012 году я приехал в Тбилиси (в рамках проекта «Самбатион» под руководством Ильи Дворкина) в поисках материалов о композиторе Лазаре Саминском, жившем в Тифлисе в 1911-1918 годах. Саминский много путешествовал по Кавказу, став одним из первых исследователей музыки грузинских евреев, читал лекции, преподавал, дирижировал симфоническим оркестром в Тифлисе, тогда культурном центре Закавказья. В англоязычных источниках о нем пишут как об основателе и директоре Тбилисской консерватории в 1917-1918! Проблема в том, что в грузинских источниках, воспроизводящих советскую историографию, директором консерватории называют Николая Николаева, автора всем известного фортепианного пособия для начинающих. В российских источниках указано, что Николаев действительно преподавал фортепиано в тифлисском музыкальном училище в 1894—97 годах, но с 1898 перешел на ту же должность в Санкт-Петербургскую Консерваторию. Неужели если бы Николай Николаев действительно был первым директором Тифлиской консерватории, то об этом бы умалчивалось в его биографических справках? Моя надежда узнать правду была связана с газетами того периода. Я честно записался в библиотеку, загрузил запросами нескольких библиографов, сам засел за подшивки… Через несколько часов…. надежда испарилась. Подшивки — начиная с 1917 года — были изъяты (вероятно еще в 30-е годы), а в книгах и брошюрах — политически корректные, круговые ссылки, с полной невозможностью найти начало. Оруэл не преувеличивал. “Министерство правды” сработало четко. В опубликованной Albert Weisser части автобиографии Саминского[1] “тифлисский” переод опущен, а его статья о “Музыке народов русского востока”[2] только о музыке.

Так кто же, Саминский или Николаев? То ли речь идет о двух консерваториях: Народной и преобразованной из тифлисского музыкального училища на Грибоедовской улице? То ли грузинская мифология спутала Николая Дмитриевича Николаева со знаменитым дирижером и композитором Николаем Николаевичем Черепнининым, приглашеным на эту должность в 1918? Саминский покинул Грузию в 1919, и оказавшись в США, уже по определению становился фигурой, малопригодной для роли основоположника грузинского музыкального образования. Как и в ситуации с изобретением электрической лампочки, вопрос о директорстве политически “нагружен” и как-то связан со чехардой власти в Грузии в тот бурный период.

Но вернемся в Россию. В 1988 в Лениграде от воды пострадали 7,5 миллионов книг — за два десятка лет реставраторам удалось восстановить лишь несколько процентов утерянного. Масштабы нынешней катастрофы в Москове пока неясны. Всего в библиотеке ИНИОНа, основанной в 1918 году по примеру библиотеки Конгресса в США и считавшейся второй по значимости после Ленинки, насчитывалось свыше 14 миллионов книг XVI — начала XX веков, уникальные собрания документов Лиги наций, ООН и ЮНЕСКО, парламентские отчеты США с 1789 года, Англии с 1803 года, Италии с 1897 года, крупнейшая коллекция книг на славянских языках. По одним оценкам пострадало порядка пятнадцати процентов книжного фонда, но президент РАН уже сравнил происшедшее с Чернобылем… В 1988 году по «факту возгорания» было возбуждено уголовное дело, прекращенное через год из-за отсутствия «убедительных» версий. Пожар стал поводом к отставке директора БАН СССР, а также вице-президента АН СССР по общественным наукам. Надо понимать, что сейчас полетят и какие-то московские головы. От сознания неотвратимости возмездия, конечно, становится сильно лучше …, но дело в том, что я как раз планировал поездку в Россию, на поиски нот и других уцелевших материалов «еврейской могучей кучки», композиторов — соратников Лазаря Саминского, членов Обществ Еврейской Музыки в начале 20-века: Йоэля Энгеля, Моше Мильнера, Михаила Гнесина, Александра Крейна, работавших в Ст.Петербурге и Москве, в течении первых десятилетий 20-го века. Очевидно, что момент для поездки явно неудачен…

***

По мере возвращения коммунизма в свою оригинальную форму бродящего по миру призрака, человечество продолжает обнаруживать массу интересного о недавней кафкианской были… Мы узнаем о новых именах и о неизвестных сторонах творчества, казалось бы, хорошо знакомых нам писателей, художников, музыкантов, кинематографистов. Да, многие рукописи, в отличие от их авторов, — не сгорели, дожили до нашего времени в личных архивах и в досье секретной полиции, увидели свет на страницах толстых журналов, а сейчас доступны всем — благодаря Интернету. Волна публикаторской активности постепенно стихает, новые открытия уже маловероятны, кажется все исторические несправедливости уже исправлены, все оценки расставлены… Конечно, художественный эффект, значение каждого произведения сильно зависит от исторического контекста, от состояния умов аудитории. Блестящая публицистика Диккенса, критикующего нравы викторианской Англии, вряд ли может взволновать нас сегодня. Она слишком привязана к месту и времени. Тем не менее художественная сила талантливой прозы, поэзии, изобразительного искусства, кинематографии, — универсальна: нам достаточно раскрыть книжный том или страничку на Интернете, зайти на новую художественную выставку — и новая, неизвестная нам ранее грань мира откроется перед нами… “Ну почему я не прочел, не увидел, не узнал раньше!” — нередко восклицаем мы, — но впрочем, “лучше поздно, чем никогда”…

Судьба музыкальных рукописей иная. “Никогда”, “Nevermore”, прокарканое временем-вороном, в полной мере относится к музыке. Мы уже НИКОГДА не узнаем как НА САМОМ ДЕЛЕ звучали трубы левитов в Иерусалимском Храме, как звучали удивительные цимбалы Гузикова, изумлявшего и восхищавшего слушателей в европейских салонах, как звучал рояль под пальцами Листа и скрипка в руках Паганини… Звукозаписи первой половины 20-го века дают весьма приблизительное представление о голосе Шаляпина. Только именами из энциклопедий и романов останутся для нас виртуозы прошлого — уникальное звучание невоспроизводимо, непредставимо… Только в концертном зале происходит соединение замысла композитора, таланта исполнителей и энтузиазма аудитории. Писатель более свободен от тирании аудитории. Случаи, когда композитор ставит творческую свободу выше вкусов публики, на чем настаивал Арнольд Шёнберг — это исключение только подтверждающее общее правило. Музыканту жизненно необходим контакт с публикой, энергия зала, которая делает его счастливым!

Да, многие рукописи, в отличие от их авторов, не сгорели, дожили до нашего времени в личных архивах и досье секретной полиции… Несколько ящиков с неизвестными рукописями Иосифа Ахрона были обнаружены… за день до того, как старенькая тетушка его жены собиралась выставить их на помойку… Благодаря музыковеду Филиппу Мóдель, писавшему докторат о жизни и творчестве Ахрона мы узнали, что почти половина (!) сочинений Ахрона десятилетиями оставалась неизвестной. Сейчас архив хранится в Национальной Библиотеке Иерусалима, а в США создано Ахроновское Общество, занятое сохранением и пропагандой наследия гениального композитора и скрипача-виртуоза. В числе жемчужин Ахрона, в одном ряду с именами Яши Хейфеца, Иосифа Хасида и Иехуды Менухина, и имя Ширель Дашевской, впервые исполнившей свою, вокальную версию знаменитой «Еврейской мелодии».

Надо сказать, что Ахрону повезло больше, чем многим его друзьям по Обществу. «Еврейскую Мелодию» исполнило большинство великих скрипачей 20-века. Большая часть неисполненной музыки остается не исполненной. Лишь малая часть произведений еврейских романтиков (и в смысле музыки, и в смысле надежды, что их музыка нужна людям) дошла до исполнения. Заколдованный круг: неизвестны, потому что исполнялись; не исполнялись, потому что неизвестны. У еврейской музыки, попавшей в разлом эпох, был отнят шанс быть услышанной. Она разделила судьбу самого народа-изгнанника — ей не было места ни в Советской России, ни в Европе, ни в США.

Большинству участников еврейского музыкального содружества удалось ускользнуть от челюстей «века-волкодава» — видимо, художественная интуиция, которая выше рациональности, удушливый запах несвободы, предупреждала их об опасности — в России, в Германии. «Только» Мордехай Ривесман и Зусман Киссельгоф погибли в России. Эфраим Шкляр исчез без следа в Рижском гетто. Остальные выжили; кто-то — вначале попытавшись пустить корни в каменистой почве тогда еще турецкой Палестины, но в конце концов оказавшись там, где вход беженцам был открыт — в благословенной Америке. К сожалению, размер «входной платы» становился понятен не сразу…

Пишут, что многие евреи при виде Статуи Свободы, швыряли свои тфилин (филактерии) в воду — ведь они живыми прибыли в Землю Обетованную, благословенное царство, без казаков, без ночных страхов, топота и крика погромщиков за окном. Зачем молиться о будущем мире, когда вот он — встает из воды на их собственных глазах. Протрезвление наступало постепенно.

Многие религиозные общины США живут обособленно от «мишегасов» американской жизни, и процветают. Но для творческого человек, особенно композитора, изоляционизм — невозможен. Но попытки возродить Общество на американской почве не удались. Все продолжали плодотворно работать, но индивидуальных, даже самых героических усилий было недостаточно для поддержания того нового, уникального и самобытного явления музыкальной культуры, которым они были вместе, в России.

Этнические немцы, итальянцы или китайцы в США не пишут германскую, итальянскую или китайскую музыку — они сочиняют американскую музыку. Музыка, безусловно, может нести отпечаток этнического происхождения, однако настаивать на ее специфическом, национальном характере означает ограничить себя рамками этнической аудитории. Сочиняешь еврейскую музыку — пожалуйста, вот пусть тебя евреи и слушают. А для еврейской аудитории в свою очередь, серьезная еврейская музыка была слишком «серьезной». К тому же, по иронии судьбы еврейские музыканты в США были восприняты как русские, а не евреи (как и в Израиле). Это могут подтвердить все эмигранты, в одночасье превратившиеся из евреев, украинцев, азербайджанцев, — в «русских». Разъяснения ‘напрягают’ среднего американца/ израильтянина — лучше даже не пытаться. Приехал из России, говоришь по-русски — значит, русский. Так ли уж они неправы? Если вы улыбнулись этому проявлению американского изоляционизма, попробуйте объяснить кому-либо в России, что не все приехавшие из многоэтнического Китая — китайцы… Получилось? А ведь в Китае, наряду с титульным, мандаринским языком, десятки, или скорее сотни языков, культур, народов.

В Израиле, музыка “русских” композиторов, доминировавших в культурной жизни Эрец Исраэль в 20-е годы прошлого века, — тоже оказалась “репрессированной” — в рамках борьбы с идишем, стала ассоциироваться с наследием галута, которое надо отбросить. «С 1924 года в Палестине работал композитор Йоэль Энгель, приехавший из Советского Союза. Энгель писал театральную музыку и песни (особенно популярными были его песни «Агванийот» (ивр. עגבניות‎ — «Помидоры») и «Нуми, нуми, ялдати» (ивр. נומי נומי ילדתי‎ — «Спи, спи, доченька»), руководил вокальными и инструментальными коллективами. Энгель скончался в 1927 году…» ВОТ И ВСЕ, что предлагает узнать, русскоязычная Wikipedia: «Нуми, нуми» и «Помидоры». Улица Энгеля есть, престижная музыкальная премия — есть, а кто он этот Энгель? Спросите у израильтянина, кто написал «Нуми, нуми», колыбельную его детства.

Большинство композиторов исчезли из культурного сознания общества. Во время Катастрофы был уничтожен сам культурный слой, из которого выросла еврейская музыка — вместе с рукоплескавшей ей аудиторией. Смириться с этим забвением — все равно, что дать посмертную победу нацизму и сталинизму. Только исполнение этих произведений может дать ответ о том, что тогда потеряли и что теперь обретаем мы с вами. В этом, собственно говоря, и состоит кредо амуты Нигуним Ла-Aд. На протяжении последних 5 лет мы разыскиваем ноты, разучиваем музыку и организуем концерты произведений Иосифа Ахрона, Моше Мильнера, Лазаря Саминского, Шломо Розовского, Якова Вайнберга, Александра Крейна и других, рассказываем о судьбе Обществе на лекциях-концертах.

Организация концертов не ограничивается раздачей нот и логистикой репетиций. Это лишь начало. Подготовка исполнения — огромный труд. И риск. «Делай так, как тебе было показано на горе Синай» встречается во многих местах Торы, подразумевая, что изустная традиция не прервется. Исполнитель, лишенный возможности контакта с композитором, возможности сравнить свои ‘прочтение’ с другими исполнениями, — становится соавтором композитора. Мало разыскать рукопись, надо — взглянув на ноты — услышать музыку, и не просто услышать — ощутить чувства, эмоции, намерения композитора. А услышав, поняв музыку, нужно передать это открытие собратьям-исполнителям. Возрождение музыки требует высшей духовной интимности, того, чего нет ни в нотах, ни в пометках на полях рукописей. В Нигуним Ла-Aд эту работу осуществляет Ширэль Дашевская, оперная певица, недавно впечатлившая европейских критиков своим исполнением центральной партии (Лоли) в премьере оперы Альдо Финци «La Serenata al Vento» в театре Доницетти в Бергамо, в составе труппы Иерусалимского Театра «Этерна». Статус «оперной дивы» не мешает Ширэль быть музыкальным руководителем проектов: Ширэль индивидуально работает с каждым исполнителем и с ансамблями, создавая художественное пространство произведения, разгадывая замысел композитора, наполняя ноты образами. О результатах этой работы судить, конечно, слушателю.

А вот еще один сюжет. Опера гениального Моше Мильнера «Небеса пылают» («Ди химлен бренен», на идиш), вдохновленная средневековыми легендами и «Асмодеем» Ан-ского, была поставлена замечательным режиссером В.П.Раппопортом в Большом Драматическом театре на Фонтанке, с декорациями академика В.А.Щуко (по эскизам Бенуа), хором и оркестром Государственного Академического Театра Оперы и Балета и Государственной Академического Филармонии. После 3-х представлений, прошедших с аншлагом, «Еврейский Фауст», был запрещен по обвинению в мистическом, религиозном характере. Приговор созданного 9 февраля 1923 г. Главреперткома (Главного управления по контролю за зрелищами и репертуаром) при Главлите РСФСР гласил: «Трудно судить о музыке этой оперы, но судя по тому, что в пьесе на каждом шагу религиозные гимны, псалмы и т.д., можно думать, что значительная часть мотивов относится к религиозной музыке».

Рихард Бер-Гофман, австрийский поэт и драматург из литературного объединения «Молодая Вена», друг Теодора Герцля, писал, что потрясение, которое он испытал на спектакле «Габимы» в 1926 году в Вене связано не только с режиссурой К. С. Станиславского и игрой Наума Цемаха, но и, прежде всего, с музыкой Мильнера: «Когда же <…> появилась музыка и меня захватила божественная сила, доминирующая над словом, то я позабыл, что являюсь автором произведения. То, что мне казалось особенно чуждым в языке, которого я не понимал, стало доступным через музыку, показавшуюся мне издавна знакомой; теперь же все в целом стало достоянием моей души и крови. Я почувствовал, что моего произведения коснулось нечто неповседневное: любовь и преданность людей, живущих далеко от меня, на другой почве, в другой среде; вот они-то и встретились с моим творением».[3]

Мы задались целью получить копию клавира оперы, изучить волшебную музыку Мильнера. Казалось бы ничего особенного: манускрипт — в каталоге, копирование — в списке услуг. Тем не менее заведующая отделом библиотеки в Санкт-Петербурге (не буду называть — какой) отказывалась давать разрешение на фотокопирование за честные американские доллары по причинам, которые сейчас даже не вспомню, например, «а вдруг появятся наследники композитора, которые могут быть против». Против чего — исполнения заветного желания композитора?! Не говоря уже о том, что срок действия авторских прав давно истек. Не дам, и все! Переговоры шли несколько недель и чуть не завершились провалом, если бы не вмешательство Натальи Федоровны Никольцевой, внучки Мильнера и известного архивиста. Ей пришлось приехать в библиотеку и устроить скандал на месте. В результате драгоценные ноты все-таки попали к нам!

К огромному сожалению, после тщательного анализа, проведенного Ширэль Дашевской, выяснилось, что это очень ранняя версия незаконченного клавира, с многочисленными авторской правкой и купюрами. В 1923 году оперу исполняло 13 певцов, в том числе 6 солистов, не считая хора и оркестра. Это означает, что помимо копий клавира и партитуры, должны существовать ноты многочисленных партий, вокальных, инструментальных. Где все это? Попытки разыскать более близкий к конечному варианту оперы уже предпринимала Галина Копытова, зав. кабинетом рукописей Российского института истории искусств, композитор Евгений Хаздан, но безуспешно…

О сокровищах, утерянных в Александрийской Библиотеки, мы знаем только по цитатам и ссылкам. Прошло почти восемнадцать веков. От оперы, мистической и прекрасной, созданной всего несколько десятилетий назад, остались несколько эскизов декораций, афиша, воспоминания современников, переписка цензуры. Представление о «калибре» музыки дает хотя бы ария бесовки Лиллит, недавно исполненная Ширэль Дашевской. По ее мнению, это — один из виртуознейших вокальных шедевров, уровная арии Розины или Лакме… В разгар застоя мой бакинский сосед-коллекционер, показывал мне открытку 20-х годов с тремя портретами-медальонами: наверху — Карл Маркс, а в правом и левом углу — Ленин и Троцкий, вожди революции. И никакого Сталина. Этот документ, подрывающий основы “Краткого Курса ВКП (б)”, пережил долгие десятилетия, когда его обнаружение было бы чревато смертным приговором. Так неужели в сотнях советских библиотек и архивов не осталось никаких следов крамольной оперы, чья вина всего лишь — идиш, герои, музыка, легенда. Невозможно смирится с мыслью, что опера утеряна безвозвратно. Есть идеи?

В последние годы интерес к «репрессированной» музыке в мире усиливается. В 1998 — к 90-летию и в 2008 — к 100-летию ОЕНМ прошли конференции в Санкт-Петербурге, а в 2009 году — однодневный симпозиум в Иерусалиме. Вышло несколько книг и пара диссертаций. О них пишет историк и музыковед Шуламит Шалит, музыковед Евгения Хаздан, критик и журналист Павел Юхвидин, композитор Илья Хейфец. К ОЕНМ прослеживает свою родословную Американское Общество Еврейской Музыки, пропаганда музыки ОЕНМ — в центре деятельности общества Pro Musica Hebraica, основанного журналистом Charles Krauthammer с супругой, художником и скульптором Robyn Krauthammer, уже упомянутого Ахроновского Общества, основанного композитором и музыковедом Samuel Zerin. Произведения для виолончели исполняет Александр Оратовский. Лекции и концерты произведений композиторов ОЕНМ проводит музыковед Нина Степанская в Минске, музыковед Серго Бенгельсдорф в Молдове, композитор Евгений Хаздан в Петербурге. Организует концерты, записывает диски пианист и музыковед Яша Нимцов, сопрано Sofie van Lier (Sovali) и пианист Paul Prenen. YIVO Институт еврейских исследований начал концертную серию молодых исполнителей (Sidney Krum Young Artists Concert Series) «Раскрытый секрет: еврейское звучание в советской музыке». Еврейская музыка, даже безукоризненно исполненная прекрасными американскими или немецкими голосами, нередко теряет значительную часть своего очарования. В Израиле музыковед Рита Фломенбойм, разыскавшая, считавшуюся утерянной оперу Михаила Гнесина “Юность Авраама”, в течении многих лет организовывала ежегодный концерт в Колледже Левински.Доктор Гила Флам, директор музыкального отдела Национальной Библиотеки Израиля и виолончелистка, доктор Рахель Галай организуют концерты как профессиональных исполнителей, так и студентов академий и музыкальных школ. Мы в Нигуним Ла-Ад убеждены, что центр возрождения еврейской музыки должен находиться на духовной родине музыкантов, к сожалению оказавшейся столь негостеприимной. Но это уже другая история. Нам кажется, что только в Израиле возможен тот духовный резонанс произведений и исполнителей, который необходим для аутентичного звучания этой глубоко национальной музыки.

Рукописи прекрасно горят. А еще промокают. Плесневеют. Служат превосходной пищей не только огню, но и многочисленным членистоногим, грибам и бактериям, питающимся целлюлозой. А если прорвет трубы и подавал затопит? Художнику чтобы привлечь к себе внимание необходимо умереть. Еще лучше — покончить с собой (А еще лучше — вместе с партнером). Внимание прессы гарантировано. По слухам, в подвале муниципальной библиотеки Хайфе стоят ящики с рукописями, и среди них оркестровка оперы «Хехалуц» (Пионеры) Якова Вайнберга. Концертная версия первой в мире сионистской оперы была исполнена дважды в Иерусалиме в 1925 году, затем в Германии в 1938 (!) и в США, в том числе дважды в Карнеги-Холл, в 1946 и 1949, в честь Хаима Вейцмана, новоизбранного президента новорожденного государства Израиль. Ау, сионисты! Нужна нам сейчас эта опера? В смысле редкостного, если не уникального, позитивного образа раннего сионизма. В смысле поддержки позитивной национальной идентификации. Или ну ее? Наши попытки хоть глазком взглянуть на эти ящики в библиотеке оказались безуспешными. Почему? Очень просто. Библиотека переехала в новое помещение. Ящики не разобраны. Их содержимое не каталогизировано. Денег на обработку этих материалов нет и когда будут — неизвестно. Пустить в подвал добровольцев, готовых разобрать потенциально бесценный материал — нельзя. По разным соображениям. Кто за ними наблюдать будет — вдруг сопрут что-нибудь, ведь что в ящиках — неизвестно. Подвал не приспособлен для работы. Пыль. Вдруг плохо кому-то станет? А кому станет плохо от исчезновения уникальных материалов? Правильно. Никому. Отряд не заметит потери бойца. Процедура списания существует. Процедура спасения — нет.

Закончу на позитиве. Недавно в Хайфе, в рамках фестиваля «Дни Еврейской Музыки в Хайфском Университете» в великолепном зале (Hecht Auditorium), (Музыкальный директор, Yuval Rabin, продюсер, Yaacov Jeffrey Fisher прошел концерт «Киббуц Галуйот Еврейской Музыки» ансамбля Нигуним Ла-Ад из произведений Иосифа Ахрона, Йоэля Энгеля, Моше Мильнера, Хирша Копыта и Якова Вайнберга. Тринадцать изысканных — в буквальном смысле слова — номеров, многие из которых исполнены впервые! Сложнейшие фортепианные партии виртуозно исполнены пианистом и композитором Ури Бренером, скрипичные соло — Диной Гойфельд (Земцовой), лауреатом многочисленных международных конкурсов (меня спрашивали, не Страдивари ли у нее в руках). Опера Вайнберга была представлена Ширэль Дашевской в арии Леи, одной из пьес, за исполнение которых она была удостоена в 2014 году премии Союза деятелей искусств Израиля, зажигательной Йеменитской песней Зеева (Петр Привин, певец Израильской Оперы), и дуэтом героев, в котором проснувшаяся любовь друг к другу счастливо совпала с любовью к Эрец Исраэль. Ваш покорный слуга, автор этих строк, изо всех сил пытался держаться непринужденно, объявляя номера и напоминая веселым артистам, в какой именно образ им предстоит воплотится через 5 секунд. Концерт закончился в единственном (по слухам) кошерном ресторане Хайфы с восхитительным салатом из лосося на гриле и портабелло, жареном в сметане. Мммм!…

Приходите на концерты еврейской классической музыки, которая оказывается есть! Слухи о ее смерти — преувеличены. Следите за нашим календарем. Мы ждем вас!

___

[1] Lazare Saminsky’s Years In Russia And Palestine: Excerpts From An Unpublished Autobiography. Musica Judaica. Vol. 2, No. 1 (5738/1977-78), pp. 1-20

[2] Lazare Saminsky. The Music of the Peoples of the Russian Orient The Musical Quarterly,Vol. 8, No. 3 (Jul., 1922), pp. 346-352.

[3] Иванов В. В. Русские сезоны театра Габима. М.: Артист. Режиссер. Театр, 1999. 317 с.