Самуил Кур: Силуэт Нострадамуса. Продолжение

Loading

На первый взгляд, блестящее предсказание. Но это ведь с какой стороны посмотреть. С одной — из него следует, что королева-мать проживет долгую жизнь. С другой — что ее муж, Генрих II, недолго протянет, а затем его сыновья будут по очереди править, но лишь короткий срок. Короли, как известно, в отставку не уходят…

Силуэт Нострадамуса

Повесть
из цикла «Этот поразительный 16-й век»

Самуил Кур

Продолжение. Начало

14. 

15 августа 1555 года через Новые ворота Мишель въехал в Париж. Город был наполнен видимым и невидимым движением. По довольно широкой улице громыхали повозки. Сновали прохожие. В одном месте образовался затор: груженая телега и элегантная карета сцепились колесами. Возница и кучер отчаянно ругались между собой, никто из них не торопился исправить положение, обвиняя в неумелой езде другого. Мишель решил объехать уже столпившийся народ. Он свернул в узкий проулок, где домá в упор смотрели друг на друга высокими прорезями окон.

Ширина улочки на глаз равнялась длине лежащего поперек нее человека. А вдоль, почти по центру, как в ущелье, бежал веселый ручей, впадавший где-то поблизости в Сену. По резко ударившему в нос запаху сразу стало ясно: сюда сливают всё, что течет, начиная с человеческих выделений и кончая отходами кухонных утроб. Даже мул недовольно крутил головой. Выбравшись из этой клоаки, провинциальный путешественник еще долго приходил в себя, пока не достиг богатых кварталов, где царило относительное багополучие.

Через несколько часов, представившись одному из высших чинов французского королевства, Мишель получил крышу над головой. Его поселили во дворце кардинала. Несомненно, высокая честь — значит, вызвали не казнить, а миловать. Впрочем, не говори «Гоп!», пока не перескочишь. Погода меняется каждый день, а настроение у правителей — по нескольку раз на дню. Марк Паламед дал умный совет — завербовать местную агентуру для того, чтобы постоянно быть в курсе событий. Пришла пора ввести в действие свой план.

Не следующее утро Мишель заявил, что он заболел. Проклятая подагра! Ничего удивительного — месяц в пути на муле. Такое с любым может стрястись. Его поняли, ему посочувствовали и пока оставили в покое.

Слуга, приносивший еду, кое-какими сведениями его снабдил. Однако для получения полной картины нужны были люди хотя бы из среднего звена. На четвертый день больной объявил, что ему лучше и отправился на оздоровительную прогулку.

Во многих деталях Париж 16 века совпадал с Парижем 20 столетия. Собор Парижской Богоматери возвышался на том же самом месте. Правда, соседствовало с ним веселое заведение с девочками для плотских утех. Неспешным шагом Мишель миновал и собор, и бордель. Его путь лежал в Лувр.

Резиденция французских монархов во многом отличалась от знаменитого музея позднейших времен — что-то за столетия перестроили, что-то достроили. Но разочаровало салонского гостя не это — оказалось, что двор перебрался в другой замок — Сен-Жермен-ан-Ле, в двух часах езды к западу от столицы.

И все-таки вылазка не закончилась впустую. Мишель познакомился с энергичным мужчиной, командовавшим погрузкой мясных туш в закрытые фургоны. Вскоре выяснилось, что это главный поставщик королевского двора месье Древиль, отправлявший партию провизии в Сен-Жермен. Количество съестного поражало. Поговорив с поставщиком, Мишель уже получил ряд важных сведений. И даже решился задать один скользкий вопрос. Дело в том, что продвигаясь по коридорам Лувра, он погрузился в точно такой же насыщенный зловонием воздух, как и на узенькой улочке при въезде в Париж. Сейчас у него мелькнула смутная догадка о происхождении «аромата». И он рискнул ее проверить:

— Невообразимое количество продуктов — это еще можно понять. Но как справляться с отходами? Их же надо каждый вечер убирать.

— Зачем? — пожал плечами мсье Древиль. — На два месяца места хватает, а потом двор переезжает в другой замок.

Простота и непритязательность решения проблемы поразили Мишеля. Так вот почему вокруг Парижа понатыкано столько замков! Когда в одном из них от запахов становится совсем невмоготу, вереница нарядных карет увозит их владельцев куда-нибудь подальше, в другой замок, и слуги приступают к очистке авгиевых конюшен. Се ля ви. Франция, 16 век. Это тебе не Рим первого века до нашей эры с его водопроводом и канализацией.

В Лувре Мишелю делать было больше нечего. Тем более, что и месье Древиль тоже собрался в путь со своим караваном.

Через несколько дней мнимый больной заявил, что недомогание прошло, и его отвезли в Сен-Жермен. Там ему предстояло ожидать королевской аудиенции. Как долго — неизвестно, придет пора — позовут.

Теперь он мог, наконец, присмотреться к жизни придворных повнимательней. Бесспорной первой леди французского двора была, конечно же, Диана де Пуатье. При встречах с ней улыбались, кланялись, делали вид, что безмерно счастливы. Она выглядела эффектно в платье из черного и белого бархата, эффектно — и молодо. Что она делала, чтобы сохранить такое свежее лицо, не знал, наверное, никто. Между тем — Мишель прикинул в уме — ей было уже пятьдесят шесть.

В кулуарах ею восторгались, говорили, что ее влияние на Генриха Второго благотворно. В кулуарах ее же и ругали последними словами, обвиняли в приверженности то к Испании, то к Италии. Мишель слушал одних, слушал других — понять, кто из них прав, ему было трудно.

Как и любое пристанище особ высокого ранга, сен-жерменский замок кишмя кишел разного рода обслугой, а также людьми не знатными, но славными. Однажды Мишельувидел в галерее человека, который ему безусловно был знаком — по портрету в учебнике. Память, как в компьютере, быстро перебрала варианты и выдала ответ: Паре! Амбруаз Паре! Великий хирург. До него огнестрельные раны заливали кипящим маслом, он стал применять повязки. И еще додумался перевязывать ниточкой кровеносные сосуды во время операции, чтобы больные не умирали от потери крови. Мишель быстрым шагом догнал уже удалявшегося мэтра и окликнул его:

— Мсье Паре!

Хирург обернулся:

— Простите, мне кажется, мы не знакомы.

Мишель наклонил голову:

— Перед вами магистр Нострадамус.

— Нострадамус? Любопытное имя. Первый раз слышу. Если вы по поводу операции, я занят, и вообще нужно разрешение специального совета. Нас пятеро, королевских врачей, и наше время расписано.

— Нет, я не по поводу лечения. Я сам доктор медицины. Я хочу высказать вам свое восхищение — вашим талантом и новыми приемами. О вас столько добрых слов сказано в интернете!

— Где? В Интернете? Что-то не припоминаю, чтобы я там бывал.

Мишель уже уловил, что сморозил глупость, но отступать было некуда, надо продолжать игру.

— Да, это небольшой городок в Англии. Там бывают на отдыхе именитые особы, и, естественно, их обслуживают неплохие врачи. Они-то и отзывались о вас с большой похвалой.

— Вы не могли бы назвать мне имена этих врачей?

— Отчего же, конечно могу. Дуглас Фербенкс, Том Круз, Майкл Джексон, Леонардо ди Каприо.

— Ди Каприо, говорите? С ним я точно встречался. В Венеции. Несколько лет назад. Толковый малый. Угощал меня кьянти. Будете следующий раз в Интернете, передавайте ему привет от меня.

— Обязательно передам.

— Извините — дела.

И он с озабоченным видом продолжил свой путь по галерее. «Ну, молодец!» — восхитился Мишель. «Врет и не краснеет. Впрочем, если бы я сейчас мог взглянуть на себя со стороны, то мое лицо тоже вряд ли красное.»

Немного задетый тем, что Паре ничего не слышал о нём, то есть о Нострадамусе, Мишель отправился побродить по далекому от королевских покоев и пустынному в этот час крылу замка. Размышляя, какой, по сути, суетной и эфемерной химерой является слава, он не спеша шел по коридору, когда из-за поворота навстречу ему выплыла импозантная фигура. Яркий кафтан и еще более яркие штаны, кожаные с раструбами сапоги выше колен, шляпа с пером, кожаные рукавицы, сбоку болталась шпага. Но самым примечательным украшением отличалось лицо незнакомца: у него был утиный нос. Вельможа шумно двигался вперед, занимая чуть ли не всё пространство от стены до стены.

Мишель слегка подался к правому краю, чтобы пропустить красавца. Но тому, по всей видимости, проход показался недостаточно широким. Он остановился, выставил вперед ногу и срывающимся голосом прокричал:

— Негодяй! Мерзавец! Простолюдин! Как ты смеешь преграждать мне путь?! Мне, дворянину!

Одновременно с последними словами он выхватил шпагу с явным намерением проткнуть невежу.

Думать было некогда. Отпрянув в сторону, Мишель, группируясь на лету, бросился под ноги дворянина. Тот перелетел через преграду и грохнулся на пол. Мишель в ту же секунду вскочил и заломил правую руку лежащего, после чего легко вырвал у него шпагу. Отпрыгнув на безопасное расстояние, он направил на противника трофейное оружие. Вельможа поднялся довольно быстро. Два чувства — недоумение и злоба — поочередно овладевали им, причем второе начинало преобладать.

— Стоять! — коротко приказал Мишель. — Я не знаю, кто вы. Вы не знаете, кто я. Ваше оружие — шпага, мое оружие — слово. Думаю, не надо вас убеждать, что моё — значительно сильнее. Но мы оба — люди чести. Полагаю, вы не станете распространяться о том, что обнажили смертельный клинок против безоружного человека. А я, в свою очередь, обещаю молчать о том, что отобрал его у вас.

Легким движением руки он швырнул шпагу в узкий проем окна, повернулся спиной к своему обидчику и пошел вперед, не оборачиваясь.

Стычка эта расстроила Мишеля. Он так остерегался, проявлял максимальную осторожность, чтобы не ввязаться в какую-нибудь историю и не нажить себе врагов. И вот — не выдержал. Несколько следующих дней он ходил с неприятным осадком на душе и всё время оглядывался — нет ли поблизости человека с утиным носом.

Наконец, его вызвали на аудиенцию к королеве.

Екатерина Медичи была далеко не красавица. По годам она годилась Диане де Пуатье в дочери, но гипотетическая мамаша выглядела куда свежей и моложе, чем гипотетическая дочка. Однако Мишель в очередной раз убедился, до чего обманчивой бывает внешность. Екатерина вела беседу умно, тактично, в то же время не давая собеседнику забывать, кто есть кто.

— Мне доставили ваш альманах на этот год. Там есть любопытные сведения. Существует ли конкретный источник, из которого вы их почерпнули?

— Ваше Величество, я понимаю, речь идет о фрагменте, в котором сказано: надо остерегаться людей, замышляющих что-то нехорошее против короля. Действительно, я употребил такие слова. Но я излагаю лишь то, что говорят мне звезды. Это единственный источник.

— Насколько серьезным вы считаете это предсказание?

— Речь не идет о каких-то немедленных действиях, а только о замыслах.

— Да, вы правы. Конечно, звезды предупреждают нас о гугенотах. Они злейшие враги трона. Возможно, в связи с этим у вас есть прогнозы и на более отдаленное будущее?

— Если коварный умысел умного человека разгадан, и он посрамлен, лучшее решение — привлечь его на свою сторону и сделать союзником.

— Ваши взгляды совпадают с моими. Это подкрепляет мою веру в то, что звезды пришлют мне хорошие вести, которые я найду в ваших следующих альманахах. Кстати, вы посвящаете их своим друзьям и покровителям?

— Вы угадали, Ваше Величество. Я уже подготовил на 1556 год два новых альманаха, которые сейчас печатаются в Лионе. Один из них посвящен королю Франции Генриху Второму, другой — королеве Екатерине Медичи. Они — мои главные покровители, — и Мишель низко поклонился.

Екатерина усмехнулась:

— Вы соображаете быстрее, чем я думала. Впрочем, это не удивительно — по отзывам, вы еще и хороший врач. К тому же, в ваших альманахах немало тонких философских суждений.

— Я польщен столь высокой оценкой моих скромных успехов. Скажу откровенно — звезды дают самую общую картину. Но, чтобы увидеть детали, нужен дар — дар провидения, позволяющий разгадать то, что скрыто за скупой информацией, которой они с нами делятся.

— Из ваших слов ненавязчиво следует, что вы такой способностью обладаете.

— Не скрою, милостью Всевышнего мне дано видеть будущее.

— Интересно, а что говорит ваш дар про судьбу женщины по имени Екатерина Медичи?

Шальная мысль метнулась в мозгу Мишеля. И подтолкнула к рискованному откровению.

— Я задавал такой вопрос. И получил ответ, который показался мне странным. Он звучит так: через четыре года Екатерина Медичи станет королевой. Я не могу найти этому объяснения.

Законная хозяйка французского трона почти незаметно вздрогнула и устремила напряженный взгляд на провидца. Несколько секунд они, как загипнотизированные, смотрели друг на друга. По лицу высокопоставленной, но по-своему несчастной женщины пробежала противоречивая гамма чувств — от блика вспыхнувшей надежды до спокойной уверенности в своем скором всевластии.

— Вы на редкость дальновидный предсказатель. Не покидайте Сен-Жермен, нам предстоит встретиться с вами еще несколько раз.

«Бедная Екатерина, — направляясь в отведенную ему комнату, Мишель обдумывал интригу прошедшего разговора. — Она думает, что избавится от Дианы де Пуатье, и это принесет ей внимание короля и беспрекословное подчинение двора. Но она не догадывается, каким способом непредсказуемый рок осуществит ее тайное желание. И только я один в этом замке знаю правду: через четыре года уйдет из жизни ее муж, Генрих. Такой будет цена низвержения соперницы.»

Через пару дней Мишеля принял король. Аудиенция оказалась короткой и скучной. Единственным освежающим моментом стал мешочек с золотыми монетами, подаренный монархом своему подданному в конце встречи.

Генрих произвел впечатление человека вяловатого, неинициативного. Энергия не пульсировала в нём, как можно было бы предположить из его статуса. Что ж, ему нужна была именно такая женщина, как Диана — волевая и решительная. Она для него больше, чем любовница. Всё становилось на свои места.

А потом Екатерина передала магистру Нострадамусу, что намерена показать ему своих детей. Но ради этого придется поехать в другой замок — Блуа. Именно там каждый раз проходили ее роды и там воспитываются все наследники трона.

Нежданно-негаданное доверие поставило выходца из Калифорнии в сложное положение. По вполне объяснимым причинам он почти ничего не знал о королевских отпрысках. Чтобы не попасть впросак, надо было срочно получить хотя бы минимальные сведения — сколько их и как их зовут. Ситуация побудила Мишеля затесаться ненадолго в опасное общество придворных дам. В роли следователя ему не приходилось бывать, и уже первый шаг вызвал затруднения: кого выбрать для доверительной беседы? Из кого удастся вытянуть нужную информацию?

Разглядывая мелькавший перед ним благоухающий цветник, он переводил взгляд с одной прелестницы на другую. Может, вон ту — пунцовую розу? Или скромную ромашку? Или плавно покачивающийся при ходьбе тюльпан? В конце концов он остановился на даме среднего роста, одетой неброско, но так, что даже под широким платьем угадывалась стройная, пропорциональная фигура. По ее спокойному лицу и полному отсутствию жеманства в общении можно было предположить, что она знает себе цену. Мишель подслушал: ее звали Луиза.

Поймав момент, когда она отделилась от группы спорящих, он подошел и представился. Его имя не произвело никакого впечатления. Впрочем, он уже начал к этому привыкать.

— Простите, что я решил вас побеспокоить, но видя ваше исключительно благожелательное расположение к окружающим, я осмелился обратиться именно к вам. Надеюсь, вы мне поможете. Я человек нездешний (еще бы!), из провинции, при дворе впервые. Многие правила поведения, ваш особый этикет — для меня загадка. Буду вам очень признателен, если вы меня просветите.

— После такого любезного обращения — как не помочь бедному запутавшемуся мужчине! Давайте попробуем.

Мишель для затравки спросил о том, что сам хорошо знал. Отвечая, Луиза поинтересовалась, откуда ее ученик и чем занимается. Тот скромно сообщил, что он доктор медицины и предсказывает будущее. Неплохие специальности, одобрила Луиза, в чём-то связанные. Осмотрев пациента, сказала она, вы можете предсказать, что его ждет. Мишель удивился: бесспорная мысль, но он не ожидал такой прыти от женщины 16 века. Похвалив ее сообразительность, он вырулил на проблему чинопочитания: кому и как кланяться при встрече? И вообще, как себя в этом случае вести? Как узнать принца крови? А если встретишь мальчика, не подозревая, что он наследник трона? А, кстати, сколько…

Одним словом, удалось выудить целый ворох информации. Страшно довольный собой и своей хитростью, Мишель поблагодарил собеседницу и услышал ее прощальную фразу:

— Вы были находчивы и остроумны, мессир Нострадамус. Но разве вы не могли сразу, без обходных маневров, спросить о том, что вас интересует, то есть о детях королевы? Я бы вам сразу и ответила.

Она улыбнулась, махнула рукой и направилась к своим подругам, которые всё еще продолжали спорить. Мишель некоторое время стоял, если не с открытым ртом, то с глупым видом точно. Потом усмехнулся и пошел своей дорогой.

15.

На следующей неделе Екатерина повезла салонского прорицателя в Блуа. По дороге он размышлял, чего от него захотят. Детей было много, мальчиков и девочек. Лечить их было кому, да и астрологов при дворе хватало. Всё прояснилось, как только они прибыли на место. В небольшом зале находились сыновья королевской четы. Их было четверо. Екатерина попросила предсказать, какая судьба ждет каждого из них.

Совсем простое задание, подумал Мишель. Если бы речь шла, допустим, о ребенке графа, поди угадай, кем он станет — политиком, полководцем, Папой Римским, или, упаси Боже, поэтом. А тут всё однозначно. Надо только держать ухо востро.

Старшему, Франциску, прямому наследнику, исполнилось 11, младшему — всего годик. Бегло оглядев малыша, Мишель попросил остальных трех раздеться. Он знал, что есть специалисты, дающие прогноз на будущее по расположению родинок. Он, однако, не собирался этим заниматься. Его интересовал вполне рутинный аспект: здоровье детей — благо, врачебного опыта ему было не занимать.

Осмотрев юную королевскую поросль, он пришел к неутешительным выводам. Сыновья Екатерины оказались хилыми, в них не чувствовалось жизненной энергии. В общем, он так и предполагал, учитывая специфические особенности появления на свет детей Генриха II. Свою мужскую силу и страсть папаша растрачивал в любовных схватках с Дианой. Туда и уходил лучший генетический материал. А к Екатерине являлся для отправления обязательного — а потому скучнейшего — супружеского долга. Безусловно, дети — результат этих его натужных усилий — и должны были соответствовать энтузиазму родителя при их зачатии.

Теперь оставалось подвести итог и выдать резюме королеве. Мишель сделал вид, что вполне доволен осмотром и с подобающим случаю уважением и торжественностью произнес:

— Ваше Величество, вы увидите на троне всех ваших сыновей.

Екатерина Медичи благосклонно кивнула. Поняла ли она скрытый смысл сказанных слов? На первый взгляд, блестящее предсказание. Но это ведь с какой стороны посмотреть. С одной — из него следует, что королева-мать проживет долгую жизнь. С другой — что ее муж, Генрих II, недолго протянет, а затем его сыновья будут по очереди править, но лишь короткий срок. Короли, как известно, в отставку не уходят, значит, остается один, вполне в духе времени, вариант: либо они будут умирать молодыми от болезней, либо их будут убивать.

Как оценила его предсказание Екатерина, Мишель не узнал никогда. Впрочем, дать такой точный прогноз ему было несложно — в свое время он с увлечением изучал историю Франции в 10 классе своей американской школы.

И все-таки его акции после королевской аудиенции в Блуа резко пошли вверх. Узнал он об этом несколько необычным образом.

Вернувшись в Сен-Жермен, он опять прикинулся больным, чтобы собраться с мыслями перед обратной дорогой. К тому же не хотелось попасть ненароком в переплет в каком-нибудь дворцовом закоулке, как это уже случилось с ним однажды.

И вот, когда он заканчивал в своей комнате принесенный с кухни обед, постучался слуга и сообщил:

— К вам дама.

«Этого еще не хватало» — чуть не поперхнулся Мишель.

— Чего она хочет?

— Она сказала, что должна увидеть вас по конфиденциальному вопросу.

— Знатная?

— Простолюдинку я бы не впустил в дом. Богата. Влиятельна. Ее зовут Луиза де Плесси.

Мишель вздохнул:

— Проси.

Он поднялся, одел плащ и отодвинул стул подальше от стола.

Вошла женщина. В первое мгновение он ее не узнал — ту самую Луизу, с которой беседовал о королевских детях. Но теперь она выглядела на все сто. Стало полегче — между ними уже существовал контакт. Несколько ничего не значащих слов, взаимных вопросов, и Луиза произнесла с неожиданной восторженностью:

— Мессир, о вас уже все говорят при дворе: этот Нострадамус — толковый врач и потрясающий предсказатель. Он видит сквозь время!

Насколько Мишель помнил их предыдущий разговор, экзальтированность не была ей свойственна.

— Ну и?.. — уточнил он.

— Ну я и решила использовать наше знакомство. Упустить шанс было бы непростительно.

— Вас интересует ваше будущее?

— Скорее, настоящее. Вы же понимаете, — доверительно наклонилась она к нему, — двор — это вертеп. Со своими законами. И мне, как активной лицедейке нашего вертепа, хотелось бы узнать, удастся ли одной, не очень молодой даме ее авантюра. Я опишу вам эту даму. Среднего роста, издали выглядит даже ничего. Но вблизи видно — лицо глуповатое, волосы надо лбом уложены в валик небрежно, а на перчатках бриллианты как два гусиных яйца.

— Так в чём же дело?

— Ее зовут Жанна де Лебре, и она имеет виды на Анри. На неподражаемого Анри де Полиньяка. Неужели он клюнет на нее? Неужели его не коробят ее наряды?

— Всё зависит от того, насколько он считает важным такие вещи, — осторожно попытался нащупать почву Мишель.

— Ах, он достойный католик и прекрасный воин, но удивительно ненаблюдательный.

— Я полагаю, эта оценка касается уже вашего отношения к Анри?

Луиза взглянула на него очень странно, под метнувшейся в него молнией он ощутил себя кроликом перед удавом. Нужна была разрядка, и Мишель встал:

— Извините, здесь осталась посуда после обеда. Я позову слугу, чтобы он убрал.

Он вышел в переднюю, прикрыл за собой дверь и громко крикнул:

— Жюль!

Слуга появился быстро и бесшумно. Мишель приложил палец ко рту и шепотом спросил:

— Ты можешь что-нибудь сказать о человеке по имени Анри де Полиньяк?

— Конечно, — тоже шепотом ответил Жюль. — Граф — красавец-мужчина, кумир всех придворных дам. Но его камердинер рассказал мне по секрету: хозяин терпеть не может беспорядочной жизни. Поэтому предполагаемые любовницы расписаны у него строго по месяцам на год вперед. А кто включен в этот список, и в каком порядке — тайна.

— Да, замечательный господин. — И громко: — Жюль, убери у меня со стола!

Когда Мишель вернулся в свою комнату, диспозиция изменилась: Луиза сидела на кровати.

— Мне отчего-то стало не по себе, заболело здесь, — она указала на грудь. — Не могли бы вы на мне продемонстрировать свое врачебное искусство?

— Но чтобы вас послушать… вам придется снять одежду.

— Разумеется. Отвернитесь, пожалуйста.

Через пару минут он услышал ее голос:

— Я готова.

Луиза стояла перед ним почти обнаженная и смотрела на него как кролик, вполне готовый к своей участи — оказаться в пасти удава. Она была ослепительно хороша.

— Заприте дверь, чтобы никто не вошел во время осмотра, — то ли попросила, то ли приказала Луиза.

Он послушался.

— Будет намного удобней, если я лягу — и мне, и вам, как врачу.

Она легла на спину и прикрыла глаза. Мишель осторожно наклонился, чтобы послушать сердце. Прикоснувшись к ее упругой груди, он почему-то автоматически отметил: настоящая, не силиконовая. Да, сердце билось учащенно, но было уже совершенно ясно — это у нее от возбуждения.

Для того, чтобы осматривать лежащую в постели обнаженную женщину и при этом оставаться в длинном плаще, надо быть очень, очень, очень ученым человеком. У него еще хватило сил оторвать ухо от огнедышащего тела и выпрямиться, но руки Луизы уже овладели им. И первый порыв опрокинул его, как тростинку, в объятья женщины.

А потом был второй порыв, он смёл графиню, не привыкшую к узкой кровати, на пол, и она увлекла за собой партнера. Луиза знала толк в любви…

Она одевалась, не спеша — нижняя рубашка, чулки…

— У тебя сильные пальцы, — медленно проговорила она.

… вышитый золотом лиф, юбка, бархатное верхнее платье, лениво пристегнула к нему рукава…

— Я впервые сегодня почувствовала силу научного предвидения.

… башмачки, поправила уложенный в валик волосы…

— А как же Анри? — невинным тоном отозвался Мишель.

— Какой Анри?

— Тот самый, по которому сохнет Жанна.

— Ах, этот. Он — первый пришедший на ум повод. Надо же было как-то завязать с тобой разговор.

… затянут последний шнурок, застегнута последняя пуговица.

— Уходишь?

Она кивнула и раздумчиво протянула:

— Интересно, все пророки — такие… специалисты?

— Логичный вопрос. Но ответ на него можно получить только методом проб и ошибок.

— Мне кажется, чем глубже предсказатель заглядывает в будущее, тем…

— … тем меньше у него остается сил на настоящее, — перехватив инициативу, завершил Мишель.

Луиза рассмеялась:

— Ты не угадал продолжения моей фразы. Да ладно, пусть будет по-твоему.

В дверях она сказала:

— Приду послезавтра.

Она появилась на следующий день, когда стемнело.

Едва войдя в комнату, она попросила запереть дверь. Однако иронически поглядывавший на нее Мишель ошибся в своих предположениях.

— Нас никто не подслушивает?

— Надеюсь, что нет.

Луиза опустилась на стул:

— Сядь и выслушай меня внимательно. Положение очень серьезное.

— Что случилось?

— Кое о чём мне донесли, кое что узнала сама. Во-первых, один важный господин, услышав, что ты собираешься покинуть Париж, велел своим слугам выловить тебя где-нибудь на галерее и отметелить от души.

— Догадываюсь, кто автор этой идеи. Человек с утиным носом?

— Ты его знаешь?

— Приходилось встречаться.

— Беда в том, что он важная шишка и безумно высокого мнения о себе. А как известно, амбиции и здравый смысл никогда не бывают добрыми соседями.

— Хотел бы я встретиться с его молодчиками. Еще вопрос — кто кого.

— Что касается второго сообщения, то оно как раз о встрече. Верные люди доложили мне, что тобой заинтересовались члены парижского инквизиционного суда. Они собираются навестить тебя и кое о чем спросить. В частности, какой такой наукой ты занимаешься и что используешь в своих предсказаниях.

Мишель побледнел — предчувствие опасности, возникшее перед отъездом из Салона, начинало приобретать реальные очертания. Ласковые слова судей, с которых начинались их допросы, обычно с помощью «инструментов», или без них, приводили к обвинениям в черной магии. Ретивые фанатики достали его здесь, в столице, и это явно попахивало костром.

— У тебя есть предложения? — произнес он осипшим, как всегда при сильном волнении, голосом.

— У меня есть конкретный план действий. Наступает ночь, и ты беспомощен. Они могут нагрянуть уже завтра. На муле далеко не ускачешь.

— Что же делать? — вырвалось у него.

— Сейчас ты всё приготовишь к отъезду и ляжешь спать. Завтра, лишь начнет светать, моя карета будет стоять у входа в твою обитель. Мы поедем в сторону, противоположную дороге в Прованс. К полудню доберемся до моего имения. Там тебя никто искать не будет. Все распоряжения отданы, мне остается пожелать тебе спокойной ночи. Да, кстати, о твоем животном позаботятся.

Определить тот момент, когда точно начинается рассвет, невозможно. Но когда первый солнечный луч коснулся башен Собора Парижской богоматери, Мишель был уже в пути. Всю ночь он боялся проспать, не сон — мучение. И теперь он дремал, прислонившись к стенке кареты, иногда вздрагивая и просыпаясь от резких толчков, и снова погружаясь в забытье. Его спутница пребывала в таком же полусонном состоянии. Погода выдалась неустойчивая, как часто бывает в начале октября, — то дождь, то солнце, то просто низко висящие тучи.

В имении их ждали накрытый стол, приготовленная для омовения вода и зазывно раскинувшая ворох одеял и подушек широкая дубовая кровать.

Мишель впервые в своей жизни оказался вброшенным в оазис праздного, беззаботного существования. Он выдержал восемь дней — больше не мог. В доме нашелся альманах на 1555-й год. Он захватил его, взял свой путеводитель и попросил выделить ему помещение, чтобы уединиться в нём на несколько часов. Вышел оттуда Мишель озабоченным.

— Я попытался составить для себя прогноз на ближайшее время, — сообщил он Луизе. — К сожалению, я должен покинуть имение.

— Что-то срочное? Новая опасность?

— И то, и другое. У меня только один благоприятный месяц для возвращения, и он начался вчера. Позже — сплошные неприятности, возможны нападения, ограбления и даже угроза жизни. К тому же наступит ненастная погода — дожди и бури. В таких услових верхом на муле… Одним словом, надо собираться.

— Тебе не нравится моя еда?

— Она изумительна, но ведь дело совсем не в этом.

— Тебе не нравится моя постель?

— В такой белоснежной, с вензелями на простынях — я никогда раньше не спал.

— Тебе не нравлюсь я в постели?

— Ты знаешь ответ. Но есть место, где я дома. Там мой кабинет, там рождаются мои предсказания. Без него мне будет тоскливо даже в раю.

— А мне будет тоскливо без тебя.

Мишель внезапно почувствовал, что Луиза искренна, и он для нее — не очередная, преходящая прихоть. Он непроизвольно понизил голос:

— Я понимаю. Потерять мужа, когда ты еще так молода… И то, что на поле боя он вел себя как герой — слабое утешение. Четыре года одиночества для женщины твоего круга — большой срок. Но тот, кому ты нужна, где-то рядом. Всё образуется. Всё будет хорошо.

— Найти партнера проще простого. Найти мужчину — гораздо сложнее.

На лице ее, словно заблудившись, возникло непривычное, почти просительное выражение:

— А, может, останешься?

Чувство жалости и сочувствия к этой женщине всколыхнуло Мишеля. Где-то далеко, на заднем плане тенью промелькнуло: а почему бы и нет? Остаться, забыть — и забыться. Но мозг неумолимо приказывал: откажись.

— Мне нельзя, Луиза. Я должен делать то, что мне предназначено Богом и судьбой. Я должен быть свободен, чтобы прорываться сквозь настоящее в будущее.

Она отвела взгляд в сторону, не хотела, чтобы в этот момент он видел ее лицо.

— Я знаю, что весь свой прогноз — про угрозы, про погоду — всё это ты выдумал. И знала, что ты уйдешь. Еще тогда, в доме кардинала. Иногда, вопреки разуму, забредали какие-то несбыточные мечтания. Посмотри на Диану, Диану де Пуатье. Она была у нашего короля первой и, по сути, осталась единственной. Как мне бы тоже хотелось для кого-то быть единственной! Наверное, глупо. Но я рада, что наши пути пересеклись.

Странное ощущение ирреальности происходящего охватило Мишеля. Так мыслить в 16 веке?! Он схватил Луизу за плечи, повернул ее к себе, и его хрипловатый голос тоже прозвучал в абсолютно нереальной тональности:

— Ты никогда не ездила на автомобиле?

Отблеск чего-то далекого и тайного вспыхнул в глазах Луизы, и медленно, растягивая слова, она произнесла:

— Смотря какие марки ты имеешь в виду.

Мишель напрягся, мир сузился до округлого женского лица, проступавшего из тумана, и он выдохнул:

— Ты… ты… — и никак не мог закончить фразу.

Но мимолетные искры уже погасли.

— Я — графиня де Плесси. Родилась в Нормандии 30 лет назад. А вы, насколько я понимаю, родились в Провансе. И вам предстоит долгий путь домой. Да хранит вас Господь, магистр Мишель Нострадамус! Ваш мул, Вольтер, — она хмыкнула, — в полной готовности и ждет хозяина.

Словно сомнамбула, Мишель добрел до ворот, взобрался в седло и взял курс на юг. Привыкший к задушевной беседе Вольтер иногда недовольно покачивал головой — ему бы хотелось услышать еще какую-нибудь занимательную историю. Но весь обратный путь домой его хозяин был задумчив и молчалив.

Кто эта женщина? С одной стороны, она действительно родилась в Нормандии три-четыре десятка лет назад. Чутье никогда его не обманывало. Она не тамошняя, она здешняя. А с другой стороны… «Неужели кто-то явился сюда из моего времени — еще до меня — и забрал ее с собой в сумбурный 20 век? Только для того, чтобы покатать на машине? А потом отправил ее назад, ко двору Генриха II ?

Маловероятно. Значит, есть глубоко упрятанная тайна, о которой она не хочет — или не может — говорить. Останься я с ней — и, пожалуй, смог бы добраться до разгадки. Или не смог бы. Ведь самый простой способ удержать меня — заинтриговать возможностью связи с моим веком. Поскольку она безусловно понимает, кто я и откуда. Однако она даже попытки такой не предприняла, даже не намекнула. Значит, нет у нее никаких возможностей.

Она живет интересами своего окружения, это ее мир. Возможно, действительно нашелся смельчак, который, прилетев сюда, умыкнул с собой красавицу-графиню, в полной уверенности, что осчастливит ее благами цивилизации. А ей в том диком мире механизмов и бешеных скоростей было тоскливо и неуютно. И она попросилась домой, в простую, неторопливую жизнь, где ей всё знакомо и понятно.

И всё же она нашла во мне что-то родственное. И всё же она так легко простилась и отправила меня…»

И вдруг Мишель осознал то, что запечатлелось в памяти, но проявилось только сейчас: бодрое напутствие, чуть насмешливая улыбка и — грустные глаза. Как у Кириллова.

Мучительный вопрос — что делать дальше — преследовал его теперь, стоило лишь утром покинуть очередной ночной приют. Он отбросил десяток разных вариантов ввиду их авантюрности. Но лишь подъезжая к Северным воротам уже ставшего родным города Салона, принял единственно возможное решение: ничего не делать, ничего не менять. Ему выпало быть Нострадамусом — значит, надо им быть.

И когда отворилась дверь дома — его дома — и на пороге возникла жена — его жена — он обнял Анну с непритворной радостью. И с облегчением.

Окончание
Print Friendly, PDF & Email

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.