Тильман Мюллер: Искали — нашлись. Перевод с немецкого Леонида Комиссаренко

Loading

Искали — нашлись

Тильман Мюллер, фото Жан-Марк Гибо
Перевод с немецкого Леонида Комиссаренко

Близнецам Адаму и Иде Паулах было по три года, когда их разлучил хаос Холокоста. Более полувека пытались они разыскать друг друга. Пока одна фотография не навела Иду на след.

ТОГДА

Семья Палух в Польше, 1940 год: на коленях у матери Эстер Вайнтрауб-Палух двое близнецов; в середине не найденная и поныне их сестра Геня. Слева также без вести пропавшие тётя Розиа с сыном Абусом.

СЕГОДНЯ

Ида и Адам Палух в Музее Холокоста их города Скоки под Чикаго.

Адам Палух со своим приёмным отцом Яном Дилебски (1) и приёмной матерью Леокадией Дилебски (2). Палух с бородой в 1993 году (3). Он принял решение растить бороду до тех пор, пока не разыщет сестру.

(Примечание переводчика: подпись некорректна — Адам вообще не знал о существовании сестры, искал родственников).

Ида Палух (4) с приёмной матерью Жозефой и сводной сестрой Вилусей. В 1976 году Жозефа посетила Иду в Чикаго (5). Ида в детстве (6).

Уничтожались и самые маленькие — миллионами. Из шести миллионов, уничтоженных в Холокосте, каждой четвёртой жертвой был ребёнок. Мальчики и девочки расставались с жизнью в большинстве случаев отлучёнными от родителей. Лишь немногим удалось избежать машины смерти, будучи спрятанными в лесах или подвалах, монастырях или приёмных семьях. Одни выжили под чужими именами, многие вообще не знали, что они евреи, и только на смертном одре приёмные родители рассказывали им об этом, иные и поныне не ведают о своём происхождении.

Сколько этих «спрятанных детей» живы сегодня, точно не может сказать никто. Около 700 из них — им всем уже за 70 — состоят в «Союзе детей Холокоста в Польше». Совершенно особый случай — судьба близнецов Адама и Иды Палух, потерявших друг друга из вида в 1942 году и воссоединившихся более чем через полвека. В американской эмиграции, в пригороде Чикаго Скоки, Адам и Ида рассказывают свою историю; начинается она 13 августа 1942 года в южнопольском городе угольщиков Сосновце.

ИДА: Эта сцена у меня ещё перед глазами, это самое первое моё детское воспоминание: немец в мундире идет на нас с винтовкой, мама держит нас с Адамом за руки, рядом моя сестра Геня, вокруг искажённые ужасом лица, крики, мы стоим в очереди в смертельном страхе. Нацисты отделяют детей от родителей. Адаму и мне тогда было по три с половиной года, Гене десять. Мама знала, что сейчас произойдёт. Людей разделяли. Те, кто на одной стороне — на принудительные работы, другие — в лагерь уничтожения. Вдруг мама срывается с места, крики нарастают. Мыс Адамом и Геня бежим за мамой, она врывается в какой-то дом, слева деревянная лестница, на втором этаже она распахивает дверь, но там кладовка, ещё на этаж выше, там она бросается к окну и исчезает — навсегда. Немного позже я увидела её лежащей на улице без признаков жизни, рука согнута вверх. Мы плакали, плакали и плакали. Из-за маминого жеста отчаяния, как я слышала позже, гестапо приостановило селекцию на один день. Через несколько месяцев, зимой, незадолго до Рождества, я была с тётей Розией в гетто Шродула, за городом. Один её знакомый, по другую сторону колючей проволоки, спросил, кто я. «Это ребёнок моей сестры, покончившей с собой, — сказала тётя. — У нас почти нет еды, и для нас она лишний рот». Я была красивой девочкой. Мужчина предложил взять меня к себе. Моя тётя согласилась. В вечерних сумерках меня передали поверх колючей проволоки. Вильгельм Май, так его звали, позже — мой приёмный отец, привёл меня к себе домой и сказал жене: «Эта девочка — твой рождественский подарок».

АДАМ: Почти всю свою жизнь я не знал, ни кто я, ни как меня в действительности зовут. Надо мной насмехались как над евреем ещё до того, как я узнал, что я еврей. Этот поиск своей идентичности был безнадёжен, я должен был в конце концов прекратить ковыряться в пепле. В противоположность Иде у меня вообще нет воспоминаний из времени раннего детства.

Адам и Ида Палух родились 3 мая 1939 года в Сосновце. Их отец, Хаим Лейзер Палух, портной, у матери, Эстер Вайнтрауб, был магазин детской одежды. 4 сентября немецкие войска заняли город со 130-тысячным населением. Отец ушёл в польскую армию, жена его больше никогда не видела. Для 28 тысяч евреев города началась борьба за выживание. Многие вначале привлекались в качестве принудительных рабочих, но 10 мая 1942 пошли первые транспорты в находившийся в сорока километрах Освенцим. 15 августа, вскоре после самоубийства Эстер Вайнтрауб, из Сосновца в Освенцим были депортированы 4000 евреев. До конца войны в лагерь было привезено 216 000 детей, из которых выжили только 451. И в других немецких лагерях смерти погибли сотни тысяч детей. Адам Палух в это время оказался в концлагере Майданек. О транспортировке нет у него никаких воспоминаний, первые — об освобождении в июле 1944.

АДАМ: Я помню русских в Майданеке. Они осторожно положили меня на расстеленную на земле плащ-палатку, потому что я не мог ходить. О том, что я был одним из 55 детей, оставленных эсэсовцами в лагере при поспешном бегстве, я узнал много позже. Конечно же не от приёмных родителей. Они меня крестили и скрывали моё происхождение. Я помню синеватый номер, вытатуированный на правой руке, а позже снятый; там шрам так и остался. «Тогда в лагере я вытащл тебя из дерьма, — орал мой отец, когда был пьян, — ты потом вонял ещё полгода». Позже вяснилось, что на нас, детях, в лагере проводились медицинские эксперименты, и в 1944 нас нашли в сортирах полумёртвыми.

Близнецы росли в Польше в 500-ах километрах друг от друга. Адам вблизи Балтийского моря в Леборке, Ида в Ченстохове. Оба в католических семьях. Адам у Яна и Леокадии Долебских, Ида — у Вильгельма и Жозефы Май. У обоих другие имена и фамилии: Адама зовут Ержи Долебски, Иду — Ирена Май. Жизненные пути проходили у них очень по-разному: у Иды — с чувством защищённости и поддержки, Адам справляется по жизни с трудом.

АДАМ: После войны моя приёмная мать родила пятерых детей. Им разрешалось играть с родителями в кровати, мне — нет. Мои братья и сёстры были блондинами, у меня были чёрные волосы, и мои братья в отличие от меня не были обрезаны. Вскоре в школе меня прозвали «Обрезанец». Дома я слыл обжорой, потому что я страдал болезненным аппетитом и всегда воровал хлеб. Если родители меня на этом ловили, то били. Однажды соседка спросила меня, знаю ли я, что я еврей? Когда я спросил об этом у матери, она ответила, что я «знайда», подкидыш. Постепенно мне стало ясно, что евреи и христиане отличаются друг от друга. Я задавал себе вопрос: «Если я еврей, то где же мои настоящие родители?» В 11 лет я первый раз сбежал из дома. Спрятался в поезде и зайцем проехал через всю Польшу, исходил всю Варшаву в надежде, что кто-нибудь меня узнает и приведёт в мою настоящую семью. Но полиция вернула меня в Леборк. С того момента мать стала меня называть «Беглец-еврей». Позже я попал в интернат и вбил себе в голову стать знаменитым. Тогда, считал я, меня будет знать вся Польша, и обо мне услышат мои настоящие родители.

ИДА: Жозефу, мою спасительницу, я не забуду никогда. Она относилась ко мне, как к своему собственному ребёнку, хотя за укрытие еврейских детей грозила смертная казнь. В 1943 году гестапо казнило моего приёмного отца Вильгельма, потому что он был в польской подпольной армии. После этого нужда стала ещё большей. Теперь мы с Жозефой продавали в переполненных поездах табак и водку, чтобы заработать немного денег. Каждый раз, когда я на вокзалах видела гестаповцев со своими овчарками, то была полумёртвой от страха. Однажды они схватили меня с сигаретами, я думала, что они меня расстреляют. Но один из немцев вернул нам чемодан. «Никогда больше не делай этого, — сказал он, — у меня дома тоже есть дочь, другие не так милосердны, как я».

Позже Ида училась в школе во Вроцлаве, потом со своим родным отцом эмигрировала в Израиль, родила дочь. Адам в это же время завёл семью в Вейерово, вблизи Гданьска.

ИДА: Когда Хаим, мой родной отец, вдруг после войны вернулся из России, я была удручена. Опять чужой. Хаим снова женился, и у меня снова появилась другая мать. Она была из тех, кто выжил в Освенциме, и хотела в Израиль. Но в ту сталинскую эру об этом в Польше и думать было нечего. Я должна была очищать кирпичи для восстановления и в юном возрасте учиться, как с винтовкой в руках бороться с классовым врагом. Только в 1957 году мы смогли выехать, приехали в Хайфу. Здесь впервые в жизни я почувствовала себя свободной. Однажды две женщины, бывшие жительницы Сосновца, рассказали нам, что видели, как тётя Розия со своими детьми и Геней стояла в длинной очереди перед вокзалом. Поезд отправлялся в Майданек.

АДАМ: Мои родители отослали меня в интернат. Там я вдруг за один год вырос на 27 сантиметров. Моя мать светилась от гордости, когда на каникулах, на вечере танцев, я кружился с ней на паркете. «Но не вздумай никому говорить, что я твоя мать». Вот так и сидел я между всеми стульями. Пошёл в торговый флот, чтобы иметь возможность заграницей выяснять, не ищет ли кто-либо пропавшего ребёнка. Я вспоминаю, как на голландских Антильских островах спрашивал об этом в синагоге. Здесь, вдали от родины, мне вдруг стало ясно, что я просто не знаю, кто я. Через несколько месяцев в гавани Кувейта на борт поднялись матросы из Израиля. Услышав мою историю, они хотели тотчас забрать меня с собой в Хайфу. Но я не мог этого сделать. Тогда, в 1968-ом, я был уже женат. В Польше ждал мой первый ребёнок.

В 70-х и 80-х годах многое изменилось в жизни близнецов. Ида ещё в 1963 году переехала из Израиля в Чикаго, там вышла второй раз замуж. Адам после 10 лет во флоте занялся торговлей мехом и жил с женой Данутой и тремя сыновьями вблизи польского побережья Балтийского моря. Оба со всё большими усилиями пытались разыскать своих еврейских родных. Безуспешно. Потом, в 1989-ом, вдруг открылся железный занавес. Сдвинуло это ваши поиски с места?

ИДА: В любом случае.

АДАМ: Нет, я так не думаю.

ИДА: Не скажи, я в этом совершенно уверена. Без краха коммунизма в Польше ничего бы не случилось.

АДАМ: Ну хорошо, падение режима кое на что повлияло, но много важнее была широкая дискуссия по Холокосту, начавшаяся тогда в Польше.

Но разве вы оба не знали тогда всего о Холокосте?

АДАМ: Нет, я понятия не имел, что есть выжившие в Холокосте.

ИДА: Я кое-что знала об Освенциме, так как моя приёмная мать потеряла там обоих своих детей. В Израиле, а позже и в США, я много слышала об ужасах нацизма, но о масштабах геноцида мне долго ничего не было известно.

АДАМ: У нас почти никто о Холокосте не говорил. От меня ускользнуло, что в действительности Германия вела две войны — одну против соседей, вторую — против евреев.

ИДА: Да и в США об этом почти не говорили. Всё изменилось с середины 80-ых годов. Такие фильмы, как «Шоа», возымели своё действие, вдруг сразу многие стали говорить о Холокосте.

В мае 1991 впервые встретились дети Холокоста со всего мира в Нью-Йорке. Была там и Ида.

ИДА: Для меня было полной неожиданностью, как нас много. Почти 2000 человек из 28-и стран. Все мы надеялись найти пропавших родственников и стояли перед большой настенной доской, полной старых снимков. И я повесила там нашу с Адамом фотографию.

АДАМ: Мне тогда помог раввин варшавской синагоги Нозик. Он разместил в «Голосе народа» (Folks-Sztyme) объявление с моей детской фотографией: «Ержи Долебский еврей. Если вы узнали юношу, свяжитесь с нами». И действительно, вскоре позвонила женщина из Нью-Йорка, но сразу же выяснилось, что я не её сын. Какое разочарование!

ИДА: У Адама, в отличие от меня, не было никаких отправных пунктов. Я совершенно конкретно искала своих брата и сестру. А он даже имени своего не знал. Представляю, как удручённо он себя чувствовал.

АДАМ: И вдруг мой приёмный отец стал утверждать, что я сын некоей Фриды Ноймарк. Он думал, что я этим удовлетворюсь. Но я полетел в Израиль и выяснил, что у погибшей в гетто Фриды детей не было.

ИДА: Я и сегодня задаюсь вопросом, откуда Адам черпал силы искать и искать. Если бы он сдался, то и мои усилия были бы напрасными. Год за годом я писала всем Палухам этого мира, адреса которых смогла найти в Чикаго и ни разу не получила ответа. Последней надеждой была ещё поездка в места моего детства, которую я собиралась предпринять как можно скорее.

АДАМ: В Союзе польских детей Холокоста я был заметной фигурой. Я носил тёмную длинную бороду, и каждый, кто меня знал, знал и то, что сбрею я её только после того как выясню, кто я.

ИДА: О, да, без бороды головоломка скорее всего и не сложилась бы.

АДАМ: …во всяком случае, должно быть в 1993-м году, мне позвонила репортёр из США, которая писала для «Jewish Ledger». Журналистка меня сфотографировала и написала статью.

ИДА: Одна из подруг дала мне вырезку из газеты. Что мне было делать с этим Ержи Долебским? Родился в 1942 году, это значит на три года моложе меня. Потом я внимательнее всмотрелась в фотографию. Лицо показалось мне в чём-то знакомым. Наш дедушка, пришло мне в голову, выглядел точно так же. Те же глаза, тот же высокий лоб, та же манера держать голову. И та же борода.

Дед Адама

АДАМ: И потом, это было в январе 1995 года, прихожу я поздно вечером домой, и мой сын говорит, что звонила какая-то сумасшедшая тётка из Чикаго и утверждает, что она моя сестра-близнец.

Первый телефонный разговор между Адамом и Идой продолжался больше часа. Ида из «Ledger» уже знала, что Адам ничего не помнит из своего раннего детства.

АДАМ: Первое, что я спросил у Иды, это когда она родилась. «3 мая 1939 года», — сказала она. Я холодно ответил: «Вы не моя сестра-близнец, я родился тремя годами позже, 15 октября 1942 года».

ИДА: «Вы мне не поверите, — пояснила я ему, — но по моей церковной метрике я тоже родилась в 1942 году. Ведь все эти бумаги фальшивые».

АДАМ: После телефонного разговора стал я размышлять. Мой официальный год рождения, 1942-й, был установлен после войны, и всегда казался мне несколько странным. В 1939-й представлялся более осмысленным. Ведь кто в 1942-ом, когда уничтожение евреев было в самом разгаре, мог сделать мне обрезание?

ИДА: Я после телефонного разговора стала очень нервной, плакала из-за каждой мелочи. И только я о нём подумаю, он уже звонит. Сначала пару раз в неделю, потом пять-шесть раз в день.

Ида решила встретиься с Адамом. 28 апреля 1995 года она прибыла в аэропорт Варшавы. На Иде белый костюм, на Адаме тёмный с галстуком. Они обнимаются и целуются. Самозабвенно. Долго. Как влюблённая пара после долгой разлуки. Сразу после встречи Адам сбрил бороду, потом закатил шумную вечеринку в Высоких Татрах. Была там и его жена Данута. И господин Долебский, приёмный отец Адама, который признался, что всегда знал, что Ержи — дитя Холокоста и звать его Адам Палух. Немного позже близнецы навестили свой родной город Сосновец. Там они получили свои настоящие метрики. И свидетельство о смерти Эстер Вайнтрауб, своей матери.

ИДА: У меня был обратный билет, я хотела пробыть в Польше14 дней…

АДАМ: …которые превратились в четыре недели. И когда они подошли к концу, возникли проблемы. Данута и мои сыновья меня приревновали, потому что мы с Идой всегда были рука об руку.

ИДА: Адам не думал, что семья так отреагирует. По их мнению, мы не должны были так подчёркивать, что мы евреи.

АДАМ: Я объяснил Дануте, что она только потеряет, став между мной и сестрой.

Близнецы вместе полетели в США. Для Адама это было путешествие на новую родину.

ИДА: Непросто было и здесь, в Чикаго. Моя дочь вначале боялась потерять меня.

АДАМ: Но мы были неразлучны.

ИДА: Мы и остались неразлучны.

АДАМ: У нас одинаковые зелёные глаза…

ИДА: …и у обоих аллергия на йодированную соль.

АДАМ: Мы оба никогда в жизни не курили и не употребляли алкоголь. Никогда и никто так обо мне не заботился, как Ида.

Может быти близнецы так счастливы вместе, потому что так долго были разлучены?

АДАМ: Я ведь не знал, что у меня есть сестра-близнец, однако всегда чувствовал, что мне чего-то нехватает. Когда Ида вошла в мою жизнь, это вызвало во мне такие чувства, которые были сильнее меня. Так сильны, что я оставил свою семью ради того, чтобы жить вместе с Идой.

ИДА: Когда в аэропорту Варшавы я наконец оказалась лицом к лицу с братом, то была так счастлива, как до того только после рождения дочери. Первого счастья я должна была ждать девять месяцев, второго — целых 53 года.

АДАМ: Для меня Happy End означает также, что я приобрёл новую идентичность. Вначале это почти сводило меня с ума, но я почувствовал, что смогу жить дальше, только если покину Польшу и переселюсь сюда.

Близнецы Палух рассматривают старые семейные фотографии. Скоки, США

Возникают ли у вас иногда сомнения в том, что вы действительно близнецы?

АДАМ: Нет, никогда. У нас достаточно доказательств тому, что мы брат и сестра. Пэтому мы никогда не проводили ДНК-тест.

(Дополнение переводчика: ниже дана ссылка на снятый в Берлине видеоролик. Слова Адама из него: мой старший сын похож на моего отца, средний — на сестру, младший — на племянницу, я — на деда).

ИДА: Я верю в бога, а не в такие тесты. То, что с нами произошло, однозначно документировано.

После прибытия в США Адам сначала жил в доме Иды в Скоки и через два года вселился в собственную квартиру. Как и Ида, Адам сразу же начал в Америке работать. Между тем он тоже стал гражданином США, ведёт небольшую строительную фирму и живёт в разводе со своей польской женой в собственном доме вблизи Скоки. Близнецы — реформированные евреи, сейчас им по 76, видятся почти каждый день и оба на общественных началах активны в Музее Холокоста в Скоки.

Адам и Ида рассказывают свою историю в Музее Холокоста в Скоки

АДАМ: Мы, дети Холокоста, — как одна большая семья.

ИДА: Музей Холокоста для меня в какой-то мере вторая родина. Мы в музее почти каждый день, там нас все знают…

АДАМ: …и чего это мы не берём с собой кровати и не спим там?

ИДА: Да уж, точно. Кто не пережил Холокост, тому трудно это понять, но мы, дети Холокоста, понимаем друг друга без слов. Нам важны одни и те же вещи, до мельчайших деталей. Если один начинает мысль, другой может довести её до конца.

Как реагируют люди, которым вы рассказываете свою историю?

АДАМ: Многие начинают плакать.

ИДА: А я всегда думаю о Гене, нашей сестре. Надежда на то, что она выжила, тает с каждым днём. Но для меня это дело ещё не закончено. Я чувствую эту глубинную боль, и мне обязательно хочется знать, что с ней случилось, с нашей старшей сестрой, о которой я слышала, с какой любовью она тогда, в Сосновце, заботилась о нас.

Когда Тильман Мюллер с фотографом Жан-Марком Гибо встретились с Палухами в Чикаго, Ида вначале реагировала настороженно — доныне нога её не ступала на землю преступников. Позже Адам Палух посетил Берлин. Видеоролик об этом: www.stern.de/holocaustkinder.

Print Friendly, PDF & Email

2 комментария для “Тильман Мюллер: Искали — нашлись. Перевод с немецкого Леонида Комиссаренко

  1. Тильмана Мюллера и Леонида Комиссаренко- благодарю!!!
    Без слёз читать невозможно!

  2. Замечательная история. Одна из сотен или тысяч, и каждый раз сталкиваясь с человеческими судьбами (в особенности детей!), опалёнными войной и согретыми неравнодушными испытываешь благодарность к спасителям, к воспитавшим их, к их нравственным принципам и традициям, позволившим им оставаться Людьми в самые критические и трудные дни испытаний.
    Спасибо.
    М.Ф.

Добавить комментарий для М. П. Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.