Марк Шехтман: Серенада солнечной долины

Loading

— Я на фронте ногу потерял, чтоб вы, суки, здесь отжирались в тылу! Мусора, падлы легавые… — захрипел он, но продолжить ему не дали: последовал профессиональный удар в челюсть, звякнули медали, и, растянувшись на полу, инвалид затих…

Серенада солнечной долины

Марк Шехтман

Лето 1944. С афиши на фасаде кинотеатра «Форум» чуть улы­бался симпатичный тромбонист в очках. Его окружали музыкан­ты, лыжники, танцоры, скользила по льду девица на коньках. Фи­льм назывался «Серенада Солнечной долины». «Еще одна голли­вудская комедия», подумал я и хотел пройти мимо, но что-то заста­вило остановиться. Демонстрировался киножурнал — сеанс только начался. То, что произошло дальше, объяснить трудно: я был на­столько ошеломлен, что с середины фильма вообще перестал вос­принимать происходящее на экране, и в памяти ничего не оста­лось: великое до меня с первого раза не доходило. Несколько дней я тщетно пытался вспомнить хоть одну мелодию, сцену, эпизод, но прошла неделя, пока понял, что должен посмотреть «Серенаду Солнечной долины» снова. Фильм демонстрировался по всей Мо­скве, но мне опять захотелось на Садовое кольцо — любил я «Фо­рум». Сегодня зал почти полон. Голливудская комедия оказалась не такой, как я думал — в ней снимались Гленн Миллер и его ор­кестр! Подобной музыки я еще не слышал — ведь, кроме хрипящих патефонов и московского радио, тогда ничего не было! Начинаю понимать, что Миллер останется со мной навсегда, на всю жизнь. Оркестр оглушил и ослепил — никогда раньше, даже в кино, я не видел биг бенд, и мои тогдашние радиокумиры: Утесов, Рознер, Цфасман сразу померкли. Не только само исполнение, каждая но­та, аккорд, нюанс, но и каждое движение, взгляд, вздох музы­кантов — подлинное совершенство. Возвышение, на котором стоял басист, подчеркивало важность его инструмента. Солируя, он ус­певал дуть на пальцы, словно обжег их о раскаленные струны. Волна восхищения проносилась по залу, когда внезапно саксофо­нисты на секунду выворачивали инструменты вправо, и когда в знаменитом “In the mood”* тромбонисты, поочередно скрещивая кулисы, замирали на самой нижней, уже неслышной ноте глис­сандо. А вокал! Голоса чистые, без чрезмерных модуляций вели мелодии с тонким, едва уловимым юмором.

Не было в них слащавой пошлости и самолюбования, присущих многим эстрадным исполнителям. Через много лет, прослушав пластинку «Серебряные голоса Гленна Миллера», понял — лучше их не назовешь! Театральные репетиции всегда интереснее спек­такля — это я знал с детства, но оказалось, что так и с оркестром. Сцена репетиции “Chattanooga-choo-choo” — настоящий шедевр! Музыканты одеты как попало — свитера, лыжные куртки. Справа от оркестра играет в карты состав мужского квартета, слева, за столом, вяжет девушка. Славный парень Текс Бенеке в бейсболке с лихо заломленным козырьком насвистывает вступление, поет. Ему отвечает мужской квартет. К ним присоединяется девушка. Четырехголосая гармония заставляет забыть обо всем, я плыву в ней, не чувствуя под собой кресла. Теперь Текс поднимает саксо­фон, и оркестр, усиливая свинг, имитирует набирающий скорость поезд. Он движется все быстрее и вот уже вырвался на простор, его пытаются догнать темнокожие чечеточники братья Никольс. Бурно выражать эмоции советская публика не приучена, но что творилось в зале, когда началась эта танцевальная погоня! В фи­нале пышный хэппи-энд: на льду Соня Хейни — фигуристка с мировым именем. Но после «Чаттануги» ее пируэты и прыжки вы­глядели банально и впечатления не оставили.

Вспыхнул свет, и я спешу взять билет на следующий сеанс. Од­нако посмотреть фильм еще раз не удалось: по Садовому кольцу к «Форуму» приближаются десятки тысяч пленных немцев. Я оста­юсь в толпе — фильм сойдет с экранов еще не скоро, а это зрелище пропустить нельзя.

Немцы, удивленно озираясь, но соблюдая строй, идут с москов­ского ипподрома, мимо Белорусского вокзала на Павелецкий. Ли­ца небритые, усталые, рваные серо-голубые мундиры. Впереди ге­нералы. Эти выбриты, начищены высокие сапоги, светло-серые, тонкого сукна шинели с красными отворотами. Держатся надмен­но, по сторонам не глядят. Совсем недавно они стояли на пороге столицы, смотрели в цейcовские бинокли на кремлевские башни. И вот теперь входят в Москву под конвоем пеших и конных авто­матчиков. Столпившиеся на тротуарах москвичи молча глядят на них. Рядом с колоннами пленных медленно движется грузовичок-полуторка. В кузове киноаппарат на треноге — немцев снимают операторы кинохроники. Непривычно тихо на самой оживленной магистрали Москвы. Только многотысячный стук ботинок и поз­вякивание солдатских котелков. Мелодии Миллера все еще звучат во мне, но какой диссонанс с медленным маршем пленных! Шест­вие продолжается долго. Проходит последний батальон, и появ­ляется техника, но не трофейная. Поливочные машины в несколь­ко рядов вплотную одна к другой заполняют широченный ас­фальт. Песка и грязи немцы нанесли на удивление много.

Толпа на тротуарах быстро тает. Пора возвращаться. Я иду по Садовому кольцу и на улице Кирова сворачиваю к центру. Даже се­годня не могу равнодушно пройти мимо отделанного красным гранитом творения Ле Корбюзье. Боковые крылья здания покоят­ся на массивных колоннах. Как они выдерживают тяжесть мно­гоэтажного строения? Прохладный полированный гранит охлаж­дает мои потные ладони. Расставшись с Корбюзье, пересекаю Бульварное кольцо и напротив Почтамта сворачиваю во двор. Ехать домой расхотелось, а здесь, на девятом этаже красного кир­пичного дома живут наши друзья, и я подумал, что мама у них. Она действительно была там и ушла полчаса назад. Я остаюсь. Гости, как всегда в этом доме, приходят и уходят. Просят расскаать о марше пленных. Юлик спасает меня и уводит к себе. Он намного младше, но с ним тоже интересно. В этом доме время бежит неза­метно, здесь засиживаются допоздна, но мы с мамой всегда ухо­дим раньше: надо успеть домой до комендантского часа. Засидел­ся и я, а когда опомнился, было уже поздно. Распрощавшись, побе­жал к трамваю и успел на последний, но он только до «Нефтегаза». В первом вагоне несколько женщин, в прицепе, кроме спящего кондуктора, ни души. В этот поздний час московские улицы слов­но вымирают, и трамвай мчится, минуя остановки. Может, успеем? Вот и «Нефтегаз». Не успели: комендантский час уже наступил — на часах 12.05. Запоздавших пассажиров ждет пожилой милиционер. Он мирно покуривает самокрутку и, когда мы выходим из трам­вая, нехотя поднимается. «Ну, что, гражданочки, пойдемте потихо­ньку? Здесь недалеко, две остановки. Вы уж извините — до утра придется посидеть. Такой порядок», — сочувственно говорит он, не забыв пересчитать нас, и сдвигает за спину съехавший карабин. Ничего, в общем, особенного, с ребятами из моего класса это уже не раз случалось. Но у меня в кармане финский нож, который я вы­клянчил у Юлика. Милиционер не оборачивается, послушно идем за ним. Я последний. Выбросить нож в траву — не заметят, но жал­ко, а оставить — страшно. Знал бы я тогда из-за чего рискую! К пассажирам трамвая относятся с явным пренебрежением — по ночам сюда приводят публику поинтереснее, а для нас допрос легкий, формальный. Имя, фамилию, год рождения, адрес дежур­ный записал в журнал, 10 рублей штрафа, и я с облегчением взды­хаю. А если бы обыскали? Об этом лучше не думать. Теперь ос­тается сидеть до утра на расставленных вдоль стен скамейках. Вот и первый ночной посетитель: два солдата комендантского патру­ля, выкрутив за спиной руки полупьяному инвалиду, швырнули его в угол, за ним полетел костыль. Голова инвалида с глухим стуком ударилась о стену, он сполз на пол и несколько секунд молчал. Штанина задралась, обнажив блестящий коричневый протез с никелированными застежками.

— Я на фронте ногу потерял, чтоб вы, суки, здесь отжирались в тылу! Мусора, падлы легавые… — захрипел он, но продолжить ему не дали: последовал профессиональный удар в челюсть, звякнули медали, и, растянувшись на полу, инвалид затих. Испуганно замер­ли женщины. Прошло несколько минут. Тело инвалида дернулось, изогнулось в судороге, еще раз и еще, и вдруг забилось, как выбро­шенная на берег рыба. Заколотилась на деревянном полу голова, глаза, обнажив белки, закатились, из приоткрытого рта пошла гус­тая белая пена. Но патрульные костоломы знали свое дело: про­должая разговор и посмеиваясь, один сел инвалиду на ноги, дру­гой — на грудь и придержал руками голову. Судороги постепенно затихли, глаза закрылись, дыхание стало ровным, и глубокий сон сковал инвалида. Милиционеры в происходящее не вмешивались: дежурный что-то писал. Староват он был для лейтенанта. Другой — помоложе, улыбаясь и прикрыв ладонью телефонную трубку, вел амурный разговор. Патрульные снова ушли — до утра еще далеко. Возвращались они два раза. Первым приволокли пьяного. В ответ на вопросы он что-то мычал и с безмятежной улыбкой мгновенно уснул на полу. Второго — откровенно бандитского вида — в мили­ции знали. «Ты еще гуляешь?» — удивился дежурный и сразу отпра­вил в камеру. Лязгнул засов на двери, и снова стало тихо. Через час за ним подкатил «черный ворон». Дежурный приподнял штору за­темнения и выглянул. Небо за окном посерело, часы на стене по­казывали 4. Еще два часа сидеть. Женщины давно успокоились. Одна спала, беспомощно уронив на плечо голову. Другая, полузак­рыв глаза, быстро-быстро вязала двумя крючками, изредка погля­дывая на свою работу. «Хорошо вяжет», — вспомнил я девушку из «Чаттануги». Третьей, самой симпатичной, дежурный разрешил читать за своим столом — там светлее. Еще две, беззвучно шевеля губами, продолжали начатую в трамвае беседу. Как они слышат друг друга? Милиционер, который привел нас, тихо дремал на та­буретке в углу, поставив между ног карабин. Голова его склоня­лась все ниже, ниже, подбородок касался груди, милиционер вздрагивал, открывал на секунду глаза и выпрямлялся, но тяже­лые веки слипались снова. Глядя на него, чувствую, что сон одоле­вает и меня. Чтобы не заснуть, вспоминаю мелодии из фильма, и вдруг словно проваливаюсь, а очнувшись, вижу, что минутная стрелка почти не сдвинулась. Сон освежил ненадолго и, откинув­шись на спинку скамейки, я закрыл ладонями лицо — почему бы не подремать часок?

…Снова толпа на тротуаре у «Форума». На асфальте — немцы, ба­тальон за батальоном, и нет им конца, а впереди — генералы в ши­нелях с красными отворотами. Шагают они сейчас быстро и четко, но не знаменитым гусиным шагом, а легко пританцовывая и чуть касаясь асфальта. И во всю мощь звучит над Садовым кольцом «In the mood»! Перед очередным батальоном появляется Текс Бенеке. Генерал злобно смотрит на него и отстает. Опустив саксофон, Текс насвистывает, за ним повляются черные танцоры. Подхватив ге­нерала под руки, они пародируют эсесовский гусиный шаг…

…Ритм вдруг сломался, странный перезвон вклинился в мело­дию, бросив генерала, исчезли танцоры, солдаты сменили шаг и, шаркая рваными ботинками, медленно пошли вразброд…

Я открыл глаза. «Широка страна моя родная», — прозвенели по­зывные московского радио, затем куранты пробили шесть. «С доб­рым утром, товарищи!» — сказал диктор. «Доброе утро, — повторил дежурный, — все свободны. В следующий раз возвращайтесь по­раньше и на трамвай не опаздывайте».

Инвалида не тревожили, он еще спал. На губах у него засохла пена. Второй пьяный, пошатываясь, поднялся и уплатил штраф. Мы вышли из милиции и, попрощавшись, разошлись. Начинался новый день. Заливались птицы, деловито пробежали две собаки, прозвенел первый трамвай. Несколько крытых военных грузови­ков проехали по шоссе на восток. Дворник с метлой и совком тру­дился на тротуаре. Я зажмурился от утреннего солнца, потянулся и пошел домой, было близко — пять минут ходу. Странно, мама не волновалась и спокойно встретила меня. Когда она отвернулась, я спрятал нож в печке. Вспомнил о нем осенью, когда пришла пора топить. За лето нож проржавел насквозь — сталь оказалась дерьмо­вой. Он мог обойтись мне в пару лет исправительных лагерей.

…Почти через 20 лет, зимой 1963 года «Серенада Солнечной до­лины» появилась на экранах вновь. Я взял с собой сына — пусть первоклашка тоже посмотрит. Погас свет, послышалась музыка, на экране появились силуэты джазменов. Сын потянулся ко мне. Ши­роко открытые глаза его светились в темноте. «Папа! — сказал он, — во!» — и поднес большой палец к моему лицу. В отличие от меня, он сразу принял фильм и долго считал «лучшим в мире».

Прошло еще четверть века. Из передававшихся в радиорекла­мах секундных отрывков мой младший сын полностью смонти­ровал мелодию «In the mood» на магнитофоне! Но посмотреть фильм ему не привелось. Может, когда-нибудь снова покажут.

___
*) “In the mood” «В настроении» (англ.) — с 1939 года популярнейшая танцевальная пьеса. Автор саксофонист и композитор Джон Гарленд. Вплоть до настоящего времени, пьеса остается в репертуаре оркестров всего мира.

Print Friendly, PDF & Email

5 комментариев для “Марк Шехтман: Серенада солнечной долины

  1. Дорогой тезка!
    Спасибо за Ваши такие подробные и пропитанные переживаниями и впечатлениями воспоминания.
    По всей видимости я попал на просмотры «Серенады Солнечной долины» шестидесятых годов. Впоследствии впечатления от фильма слились в один блок с известными рисунками Веры Бок и так и вошли в мою память и разместились на полочке «Джаз».
    Ваши воспоминания – прекрасный подарок на Пурим.
    М.Ф.

  2. Мне понравилось как это написано. Текс Бенеке, высокомерные генералы, инвалид, получивший в челюсть, комендантский час… — все это видено, запомнено автором и здорово изложено.
    Спасибо, Марк!

    1. Григорий Быстрицкий 25 Март 2016 at 17:27
      …. высокомерные генералы,…
      =======================
      Высокомерные? Не узрел. Но ордена им действительно оставили. Шли они без шинелей (жара!), а красными были воротники их генеральских мундиров. Кстати, в отличие от остальных пленных, к «параду» их доставили на автобусе и жрали они отдельно, повкуснее. Может быть поэтому один из них стал начальником Генштаба армии ГДР. 🙂

  3. Оставив музыку и несравненного Гленна Миллера для музыкантов, напомню, что действие фильма происходит на лыжном курорте Sun Valley в штате Айдахо. Это первый в мире — с 1936 года — люксовский лыжный курорт, курорт, где впервые появились лыжные подъемники не бугельного типа. Это детище завзятого лыжника и очень богатого человека, личного посланника ФДР в военной России, доверенного лица как ФДР, так и Сталина (такое было, может быть, единственный раз в истории) А. Гарримана. Курорт долгое время был местом сбора мировой элиты, политической и артистической. Фотографии в коридорах знаменитого Lodge — это «Кто есть кто» 1940-60-х. Сегодня Sun Valley потерял статус «самого-самого», но по-прежнему остался фантастически уютным, удобным, дружелюбным и заполненным очень достойной публикой. В Lodge по местному 25 каналу 24 часа в сутки крутят «Серенаду Солнечной Долины», каток, на котором танцевала Соня, по-прежнему открыт для всех, точную копию свитера главного героя можно купить в местном магазине, весь Lodge как бы законсервирован во времени. Единственный в США дом Хэмингуэя — рядом. Приличная синагога с ребэ-лыжником — рядом, замечательный оперный фестиваль проводится каждый лыжный сезон. Достойное место было выбрано для великого фильма. Пишут, что идея этого фильма была именно в рекламе курорта.

  4. сё же, если не изменяет память фильм пошёл на московских экранах зимой 1943-44 гг. «парада» немцев увидеть не пришлось — был на даче под фмфосквой. Почему было и осталось / теперь можно купить видео фильма и даже два -на увссете и на фдфи-ви-фдфи. дело в том, что музыка Миллера готовилась не один год, и на экран вышла вся сразу: из-за выдвющегося мастерства исполнителецй — джазменов, певцов инструментовщиков и звуко операторов — ыильм стал шедевром тех лет.Вообще исполнительскиц уровень американскиой эстрады бвл настолько выше всей европейской пред аоенноц и даже помлевоенной, не говорф уже об уроане исполнителей советскоц эстрады, что впечатление от фифльма было вполне закономерным!Таким оно осталось и по сей день! фэто мировой класс, а не так сказать местный, локальный — немецкий, советский, хотя…. вышедший в 1942 году фильм «девушка моей месты» с фмфарикой рёкк, тоже представляет собой образец искуччтва мирового класса! Просто в ССР такого уровня исполнителей и исполнительства вообще не существовало! фнфи тогда, ни позднее. Вот в этом всё дело, но теперь такого уровня нет и в Америке! Всё уже в прошлом

Добавить комментарий для Игорь Ю. Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.