Субботний вечер первого сентября 1666 года не предвещал никаких неприятностей. Глубокой ночью королевский пекарь Том Фарринер проснулся от удушливого запаха дыма… Том с женой еле успели выпрыгнуть в окно, как их дом на Пуддинг Лэйн, вблизи Лондонского моста, вспыхнул, пламя взметнулось вверх…
Силуэт Нострадамуса
Повесть
из цикла «Этот поразительный 16-й век»
Самуил Кур
Продолжение. Начало
3.
Темнота уже почти поглотила комнату. В горле пересохло, он снова, словно со стороны, слышал свои запоздалые, бесполезные вопросы. А ведь он знал наверняка, что она любит его — даже тогда, когда читал то злополучное письмо. Более того, внезапно пришло четкое понимание: он не просто надеялся, что она вернется, он не сомневался в этом ни минуты. В его сознании ее любовь присутствовала как монолит, в котором не было ни одной трещинки.
И тут же с болью подумал о том, что не предугадал трагическогго конца. Нет, даже не это — он не увидел ее болезни. Такие вещи мужчина обязан чувствовать. А если он к тому же еще и врач… Наверное, больше любил свою любовь к Алене, чем ее саму…
Нестерпимо хотелось пить. Мишель встал и медленно побрел в сторону кухни, чтобы сделать глоток воды. Еще можно было различить контуры предметов: картина, змея, дверь. И вдруг яркая вспышка вычленила из мрака серый силуэт. Змея! Глаз Нострадамуса светился как маленький, но мощный источник энергии. Голова приобрела выпуклость, и фиолетовый взгляд, направленный прямо в глаза Мишеля, приковал его к месту. Это продолжалось несколько секунд, и силуэт погас. Обрушившаяся темень ослепила, всё сразу растворилось в черном пространстве.
Мишель нащупал выключатель и зажег свет. Пристально всмотрелся в рисунок на доске. Ничего особенного. Старинные краски. Уверенная рука художника. Голова змеи, обозначающая глаз. Всё застыло в сонном оцепенении. Но ведь взгляд был! Может, это ему весточка от Алены? Может быть, таким образом она его зовет к себе?
Он выпил стакан воды и направился в спальню. Там, на столике возле кровати, лежало последнее письмо его жены. Оно пришло, когда ее уже не было. Общие слова, никаких признаков тревоги или отчаяния. Он взял в руки листок, и ему показалось, что тот какой-то слоистый. Присмотревшись, Мишель обнаружил, что письмо состоит из двух страничек, причем вторая искусно приклеена к первой. поэтому он ее сразу и не заметил. Да и когда вскрывал конверт, был в таком состоянии…
Потребовались немалые усилия, чтобы отделить добавленный листок. Стало очевидно: перед ним — продолжение письма, возможно, дописанное позже.
«Мишель, дорогой, береги себя. Если со мной что-нибудь случится — а в жизни всё бывает — переживи это. Трудно, с невыносимой болью, с душевными страданиями и самобичеванием — знаю, иначе ты не умеешь. Но — переживи. Продолжай свой путь.
И еще одно. Давным-давно обещала рассказать тебе про легенду, или предсказание, которое уже двести с лишним лет сопровождает нашу «Змею». Но всё как-то не складывалось. Выполняю это обещание сейчас. Вот это поверье.
Однажды портрет оживет — на нём вспыхнет огнем Глаз мудрости. Тот, кому посчастливится в этот момент встретиться взглядом с Нострадамусом, будет отмечен особым знаком. Перед ним откроются две заманчивые жизненные дороги. Каждая станет звать к себе. И если он сделает правильный выбор, его ждет великое будущее. Но каковы эти пути и каков выбор, знает только Нострадамус. Он зашифровал ответ в одном из своих четверостиший. Пока еще никому не выпала удача.
Интересное поверье, не правда ли?
Вот и всё. Сохрани портрет.
Люблю.
Навеки твоя.
Алена».
Мишель сидел, оглушенный событиями, обрушившимися на него буквально в течение получаса. Только что он не был полностью уверен в реальности фиолетового свечения, хотя ясно видел загоревшийся глаз. Но не исключал возможности игры света — если где-то таился его скрытый источник. В таком случае могла возникнуть оптическая иллюзия. Потом ему пришло в голову, что неземное сияние — сигнал зовущей его к себе души. И вот — непредсказуемое, негаданое откровение в письме.
Теперь история со взглядом Нострадамуса принимала совсем иной оборот. Она вырастала до огромных размеров, стала наливаться соками и заполнила собой весь океан воображения, даже самые укромные и тихие его заводи.
«Представим себе на минуту, что в легенде заложено зерно истины. Что оно в таком случае сулит мне?» Мишель задумался. «Две дороги? Одну я уже выбрал. А вторая? Она — из тех трех, от которых я отказался, или это что-то совершенно новое? А, может, обе дороги ведут в неизведанное. И надо кинуть жребий…
Впрочем, куда они ведут, не имеет никакого значения. Завтра меня ждет совсем другой — последний путь. Туда, откуда не возвращаются, где нет разницы — быть простаком или великим.»
«Но, с другой стороны», вспомнилась ему строчка из письма, «если это не легенда, а предсказание? Предвидение будущего? Иначе говоря, указание на то, что со мной должно произойти нечто необычное. Значит ли это, что я должен поверить в обещание и добровольно ринуться в пучину неизвестности?»
Казалось, ветер открытий и таинственных встреч, заблудившийся в дремучей чаще жизненных неурядиц, снова вырвался на волю и готов подхватить его, как в те далекие юношеские годы. Он уже чувствовал упоение борьбой с нарастающим шквалом, пьянящий восторг полета и медовый запах успеха.
Но — нет, тысячу раз нет. Он дал слово. Себе и Алене. Завтра он воссоединится с ней.
И тут он отчетливо услышал, как кто-то негромко произнес: «А может быть, найти свою настоящую дорогу — это и значит остаться верным памяти Алены? Ведь она написала тебе: продолжай свой путь!» Суждение прозвучало неожиданно, оно смещало акценты и направляло воображение совсем в другое русло. Мишель понял: это вступил в дискуссию его Внутренний Голос.
Надо было немедленно ему возразить, и ответ пришел сам собой:
— Я очень хорошо знаю — стоит лишь заняться интересным делом, увлечься, как сразу же забываешь всё на свете. Какая уж тут память!
Внутренний Голос отреагировал тоже мгновенно:
— Ну, уйдешь ты завтра. А результат? Тебя быстро забудут, и никто не будет вспоминать ни Майкла Диверне, ни его возлюбленной. А своими делами ты мог бы воздвигнуть памятник своей нетленной любви. Разве это не благородная задача?
— Остаться — дышать, читать, смеяться, любоваться розами в саду… Это — предательство по отношению к Алене.
Внутренний Голос, однако, не унимался:
— Ты забыл, как сегодня днем сам говорил, что для каждого рано или поздно наступает конец света? Не ты нажал на кнопку, остановившую ее дыхание. Не ты подвел ее к открытому окну и толкнул на асфальт. Это сделала ее болезнь.
— Я потерял то, что мне было дороже всего на свете. Я был упоен ее любовью ко мне, и это сделало мои глаза незрячими. Рядом со мной почти десять лет находилась женщина, которая мучилась от боли, скрывала свои страдания — и улыбалась мне. А я обнимал ее и радовался жизни. Есть ли мне оправдание?
— Ты в ее болезни неповинен. Так стряслось. То, что она сумела скрыть от тебя свое состояние, говорит о ее большом сердце. Но заметить следы беды, уловить сбой биологических часов было очень трудно, почти невозможно.
— Я принял решение. Мужчина должен быть тверд в намерениях и честен в их исполнении.
— При одном условии, — возразил Внутренний Голос, — если эти намерения заведомо разумны. В противном случае, упорство в их исполнении превращается в безрассудное упрямство.
— Она не хотела стать обузой, обрекая меня на роль сиделки при паралитике. Она ушла, чтобы мне жилось легко. Принять такую жертву? Ценой ее жизни? Это не достойно мужчины.
— Подумай хоть чуть-чуть и рассуди здраво: кому тяжелее жить — тому, кто ухаживает за человеком, лишенным движения, или тому, кто парализован? Врагу не пожелаешь такого существования. Лучше просто уйти, что она и сделала. А у тебя сейчас появился шанс — такой не повторится. Шанс блестящего будущего.
— Мне 44 года. О каком будущем ты говоришь?
Внутренний Голос хмыкнул и явно обнаглел:
— Стать великим никогда не поздно. А уйти из жизни знаменитым гораздо приятнее, чем безвестным.
— Никто в этом деле гарантий не дает. Я уже однажды выбрал свою дорогу и кое-чего на ней добился. Но звезд с неба не хватаю.
Тут Внутренний Голос совсем распоясался:
— Судьба тебе подкидывает фишку — через Нострадамуса. Он как раз звездами занимался. Признайся, только совершенно честно, неужели тебе действительно так хочется покинуть этот свет? Неужели нет такой щелочки, в которой затаилась мысль: а, может, все-таки остаться?
— Честно? Сначала были только боль, стыд, чувство вины и безоговорочное желание уйти. И лишь сейчас что-то забрезжило.
— Вот и ладненько, — вкрадчиво заметил Внутренний Голос. — Тем более, что ты ведь в любой момент сможешь беспрепятственно отправиться туда, куда собирался.
Нервы Мишеля не выдержали.
— Убирайся! — закричал он своему оппоненту. — Вон отсюда! Болтаешь, что попало. А меня ждет трудный день.
Было уже заполночь. Не раздеваясь, Мишель лег на кровать. Не спалось. Долго ворочался, пытаясь устроиться поудобней. Что-то мешало под боком. Он пошарил рукой и нащупал небольшой томик в твердой обложке. Это оказалась купленная в парке книга про Нострадамуса.
Он читал всю ночь. Открыл наугад, увлекся, вернулся к началу. Это не был детектив, насыщенный неожиданными поворотами сюжета, но для него он оказался привлекательнее любого триллера. Жизнеописание магистра Мишеля Нострадамуса велось строго хронологически, суховато, мелькало множество имен, вошедших в историю в 16 веке. А в итоге вырисовывалась фигура человека талантливого, не похожего на других, непонятно каким образом предсказывавшего события грядущих столетий. Автор биографического труда восхищался своим героем и верил ему безоговорочно.
Но были еще две вещи, которые сразу поразили Мишеля и зародили в нём непреодолимое влечение к загадочному мыслителю и тайне его дара. Разумеется, он слышал о Нострадамусе и раньше, но никогда не задумывался о совпадении их имен. Потому что сам на людях обычно бывал Майклом, а как зовут знаменитого пророка просто не знал. А то, что впервые Нострадамус опубликовал свои пророчества в 1555 году, прозвучало почти мистически для него: Мишель Диверне родился ровно 400 лет спустя.
К утру было прочитано больше половины книги, и стало совершенно очевидно: Мишель не может позволить себе осуществить задуманное. Уход стал бы ни чем иным, как постыдным бегством от проблем, капитуляцией, проявлением обычной трусости. Намерение распрощаться с жизнью придется отложить. На сколько? Будет видно. Зависит от успеха поиска, который с этого момента становился главной целью его существования. Он обязан среди сонма нострадамусовских предсказаний распознать то, в котором проклюнется его истинная судьба. Выбор дороги, ведущей к славе.
К славе во имя Алены, поспешил он мысленно дополнить свое решение.
Нервное напряжение последних дней отступило. Обстановка разрядилась, и Мишель, не заметив, как глаза его сами собой закрылись, исчез в непроницаемой пучине сна.
4.
Мишель начал с библиотек. Потом обошел книжные магазины. Выловил то, что можно было выудить на интернете. Вскоре он знал кое-что о Нострадамусе.
Как тот в Авиньоне, в университете, еще почти мальчишкой грыз основы тогдашних математики и философии, грамматики и астрономии. Как позже, в другом университете, в Монпелье, постигал своеобразные премудрости средневековой медицины. Как бродяжничал по Италии в молодые годы, зарабатывая на жизнь искусством лекаря. Как мужественно боролся с чумой — и побеждал. А потом от той же чумы потерял свою первую семью. Как перебрался в Салон и женился вторично — на молодой состоятельной вдове Анне Понсар. Множество случаев подтверждали, что был он незаурядным, классным врачом.
Почти во всех книгах приводились примеры предсказаний. Каждое своё пророчество Нострадамус излагал в виде четверостишия — или катрена, как их тогда называли. Всего набралось 942. Мишель внимательно прочитывал все катрены, которые попадались ему на глаза. Он составил табличку из чисел от 1 до 942 и вычеркивал номер рассмотренного четверостишия. И наступил момент, когда оказались зачеркнутыми все числа в его таблице. А ссылки на выбор единственной из двух дорог так и не обнаружилось.
Встречались, правда, разночтения — каждый автор переводил на английский со старофранцузского по-своему. Но всё равно — ничего близкого к тому, что искал Мишель.
Одно разочарование сменяло другое, однако он не сдавался. Возможно, от переводчиков ускользал упрятанный тайный смысл, который он смог бы уловить. И, найдя в одном из американских университетов курсы старофранцузского языка, он записался на них. Предполагаемого легкого постижения разговорного языка четырехвековой давности не получилось Тем не менее, вскоре он был в состоянии читать пророчества Нострадамуса в оригинале.
Катрены, как выяснилось, представляли из себя невообразимо запутанные миниатюры. Постоянно попадались непонятные названия и местные выражения, которые применяли только в Провансе. Мелькали латинские слова, греческие и еще невесть какие. Намёки. Недомолвки. Весь этот калейдоскоп создавал богатейшие возможности для разгула прихотливой фантазии. Неудивительно, что современные авторы один и тот же катрен истолковывали то как предсказание войны, то чумы, то революции. И всё же, даже при самых смелых предположениях, нужный Мишелю намёк не прорисовывался.
Маленький, совсем крохотный червячок сомнения закрадывается однажды в его душу: а, может, вся история с силуэтом — лажа, досужая выдумка дворянских предков? Но он тут же с негодованием прогоняет это сомнение вместе с глупым червяком: ведь Взгляд был! И Алена убедительно писала о нём — а он верит ей.
Значит…
В последние дни всё сильней и сильней им стала овладевать одна навязчивая мысль. Чем чаще заходил в тупик его поиск, чем меньше шансов оставалось найти столь желанное четверостишие, тем настойчивее пульсировало в мозгу: если гора не идет к Магомету… Если Нострадамус не пришел к нему с объяснением своего предсказания, то он сам должен отправиться к Нострадамусу. Ненадолго, только получить ответ — и назад.
Конечно, надо иметь средство передвижения. К сожалению, пока еще нельзя зайти в универмаг и взять в рассрочку машину времени. Но исследования наверняка ведутся, и результаты, безусловно, есть. Надо лишь до них добраться, какими бы засекреченными они ни были.
К тому же Мишелю очень хотелось проверить одну свою догадку.
Дело в том, что в любом нормальном обществе у человека приличного и успешного всегда найдется масса завистников, недоброжелателей, а то и врагов. У Нострадамуса их было — хоть пруд пруди. Кем только его ни обзывали — обманщиком, мерзким слюнтяем, злобным шутом, Монстрадамусом. В чём только его ни обвиняли — в том, что он использует таблицы, рассчитанные для меридиана Венеции, не исправив их для меридиана Лиона — с учетом своего места жительства; что для предсказания помещает события не туда и не в то время суток, как это положено по астрологическим правилам; что имеет сношения с падшими ангелами и злыми духами — и во многих других подобных грехах.
Из всего этого Мишель сделал вывод, что Нострадамус не был тем, кем его изображают — добросовестным служителем универсального всезнающего божества по имени Астрология. Тем более, что и называл он себя не астрологом, а астрофилом, то есть любителем звезд. А был он на самом деле вольным художником с блестящей фантазией, проницательным умом и врожденным даром предвидения.
И Мишелю еще сильнее захотелось с ним встретиться. В том, что путешествие в прошлое возможно, он не сомневался ни минуты. Он хорошо знал себя: если чисто интуитивно в его голове возникло некое убеждение — значит, так оно и есть на самом деле. До сих пор всегда всё совпадало.
Перебирая в памяти университетских знакомых студенческой поры, Мишель вспомнил про Пола. Год они делили общую комнату в общежитии и даже дружили. Потом Пол ушел в науку, вроде бы даже защитил докторскую. Где он обретается сейчас — на западе? на востоке? Надо было разыскать его во что бы то ни стало. Потому что Пол был физиком.
Мишель догадался обратиться в родной Стенфорд — там всегда отслеживали судьбы своих выпускников. Выяснилось, что Пол работает в одной из крупных хайтек компаний, в трех часах езды от города, где жил Мишель. Два дня понадобилось, чтобы добраться до бывшего друга по телефону. И в ближайшую субботу Мишель-Майкл отправился в гости.
Стол был накрыт. Во главе сидел хозяин — в кресле с высокой спинкой, по бокам расположились его жена и двое детей-школьников. Гость достал из сумки привезенную с собой бутылку красного калифорнийского вина. Налили. Произнесли тост за встречу. Выпили. Закусили.
Майкл поймал себя на том, что с трудом поглощает угощение. Еще десять лет назад этот стандартный набор его вполне устраивал: креветки, суши, салаты, пицца — всё из близлежащего магазина. Быстро и удобно. А потом появилась Алена, а вместе с ней обеды в русском стиле, которые она сама готовила. Ничего похожего на американскую еду. Но — вкусно. Теперь предстояло вернуться на круги своя.
Разговор крутился вокруг воспоминаний о прошлом, дети вели себя непринужденно — брали руками, что хотели, и, быстро насытившись, убежали. Хозяин встал и пригласил гостя в свой кабинет. Наконец-то, с облегчением подумал Майкл. Приближалось главное — выведать у Пола максимум полезной информации.
Рабочая комната труженика высоких технологий произвела на гостя сильное впечатление. Стеллажи вдоль стен были впритык уставлены разнобразной электронной техникой, из которой Майклу были знакомы лишь компьютер и монитор. Вся аппаратура светилась, мигала и временами попискивала. Связки перепутанных проводов громоздились под стойками и в углах.
Пол пригласил друга сесть на подобие диванчика:
— Не пугайся. Приходится часто работать дома — приводить задуманное изделие в удобоваримый вид. Одним словом, подготовить его к испытаниям.
— Телефоны? Компьютеры?
— Нет. Дистанционное управление приборами.
— Любопытно. Честно говоря, я в этих делах совершенно темный человек, полный профан. Впрочем, кое-что сходное с твоими идеями появилось недавно и у меня. Но я так далеко не пошел. Управлять на расстоянии… Здорово! А вы для врачей такие приборы, случайно, не проектируете? Жаль. Понимаешь,у меня появилась мыслишка — сделать докторскую диссертацию. Придется тоже заняться исследованиями.
— Удивляюсь, что ты берешься за это только сейчас. Ты ведь способный парень. А тема какая?
— Медицинские аспекты перемещения во времени.
— В смысле — самочувствие утром и вечером?
— Не совсем.
— Проблемы старения?
— Как бы тебе объяснить — речь идет о том, как будет влиять на здоровье человека ситуация, если время ускорит свой бег, или замедлит, или вообще повернет вспять.
— Ты имеешь в виду психически ненормальных пациентов?
— Стопроцентно нормальных. Говорят, в физике такие фокусы со временем возможны.
— Не знаю, я работаю совсем в другой области. Хотя, погоди. Ходят слухи, что этим занимался Тесла. Тебе знакомо это имя?
— Первый раз слышу.
— Никола Тесла, серб, ставший американцем. Гений, каких мало. Творил чудеса с электричеством и магнетизмом. Это как раз по моей части. Но чуть ли не во всех книгах и статьях, связанных с его биографией, повторяется одна и та же история — так называемый филадельфийский проект. Говорят, что через год после его смерти, в 1943-м, его ученики по его разработкам провели сложные операции с американским эсминцем «Элдридж», чтобы сделать его невидимым для радаров. В итоге эсминец, стоявший на филадельфийском рейде, вообще исчез из поля зрения наблюдателей, превратившись в невидимку. А затем его увидели в Норфолке — в двухстах милях южнее, то есть он мгновенно переместился в пространстве. После чего снова появился в Филадельфии —уже видимым. Таким образом фактически произошла телепортация в пространстве и времени корабля с экипажем в 180 человек. Большинство моряков после этого свихнулись, многие умерли. Это уже вплотную примыкает к твоей теме.
— Где можно познакомиться с деталями филадельфийского проекта?
— Нигде. Многие утверждают, что вся история выдумана, эсминец находился вообще в другом месте, с моряками ничего не произошло. И приводят документы.
— Значит, легенда?
— Видишь ли, тут есть один нюанс. Если всё, о чём я рассказал, действительно имело место, то это — сверхсекретное испытание, и его могли специально замаскировать поддельными документами. А непреложным остается факт: ни разу военное начальство не сделало заявления, которое бы опровергло гуляющие слухи, ни разу не сказало: «Такой эксперимент не проводился».
— Интересно было бы послушать мнение специалистов. Может есть у тебя кто-нибудь на примете?
Пол покачал головой.
— А среди твоих учителей? В Стенфорде? — настаивал Майкл, пытаясь разбудить память своего друга.
Тот задумался. Потом кивнул:
— Пожалуй, есть один человек, вспомнил с твоей подачи. На его лекциях мы кроссвордов не решали. Профессор Кириллов. Вячеслав Кириллов. Кстати, он тоже русский, как и…
Пол запнулся.
— В общем, он в своем деле дока.
Они еще немного потолковали о том, о сём. Распрощались тепло. Майкл обещал звонить — информировать о том, как продвигается его диссертация.
5.
Помещения Института прикладной астрофизики и космологии при Стенфордском университете были разбросаны по разным корпусам. Пришлось побегать и потратить время, чтобы напасть на след нужного ему человека, прежде чем Мишель, наконец, добрался до запертой двери, где прислонился к стене в томительном ожидании.
Профессор Кириллов появился через полчаса. Выглядел он нетипично для большого ученого: слишком высокий, и еще более «слишком» худой мужчина с басовитым голосом. Самым замечательным было его лицо, сразу притягивающее взгляд: оно казалось нахмуренным, а глаза смеялись. Наверняка те, кому приходилось с ним общаться, чувствовали себя не совсем комфортно, видя перед собой одновременно плюс и минус и не зная: тебя одобряют или осуждают.
Дверь открывалась набором шифра. Зайдя внутрь, профессор устроился в кресле за столом, пригласив посетителя сесть напротив. Мишель назвал себя, сообщил, что кончил Стенфорд.
— Что привело в наши звездные миры врача? — поинтересовался Кириллов.
— Надежда.
— Неплохое начало. И на что же вы надеетесь?
— Мне сказали, что помочь мне можете только вы. Речь идет о моей научной работе.
— Не представляю, что я могу для вас сделать, учитывая специфику моих занятий.
— Моя диссертация называется «Медицинские аспекты перемещения во времени».
Кириллов медленно поднялся из кресла, наклонился вперед, упершись руками в крышку стола, и вкрадчиво спросил:
— Когда собираетесь лететь?
Его лицо было абсолютно серьезным, а глаза… От неожиданности вопроса и осознания того, что его мгновенно раскусили, Мишель рассмеялся — впервые за последние несколько недель. И сразу стало легко, и он понял, что этому человеку он может довериться полностью. Между тем, профессор выпрямился, и голос его зазвучал с возмущением:
— Уже лет пять ко мне постоянно приходят люди с подобными идеями. Половина из них собирается в будущее, другая половина — в прошлое. Заявочки самые разные — от практического знакомства с римским правом при Нероне до предложения решить проблему голода на Земле средствами, доставленными из 22 века. С медицинскими аспектами сталкиваюсь впервые. БСК это всё, БСК! Двое даже умудрились потребовать отправки в будущее, ссылаясь на Нострадамуса!
— Простите, — исключительно располагающим тоном прервал лавину обвинений Мишель, — я не совсем понял одно ваше слово — Бэ-Эс-Ка.
— Ах да… это… это специальный термин в астрофизике.
Кириллов опустился в кресло, и его визави решил, что теперь самое время изложить свою историю. Он рассказал всё — и про портрет-змею, и про смерть Алены. Правда, не упомянул про взгляд, а свое намерение отправиться на свидание с прорицателем представил как дань памяти погибшей жене, выполнение ее предсмертной воли.
Кириллов ни разу не перебил его. Выслушав рассказ, он негромко произнес:
— Я вам искренне сочувствую. Понимаю ваше горе. Но нельзя же свято верить в мифы. Тем более, что ваш Нострадамус — шарлатан, хотя и знаменитый.
— Вы неправы, профессор. Только два примера, связанных с моей специальностью. В своей магистерской диссертации он предсказал возможность прививок против оспы. Додумались до этого и осуществили лишь через двести лет. Потом он высказал предположение, что у человека два круга кровообращения — за 120 лет до того, как их реально открыл Гарвей. Что же касается ваших штудий, то Нострадамус сразу принял теорию Коперника — не знаю, кроме них двоих имелись ли еще в то время сторонники теории, помещающей в центр Вселенной Солнце, а не Землю.
— Ладно, — примирительно сказал Кириллов. — Пусть ваш пророк — гений. Но как вы собираетесь добраться до него? Верхом? Или на самолете? И чтобы красный ковер к трапу?
— Мне рассказывали про опыты Тесла по телепортации.
— Тесла… Толковый был мужик. Из наших, из славян. Однако разочарую вас — именно до таких опытов он не дошел. Только идеи остались, да и те неизвестно где.
— Но я должен увидеть Нострадамуса! У меня просто нет другого выхода!
— Вам не кажется, что это не просто БСК, а БСК в квадрате? То есть я хочу сказать, что при сегодняшнем уровне техники это, во-первых, нереально, а во-вторых — безумие.
— Так всё-таки, что именно, профессор — нереально или безумие?
— Не ловите меня на слове, милейший. Вы отлично понимаете, о чём идет речь. Если вам обязательно нужна конкретика, пожалуйста: и то, и другое одновременно.
— Тем не менее, в вашем ответе я уловил шанс для себя. Вы не сказали однозначно: нет, это невозможно.
— Знаете, когда говорят, что вероятность какого-либо события одна миллионная, это означает, что вы будете пробовать 999 999 раз, и у вас ничего не получится. И только в миллионный раз есть слабый шанс, что добьетесь цели.
— Ничего, профессор, я буду рассчитывать на тот самый единственный счастливый шанс.
— Похвальная настойчивость. Извините, сейчас мне надо идти, но если у вас возникнет интерес к продолжению темы, то я, — он полистал старомодный перекидной календарь, — то я буду свободен ровно через две недели в это же время.
— Спасибо за беседу, интерес у меня только разгорается. Но, если можно, еще одну минуточку: вы не могли бы разъяснить суть термина, который вы несколько раз употребили — БСК?
— Сложный вопрос. Выражение очень специфическое. И не только для астрофизики. Не уверен, что его можно адекватно перевести на английский. Дело в том, что это аббревиатура русской поговорки, которая полностью звучит так: «Бред Сивой Кобылы».
Разговор в Институте астрофизики оставил у Мишеля двоякое впечатление. С одной стороны, Кириллов вроде бы начисто отрицает возможность перемещения во времени. С другой стороны — явно что-то недоговаривает. На всё это наложилось почти неуловимое и тем не менее пронзительное чувство тревоги. Мишель сам не мог объяснить, откуда и почему оно взялось. В любом случае, перспектива добиться успеха с помощью Кириллова терялась в густом тумане будущего, и надо было попытаться разведать альтернативные пути.
Он снова вспомнил про Теслу. Военные — вот кто может быть больше всех заинтересован в играх со временем. После глубокого поиска на интернете Мишель выделил три лаборатории — с большим штатом сотрудников и зашифрованными непонятными названиями. Все они существовали на деньги оборонного ведомства. План был простой: предложить себя — опытного врача — для работы в секретных программах.
В первой лаборатории сказали, что они занимаются проблемами диагностики и лечения гриппа в военно-полевых условиях. Но в настоящее время врачи им не нужны.
Во второй, когда он намекнул, что ход времени влияет на доставку десантных войск, ему посоветовали обратиться в транспортные агентства.
В третьей заинтересованно посмотрели на него, записали его данные и сказали: если в ближайшие несколько лет у них откроется такой проект, ему сообщат. Желание продолжать поиск у него пропало.
Между тем, две недели минули, и в назначенный час он постучал в уже знакомую дверь. Кроме хозяина кабинета, возле журнального столика сидел невысокий человек в свободной рубашке, которая безуспешно пыталась скрыть изрядное брюшко.
— Григорий, — представил его Кириллов. — Мой давнишний друг. И, по совместительству, доктор психологии.
Тот доброжелательно улыбнулся:
— Слышал о вас много хорошего.
«Когда это он успел услышать, и почему — хорошего?» — подумал Мишель, пожимая протянутую руку. Два профессора рядом прямо-таки напрашивались на очевидное сравнение: Дон Кихот и Санчо Панса.
— Вячеслав сказал мне, что вы верите в предсказания Нострадамуса, — Григорий всё еще улыбался.
Мишель пожал плечами:
— Не совсем так. Я верю, что в ряде случаев он мог предвидеть события. И попадал в точку.
— Я изучал проблему угадывания со студентами, — заметил Санчо Панса. — Выяснилось, что у некоторых это очень здорово получается. Но никто из них не стал пророком.
— Ваши опыты, наверно, строились по принципу: угадайте — «орел» или «решка»?
— Примерно так.
— Дорогой Гриша, — вмешался Дон Кихот, — тут работает теория вероятностей, и пророчества не при чём. Не путай Гоголя с Гегелем.
— Ладно, Слава. Но у меня есть простой вопрос к нашему поклоннику Нострадамуса. Вы же не станете отрицать, что все его, так называемые сбывшиеся, предсказания подгонялись под уже происшедшее событие задним числом?
— Ну и что? Это абсолютно логично. Когда вы глядите на какое-то четверостишие-катрен, вы в нём ничего толком не понимаете, потому что оно — о будущем. А вы этого будущего пока не знаете, оно для вас еще не наступило, оно впереди. Зато когда что-то случилось — вдруг оказывается, что пророк это предсказал — теперь вы имеете возможность сравнить и убедиться.
— Лихо вы это выкрутили! — восхитился Кириллов.— Один — ноль. Что скажешь, доктор психологии?
— А пример? Конкретный пример? — потребовал Санчо Панса.
— Пожалуйста. Итак, сначала катрен. Слушайте внимательно.
Кровь праведника будет спрошена с Лондона.
Сожженная пожаром в три по двадцать и шесть,
Древняя дама упадет со своего возвышенного места,
И многие из той же секты будут убиты.
Не забывайте, это написано в 1555 году. А теперь — реальная история.
Лондон медленно приходил в себя. Самое страшное несчастье середины второго тысячелетия от Рождества Христова — бубонная чума — безжалостно унесла с собой более 70 тысяч жизней. Но наконец, этот невезучий 1665 год закончился. Эпидемия отступила, оставив после себя родителей без детей, детей без родителей или полностью выкосив целые семьи. Еще кое-где чума огрызалась, пытаясь ухватить легкую добычу, но силы уже оставили ее. Тысячи жителей, бежавших в панике от черной смерти, возвращались в город.
Субботний вечер первого сентября 1666 года не предвещал никаких неприятностей. Глубокой ночью королевский пекарь Том Фарринер проснулся от удушливого запаха дыма. Что произошло в его пекарне на первом этаже, не известно никому. Том с женой еле успели выпрыгнуть в окно, как их дом на Пуддинг Лэйн, вблизи Лондонского моста, вспыхнул, пламя взметнулось вверх. В считанные минуты огонь перекинулся на соседние здания, а затем вырвался на набережную. Там ему представилась завидная возможнось разгуляться вволю, пожирая одно за другим складские помещения. Они словно специально ждали этого часа, начиненные бумагой, углем, маслом, бочками со спиртным.
А сильный ветер погнал пламя на центр города. Должностные лица прибежали к своему начальнику, лорд-мэру Лондона сэру Томасу Блэдуортсу, когда пожар уже бушевал вовсю. Решили разбудить шефа и доложить обстановку. Лорд-мэр отреагировал спокойно: «Я думаю, женщина сможет пописать на огонь, и этого будет достаточно, чтобы загасить его». То ли подходящей женщины рядом не оказалось, то ли по другой причине, но в итоге четырехдневного разгула стихии потеряли жилища и имущество более 70 тысяч человек.
Таковы результаты трагедии.
Кстати, англичане — народ вежливый, и совсем недавно, в 1986 году, объединение пекарей Лондона принесло жителям английской столицы публичные извинения за тот пожар. Всего 320 лет спустя.
Вернемся, однако, к катрену. Вот как его расшифровывают специалисты.
Место действия — Лондон — названо. Дата определяется так: три по двадцать и шесть — это 66. Возможно, указать точнее — 666 — Нострадамус просто не посмел, ведь это уже сатанинское число. Отчетливо указано, что произойдет — пожар. Причина — в отместку за пролитую кровь праведника. И тут нашлось объяснение — оказывается, незадолго до пожара, в 1649-м, был казнен английский король Карл Первый. И, наконец, детали. Что за древняя дама в третьей строке? Дам, или Дом — собор по-французски. И действительно, дотла сгорел главный храм Лондона — Собор Святого Павла, а вместе с ним еще 80 церквей, что объясняет и последнюю строчку катрена.
Мишель закончил рассказ. Психолог, очевидно проигрывавший в воображении услышанное, проговорил:
— Поразительно! И — неправдоподобно.
Физик был менее эмоциональным, зато более рассудительным:
— Любой катрен можно трактовать по-всякому. Слишком много общих слов. никто не знает, что в действительности Нострадамус имел в виду и что подтолкнуло его написать то или иное четверостишие.
— Но ведь есть конкретное, реальное объяснение, которое я привел. А почему его нельзя считать верным? — возразил Мишель.
— Дорогой мой, вы же понимаете, что это — случайное совпадение, или, что тоже вероятно, еще и неточный перевод со старофранцузского. Неужели пламя лондонского пожара 1666 года можно было увидеть издали, сидя у своего окна в небольшом городе Салон-де-Прованс на юге Франции, да еще к тому же за 100 лет до самого события? Бред!
— А за семь дней и на расстоянии в 100 миль можно было бы?
— Какая разница!
— А я увидел, — негромко произнес Мишель.
На миг жаркая волна захлестнула его — такая же, как тогда, четверть века назад. И он рассказал. Всё — и о случае на лекции, и о том, как трагически сбылось его видение, как в одночасье сгорела вся его семья.
— Да, досталось вам в жизни, — нарушил наступившее молчание Григорий. — Теперь понятно, почему у вас такой пиетет к предсказаниям. Вы — один из тех, у кого этот дар в крови.
— Не скажите, — красные пятна на лице Мишеля казались отблесками далекого огня. — Я действительно чувствую настроение и отношение ко мне живых существ. А вот угадывать события — не мастак. Тогда это случилось в первый и последний раз. Но я ведь хотел сказать совсем о другом. Допустим, Нострадамусу удалось дать точное предсказание всего лишь один раз. Это значит, что он по невидимой нам лестнице проник в наше время, засек что-то особенное и, вернувшись в своё время, написал об этом. Так почему же мы не можем, пользуясь той же лестницей, спуститься к Нострадамусу в 16 век, потолковать с ним и вернуться к себе домой? Тем более, что отправиться в прошлое куда проще, чем в будущее, ведь прошлое мы знаем?
Никто не ответил ему. Психолог задумчиво смотрел перед собой. А Кириллов устремил на Мишеля внимательный, изучающий взгляд, словно видел его впервые. Затем достал из папки небольшую карточку:
— Возьмите —здесь нужные вам телефоны. Это по-первых. Во-вторых, период предварительного знакомства закончился. Вы для меня — Майкл, я для вас — Вячеслав. А в-третьих, у нас в институте есть семинар под названием «О том, что невозможно». В ноябре я выступаю на нём с сообщением. Приходите. Время и прочие детали узнаете по телефонам, которые я вам дал.
Продолжение
