Мы расплатились с широкобедренной мамашей, не отрывавшей взора от механических страстей в гостиных Беверли-Хиллз, и вышли. За это время в воздухе произошел тайный перелом, и появилась осязаемая ледяная струйка от еле видных на горизонте далеких гор.

Два рассказа

Андрей Грицман

Случай в ресторане

Познакомились они случайно, сидя за одним столиком с временными попутчиками на тенистом дворе какого-то бистро в неизвестном городе, отбрасывающего пятнистые тени утекшего прошлого. Все началось с прикосновения, за которым ничего не последовало, кроме странной, электронной, невидимой никому цепочки событий. Она улетела в горы, он — за океан.

События эти были прямо связаны с тем, что оба они, независимо друг от друга, уже совершали в прошлом и готовы были совершать по бесповоротной инерции и дальше, в урочное время, и с пульсирующей готовностью подходить к краю обрыва, заглядывать вниз, различая только скелеты машин, обгорелое дерево и каркас крупной собаки.

Тем не менее в их встрече светился некий смысл, и это совсем не то, что можно предположить. Они друг друга никогда больше не видели, но искры электронных разрядов сгустились в разреженном воздухе жизни и образовали нечто вроде незримого облачка, в котором никто из посторонних не мог ничего различить. Да и сами они видели в нем только очертания того, что могло бы случиться с другим, но не с самим собой.

Странным образом переплетенная цепь событий собственной жизни обрывалась в самом начале повествования и исчезала где-то за обрывом. Сказать всю правду друг другу было совершенно невозможно. Во-первых, потому что всей правды и не узнать, можно только догадываться, во-вторых, из-за того, что не хочется наносить удар близкому существу, которое, может быть, никогда больше и не увидишь, но которое мог бы полюбить, перестрадать, потом продолжать любить, но по-другому, постепенно создавая в себе любимый фантом, медленно тающий, но все более принимающий очертания того образа, который впервые возник еще в раннем детстве. Когда дитя просыпается, недолго молчит, пока родители спят, так и не узнав друг друга, и только дитя чувствует каждого из них всеми своими молекулами, которые постепенно образуют живое теплое пятно. Но, это только до появления сознания.

Мираж в пустыне

Летом, по дороге из Санта-Фе домой, с дочкой Леной и ее подружкой, я остановила “Тойоту” посреди застывшей под солнцем пустыни перекусить в ресторане-забегаловке у хайвея. Обслуживали два мальчика, лет шестнадцати и четырнадцати, сыновья хозяев. Мать, веснушчатое существо неопределенного возраста, торчала у кассы, вперившись в ящик ТВ, из которого дежурно верещал дневной ситком. Лица мальчиков были на редкость тупы и неподвижны. Когда они освобождались от обслуживания заезжих посетителей, оба молча привычно садились за стол у стены, под картиной засохшего кактуса на фоне той же намалеванной пустыни выжженного, застывшего цвета. Мальчики методично, как роботы, не проронив ни слова, заворачивали в салфетки столовые приборы. Моя дочь и Лиза, ее подруга, только что вернувшиеся с каникул в Париже, стали мальчиков обсуждать — вот, мол, какие дураки на вид, и даже не улыбаются. Буклеты галереи Лафайета на нашем столе выглядели здесь как листовки инопланетян. Я заметила: “А теперь представьте, что вы не уезжаете на каникулы в Европу и не были сегодня с утра в картинных галереях Санта-Фе, а все лето сидите здесь и заворачиваете сальные вилки в салфетки в грязноватом ресторане у хайвея”. Девочки замолкли, и было слышно только урчание воды на кухне и бессмысленное бормотание телевизора. Мне почему-то стало тяжело и страшновато. Мальчики встали и ушли в служебную дверь. Через несколько минут вернулся только один, постарше. В боковом окне с жабрами кондиционера был виден гараж-пристройка с переплетениями ржавого мертвого железа неопределенного происхождения. Мы расплатились с широкобедренной мамашей, не отрывавшей взора от механических страстей в гостиных Беверли-Хиллз, и вышли. За это время в воздухе произошел тайный перелом, и появилась осязаемая ледяная струйка от еле видных на горизонте далеких гор. Я прибавила скорость. Девочки на заднем сиденье “Тойоты” молчали, заткнув уши змейками плейеров. Стремительно темнело, и у меня появилось ощущение, что мы ускользаем от чего-то по узкой полосе посреди неподвижной вселенной-пустыни. Я взглянула в зеркало заднего вида — там уже сгущалась полая тьма, похожая на научно-популярное изображение до сих пор не познанных “черных дыр” пространства и времени.