Александр Половец: Есть в дружбе счастье оголтелое… Анатолию Гладилину

Loading

Юбилей! Какое громкое, и какое ёмкое слово, особенно если соотнести с именем не просто хорошо известным, но почитаемым миллионами читателей. Вот уже скоро сорок лет, как живет Гладилин в Париже… Багажа, житейского и творческого, с которым подошел Гладилин к своему восьмидесятилетию хватило бы на множество юбилеев.

Есть в дружбе счастье оголтелое…

Анатолию Гладилину
(Глава из сборника «БП. Между прошлым и будущим»)

Александр Половец

«…ах Толя, ты ли, ты ли,
в который миг, в который раз…»

( С.Есенин «А. Мариенгофу»)

В последние годы мы с Гладилиным чаще видeлись в Москве. Хотя случилась однажды совершенно замечательная встреча — в Париже. Я летел из Берлина домой, в Лос-Анджелес, почему-то казался рейс “ЭйрФранс” самым подходящим, хоть и с пересадкой в Париже. Но так только казалось — поначалу. И совсем иное — когда из-за нелетной погоды в Париж самолет прибыл часа на два позже, и когда самолет Париж-Лос-Анджелес со счастливчиками на борту уже пролетал где-то над Атлантикой.

Утро в Париже, наверное, прекрасно, если ты не на скамье в зале ожидания “Орли” — аэропорт от города совсем не близко. А ожидание по плану продлится часов десять, до следующего рейса в Лос-Анджелес… “Не тревожьтесь, — успокаивали нас служащие аэропорта, — ваш багаж сохранен, он на складе, получите его дома.” Ну, ладно — а что сейчас? Читать весь день газеты? — это в Париже-то!

Листаю свою телефонную книжицу: с кем бы из парижан поделиться? — такая, мол, проблема… Ага, вот телефон Гладилина — звоню. — Ты где? — слышу в трубке. — Да, вот, застрял, понимаешь… — Через час встречу тебя внизу — будь у выхода!

И встретил, и мы поехали, и это была соверешенно замечательная поездка! Может, это ради нее погода задержала наш рейс, подыграв мне, думаю теперь я. Потому что именно в этот день парижане, вся Франция отмечала праздник молодого «божоле»: на украшенные флагами улицы выкатывали бочки с едва созревшим вином, вытаскивали из них пробки, что было дальше — понятно.

Французы отмечали этот день так, будто с ними праздновал весь мир. Вот и мы с Гладилиным обошли не один подвальчик в старых, правильнее сказать, «стариных», районах города. Бедный Анатолий Тихонович — он-то был за рулем, ему было нельзя. Ну только так, совсем чуть-чуть, чтобы не было совсем уж обидно. Остается надеятся, что он, проводив меня обратно в аэропорт к исходу дня, причем к моему рейсу мы едва не опоздали, поддержал галльскую традицию, конечно, из сугубо патриотических соображений. А я с тех пор каждый ноябрь проверяю наши магазины — не пришло ли из Франции молодое божоле? А «молодым» оно может быть всего-то несколько недель.

Ну, а Москва, так отчего — нет? Если там родные, если там ЦДЛ, если там магазинов, торгующих книгами, наверное, больше, чем в любой другой столице… Другое дело — какой книгой. Да разными, часто и просто замечательными, а больше всё же переводной мурой, хотя и своей хватает. Ежегодные книжные ярмарки в Доме художников, почему-то названные на американский манер «нон-фикшн», удивительны по обилию издательских стендов.

Туда меня однажды зимой привел Гладилин. Пока мы дошли до здания от оставленной на стоянке машины, уши Гладилина успели сначала покраснеть, а потом, почти сразу начали белеть. Как он в лютый мороз оказался в Москве без ушанки, он и сам почему-то не знал: я едва его уговорил закутать голову моим шерстянным шарфом, так что в тот раз писательские уши оказались спасены. За «потом» — не ручаюсь: я через день улетал, Гладилин оставался в Москве по издательским делам — там его снова обильно печатают.

А в другой приезд в Доме литератора была презентация (о, это модное, если не самое модное слово в России — ПРЕЗЕНТАЦИЯ!) его новой книги, только что изданной московским издательством. Правильнее всё же сказать — творческий вечер писателя Анатолия Тихоновича Гладилина.

Всё же, для большинства пришедших и выступивших — Толи, они пришли и говорили хорошие слова, вспоминали что-то, часто только им известное и памятное… Нашлось и у меня что сказать и, кажется удалось попасть «в струю» — язык у меня легко развязался: так случилось, что в ЦДЛ и прибыл сразу после встречи с Лимоновым. Мы помянули с Эдом Наташу Медведеву, так я его теперь называю — 60 лет всё, же не Эдиком же звать по старинке, — он очень трогательно описал в недавно изданной книге на нескольких страницах историю его знакомства с Наташей — произшедшего в самом начале 80-х при моём активном посредничестве и участии.

Вобщем, было у меня основание соответствовать тону, заданному выступившими предо мной, и я, получив слово, с трибунки вспомнил эпизод, происшедший со мной однажды после вечера с Гладилиным, проведенного у Аксеновых — они тогда некоторое время снимали квартиру в Лос-Анджелесе. Приехал я туда поздно, задержала служба, еды на столе не оставалось, только толпились в небольшой гостинной гости, в числе которых помню Кончаловского с Ширли Макклейн.

Открытая спина актрисы оказалась обильно покрыта крупными веснушками, наудивлявшись им, я просочился на кухню в надежде обнаружить там что-нибудь из остатков, что могло бы послужить закуской. А закусить очень было надо — всё же мы с Гладилиным, оставшись за столом вдвоем, за разговорами «усидели» значительную часть пузатой «Смирновской».

«Обожди! — сказала Мая, — я тебе сделаю чай». И бухнула в небольшой чайник полную пачку чая; стакан этого глубокого черного цвета напитка (как только я не взорвался?), хоть и приглушил аппетит, но вскоре же сослужил мне куда более важную службу. Вот это я и вспомнил на творческом вечере, моего доброго друга Гладилина.

В первом часу ночи я пытался выбраться из лабиринта незнакомых мне улочек к фривею, чтобы по нему докатить до дома — там-то уж дорогу я знал. Но где он, это фривей, пытался я сообразить, меняя ряд — левый — на правый, правый на левый, и наверное, всё же выбрался, если бы не… Стоп, тут я должен перевести дыхание: слепящий луч, направленный мне в спину и отраженный от зеркала предлагал мне немедленно остановиться: полиция.

Так — сейчас проверят «на трезвость». Не чувствовал я себя сильно выпившим, только какая проверка не выявит принятую дозу, а значит — ночевать в полиции и, наверное, прощай водительские права.

И вот тут случилось чудо. Конечно же, сначала проверка «на запах», вопрос — сколько выпил, пройти вперед-назад, пальцем до носа, счет от единицы к десяти и наоборот… — Спасибо тебе, Мая, за тот чифирь! — я и сейчас говорю: выдержал все проверки, даже высокие, модные тогда, каблуки не помешали.

— А всё же, сколько вы выпили? От вас пахнет, я должен вас задержать и отвезти в отделение на проверку количества алкоголя в крови, — огромного роста негр-полицейский, продолжал испытующе смотреть мне в глаза. Или он только казался мне огромным?

— Да чуть-чуть, рюмку одну, «уан шот»…

— Вы что, не знаете, что за рулём не пьют?

— Офицер, ну пришлось, ну не мог не выпить, друг приехал из Франции, мы столько лет не виделись!…

— Какой ещё друг?

— Как, какой — Гладилин! — Уже в полном отчаянии, с нивесть откуда взявшимся пафосом, я подтвердил — Гладилин!

— Гла-ди-лин? — переспросил полицейский.

— Да, Гладилин!

— О, Гла-ди-лин… — с уважением повторил за мной полицейский. Не знаю, с чем у него ассоциировалась фамлия писателя. — Гла-ди-лин, — и он протянул мне права. — Смотрите, езжайте осторожно.

— Конечно, офицер, спасибо! — и уж совсем наглея, возвращая карточку воительских прав в бумажник, я почему-то решил сказать, — а, вообще, почему вы меня остановили?

Полицейский обернулся: «А почему Вы ехали вот-так…», — и он показал руками, как я плутая, вилял, переходя из ряда в ряд.

— Езжайте осторожно! — повторил он. Его машина отъехала и почти сразу он включил сирену, догоняя кого-то что-то нарушившего, а я положил руки на руль и так просидел минут пять, а может все пятнадцать, не решаясь тронуться с места…

Вот так имя писателя Гладилина магическим образом уберегло меня от крупных неприятностей в личной жизни и, соответственно, на работе, о чем я с удовольствием вспомнил вслух на его творческой встрече в Центральном Доме Литератора. Да…

***

и вот — Юбилей! Какое громкое, и какое ёмкое слово, особенно если соотнести с именем не просто хорошо известным, но почитаемым миллионами читателей.

Вот уже скоро сорок лет, как живет Гладилин в Париже.

Поклонники “Хроники времен Виктора Подгурского”, с которыми почти пять десятилетия назад начался знакомый нам Гладилин, читатели его книг, увидевших свет в России, и тех, что были изданы спустя годы на Западе, всегда заполняют залы и дома, где ожидаются встречи с автором — в Калифорнии, на Востоке США, в Филадельфии, в Нью-Джерси, в Нью-Йорке, а теперь и в России, снова…

И он отвечает на вопросы, читает отрывки из написанных в разное время рассказов и повестей, говорит — о людях, о себе, о времени. О коллегах с радиостанции “Свобода”, о человеке необычайного мужества и честности — Викторе Платоновиче Некрасове, дружба с которым осветила годы парижской эмиграции, о том, как пытался он помочь замечательному писателю, выбивая у начальства дополнительные часы радиоэфира…

И вот — юбилей. Багажа, житейского и творческого, с которым подошел Гладилин к своему восьмидесятилетию хватило бы на множество юбилеев. А Гладилин продолжает в полную силу работать: его книги выходят в крупнейших российских издательствах и на полках магазинов не залеживаются.

Анатолий Тихонович, правильной дорогой идете, товарищ! — обращаюсь я к тебе сегодня. И прости мне это заимствование — потому что точнее не скажешь. Толя, многих тебе лет успешного творчества!


Print Friendly, PDF & Email

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.