Александр А. Локшин: Четыре коротких рассказа

Loading

Иван открыл глаза, потом встал, отдернул тяжелые шторы. После захода солнца город сделался тоскливо-серым, но какое-то тающее волшебство в нем все же оставалось…

Четыре коротких рассказа

Александр А. Локшин

ЯБЛОКО

Ранний зимний вечер был необычайно хорош. Небо вдруг показалось из-за облаков, а верхушки зданий временно потеряли свою лютую мрачность и засветились волшебным огнем… Но рассказать об этом было некому. Один человек, которого Иван потерял давным-давно из виду, вдруг объявился и повел себя необыкновенно смешно, просто уморительно! Но об этом тоже было некому рассказать. Еще случилась невероятная вещь — вышла книга, в которой… нет, вы себе даже представить не можете, что там было, наконец, напечатано. Прямо позорище какое! И об этом тоже было некому рассказать.

Внезапно Иван почувствовал себя инопланетянином в этом жутковатом холодном городе. Ради чего он здесь? К чему он должен стремиться?

Это было очень неприятное ощущение, от которого не так просто было отделаться.

Вернувшись домой, Иван задернул шторы, лег на раскладушку и включил тусклый ночник.

Затем прикрыл глаза , но неплотно, так, чтобы слабый боковой свет пробивался сквозь еле прикрытые веки. Впрочем, нужно было очень точно рассчитать плотность прикрытия век.

Дальше начиналось нечто необъяснимое.

Полумрак рассеивался, и он каждый раз видел их снова — Семен Валерьича, Зою и всех, всех, всех…

— Здравствуй, Иван, — говорил ему тонким хриплым голосом Семен Валерьич, вставая из-за стола, — что-то давно тебя не было. Давай, рассказывай, как там у вас дела!

— Ванюша, милый, — лепетала Зоечка вне себя от радости, протягивая ему яблоко, — возьми, это тебе…

И веселый шум, гомон, беготня вокруг.

— Да что я буду вам рассказывать, — шутя отнекивался Иван, — вы и так, небось, все знаете!

— Ничего мы не знаем, давай говори!

-Ну, — говорил Иван, — так уж и быть. Не буду тянуть. Холодно там у нас , но красиво! Все бы ничего, но поговорить не с кем. Вот этот, помните, как его … , да, да, он самый, такое учудил! Нет, вы не смейтесь-то заранее, дайте досказать…

Но громкий смех от предвкушения еще не начатого рассказа было невозможно перебить. Впрочем, Иван особенно и не старался. Он знал, что через минуту все закончится. А что можно успеть рассказать за минуту?

Минута прошла.

Иван открыл глаза, потом встал, отдернул тяжелые шторы. После захода солнца город сделался тоскливо-серым, но какое-то тающее волшебство в нем все же оставалось.

“Вот, опять не успел у них спросить, как жить дальше, — раздражался Иван. — И каждый раз так. Вечно они смеются…”

И он начал ходить по комнате в густеющих сумерках, сжимая в руке яблоко, которое уже начало потихоньку исчезать.

ЛЮБОВЬ-1

Так как выпито было еще совсем мало, а за столом присутствовали незнакомые дамы, то разговор принял возвышенное направление.

Роман Ильич, не смущаясь присутствия жены, заговорил о странностях любви.

— В молодости, — сказал он, глядя почему-то в потолок, — я был очень влюбчив …

(Тут жена его, Марья Васильевна, чихнула).

— И всегда замечал я за собой, — продолжал, как ни в чем не бывало, Роман Ильич, — что любовь обязательно сопровождается ревностью…

(Тут дамы на другом конце стола переглянулись между собой и что-то сказали друг другу шепотом.)

— …И все-таки был у меня один случай, когда, невзирая на чрезвычайно сильное чувство, я ревности совсем не ощущал! Хотя имел к этому все основания!

Марья Васильевна, ученая дама, раскрасневшись, встала из-за стола и собралась было уйти в знак протеста, но потом передумала.

— Не уходи, Маш, потом ему все выскажешь! — воскликнул Сергей Юрьич, перехватывая инициативу в разговоре. — Да, это интересный случай , конечно… А я вот, когда был помоложе, настрадался… Я был влюблен до умопомрачения… И безо всякой надежды на взаимность!

Дамы с интересом посмотрели на Сергей Юрьича, словно сомневаясь — возможно ли такое?

— …И вот, представьте, изобрел способ, как от этого своего чувства совершенно избавиться!

— Знаю я этот способ! Это безнравственно! — раздался возмущенный дамский голос, потонувший, впрочем, в общем гаме.

— Пусть теперь Иван Иваныч что-нибудь расскажет, — предложил кто-то, видимо, в шутку.

— Пусть расскажет, пусть расскажет! — закричали все хором, совсем засмущав неказистого Иван Иваныча.

-Про любовь, про любовь! — кричали мужчины и дамы.

Напор разгоряченной публики был столь силен, что Иван Иваныч сдался.

— Я, как видите, человек неказистый и успеха у дам не имею, — начал он , оглядев собравшихся сквозь круглые свои очки. (Тут раздался чей-то смешок.) — И страдал от этого в молодости, конечно, потом и страдать перестал… Но был у меня в жизни эпизод, так сказать, необъяснимый… Казалось мне, что на работе я был близок к открытию — потом никакого открытия, конечно, не получилось… И вот несколько дней я ходил, как будто заряженный электричеством! Это было совершенно необыкновенное состояние. Я ехал в метро, предвкушая, что скажу в лаборатории начальству, и от меня как будто распространялись во все стороны электрические волны… А в соседнем вагоне сидела очень милая девушка, которая внезапно начала внимательно на меня смотреть сквозь двойное стекло и махать мне рукой… Так, как будто мы были с ней давно знакомы и даже более того…

— Более того — это как? — поинтересовалась Марья Васильевна.

— Это — как если бы я ей нравился…

— И ты , Иваныч, ее упустил?

-Да, упустил…

“Эх, раззява!” — закричали сразу все, повскакали из-за стола и стали бросаться в Ивана Ивановича подушками.

— Успокойтесь, друзья! — подвела итог проницательная Марья Васильевна. — Никого он не упустил. Он все сочинил! Кто-нибудь из вас видел человека, заряженного электричеством?

— Признаюсь, сочинил, — скромно ответил Иван Иваныч, стряхивая с пиджака небольшую шаровую молнию.

ЗАВТРАК НА ТРАВЕ

Мы уселись на траве, пиво поставили в тенек, чтоб не перегрелось… Ну, Юлечка, конечно, захотела себя во всей красе показать и говорит:

— Вот вы, Валерий Иваныч, очень даже неправы. Человек очень даже меняется! Утром, например, человек — такой, а вечером — совершенно другой!

Я говорю:

— Юль, ну дай ты Валерию Иванычу сказать. Что ты, честное слово, всегда вперед всех лезешь!

Валерий Иваныч отвечает:

— Нет, Юль, это внешнее. А так — человек не меняется, почти не меняется… Вот, смотри, — видишь старик с палкой идет. Ты думаешь, во сне он себя кем видит? Правильно! Юношей, а то и ребенком…

Мы с Юлькой примолкли, сидим, того старика жалеем.

А Валерий продолжает:

— Но все-таки иногда человек меняется. После потрясений. И чаще в плохую сторону, а не в хорошую…

Тут Юлечка опять вперед всех выскакивает и говорит:

— Это почему это в плохую чаще, чем в хорошую? Вот я , например, так не считаю!

Я говорю:

— Валерий Иваныч! Вы ее не слушайте! Она сама не знает, что говорит. Ей лишь бы умным людям противоречить…

Он посмотрел на нас тогда сквозь очки:

— Тут действует какой-то закон природы… Еще, может, не до конца открытый… Вот, давайте, я вам одну историю про себя расскажу. Короче, был у меня в детстве приятель во дворе. Звали его Боря. Но не друг, просто приятель Боря…

Ну, Юлька снова его подковыривает:

— Почему это не друг? А приятель, это что — не друг?

Он спокойно так отвечает:

— Это существенно для дальнейшего. Боря выделялся из всей дворовой шатии тем, что был нормальным парнем. Понимаете? Нормальные люди ведь редко встречаются, но зато чаще других сходят с ума…

Тут у нас вообще челюсти отвисли, а он:

— Я не понимаю, чему тут удивляться. Нормальный человек, это значит — чувствительный, нетерпимый к несправедливости. Вот, случилось у него дома какое-то несчастье, и у парня поехала крыша… Потом мы долго не виделись. Встретились случайно, он занял у меня денег — ну, без отдачи, естественно — и говорит тогда: “Вот, спасибо, ты дал мне сколько-то там рублей. Теперь у меня плохие мысли пропали.” А я думаю — какие такие плохие мысли? Короче, стал он регулярно заходить и деньги одалживать. Я ему деньги-то даю, но в дом не пускаю. Понимаете? И чувствую себя последней сволочью. Ему же жить негде. Какой-то хрен из каких-то там структур оттяпал у него комнату, пока он в психушке лежал. Он пристроился жить где-то в монастыре, за городом…

Тут мы с Юлькой говорим:

— Вы, Валерий Иваныч, все-таки не обязаны… К тому же вы не один тогда жили…

Он отвечает:

— Ну что я вам могу сказать? Не обязан, не обязан… Мне Светка с шестого этажа тоже говорит: “Зачем вы его приваживаете?” А я ей объяснил тогда: “Если я не буду ему ничего давать, он отсюда не уедет.“ Ему ведь деньги на проезд нужны были , чтоб до своего монастыря добраться. И вот так он и ездил много лет, зимой и летом, зимой и летом, раз в три дня…

Юлька говорит:

— Ну ничего себе! Это же утомительно. Что ему там, в монастыре, не сиделось?

А Валерий в ответ:

— Юль, ну посуди сама! Это же естественно! Рыба плывет на нерест туда, где она вывелась, птица перелетная делает то же самое практически, а человек чем хуже?

А она ему:

— Но все-таки, Валерий Иваныч, зачем вы нам это рассказываете, мы уже поняли. У вашего друга Бори поехала крыша, и он изменился. Так, что ли?

Валерий говорит:

— Да нет, он-то как раз не изменился. Просто сбрендил немного, вот и все. Вот слушайте дальше. Ездил он, ездил, и тут вдруг грянули дикие морозы. Вот он , если приедет, я не могу его пустить вместе с его “плохими мыслями”, а не пустить тоже не могу. Я буквально не знал, как мне быть с самим собой. Понимаете?

Но он не приехал. И больше вообще никогда не приехал. А я вот изменился.

ЛЮБОВЬ-2

Разница в возрасте у нас — конечно, велика. Вы могли бы подумать, что любовь наша несколько дефективна именно по этой причине. Но, уверяю вас, дело совершенно не в этом. Короче говоря , мы любим друг друга , так сказать, вполнакала. Она никогда не встречает меня, когда я возвращаюсь домой усталый после работы… И я тоже не особенно внимателен к ней… Бываю даже несдержан и груб, если ночью она начинает приставать ко мне со своими немыслимыми требованиями…

Но, как я уже сказал, дело не в моем возрасте (тем более, что физически я чувствую себя прекрасно), а том, что сердце мое было разбито, даже, вернее сказать, выжжено предыдущей любовью…

После того как Та, которую я любил больше жизни, умерла, мне стало поистине все безразлично…

И вот в один из прекрасных летних дней , наполненных этим полу-безразличием, когда я сидел, погруженный в свои логарифмичнские расчеты, моя половинчатая любовь бросилась вниз с балкона.

В тот момент я услышал только легкий шум, которому не придал абсолютно никакого значения, но потом все-таки забеспокоился. Я обошел все наши комнаты, заглянул в самые укромные уголки и, нигде не найдя ее, только тогда понял, что случилось.

Стараясь не поддаваться панике, я выбежал на улицу, где по странному стечению обстоятельств не увидел ни одной живой души . Еще заметил я, что трава под балконом не была даже примята; это меня также сильно смутило…-

Я вернулся домой и снова буквально обшарил всю квартиру, заглянул за все шторы, за которыми она любила прятаться от меня, когда бывала в хорошем настроении, но тщетно…

Я впал в какую-то прострацию и просидел, не двигаясь, несколько часов. Когда стемнело, я, вооружившись фонарем, снова отправился на поиски.

Мне повстречался один мой приятель, человек преклонного возраста, которому я один раз оказал некую услугу.

— Что ты здесь делаешь? — окликнул он меня, удивившись моему странному занятию. (Я просвечивал фонарем густые можжевеловые кусты, растущие перед окнами первого этажа.)

Я объяснил.

— Как она выглядит? — спросил он, очевидно, желая мне помочь.

Я коротко описал ее внешний вид, не забыв упомянуть ее выдающуюся красоту.

— Час тому назад я видел ее около гаражей, клянусь тебе! — воскликнул он.

Я бросился к гаражам, и в тусклом вечернем свете мне показалось, что она там стоит, прижавшись к кирпичной стене…

— Мышка, Мышка! Иди ко мне! — закричал я, вне себя от захлестнувших меня чувств.

Но Мышка (или не Мышка?) кинулась от меня прочь и вбежала в хозяйственный двор большого корейского ресторана, расположенного неподалеку.

Преодолев некоторое смущение, я последовал за ней, пытаясь поймать ее лучом своего фонаря.

Дальше произошло нечто удивительное.

В неверном фонарном свете я увидел, что их стало две. Совершенно одинаковых или почти совершенно одинаковых… Они сидели под чьим-то серебристым кадиллаком и обе жмурились. Но кто из них была моя Мышка — стало мне, к сожалениию, непонятно.

— Мышка, Мышка… — продолжал я зазывать неуверенным голосом, светя фонариком под днище машины.

Тут из черного хода ресторана показался метрдотель в строгом костюме с галстуком-бабочкой. Послушав некоторое время мои вопли, он, наконец, заметил на безукоризненном русском языке:

— Что вы здесь, господин, иметь хотите? Это не есть мышка. Это есть кошка. Они есть кушать рыба. Продавать нет. Полиция вызывать?

Пристыженный, я удалился. Я, оказывается, не мог отличить свою собственную Мышку от посторонних полу-помойных ресторанных кошек.

Целую неделю потом я еще блуждал по двору с фонарем, и завсегдатаи дворовых лавочек полностью уверились в том, что я — сумасшедший (а они об этом давно предупреждали).

И все-таки спустя неделю я нашел свою Мышь. Голодную и несчастную, в подвале. Еле-еле мне удалось ее выцарапать оттуда. Приходила она в себя после ужаса подвальной недели довольно долго. Но в конце концов успокоилась, стала проситься на руки…

И мы снова зажили почти как раньше. Читатель, наверно, ждет, что теперь у нас с Мышью все хорошо? Но это не совсем так. Сердце мое по-прежнему обуглено и не может любить так, как прежде.

Print Friendly, PDF & Email

5 комментариев для “Александр А. Локшин: Четыре коротких рассказа

  1. Спасибо — Алексу Биргеру и Дмитрию Гаранину за благожелательное отношение!

  2. Александр А. Локшин
    ЯБЛОКО
    Иван открыл глаза, потом встал, отдернул тяжелые шторы.
    После захода солнца город сделался тоскливо-серым, но какое-то тающее волшебство в нем все же оставалось.
    “Вот, опять не успел у них спросить, как жить дальше, — раздражался Иван. — И каждый раз так. Вечно они смеются…”
    И он начал ходить по комнате в густеющих сумерках, сжимая в руке яблоко, которое уже начало потихоньку исчезать.
    ЛЮБОВЬ-1
    Так как выпито было еще совсем мало, а за столом присутствовали незнакомые дамы, то разговор принял возвышенное направление.
    Роман Ильич, не смущаясь присутствия жены, заговорил о странностях любви.
    — В молодости, — сказал он, глядя почему-то в потолок, — я был очень влюбчив …
    (Тут жена его, Марья Васильевна, чихнула)…
    — Успокойтесь, друзья! — подвела итог проницательная Марья Васильевна. — Никого он не упустил. Он все сочинил!
    Кто-нибудь из вас видел человека, заряженного электричеством?
    — Признаюсь, сочинил, — скромно ответил Иван Иваныч, стряхивая с пиджака небольшую шаровую молнию.
    :::::::::::::::::::;
    ЗАВТРАК НА ТРАВЕ — — оставлю на завтра . . .Такие рассказы читать надо не торопясь. Спасибо Вам, А.Л., замечательные истории.

Добавить комментарий для ALokshin Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.