[Дебют] Борис Жеребчук: Новый Вавилон: пятое измерение

Loading

Согласно Джиласу и Восленскому, занявшимися на свой страх и риск проблемами власти при социализме, именно номенклатура является господствующим и эксплуататорским классом. При этом главным ее богатством является не собственность, которая … и так находится в безраздельном распоряжении номенклатуры, но именно власть!

Новый Вавилон: пятое измерение

Борис Жеребчук

Тем, кто хорошо знаком с пятым измерением, ничего не стоит раздвинуть помещение до желательных пределов!
Михаил Булгаков

В начале было Слово… Нет, не так! возьмусь за другую парадигму. Нулевой вариант. В начале был Большой взрыв. Нулевее не бывает. Что было до взрыва? Nobody knows! Кто знает? Если не было ни материи, ни пространства, коль скоро все из одной точки состоялось, то и о времени говорить не приходится. Ничего не было. Или — было ничего. И некогда было быть! Не скажу о «ничего» ничего и продолжу. От взрыва оттолкнусь, взяв его точкой обсчета. Как от Урала. Промотаю вперед. От 13,7 до 9,2 миллиардов лет. Земля уже заняла космическую нишу, даже вертится, причем чуть быстрее, чем сейчас. Еще немного (65 миллионов лет назад) и она обитаема, причем, по большей части пресмыкающимися, сколько хватает умозрительный глаз. Есть и кроме. И вот-вот (по историческому хронометру) состоится смена караула — на млекопитающих. Еще немного, еще чуть-чуть… что там, на счетчике? 6 миллионов? Пора бы им, человекоподобным, явиться на авансцену. А вот и они: на четвереньках; после наиболее способные из их потомков овертикалились. Там и естественный отбор, обмен опытом и заразительные примеры, переоценка ценностей, наконец. Словом, пошли в люди. Презрев косноязычное молчание, заговорили языком, мало отличавшимся от звуков, издаваемых другими млекопитающими. Вроде морлоков, что явятся в 802701 году (досужая публика узнает об их существовании, впрочем, раньше — в 1895). Почему не элои? А потому как элои — несчастные люди будущего (сказано — в 802701!) А морлоки, те в двух мирах пребывают, не считая настоящего. И по уму, развитию, стати органичнее соответствуют предлагаемым обстоятельствам. Значит, морлоки. Верхние конечности их со временем приспособились к скоординированным и целенаправленным действиям, стало быть, одновременно и целеполаганием разжились, причем, самодеятельным. Язык почал развиваться более всего, когда приходилось не просто сообщать информацию, но и скрывать ее за внешней вербальностью. В просторечии — выучились лгать! Непонятно? Тогда не буду объяснять. А совершенства он достиг, сделав своим инструментом поэта. Так утверждает сам поэт. Он знает не понаслышке!

Это как бы натуралистические фрагменты. Сиречь, присказка. Если такой подход можно с долей метафорической натяжки уподобить историческому, то социологический предоставляет возможность дополнить беглый исторический взгляд аналитическим, позволяя даже в таком усеченном варианте продемонстрировать зачатки эвристического единства исторического и логического в исследовании. Сказка впереди!

Итак — к социологии! Отвлекаясь от множества человеческих индивидов, достаточно принять во внимание обобщенно — человеческий фактор, с одной стороны, и природу — с другой. Это — первый и наиболее абстрактный уровень анализа. На следующем этапе восхождения от абстрактного к конкретному расчленяется самый человеческий фактор непосредственно на производителей и потребителей и взаимоотношения между ними, а также в сферу внимания вовлекаются средства производства, причем исключительно в социально-экономическом ключе, отвлекаясь от их физической природы. Само собою, что берлинской стены между производителями и потребителями не существует, они не могут обойтись друг без друга и мало что диффузируют, но способны одновременно быть вовлеченными в обе эти роли. Поскольку общество в целом никак не сводится к двоичной социальной структуре и я вынужден прекратить всякие спекуляции на тему вживания в образ в заданных обстоятельствах, констатируя многократную в себе расчлененность общественного организма.

Возвращаясь на новом этапе витка к предыдущим уровням анализа, отмечу две наиболее значимые ветви отношений — к природе и внутри общества. Первые, суть организационно-технические, безотносительные к общественному строю, обусловленные исключительно технологией производственных процессов; вторые связаны с отношениями между людьми и уже поэтому выводят на собственность, политику и прочие неизбежности их совместного сосуществования, от которых не эмансипироваться. И если развитие техники достаточно предсказуемо, однолинейно, хотя и неравномерно и четко просматривается, особенно с сегодняшних позиций, то с социальными отношениями — наоборот! Даже знание истории не помогает, коль скоро, согласно расхожему мнению, «она учит, что она ничему не учит», пусть этот урок выучили на «отлично», но во вчерашнем дне уверены куда меньше, чем в завтрашнем, на который только и остается, что уповать. Тем более если мозги промываются в соответствии с рецептами «министерства правды», а идеологические процедуры удачно дополняются автоцензурным самолечением.

К социологии я еще вернусь. А пока: «Назад к природе!» — пусть и не в том смысле, к которому призывал несравненный Руссо. Словом, к продолжению псевдонатуралистических фрагментов.

Выходцам из глубины первобытных подвалов, над которыми предстояло возвышаться Вавилонской башне человеческой цивилизации, пока еще непостроенной, после — недостроенной, по определению, ничего не оставалось, как приступить к ее созиданию. Едва ли не каждый народ почел святым долгом вовлечься в стихийные творческие конкурсы за право спроектировать оную. Я неполиткорректно оставляю за бортом такие крупные достижения человечества, как безымянные чумы, шатры, юрты, грановитые палаты и палатки меньшего калибра, балаганы, сараи, землянки, фанзы, яранги, вигвамы, башни из слоновой кости, особенно казармы и эти, которым мир в пику дворцам — хижины. А вот многоразличные грандиозные сооружения древности и современности восхищают, не угодно ли взглянуть на их развалины, ласкаво просимо: семь чудес древнего мира! Засим, очередные семь чудес (777 — это не только известная марка портвейна, но также дата — 7 июля 07, когда в Лиссабоне была названа новая семерка) ждут своего часа… А в распахнутую выставочную дверь ломятся уже следующие четырнадцать претендентов на вход в новейшую семерку, равно и самочинно примкнувшие к ним иные соборы, мавзолеи, башни, хмарочесы и, добавлю от себя лично, Дворец Советов-на-бассейн-Москве, словом, есть, на что посмотреть, и что предъявить на Страшном суде. Некоторые из них уже благополучно провалились туда же, куда и все благие намерения наши. Интересующихся легендарным символическим сооружением (я, собственно, о Вавилоне, если кто заплутал раньше времени среди легендарщины) переадресовываю к картине Питера Брейгеля Старшего и/или к гравюре Маурица Эшера. Не пожалеете. Большинству это времяпрепровождение покажется интереснее, чем короткое знакомство с настоящей статьей. Для тех же немногих, кто предпочтет чтение, продолжу.

Подвалы вавилонской башни с их шумными обитателями я уподобляю первобытному обществу, выход из которого был неизбежен, хотя бы по той простой причине, что, раз выйдя из животного состояния, предки наши потеряли все шансы вернуться обратно. Ведь не на охоту, что пуще неволи отправились. «Qui va à la chasse perd sa place»! Они бы потеряли лишь место, которое, даром, что не свято, пусто не будет! Нет, самоё место пропало, прежняя ниша не просто оказалась занятой, она исчезла напрочь.

Коль скоро довелось затронуть этот вопрос, добавлю, что виною тому оказалась собственно культура как средоточие сущностных сил новоявленного человека и специфический закодированный язык ее, аналога которому нет в природе. При всей позитивной беспрецедентности этого факта, он нес в себе и категорическую констатацию невозвратности. Смирись, гордый пращур! Не засиживайся в первобытке! Война всех против всех не только бесперспективна, но ведет к единично-массовому уничтожению. Спасайся, кто может! А кто не может? Составляй «Общественный договор», а теория придет со временем, это марксизм любит опережающе отражать в кривом зеркале революционные желаний. Гоббс, Локк и Руссо — в помощь! И быстрее проскочи малопонятный тамбур (или лобби) азиатского способа производства… да и есть ли он? А если да, был, есть и будет есть — знай, именно там и завелись первые профессиональные бюрократы-управленцы: скучившись вместе, обозначили не то «государство» (не рискну обойтись без кавычек), не то «просто» — «аппарат управления» с налетом его цеховой солидарности, по которой бюрократы всего мира узнают друг друга паки рыбаки на льдине — издалека! Их время придет позже…

А пока — вверх и вперед к классовому обществу! Далее, согласно что архитектурной, что исторической логике, следует первый этаж, соответствующий рабовладельческому обществу. Некоторые народы, как известно, исхитрились перемахнуть пару-тройку лестничных пролетов и сразу в капитализм, а то и в социализм впрыгнуть на ходу. Или, скорее всего, просто задержались в подвалах цивилизации. Как это ни неполиткорректно звучит! Пока что один вывод: в истории нет ни единой универсальной отмычки на все случаи жизни, отпирающей двери историческому прогрессу для всех времен и народов, ни единого, неделимого, незалежного пути — туда же!

Приму за факт так называемые общественно-экономические формации как ступени исторического развития — тема эта столь же грандиозная, сколь и не в меру заидеологизированная и в этом качестве даже канонизированная. Или наоборот, не имеет значения! Тем более не откажусь от использования терминов «капитализм», кстати, вполне доказавшего свою состоятельность, и — «социализм», впрочем, не столь успешный по жизни и одновременно более многозначный. Повторюсь — речь о терминах, а не реальных сообществах, процветающих или прозябающих под этими вывесками. Так что мне придется по необходимости оговориваться на этот счет по ходу действия.

Главная сложность изложения состоит, пожалуй, в том, что капитализму и социализму посвящен такой обширный массив литературы, что привести самый краткий перечень основных направлений в статье не представляеся возможным. Посему предлагаю лишь обрывочные тезисы, не имеющие ни доказательной базы, ни тем более развернутого их изложения. В известном смысле капитализм и социализм являются противоположными обществами. Именно такая классическая точка зрения и господствовала в литературе «первого в мире социалистического государства». Однако в реальности многие декларируемые ценности «советского социализма»… — (С этого места чуть подробнее; как учил Иосиф Сталин в своем классическом труде «Экономические проблемы социализма в СССР»: «Основным законом социализма следует считать «обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путем непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники». Неплохо сказано!) — …были впервые достигнуты именно в капиталистическом обществе. Дополнительную интригу придает то обстоятельство, что общество, где декларируются удовлетворение потребностей, именно по этому показателю плетется позади того, где основной закон направлен на максимальную прибыль, а о потребностях — ни слова, ни вздоха! В то же время, высокий уровень жизни и социальной защищенности присущ именно капитализму. Часто при этом называют шведский социализм, так восхитивший и огорчивший Никиту Хрущева. В экономике и социальной сфере. Насчет демократии? а как же? «Да здравствует советский суд, самый гуманный суд в мире!» В то же время тоталитарные государства имеют между собой много общего, несмотря на противоположность их социального строя в силу самой технологии бесконтрольной власти. Самый наглядный пример — фашистская Германия и Советский Союз. Те, кому приведенные сухие строки кажутся недостаточно убедительными, могут самолично обратиться к «Жизни и судьбе» Василия Гроссмана и «Революции. Революции. Революции» Владимира Тендрякова, где идея их кровного родства нашла адекватное художественное воплощение, которого так недостает моим заметкам.

Поднимаясь по лестничным пролетам новой Вавилонской башни (для тех, кто подключился только сейчас, предупрежу о необходимости условного ее восприятия, отвлекаясь от физических координат и всего остального, что может ввести читателей в тщетные искусы), миную пару-тройку этажей, соответствующих рабовладельческому и феодальному обществам. Иначе не скоро добраться до более интересных мне пролетов. Вот и третий этаж. Капитализм. Огромная площадка. Множество дверей. Гербы. Флаги. Гимны. Золотые таблички. Всюду охранительные будки с солдатиками. Отсутствие стандарта, единообразия. Патинообразный налет старинного гламура. Как в посольствах и представительствах. Точно! А вот дальше творится невообразимое. Не удивляйтесь: ирония истории! Лестница на следующий этаж и — не одна! Несколько десятков! Причем, ведут почему-то вниз, с третьего на четвертый! Как понимать? Почему поступательное движение истории вниз подалось? После на суде истории с творцов социализма строжайше взыщется! Впрочем, мало ли какими зигзагами истории переть приходилось! И за ценою не стояли! Лестниц — несколько десятков, выбираю главную. Размером с Потемкинскую! Лозунг на стене так и гласит: «Мы пойдем другим путем»! И — другой подальше: «Верной дорогой идете, товарищи!» Следующий: «Наша цель — коммунизм»! Дальше-больше: от кумача рябит в глазах… я и читать не стал. Народу на лестнице полно, кто вверх стремится, другие навстречу. За иными люди в форме охотятся, документы проверяют. Кого, так обратно заворачивают. Не церемонятся! Дисциплина! Вниз с третьего на четвертый более приличная публика направляется. Судя по одежде и манерам — дипломаты. Элита. Спорсмены, артисты, финансисты. А то и политики. Или туристы. Прочие. Хорошо держатся. Как говорил молодой чапаевец: «Красиво идут!» Независимо… На двери табличка. Красный флаг полощется. Брусчатка. Кремлевские башни. Рубиновые звезды. Куранты. Часовые. Не надо бояться человека с ружьем. Окна, люди в которых никогда не спят… Бдительность! Пограничники. Порядок. Без шума и пыли. Любо-дорого! Лепота!

Это — на миру. Глазами сканировать во все стороны света не возбраняется. Вверху, внизу — какая разница? Главное — перспектива! Что там, в восьмидесятом будет? Хрущевский коммунизм или Московская олимпиада? В 2000-м: отдельный дом или квартира? Не ошибиться бы с выбором! Сказано: ни одна формация не сменит другую, пока та не изживет себя, и уровень производительных сил не превзойдет прежний. Так и есть: критерий общественного прогресса. Его не отменить волевым решением! А содержание прогресса, как там у классиков жанра? — степень человеческой свободы, нешто? И поэт подтвердит:

все прогрессы бесчеловечны,
если рушится человек!

Ужель по всем этим направлениям полный провал?! Не потому ли к верхнему этажу, с которого, как планировалось, начнется подлинная история людей, «скачок человечества из царства необходимости в царство свободы», спускаться вниз приходится? Причем спускаться от буржуазного этажа, который квалифицировали как завершение предыстории человеческого общества. Теперь — вспять? Гладко было на бумаге: первобытный коммунизм, эксплуататорские общества, просто коммунизм (скромно, но со вкусом), — да забыли про овраги и что же, не сработал закон отрицания отрицания? И с другими законами диалектики не легче! Куда провалились качество с количеством? Только противоречия громоздились заломными торосами, не столько разрешаясь, сколько прогрессируще плодясь! А может, в самой социалистической консерватории пора бы что-то подправить? И вообще, что это за общество такое, открытое тройкой основоположников на кончике пера, паки единым в трех лицах новоявленным Урбеном Леверье? Я оставляю в стороне представления утопистов, вдохновляющихся мечтою о «золотом веке», жаждою справедливости, всеобщем благоденствии и, возможно, личном мессианстве. Отсутствие неравенства, собственности и эксплуатации звучит настолько заманчиво, что и притягивает к себе не только мыслителей, мечтателей и идеалистов всех мастей, но более всего — широкие народные массы. Неудивительно, что вирус социализма возникает едва ли не прежде классового расслоения общества, мутирует вместе с ним, являясь, по существу, вечным. Во всяком случае, конца-краю ему не предвидится…

Чтобы хоть как-то ориентироваться во всевозможных разновидностях социализма, возьму реальный,

построенный
в боях
социализм,

который «бывшим и остающимся лучшим и талантливейшим поэтом нашей советской эпохи» виделся нашим общим памятником. При этом необходимо подчеркнуть различие между исследовательской моделью и наличным обществом, идеалом и реальностью, без которого исчезает самый предмет критического разбора. Согласно ортодоксальному марксизму — важнейшему теоретическому источнику строительства нового общества — к социализму в полной мере применимы положения об экономическом базисе и возвышающейся над ним надстройке. Я опускаю экспликацию базиса и надстройки, сосредоточившись на специфике и границах их применимости к социализму. Для материалистического объяснения «предыстории человечества» данное положение, пусть не вполне последовательно, односторонне и с налетом категоричности, но срабатывало. Впрочем, и при социализме тоже — Noblesse oblige: декларируется общественная собственность на средства производства и весь прочий позитив. Но, как говорится, в жизни все не так, как на самом деле, и только закоренелые идеалисты=циники (противоположности сходятся! — пусть и не к обоюдному удовольствию) будут уверять нас в обратном… Не купимся на посулы, благо не первый день дурят нашего брата! «Общее, значит, ничье!» — подсказывает здравый смысл, который в чем-чем, а в ближайших интересах обманет только дальтоников, что по цвету, что по жизни.

Когда критики режима говорят о социализме как о перевернутом обществе, или когда я говорю, что здесь лестница вверх ведет вниз, это не просто фигура речи, но также отражение перевернутости базиса относительно надстройки и/или разноуровневости двух формаций, во всяком случае, в нашем сознании. Сиречь, та же камера обскура, что отражает объект вверх дном: базис — вверху, надстройка, как водится в перевертыше, внизу. Или: капитализм — выше, социализм — ниже. Не очень устойчиво? согласен! А что, разве самый социализм не хромал на все четыре ноги? Для того и подпорками пользовался — от силовых до идеологических. Кто был вверху пирамиды? Правильно — господствующий класс. В свете изложенного подробно (не мною, но «концепцией Джиласа-Восленского»), это бюрократия, в руках которой и сосредоточена власть на всех уровнях и направлениях. Не буду конкретизировать детали. Что же до рабочего класса и трудового крестьянства, так они классы эксплуатируемые. Равно, интеллигенция, что выше прослойки не поднимется, светлого будущего не увидит… Кроме аристократии. Рабочей, которую Ленин прежде бичевал вовсю, но сам же решил размножить, когда придя к власти, предложил довести состав ЦК до человек 50-100, клонировав несравненных василиев шандыбиных. Напомню, что самый прообраз — оригинальный Василий Иванович неизменно аттестовал себя «профессором рабочих наук!» Таких шандыбиных и среди других классов-слоев нетрудно было надыбать А то и кухарок, вручив им кормило власти, — как это вырвалось у Ильича едва ли не в скрытой полемике с Платоном, предупреждавшим: «Нельзя допустить, чтобы кухарки и ремесленники управляли государством!» Вот вам и новая аристократия. А там и народные академики Лысенко и Рядно пойдут косяком, подбираясь к самой вершине! А перевернута эта пирамида или нет, их не особенно волнует. С практической стороны. Но сколько древу жизни ни зеленеть, именно сухая теория призвана объясниться…

Итак, перевертыш. Напоминаю, это всего лишь схема. Вверх дном или головой вниз, никакой роли не играет и фуражка с головы не слетит. В космосе тоже нет низа-верха и, ничего, небесная механика не разваливается. При социализме надстройка с ее руководящей вертикалью обретает самодовлеющее значение. «Политика есть самое концентрированное выражение экономики, — утверждал Ленин, — и… не может не иметь первенства над экономикой». Конечно, под политикой пролетарский вождь декларировал власть народа, понимая под нею… не буду гадать. И без кофейной гущи ответ на поверхности ладони. Само собою, что экономика тем самым не отменяется, но является полем приложения политических полномочий с целью организации производства и — не только!

И я вовсе не о том, чтобы задвинуть на второй план материальное производство; оно является основой любого общества, что в предыстории, что — в пост оной, но об изменившейся в нем роли распоряжения собственностью, приобретшей самодовлеющий характер именно в системе распределения произведенных продуктов и услуг. Что за самодовление? что его обеспечивает? Ведь об этом — ни слова в писаных законах, кроме всеобъемлющего, и потому уже маскирующего действительное положение дел, понятия политики, но все в обществе им пропитано вдоль и поперек, а, пользуясь выражением Фазиля Искандера — также дважды по диагонали. Это слово — власть; и то, что я на предыдущих пяти с лишком страниц обошелся без него, делает честь если не стилистическим моим достоинствам, то хотя бы словесной эквилибристике, ведь по жизни без власти, не шибко разгуляешься не только по улице, но и листе бумаги!

Власть, однажды узурпированная, становится самой твердой валютой, приносящей невиданный доход в виде приращения той же власти, включения в нее все новых, но подчиненных, управляемых и подконтрольных ей сил, а в качестве бонуса приносящей и материальный профит. Но это побочно. Власть — дороже! Да и материальный доход от власти снисходительно посмеивается над наивными 300% искушения, перед которыми нет такого преступления, на которое не рискнул бы пойти классический капиталист, хотя бы под страхом виселицы.

Не отрицая значимости власти для любого общества, приходится констатировать ее особую функцию именно в социалистическом обществе, где она становится самодовлеющей и в этом своем качестве — системообразующей. Напомню имена лишь двух исследователей этого бюрократического феномена: Милован Джилас и Михаил Восленский, внесшие неоценимый теоретический вклад. Косвенным доводом в пользу «концепции Джиласа-Восленского», как сумммарно я ее озаглавлю в порядке личной инициативы, может служить та человеконенавистническая критика (мягко сказано: Джилас подвергся репрессиям, получил несколько сроков тюремных заключений, был лишен боевых наград и гражданских прав; судьба Восленского выглядит много благополучнее, всего лишь стал невозвращенцем и был лишен советского гражданства), которой подверглись упомянутые авторы. А всего-то им инкриминировалось провозглашение социалистической бюрократии — новым классом при социализме. Правда, с примерами, неопровержимыми доказательствами и анализом! Мало?

Вообще социализм, его теоретическое обоснование задало изрядные трудности обществоведению. Казалось, все обстояло просто, как мычание, доступное любому Шарикову средней руки: справедливость? чего проще! взять да поделить! Ан нет! И дело вовсе не в отсутствии следующего поколения мыслителей, соотносимых с основоположниками марксизма, которые смогли бы в очередной раз перевернуть, если не целый мир, то представление о нем. Да и самые основоположники, выдав свое понимание коммунизма, столь же привлекательное, сколь и нежизнеспособное, в критике капитализма были на высоте, без иллюзий взирая на современное им общество. Не иначе, как сработала историческая ирония, о которой упоминал сам Фридрих Энгельс, добросовестно сославшись на Гегеля: «Люди, хвалившиеся тем, что сделали революцию, всегда убеждались на другой день, что они не знали, что делали, — что сделанная революция совсем не похожа на ту, которую они хотели сделать. Это то, что Гегель называл иронией истории, той иронией, которой избежали не многие исторические деятели». Причем сработала она не только применительно к истории, но и к судьбе теоретического наследия Маркса и Энгельса! Нас никоим образом не собьет с панталыку фраза Энгельса, якобы сокрушавшегося о счастливой случайности явления гениального человека, познавшего истину, и тем избавившего человечество от пяти веков заблуждений! Не все так просто, что с наукой о социализме, что реальным обществом, прикрытым этой вывеской!

Да и феномен социализма, претендующего на звание самостоятельной общественной формации, воля ваша, что-то не поддается столь же четкому анализу, сколь капитализм. И — не без причин. Виною тому не только сложность феномена, но также идеологическая зашоренность или незамаскированное следствие диктата властей, опасающихся раскрытия реальных глубинных механизмов общества, в котором они так благополучно устроились. А отсюда — недалеко и до радикальных выводов на их собственный счет. Так что ни власти, ни обслуживающие их идеологи не промахнулись. Судьбы Джиласа, Восленского, Зиновьева, Сахарова, Солженицына и других, менее известных широкому кругу личностей — достаточное тому подтверждение.

С опаской обходя острые моменты проблем власти, советские исследователи долго и неуспешно бились над вопросами исходной клеточки и границ товарного производства при социализме, основного противоречия социализма, критериев прогресса и сравнительного анализа двух социальных систем, живучести пережитков при социализме и многих других. При этом проблемы власти рассматривались в самом безобидном контексте — в ее соотношение с руководством и управлением, субъектов и объектов перечисленных феноменов, механизмов действия и использования общественных законов и далее в подобном ключе. Я далек от обвинения общественников в некомпетентности. Только в некомпетентности. Не выполняли ли они невысказанный, но более чем очевидный социальный заказ — не касаться неудобных для руководства вопросов к очередному съезду, Пленуму или просто знаменательной дате? Застой, наступивший в экономике «развитого социализма» в семидесятые годы, выбил из рук пропагандистов облюбованный ими прежний довод: наши противоречия вызваны ничем иным, как неравномерностью прогресса по всем направлениям? Рост тем временем почти прекратился и почти по всем направлениям!

Скорее всего, социализм изжил себя, не дожидаясь конца века, не выдержав соревнования с более старой, но и более искушенной, благодаря своей гибкости в борьбе, системой. Поэтому все так и случилось. Чем же так не потрафил социализм? Ведь до поры-времени СССР смог стать передовой индустриальной державой, победить в кровопролитной войне, выиграть первый тайм в космической борьбе! Не тем ли, что все его успехи были достигнуты на пределе человеческих возможностей, системой, которая приберегала пряники для себя и верных сатрапов, а кнутом подгоняла и последовательно уничтожала собственный народ во имя великих и незбыточных целей? И своих, безымянных и недекларируемых вслух, для них главных, если не единственных!

В начале Первой мировой войны большевики выдвинули невиданый прежде лозунг поражения собственного правительства и перерастания империалистической войны в войну гражданскую. Затем последовал преступный эксперимент по захвату власти и предсказанная гражданская война, положившая 10,5 млн.человек (в целом же с 1914 потери в результате войн, эпидемий, эмиграции, сокращения рождаемости составили не менее 25 млн. человек). И все это ради захвата власти! Что эти потери большевикам, когда, узурпировав власть вполне не по Марксу —

Мы
диалектику
учили не по Гегелю.
Бряцанием боев
она врывалась в стих,
когда
под пулями
от нас буржуи бегали,
как мы
когда-то
бегали от них

но по понятиям, в семнадцатом, они обуялись эйфорией планетарных притязаний: вкусив сладкую отраву власти, со дня на день ожидали, по счастью, безуспешно, наступления мировой революции, самонадеянно возомнив, что способны управлять объективными законами! Провал ждал их на новообъявленной политике военного коммунизма, когда ими же был поставлен знак равенства между диктатурой, управлением и властью. Но не дождался: проявив редкостную для себя гибкость вправо, большевики вывернули на путь новой экономической политики. Назвать его столбовой дорогой социализма не позволяет кратковременность перегона, прерванная раскулачиванием зажиточных крестьян и насильственной коллективизацией, оболваниванием интеллигенции, грабительской индустриализацией, массовыми репрессиями… Внешняя политика тогдашнего времени запомнилась разрывом с социал-демократией Запада и преступным заигрыванием с фашистской Германией, приведшими к очередной мировой войне. Цена всему — миллионы павших и бесчеловечная жизнь большинства оставшихся в живых. И победа в войне была достигнута путем неисчислимых жертв, штрафбатов и заградотрядов, помощи союзников. Другая победа заключалась в насильственном вовлечении стран Восточной Европы в орбиту социализма и притяжения Советского Союза.

Неэффективность социализма проявилась в том, что капиталистические страны, потерпевшие в войне поражение, быстрее от него оправились и зажили много лучше. А сравнивая непосредственно уровень жизни разделенных стран — ФРГ и ГДР, Северной и Южной Кореи, Финляндии — бывшей заброшенной окраины России, и республик, вошедших в ее состав, видим то, что видим.

Слабость ли социализма привела к деградации Коммунистической партии или наоборот, невозможно решить однозначно — это взаимосвязанный процесс. Партия начинала свой путь как боевой отряд рабочего класса с его принципом демократического централизма в полном соответствии с идеями Владимира Ленина, который всего более опасался ее превращения в дискуссионный клуб и трибуну для свободного волеизъявления.

Мысль, кстати, очень пришлась по вкусу Адольфу Гитлеру. Он поделился ею с Йозефом Геббельсом (июнь, 1930): «Пока я руковожу партией, она не будет дискуссионным клубом для безродных литераторов и салонных большевиков». Иосиф Сталин, развивая ленинские идеи превратил партию в «своего рода орден меченосцев внутри государства Советского, направляющий органы последнего и одухотворяющий их деятельность», тем самым закрепив диктатуру партии. Еще более важным, хотя теоретически не отраженным, оказалась передача реальных практических функций партии ее аппарату. Так реализовалось сталинское стремление к закрытости и секретности деятельности власти партии в сочетании с военной дисциплиной и беспрекословным подчинением внутри ее.

Длительное время партия и была таковой, но на нее тем не менее оказывали влияния разного рода: «большой террор», внутренние разборки, чистки, суд над Берией и его приспешниками, партийные документы и постановления об идеологической работе, относительно музыки, литературы и искусства в целом, разоблачение «антипартийной группы и примкнувшего к ней Шепилова», постановление ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий», реабилитация репрессированных народов и отдельных лиц, «оттепель», антихрущевский заговор 1964, вообще, общественные представления и настроения. Скажем, «шестидесятники» — это святое и юродивое племя с их собственной мифологией, противопоставлявшей хорошего Ленина плохому Сталину. Конечно, были между теми и различия, и противоречия. Не без этого. Как между хорошим следователем и плохим. А вместе делали общее дело. Вроде Деточкина и безымянного автоинспектора. Каждый по-своему. Путаные хрущевские объяснения, вроде сумасшедствия Сталина, способны только исказить реалии и скрыть истинные причины краха коммунистической доктрины. На самом деле психических отклонений у Сталина с Лениным на все Политбюро хватало! Главное в другом. Если сущность социализма выводить из особенностей тех или иных личностей, а (и тем более!) самоё личность сводить к ее психическому состоянию, то природа того, что партия на ХХ и ХХII съездах робко квалифицировала как культ личности и отклонения от социалистической законности, сведется исключительно к диагностике, а человеческая история — к истории болезни. Следующий шаг, видимо, будет заключаться в разоблачении всемирного заговора, вознамерившего насадить во всех соцстранах своих людей — воспитанников дурдомов! Не будет ли более правдоподобным объяснение того непреложного факта, что культы и культики, имевшие место во всех соцстранах, являются имманентным порождением самой власти? А не ее «перерождением» на каких-то этапах и закономерным перерастанием «диктатуры» пролетариата (а по сути — диктатуры партии и ее бюрократического аппарата, и уже без кавычек) в диктатуру личности. Что же до психического состояния диктатора, то пусть обеспокоиваются его близкие и врачи. Ну и народы, постольку-поскольку. Если будут иметь возможность. Что, конечно, вряд ли…

Продолжаю перечень партийных метаморфоз. И далее в программе: политические процессы над инакомыслящими и «тунеядцами», изменение социальной структуры общества и партии, тактические маневры в отношениях с другими компартиями, недовольство жизнью в странах социалистического блока, перерастающее в народные восстания, что в свою очередь вынуждало прибегнуть к вооруженному выполнению интернационального долга («нам так сказали») и великое множество других причин помельче, постепенно набиравших силу. Все вместе, если отвлечься от глобальной изначальной порочности самой идеи насилия над обществом и привело к внутреннему перерождению КПСС. Таким образом, к восьмидесятым годам она превратилась в довольно аморфное вырожденческое образование. Агония партии, насчитывавшей 20 млн. членов, началась с приходом ГКЧП. Или — закончилась, коль скоро ни в Заявлении Советского руководства, ни в Обращении к Советскому народу не говорилось ни слова о КПСС и тем более о коммунизме как магистральном тупике человечества! Лишнее свидетельство о падении авторитета партии и ее курса ниже неоткуда! Тем более забавной выглядит торопливая поддержка ГКЧП со стороны парторганизаций всех уровней, начиная с республиканских и областных. А вот со стороны рядовых коммунистов никаких организованных протестов не значилось. Где находились их активность, сознательность и прочие боевые качества, зафиксированные в I разделе Устава КПСС: 2 — Обязанности члена партии от а) до к) — остается гадать. Но чего можно было ожидать от них, ежели самый генсек обретался на даче в Форосе, его первый единственный заместитель Владимир Ивашко находился после операции в подмосковсковном санатории на полуарестантском положении, а секретарь ЦК Олег Шеин — сам числился в активных заговорщиках?! Обвинения, которые слышатся в адрес Горбачева задним числом, будто бы он не только был в курсе ГКЧПутчистов, но и сам дал согласие на чрезвычайку, скорее всего, безосновательны. Видимо, как в дуэте королевы Анны Австрийской и герцога Бекингема:

Я не сказала «да», милорд. —
Вы не сказали «нет» —

Горбачев, в свойственной ему манере, так и не определился. Любой из прежних лидеров не просто погнал бы будущих заговорщиков взашей (кроме Брежнева и Черненко, за них бы решение приняли регенты), к тем бы просто не осмелились даже приблизиться с подобным предложением… Впрочем, горбачевская нерешительность имеет свои плюсы. И — немалые! Вспомним альтернативную позицию упертого Слободана Милошевича и реки крови, пролитые впоследствии, тем не менее, так и не удержавшие прежде единую Югославию от шестикратного развала.

Теперь о хамелеоновской перекраске первых лиц некогда союзных советских республик. Около половины из них с большим комфортом расположились в обоих креслах — коммунистическом и президентском, одномоментно презрев прежние свои идеалы — сегодняшняя личная власть оказалась ближе обещанного светлого будущего.

Можно ли их лично обвинить в том? Да никоим разом! Ну стало им «мучительно больно за цельно прожитые годы», вот вовремя и решились «участь переменить»? Что за беда? По существу, их сподвигла несбыточность коммунистической идеологии вкупе с единственно работающим рычагом ее, дающим возможность захватить власть и удержаться за нее. Стало быть, президенты новой формации лишь воспользовались имманентными резервами, заложенными в самой идеологии! Я пока оставляю в стороне этические моменты власти… да и существуют ли они, помимо нормативных требований, причем заведомо неисполнимых? Отложу их до поры, как чуждые тематике. Если не настоящей статьи, то нравственности властолюбивой идеологии, — точно!

Именно социалистическая идеология, содержит в себе имплицитные возможности вольной ее трактовки и использования в частных интересах. И не только в стране первого в мире победившего социализма. Все прочие его разновидности, находящиеся на одной и той же площадке четвертого этажа Нововавилонской башни, что расположена никак не выше третьего этажа, а скорее и ниже, их, разновидностей, а проще — мутаций социалистического вируса, которых никак не меньше дюжины, и заинтересованные его носители (я имею в виду страны третьего мира, что же еще?), вволю попользовались плодами интернациональной помощи КПСС и Советского государства. Таким образом, реальная технология власти на практике подавляет (и использует) теорию марксизма, который и сам есть технология, но в достаточно несбыточной, теоретической конструкции. Строили же эти новоявленные адепты так называемый социализм, вернее, выстраивали под прикрытием многоразличных заманчивых лозунгов демократии, прогресса, антиимпериализма, национального суверенитета, возрождения, либерализма, неомарксизма, всего прочего (мало ли?), а именно… (Конечно, идеалы социализма настолько привлекательны, что проникли даже в цитадель капитализма — США и, увы, небезуспешно, найдя там благодатную «социал-демократическую почву» и самый поверхностный тест на этот вирус дает позитивную реакцию! Надо ли удивляться, что властители стран третьего мира, при всей своей чуждости гуманистическим идеалам социализма, тем более при необходимости могут своим народам по случаю и сделать социалистическую прививку. В медицине она называется коротким словом из семи букв, удобным для включения в кроссворды. Для тех, кто кроссвордам и медицине предпочитает иной досуг, подскажу: «плацебо»? Надо ли пускаться в разъяснения? Я без дополнительного объявления посвятил предыдущий абзац кроссвордно-медицинской паузе. Теперь позволю себе столь же бесцеремонно вернуться десяток строк назад и закончить оборванное предложение) — систему собственной власти. Вроде пресловутой вертикали, но попримитивнее и понедолговечнее. А когда помощь со стороны соцстран прекращалась, иждивенцы могли и вовсе скинуть маски мимикрии, под которыми и звериный оскал обнаруживался и все такое прочее… Чем не социализм? Что выросло, как говорил Пеликан, то выросло!

Согласно Джиласу и Восленскому, занявшимися на свой страх и риск проблемами власти при социализме, именно номенклатура является господствующим и эксплуататорским классом. При этом главным ее богатством является не собственность, которая, будучи общенародной, и так находится в безраздельном распоряжении номенклатуры, но именно власть!

Эта власть, как отмечено еще в «Легенде о Великом инквизиторе» основывается на тайне, чуде и авторитете. Ничего странного, что упомянутая триада отлично сопрягается с властью при социализме, которая таинственна и непрозрачна для широких масс. Вроде канцелярий «Замка». Во всяком случае цензоры (тоже — власть и очень немалая) занесли имя автора в черный список запрещенной литературы, убоявшись близких ассоциаций… Будь их полная воля, они бы и «Легенду» изъяли из романа, и «Бесов» запретили, а не только не рекомендовали. В качестве чуда предъявлялись индустриализация, коллективизация, победа в войне, полеты в космос, балет Большого, ежегодные снижения цен в пятидесятые годы и массовое строительство хрущеб, далее шли обещания построения коммунизма к восьмидесятому году и перестройка. На долю авторитета достается манипулирование соотношениями «авторитет власти» и «власть авторитета». Первое выражает страх перед диктаторoм, второе — любовь к нему же. Анатолий Рыбаков так и реконструировал сталинские мысли касаемо отношения к нему со стороны народа. Только в совокупности эти почти диаметрально-амбивалентные чувства, подкрепленные репрессивными угрозами и идеологическими промываниями, дают желанный результат.

Несколько позже, в конце пятидесятых авторитеты обеих мастей дали трещину. Вмешалась еще одна составляющая, победившая прежние, страшное неконвенциональное оружие — смех снизу, прежде всего через анекдоты, песни Высоцкого, Галича, Окуджавы и других, менее одаренных исполнителей, адептов контркультуры… Правители подверглись осмеянию. Сначала Никита, после — Леня, далее везде со всеми остановками. Выявление комизма ситуаций, фарс, карнавализация и смешение жанров, как предлагал Костик, пусть и по более частному поводу! Прим. и пр. Наконец, и главный страшила — «испанский сапог» КГБ на рубеже 80-90-х «запросил каши», а его железного идола стащили с пьедестала! Но до поры все держалось, а общество в соответствии с инквизиторскими рецептами было лишено бремени свободного выбора, получив на обмен скудные хлебы, самоуверенность в завтрашнем дне, и утешительное осознание, изжившее себя уже в тридцатые, что:

у советских
собственная
гордость
на буржуев
смотрим
свысока!

А лозунги задуманной Михаилом Горбачевым перестройки оказались более перепевом Марксова выражения: «Буржуазия не может существовать, не вызывая постоянно переворотов в орудиях производства, не революционизируя, следовательно, производственных отношений, а стало быть, и всей совокупности общественных отношений», известным уже со времен «Коммунистического Манифеста». Да и человеческий фактор в производстве, на поверку оказался ничем иным, как той же главной производительной силой, хорошо знакомой из экономической теории марксизма, только с предписанною ему больше сознательностью. Мало он на производстве ломается, нет, его еще идеологией загрузили! Но без опасной самодеятельности: с Лениным в башке… но без нагана в руке. Незачем! Не в Америке!

Перестройка — особстатья! Имея в наличии кособоко-помпезное сооружение на четвертом этаже Вавилонской башни человечества, наблюдая окрест и, задрав голову вверх до хруста в шейных позвонках уставились в то, что творится на третьем, было решено перестраиваться! Вместо четкого плана — лозунги ускорения и гласности, развития частной инициативы, борьбы с нетрудовыми доходами, демонстрации непримиримости сражения с коррупцией и антиподами социалистической морали, разоблачения врагов перестройки, которые так и не смогли «поступиться принципами», несмотря на сладкоголосые речи идеологов перестройки. Попутно, чувствуя необходимость сделать вид административной поддержки, сверху внедрили госприемку, которая по своей эффективности вполне могла соперничать с патентованными припарками для мертвецов. Да и фон был задан не вполне нейтральный — антиалкогольная кампания, возня с которой напоминала по своей упертой последовательности хрущевскую кукурузо… или яровизо… (ни написать, ни выговорить!) в масштабах всей страны в стиле незабвенного Лысенко! И вреда принесла не меньше!

Что только не было использовано властями в собственных, разумеется, интересах, вплоть до обострения дружбы народов и парада суверенитетов на уровне боевых действий! Партия и тут не оплошала, и пока один ее боевой отряд клялся в верности Центру и его генеральной линии, спохватившись уже после ввода советских войск в город, костивших налево-направо мирное население без разбору, другой, не менее боевой отряд, однозначно взял сторону своего народа. Где же были войска во время, когда безоружное население нуждалось в защите? Где и положено, в казармах. Солдаты сидели да изучали, кто устав, кто материальную часть, кто готовился к ленинскому зачету, иные в дембельском альбоме последние штрихи наводили… С милицией долго теряться в догадках не приходится; те, скорее всего, переодевшись в гражданское, сами пошли громить! Они и в мирное время добровольно брали на себя рэкетерские обязанности, им не привыкать…

Пробил час «Х» истории: был социализм, и нет социализма! А что есть? Элементарно вернуться назад не так-то просто, едва ли не как в первобытно-природное состояние. Старый крот истории (Маркс) роет быстро только вперед, репрезертируя революцию. Социализм (продолжая хромающее сравнение) оседлал крота, неспособного пятиться назад, эдакого неомутанта, вроде мини-крокодила. Приходится с площадки четвертого этажа Вавилонской башни подниматься на третий под водительством новоодиозного Ивана Сусанина! Когда-то Бисмарк сказал: «Социализм построить, конечно, можно, но для этого надо выбрать страну, которую не жалко»! История иронично предоставляет России и ее содружественным сателлитам право вторичного выбора билета на переэкзаменовке… И тут — первооткрыватели! Прочим соцстранам переход дается легче, строй им был навязан и не укоренился в критической степени, способствующей массовому выведению «нового человека», обещанного последней Программой партии. Теперь бывший советский человек будет очищаться не от пережитков капитализма, которые ему наново придется прививать), но уже социалистических. Но есть и хорошая новость: полная переделка предстоит не столько реальной, сколько идеально сконструированной модели личности. Реальный человек скорее приспособится к новым обстоятельствам, стряхнув с себя за ненадобностью прежнюю маску, которой его украшали идеологи. За них я спокоен, они и теперь без работы не останутся. И за идеологию, что при любом повороте событий найдет свое место во властном строю, тоже!

Сверху усиленно внедряется идея, что, когда обществу угрожает серьезная опасность, ему необходимо мобилизоваться на борьбу с нею, сплотиться под руководством из единого центра, дать отпор врагу, удержаться перед лицом природных катаклизмов… вплоть до объявления чрезвычайного положения и отмены выборов. За примерами нет нужды лезть в карман: история буквально кишит ими. В животном мире перед общей опасностью исчезают межвидовые и иные распри. Об этом еще Гарри Гаррисон в «Неукротимой планете» делился соображениями. Но люди и здесь отличаются от обитателей животного мира. И не всегда в лучшую сторону. С некоторых пор в социуме обнаруживается другая тенденция (если оставить в стороне стихийные бедствия; впрочем, и там нечистые на руку люди находят применение своим способностям — не о них сейчас речь), а именно: не сплотиться под крылом существующей власти, но и бороться за захват ее, пользуясь моментами всеобщей сумятицы и ослабления ее носителей. Не буду идеализировать и самые власти, тем более в такие минуты, когда решается не только судьба общества, но и их личная. Что они предпочтут бросить на весы истории? Хороший вопрос. Но не на засыпку заинтересованных в его решении. Отсюда и действия частных лиц калибра VIP — первых секретарей и их команд, удастся им спецоперация пересадки из первосекретарских кресел — в президентские или, ухнув в пространство промеж двух кресел, останутся ждать у моря в разбитом корыте своих ста дней… Не удались манипуляции «первый секретарь — президент» в основном в тех республиках, где были относительно развиты демократические и правозащитные неформальные организации, иные характерные особенности менталитета. Ну и, конечно, в России, с особой ее статью…

Внутреннюю и внешнюю политику не только государства осуществляют, но (тайком!) и лидеры их, причем она не совпадает с государственной: внутренняя — это личная их власть (захватить и удержать), внешняя — все остальное. На том и стоят! Если бы только стояли! И если бы только они. Если… Если… Если… Проблема много шире, и выходит на самое главное, на то, что я походя назвал властью внутренней. Это проблема коррупции. Ее питательной средой является власть, через которую она и реализуется, одновременно будучи продуктом этой власти. Такое у нее обыкновение. Точнее, у обладателей власти, использующей ее внутреннюю составляющую. В абстрактном виде коррупция выглядит следующим образом: разность потенциалов между двумя позициями носителей власти имеющими взаимный интерес. Этой схемы вполне достаточно для принципиального уяснения сущности коррупции при социализме. В действительности дело обстоит гораздо сложнее хотя бы потому, что существует множество аналогичных позиций разного уровня, интересов их агентов и коррупционных полей. Причем зависимость между ними не линейная, но матричная, представляющая собой сложно организованную систему. Плюс требующий отдельного теоретического осмысления феномен воров в законе, масштабы которого мне лично представляются неопределенными и загадочными. В целом могу только зафиксировать специфическое внутреннее единство коррупции и власти как исходного пункта, системообразующего начала социализма. Можно, конечно свести многосложную проблему коррупции к злоупотреблению служебным положением, но, во-первых, не всегда она столь формализована. А, во-вторых, и это принципиально, тем самым коррупция сведется к отдельным преступным действиям, не затрагивающим общественную систему. Дело обстоит гораздо серьезнее, а именно — не больше ни меньше как о выделении первичной ячейки, клеточки социализма, как перевернутого общества, где базис и надстройка искусственно рокированы местами, и власть является насильственным инструментом, подмявшим под себя все остальное. Речь не о том, чтобы недооценивать материальное производство, без которого нет общественной жизни вообще, но о специфическом распределении и перераспределении его продуктов и услуг соответствующими рычагами коррумпированной власти и в интересах этой власти, что и составляет суть социализма. Вот из этого, последнего обстоятельства и можно было бы попытаться вывести основной экономический закон социализма как общества, включающего в снятом виде характерные черты всех предшествующих формаций, с эклектической архитектурой пизанского Вавилона от Дворца Советов до Палаты #6, в том числе и физиологически ужасных подвальных помещений Башни. И общество это коррумпировано насквозь сверху донизу и по диагоналям.

Словом, коррупция в широком плане — все государство; в узком — государство в государстве, отдельные, пусть и встроенные в общую коррупционную систему, ее звенья. Так сказать, коррупция в коррупции. Или — в квадрате, корень которого она составляет. В маленьких коррупционных государствах есть своя армия, полиция, банковское дело, социальная защита (охрана) и страхование (общак), свои налоги (рэкэт), совет директоров (воры в законе) и связи с государством большим. А, скорее всего, и свое правосудие, адвокатура, тюрьмы… всего не перечесть. Держат своих на крючке крепко. Но об этом… лучше предоставить трибуну перековавшимся из варяг в греки.

Держали граждан на крючке и в большом государстве не меньше. Чем оно хуже? И не только репрессивные и компетентные органы, но и всякие активы, партучебы, универсистеты культуры, ленинские пятницы и субботники, ДОСААФ, вплоть до патриотического воспитание в духе интернационализма — последнего прибежища негодяев! И все, чтобы внедрить в сознание формулу: верность Родине = лидеру! А идеология все переварит и обслужит. За ней — очередные победы! Верноподданнические слова Леонида Соболева: «Партия и правительство дали советскому писателю решительно все. Они отняли у него только одно — право плохо писать…» — нуждались в обязательном дополнении, а именно: «о партии, правительстве, да и о советской власти тоже!»

Новому Вавилону — новую мифологию!

Print Friendly, PDF & Email

2 комментария для “[Дебют] Борис Жеребчук: Новый Вавилон: пятое измерение

  1. Дорогой Борис,

    Получила большое удовольствие от вашего иронического стиля, который вы окрестили «словесной эквилибристикой.» Это приятно увеселяет чтение о сложных запутанных проблемах, которые несомненно волнуют умы многих людей. Чем ближе вы подводите к Российской неразберихе, тем серьезней ваш тон и меньше сарказма…
    Хорошие учителя учили нас видеть всё, что развивается с момента изгнания Адама с Евой из Рая, как растянутую спираль, где многое повторяется на очередных витках. И ни одна общественная система не может избежать ошибок других цивилизаций, не анализируя их горький опыт. Уникальность культур выражается в деталях, а не в предназначенном пути человечества.
    Забавно вообразить, если бы созревшая Ева не вкусила бы «Адамова яблока» и первая пара осталась бы в библейском Саду Эдема навечно, то не было бы ни человечества, ни нас с Вами…

    Автор одной интересной американской книги привёл цитату Александрa Тайлерa. Вот этой животрепещущей цитатой, которую я для вас перевела на русский язык, я и хочу поделиться с вами.
    …«Демократия не может существовать как постоянная форма правления. Она может существовать лишь до тех пор, пока избиратели не обнаружат, что они могут голосовать за присвоение денег из государственной казны.
    …С того момента большинство всегда будет голосовать за кандидатов, обещающих больше денег из общей казны, и в результате демократия всегда будет разоряться из-за плохой финансовой политики и превращаться в диктатуру.
    …Средний период существования великих мировых цивилизаций длится примерно 200 лет. Эти нации прогрессировали в такой последовательности:
     от рабства к духовной вере;
     от духовной веры к великой борьбе;
     от великой борьбы к свободе;
     от свободы к процветанию;
     от процветания к эгоизму;
     от эгоизма к обеспеченному удовлетворению;
     от обеспеченного удовлетворения к безразличию;
     от безразличия к зависимости;
     от зависимости назад в рабство».

    С уважением, Ирина Медовая.

    1. Дорогая Irene! С опозданием благодарю Вас за добрые слова. Восхищен высказыванием бессилия демократии, столкнувшейся с низменным интересом избирателей. Дополню, что когда все погонятся за сиюминутным интересом, результаты обнулятся, и маятник истории качнет от энтропии в противоположную сторону. Пока не… повторится то же самое.
      Ваш непокоренный слуга — Борис

Добавить комментарий для Борис Жеребчук Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.