Стихи

Ушанги Рижинашвили

Терпение

Совланут. Потерпи. Я терплю…
Притерпеться к судьбе нету мочи.
О, как тянется сердце к теплу
В бесноватые белые ночи.
И бессонницы рваная нить
Узелки туго вяжет на память.
Печки нет! Как огонь запалить,
Как согбённую спину расправить…
Совланут. Потерпи. Я стерплю.
Бьют по левой? Вот правая, бейте.
Вжик! То режет алмаз по стеклу,
По спине ходуном ходят плети.
Как тавро, я ношу пятерню
На щеке — эхо звонких пощёчин
Совланут! Потерплю, потерплю
Выйдет срок — рассчитаюсь по счёту.
Нет, не око за око, не зуб
За мой выбитый ражим де Садом,
Я в себе собираю грозу
С громом, молнией, тучею градной.
Совланут! Есть терпенью предел.
Лопнет! Прочь все табу и все вето.
Поднимусь и пойду по гряде,
И паду, как Варшавское гетто.
Совланут! Нетерпенье души,
Нетерпимость терпимости к бедам…
От гордыни земной отдышусь,
Дотерплю до победы!

Немота

Чужая родимая речь:
Я выхаркну лёгких труху.
Мне вымолвить слово, что слечь
И закоченеть на слуху.
Ты выстроена не мной,
Ты выстрадана не мной.
Ты только утрачена мной,
Сам не свой, я не твой — я немой.

Ручей Давида

Пью воду из ручья Давида
Взахлёб. Припав иссохшим ртом.
Благодарю тебя, планида,
За эту жажду и за то,
Что мои чахнущие гены
Под страхом Страшного суда
Из чрева Огненной геенны
Ты вызволила навсегда.
Очистила от тлена блуда
И копоть скверны соскребла,
Вернула телу предков удаль
И два несломленных крыла.
И врал я в памяти блаженство —
Колено, племя, имя, род —
Распознаю слова по жестам,
Глухонемой, ослепший крот.
Блуждаю в письменах и знаках,
В шофара вслушиваюсь зов,
И имя древнее Иаков,
Себе я возвещаю вновь.
Кумранских амфор тайну вызнав
И вещий ощутив озноб,
Я тонкую тетрадку жизни
Перепишу с самих азов.

Исход

Отпусти меня, пустыня, отпусти,
Сорок лет дубеет кожа на ступнях.
Что за подлая привычка у пустынь —
Жертву от себя не отпускать!
Сорок лет не жил я, выживал,
Пёк опресноки на жарких валунах,
Но в блужданьях мне открылась вышина,
И в страданьях поборол я липкий страх.
Так постиг я, что не страшен супостат,
Гад ползучий и ревущий лютый зверь.
Неспроста в душе исчезла пустота,
Впрок, наполнившись сладчайшею из вер.
Свод небесный — Б-жьих заповедей свод
На себя взвалил, не горбясь, не ропща,
И каменья самых яростных пород
Прочь отбросил — да бездействует праща.
Я с себя коросту рабства в кровь содрал,
В купе с кожею и мясом, до кости.
И теперь, в преддверье смертного одра,
Мне бы только до свободы дорасти.
Сорок лет… Обета вышел срок
И Всевышнего о милости моля,
Я бреду, как мне велел пророк,
Где же ты, Обетованная земля?

Восхождение

Есть время жить — моё идёт на убыль,
Но пеплом я главу не посыпаю…
Иерихонские мои горланят трубы,
Не осыпаюсь, просто просыпаюсь.
А просыпаюсь я в стране и на земле
Обетованной — гавани последней,
С Кинеретом, мерцающем во мгле,
С Храмовой горой —
единственным наследством,
Отцом моим завещанным не в дар,
А в боль и кровь, текущую по жилам.
Сим володею я и сыну передам
Не родословную, но ветку древа жизни.
То дерево растёт повсюду и везде,
Но плодоносит лишь на отчей почве,
На том стоит. И крону ввысь воздев,
Лелеет набухающие почки…
А день зачатья и ухода день,
Как день один счастливого творенья.
Пусть храма день, но тень его и сень
Даруют надежду и терпенье…

У стены плача

Я плачу у стены стенаний и печали,
Ликую и скорблю с молитвой на устах,
Мой утлый чёлн уже навечно к ней причален,
Неважно, кем я был, а важно, кем я стал.
А стал я зряч и смел, судьбу переиначив,
Ерушалаим — свет и свет моих очей,
Я не ищу ни славы, ни удачи,
Устав от каруселей и качель.
Круженье по миру —
плетенье зряшных кружев,
Томленье духа лишь и суета сует.
Я опускаю деньги в прорезь кружек —
Нужней порою лепта, чем совет.
Стена, не ограждай меня от мира,
Недаром дух мой поборол юдоль.
Из чадных келий и карающих кумирен
Я вышел на простор, где зеленеет дол.
Бумаге бренной не вверяю мыслей,
Желаний сокровенных и надежд…
У храма веры купол надломился
И рухнул под ноги вандалов и невежд.
Не жду я чуда — чудо вдох и выдох.
Неизречимый Б-г мой — Адонай,
Ты укажи, где он, последний выход,
И на посмешище меня не отдавай…
Стена к стене — вот Храм восстал из праха,
Душа к душе — вот купол воссиял.
И связь времён невидимая пряха
Вновь сопрягла в начало всех начал.

На Мёртвом море

На ладони недвижного моря
Я, как мёртвый, на Мёртвом лежу.
Звёзды древне-недрёмано смотрят
На меня — я на звёзды гляжу.
Дышит мёртвым дыханием Негев —
Обожжёт, обовьёт, обоймёт.
Но земная блаженная нега,
Словно снег, на меня снизойдёт.
Не тону я, оболган и предан,
Оплываю свечой, но плыву.
Море горькое слёз моих предков
Держит жизнь мою на плаву…

Масада

Когда сжимает свой обруч осада,
Как щупальца осьминог,
Я знаю, в запасе всегда есть Масада,
Мой выход и жизни итог.
Свобода, ты больше семьи и планиды,
И даже жизни самой.
Смертью себя одаряют провидцы,
Цепи влачит слепой.
И я перед смертью на камень присяду,
К сердцу примерю клинок…
С Мёртвого моря не видно Масады,
С Масады виден пророк.
Взгляну на него — ни следа, ни надсады,
На сердце сойдёт благодать…
В песочке играют дети Масады —
Из праха восстала рать.