Энгель Басин: Исповедь конструктора (письмо другу)

Loading

Пока я лежал в больнице, у меня было время, чтобы многое вспомнить, проанализировать, обобщить и сделать выводы. А выводы были неутешительные, потому что в творческом и материальном плане я остался ни с чем… без знания языка, без знакомых, без дела…

Исповедь конструктора

(письмо другу)

Энгель Басин

Вместо предисловия, или
Как я стал эмигрантом

Здравствуй, Виталий, мой старый незабываемый друг и товарищ! Ты будешь очень удивлен, когда увидишь обратный адрес, а когда начнешь читать это письмо, то поймешь, чем оно вызвано. Я хочу рассказать тебе, как я попал в Германию, о своих переживаниях, связанных с отъездом и после приезда сюда. Ведь мы знаем друг друга (подумать только!) более 60-ти лет, начиная с 4-го класса школы № 9 гор. Рубцовска (Алтайский край), куда нас забросила эвакуация во время войны. Мы закончили школу и вместе поступили в Харьковский авиационный институт, после окончания которого ты получил назначение в Воронеж, в Конструкторское бюро (КБХА-Конструкторское Бюро Химавтоматики) к С.А. Косбергу, где разворачивались работы по жидкостным ракетным двигателям (ЖРД) для космоса, а меня оставили в Харькове на одном из авиационных предприятий.

Ты стал Главным конструктором, доктором технических наук, профессором, а я пенсионер, бывший ведущий конструктор, кандидат технических наук, бывший доцент. Ну, а теперь о том, как я стал эмигрантом.

В начале ноября 1985 года многотысячный коллектив специального машиностроительного КБ(СМКБ) „НОВАТОР“ прощался со своим руководителем, выдющимся Конструктором и Человеком, дважды Героем Социалистического Труда, Лауреатом Ленинской и Государственных премий, доктором технических наук, создателем непревзойденных образцов пушечного и ракетного оружия Львом Вениаминовичем Люльевым. Я имел честь работать под его руководством почти 30 лет.

Л.В. Люльев

Созданное Л.В. Люльевым СМКБ «НОВАТОР» является уникальным по своей многопрофильности. Л.В. Люльевым вместе с созданным им коллективом разработаны и сданы на вооружение ракеты различных классов для Сухопутных войск, Военно-воздушных сил, Военно-морского флота, Космических войск.

В Мастерской опубликован большой очерк об этом выдающемся Конструкторе и его коллективе.

Согласно Положению, установленному Правительством и ЦК КПСС, руководители крупных предприятий должны были при жизни представить кандидатуры, которые должны их заменить в случае своего ухода.

После кончины Л.В. Люльева руководителем СМКБ «НОВАТОР» был назначен А.Ф. Усольцев — первый заместитель Люльева, Лауреат Ленинской и Государственной премий, а его заместителем — В.А. Смирнов, который ранее был заместителем Главного конструктора по науке. СМКБ «НОВАТОР» входило в состав машзавода им. М.И. Калинина как структурная единица.

Усольцев А.Ф.

Благодаря мощному научному потенциалу СМКБ «НОВАТОР», заводу был присвоен статус: «Научно-производственное объединение Завод им. М.И. Калинина». Но КБ имело полную самостоятельность. Оно имело свой п/я, свое название, свое солидное опытное производство, крупные современные экспериметальные базы, свои испытательные станции, свой Научно-технический совет и т.д. Вся входящая и исходящая почта шла на имя и от имени руководителя СМКБ „НОВАТОР“. Но началась горбачевская перестройка. Акционирование, конверсия, выборы руководителей предприятий и т.д. После кончины Л.В. Люльева продолжались отработка и испытания изделий, созданных при его жизни. А.Ф. Усольцев ездил на испытания, но вдруг начал ездить на испытания А.И. Тизяков — генеральный директор завода, который при Л.В. Люльеве никогда не позволял себе вмешиваться в дела КБ (несколько лет спустя А.И. Тизяков стал одним из «создателей» ГКЧП и его активным членом). Будучи на испытаниях, он перебивал Главного конструктора и начинал давать свои указания. А.Ф. Усольцев не сумел поставить его на место. При очередном заседании НТС (членом которого я был более 25-ти лет) вдруг без разрешения входит А.И. Тизяков и садится рядом с Усольцевым, который вел НТС. А.Ф. промолчал, но члены НТС потребовали, чтобы А.И. Тизяков ушел, т.к. он не является членом НТС и его никто не приглашал. Коллектив СМКБ „НОВАТОР“ увидел слабость А.Ф. Усольцева как руководителя. Была созвана конференция коллктива КБ, которая высказала недоверие А.Ф. Усольцеву и на место Главного конструктора — руководителя предприятия СМКБ «НОВАТОР» был избран В.А. Смирнов, бывший заместитель Л.В. Люльева по науке, который срочно вылетел в Москву. В результате он был назначен Генералным конструктором — директором предприятия СМКБ «НОВАТОР», которое по Решению Правительства было выведено из состава НПО Машзавод им. М.И. Калинина.

Акционированием были охвачены все промышленные предприятия. Началась конверсия. СМКБ «НОВАТОР» перестали выделять средства не только на доработку созданных изделий, но и на разработку новых, по которым уже был задел. Вновь избранный руководитель начал уделять больше внимания не поиску новых заказов, чтобы сохранить высокопрофессионалный коллектив, а коммерции. Вагоны со списанным вооружением прибывали в КБ для утилизации. Большая часть цехов занималась разборкой прибывшего вооружения и его сортировкой. Вагоны с цветными металлами отправлялись на металлургические предпрития или напрямую за рубеж. В.А. Смирновым были организованы службы, которые занимались извлечением драгметаллов из утилизировнного вооружения. Было организовано производство ювелирных изделий. Но зарплата сотрудникам выплачивалась с большой задержкой. Высококлассные специалисты стали увольняться и, чтобы прокормить свои семьи, стали организовывать ООО или уходить в уже действующие. Естественно, что в этих условиях не могло быть и речи о притоке молодежи. Огромный творческий и практический опыт передавать было некому. Куда уходили деньги за утилизацию, было непонятно. В связи с нехваткой фонда зарплаты начались увольнения. Лаборатории и отделы, где кипела творческая жизнь, стали закрываться. Помещения опустели или сдавались в аренду. Так как я был „нелоялен“ к тому, что творилось в КБ, я был уволен в 1994 году.

У меня был солидный теоретический задел, который использовался при разработках различных типов ракет. Результаты этих исследований были изложены в отчетах, диссертации, публикациях в журналах “Техника воздушного флота“, „Оборонная техника“, материалах научно-технических конференций. Все эти материалы имели гриф „С“ или „СС“. Я решил после ухода на пенсию засесть за книгу, в которой могли бы быть обобщены результаты моих теоретических исследований, поскольку они могли быть применены и использованы при разработках различных видов гражданской продукции. Однако на мою прсьбу отобрать материал вместе со спецотделом я получил категорический отказ и от руководства КБ, и от отдела режима. Поэтому после увольнения я принял предложение моих коллег, ушедших ранее меня из КБ, занять руководящую должность во вновь организованном ООО. В Екатеринбурге появились группировки, которые стали „крышевать“ денежные предприятия и скупать те, которые могли приносить большие доходы. Начался передел собственности. Поджоги, перестрелки, убийства стали повседневностью в Екатринбурге и области.

Мои дочери (старшая Лена и младшая Наташа) были известными специалистами в своих областях. Лена окончила матмех Свердловсого Университета, а Наташа с отличием Уральскую Консерваторию. Со студенческих лет они были увлечены театром. Народный Театр Уралмаша, которым руководил талантливый режиссер, выпускник Щукинского театрального училища Генрих Риасс, стал их вторым домом. В 90-е годы Генрих Риасс организовал единствненный тогда и ставший известным всей стране Гуманитарный Центр-Театр, являющийся инновационной моделью образовательной структуры, в которую входили детский сад и школа. С детьми работали не только воспитатели и учителя, которые отбирались по конкурсу, но и актеры, режиссеры, художники, музыканты, литераторы, психологи. Дети с детского сада переходили в школу, которую заканчивали, получая аттестат, но при этом кроме общеобразовательных предметов они получали знания в области живописи, музыки, психологии, театрального искусства и т.д. Гуманитарный Центр был театральной площадкой, куда приглашались и приезжали популярные акатеры известных театров Москвы, Свердловска, Прибалтики, Ленинграда и других городов.

После кончины Г. Риасса Гуманитарным Центром руководила его жена Т. Риасс (известный в городе и области юрист), а затем, после ее перехода на работу в крупную организацию, руководителем Гуманитарного Центра — Театр (ГТЦ) стала моя старшая дочь Елена.

Елена Храмцова, руководитель Гуманитарного Центра — Театр

Художественным руководителем Детского Театра при Гуманитарном Центре и его ржиссером-постановщиком была моя младшая дочь Наташа.

Наталья Басина

Леной были разработаны не имеющие в мире аналогов программы развивающих компьютерных игр и компьютерной графики для детей. Лена и Наташа имели публикации в солидных отечественных и зарубежных журналах, связанные с методологией развития творческих способностей детей. Они ездили на международные конференции во Францию, Швецию, Германию, куда их приглашали как известных специалистов. Детский Театр, которым руководила Наташа, занимал первые места на всероссийских и международных фестивалях. Но в связи с тяжёлой обстановкой в стране внимание к вопросам детского творчества, а, следовательно, и финансирование сворачивались. Все приходило в упадок. Лена и Наташа стали задумываться об отъезде за рубеж. Но на это решиться и сделать это было непросто.

Родной брат жены Феликс Крупицкий вел довольно успешно различные виды бизнеса, в частности, автомобильный с немецкой фирмой „Фольксваген“ и мебельный в Италии, Словении, Германии. Изъездил Европу, был в Америке, более года провел в Израиле. Своих сыновей он также приобщал к своему бизнесу. Они проходили обучение в России, обучение и стажировку в Англии, Америке, Австралии.

Феликс Крупицкий

В 1997 году в Екатеринбурге открылось „заведение“ по еврейской иммиграции в Германию. В один из дней приходит брат жены, приносит кучу бланков и просит, чтобы мы их заполнили на всякий случай. Он со своей женой тоже их заполнил. Мы все прдолжали работать. Леночкина дочка Виктория училась в школе, а в 1998 году у Наташи родилась Анастасия (моя вторая внучка). В 2000 году сыграли свадьбу сына Лены Александра (моего внука). И вдруг в конце октября 2002 года получаем извещение о возможности приезда в Германию, в Баден-Вюртемберг в качестве контингентных беженцев. Я психологически не был готов к такому повороту событий. Но брат жены все взял под свой контроль и вместе с Леной и Наташей решали все организационные вопросы. Я продолжал работать на фирме, когда в январе 2003 года мне на работу звонит брат жены и сообщает, что он оформил наш отлет в Германию на 11-е февраля.

Итак, 11 февраля 2003 года вечером мы прилетели во Франкфурт на Майне. Нас встречал на своем микроавтобусе приятель брата жены, владелец очень крупной фирмы в Гамбурге, в которую он приглашал Феликса (брата жены) в качестве своего заместителя и компаньона. Приехали мы в Карлсруэ (распределительный пункт земли Баден-Вюртемберг). Переночевали. В 10.30 за нами приехал автобус, и нас долго везли на границу со Швейцарией в деревню Биркендорф. Точнее не в саму деревню, а км в 2-х от нее в лесу. Большой дом в два этажа. Рядом небольшой домик. Большая спортивная плщадка. Вся территория огорожена невысоким забором. Кругом лес и предгорья, а вдали видны заснеженные вершины Альп. В доме живут несколько семей беженцев из Югославии и огромная немецкая семья из Казахстана. Появилась и наша еврейская семья из Екатеринбурга. В маленьком доме жила большая семья беженцев-цыган. Время обустройства и ознакомления отвлекало меня от разных мыслей. Чтобы не раскиснуть я стал по утрам заниматься по 1,5-2 часа гимнастикой, ознакамливался с местностью. Ходил в деревню. В нашем понимании это не деревня, а отличный городок, с разноэтажными красивыми частными домами, с прекрасно ухоженными приусадебными участками, магазинами, кафетериями, рестораном, стадионом, спортивными площадками для детей, красивой церковью. Болела душа за нашу российскую неустроенность и бедность. И вот 19 апреля я почувствовал себя очень плохо. Прокантовался кое-как до утра. Вызвали скорую и меня отвезли в больницу в районный центр Вальдсхут-Тинген. Обнаружили рак простаты. Пробыл я в больнице почти до конца мая. Меня “отпустили на волю“, но под строгим нблюдением врачей. Пока я лежал в больнице, у меня было время, чтобы многое вспомнить, проанализировать, обобщить и сделать выводы. А выводы были неутешительные, потому что в творческом и материальном плане я остался ни с чем. Огромный объем выполненных разработок мне недоступен. Там, в Екатеринбурге, остался внук с семьей, дело, которым я занимался и которое давало возможность как-то существовать. Я привык работать и помогать близким и родным людям. Там остался большой круг знакомых, друзей, приятелей, к которым можно было прийти, позвонить, пообщаться. А здесь без знания языка, без знакомых, без какой-либо информации, без дела. Наступило мрачное настроение. И его надо было кому-то излить. Я начал писать, о чем болела душа, в конце мая 2003-го года в Биркендорфе, а закончил письмо в ноябре, уже во Фрайбурге. Получилсь исповедь, которую я тебе и отправляю.

У Бориса Пастернака есть такие строки:

Во всем мне хочется дойти до самой сути.
В работе, в поисках пути, в сердечной смуте.
До сущности протекших дней, до их причины
До оснований, до корней, до сердцевины.

МОЯ ИСПОВЕДЬ

Итак мы приехали в Германию на ПМЖ (постоянное место жительства). Так решили мои дочери (Лена и Наташа) вместе с Феликсом (родным братом Зины), который, как сказано выше, довольно успешно занимается бизнесом.

Помнишь нашу с Зиной свадьбу 8-го января 1955-го года на ХТЗ, на поселке Фрунзе? А в феврале у нас была защита дипломов, и мы после месячного отпуска разъехались по местам назначения. Помнишь Зининого 10-летнего худенького братика Феликса, которого я одной рукой выжимал несколько раз? Сейчас это 57-летний мужик. Рост 178 см, вес 90 кг. Кажется, что это было вчера. Время летит.

Tак я попал в больницу города Вальдсхут-Тинген в связи со своим „интересным“ заболеванием. Больница расположена на берегу Рейна. Балконы в палатах выходят на сторону реки. На другом берегу Швейцария. Стоишь на балконе и видишь: внизу плавают утки, лебеди, носятся байдарочники, степенно плывут пароходы. На другом берегу работают фермеры, пасутся коровы и лошади. Дальше, у подножия гор, по автобану мчатся автомобили, а по железной дороге поезда. И все это на фоне покрытых зеленью гор, вершины котрых искрятся снегом. Идилия! Мне приходилось бывать в наших санаториях и в специальных партийных (хотя членом КПСС не был). Нет сравнения ни по обслуживанию, ни по оборудованию, ни по питанию. Более чем курорт. И все за счет социала, т.е. для меня бесплатно.

Вызвали из хайма (общежития), где проживала наша семья, Зину, собщили ей мой диагноз и предложили вместе выбрать вариант лечения. Мы выбрали операцию.

Я на 60-ти летие нашего приятеля написал шуточные стихи. Там были такие строчки:

И стал теперь уж ты
На евнуха похожий,
Лишь тень страстей былых
Тебя ночами гложет.

Достаточно переправить „ты на „ я“ , „тебя“ на „меня“ и это будет обо мне.

Размышляя над содержанием этого письма, я подумал, что оно должно быть не только для тебя обо мне и решил в контексте письма вспомнить (точнее, попытатьтся вспомнить) подходы к решению тех технических и научных проблем, которые мне кажутся важными, часть которых мной решена, но, увы, доступ к ним для меня закрыт.

По распределению я был направлен на авиаприборный завод п/я115 (директор Сокольский), который расположен на Ивановке. На заводе в КБ работали наши выпускники, окончившие на 2-3 года раннее наш институт (Гена Тупало и др.). Направили меня в один из цехов в качестве технолога. Приступил к работе 1-го апреля. Так как у меня было направление с предоставлением жилья, то я записался на прием к директору. И… получил „отлуп“. После праздников я узнаю, что директор дал жилье паре молодоженов из Ленинградского приборостроительного института, которые прибыли на работу после меня. Я опять к Сокольскому. Поругался с ним. Где-то в середине мая мне приходит повестка из военкомата. Предписано через два дня явиться туда-то, иметь при себе то-то, для направления на длительные офицерские сборы в действующие авиачасти. Трое — выпускники нашего института: Леша Проуторов, капитан, прошел войну, начальник цеха на Турбинном заводе, Леша Моторненко, на год раньше окончивший институт и оставленный в аспирантуре, инженер-лейтенант, и я, младший инженер-лейтенант. Прибыли мы в часть на границе с Венгрией в город Берегово в нескольких десятках км от Мукачево.

Обстановка тяжелая. Население, особенно зажиточное, относится враждебно. По одному вечером не ходить. В части быть не позднее 22 часов. Был конец мая 1955 года, а в 1956 году в Венгрии началось восстание.

Проучились мы в Берегово 10 дней, а затем в качестве техника звена я был направлен в дйствующую часть. Обслуживал МиГ-15, МиГ-17, спарки.

Младший инженер-лейтенант Э. Басин. Г. Берегово, июнь 1955 г.

Узнал? Это Зина. Она всегда была со мной (в кармане) когда я был в Берегово.

Через 2.5 месяца, после неоднократных уговоров остаться в армии, я был „выпущен на свободу“. Приезжаю в Харьков и узнаю через знакомых в военкомате, что я был наказан директором Сокольским за строптивость. Я был в бешенстве. Написал в резкой форме заявление на увольнение и пошел на прием к директору. Так как никаких обещаний по поводу жилья не последовало, то я положил заявление на стол. Он стал красным, как рак, затем что-то написал на заявлении и толкнул мне его рукой. Я его взял и вышел, не попрощавшись. Читаю: “В Отдел кадров-уволить!“ Так я стал обладателем свободного диплома. Буквально через 2-3 дня я заполнял в отделе кадров завода им. Малышева (помнишь 75-й завод) анкеты для направления на работу в Отдел 60 „Б“, который заканчивал свое формирование. На заводе к этому времени было три мощных КБ, которыми руководили: Главный конструктор Кернарский (он выпускал знаменитые тогда тепловозы ТЭ-3), Главный конструктор Вернер (он выпускал мощные дизеля для тепловозов и морских судов, и у него работала Зина после окончания Механического техникума при заводе им. Малышева) и третье КБ, которым руководил генерал Морозов, генеральный конструктор танков, один из создателей знаменитого Т-34. В это время вышло Постановление Правительства о создании нового танка, разработку которого поручили КБ Морозова, а под этот танк было организовано КБ (отдел 60“ Б“), которое разрабатывало двигатель. Руководителем КБ был назначен начальник одного из крупнейших отделов ЦИАМа, генерал-майор ИАС, доктор технических наук, профессор А.Д. Чаромский. Ты наверное помнишь, мы изучали его двигатели, авиационные дизели АЧ-30.

А.Д. Чаромский, д.т.н., профессор

КБ находилось вне территории 75-го завода, по улице Черноглазовской, в конце ее, почти на берегу реки Харьков. Большая территория, окруженная со всех сторон густыми деревьями и высоким забором. На территории размещался опытный цех и стенды для испытаний одноцилиндровых и развернутых двигателей. Начальником цеха был к.т.н. Дощечкин, который по тем временам получал большую зарплату 1400 руб. Меня определили в группу движения (коленвал, шатун, поршень, цилиндр). Руководитель группы опытный конструктор лет 45-47 Бочаров. В группе все ребята молодые, примерно моего возраста или на 2-3 года старше. Среди них особенно выделялись двое: Юра Глаголев (его отец известный двигателист, доктор наук, профессор, зав. кафедрой ДВС ХПИ) и Женя Добровольский.

В КБ было несколько крупных отделов: корпусной (картер, блоки цилиндров и т.д), камеры сгорания, привода, систем впрыска и регулирования, отдел газовых турбин и компрессоров и т.д.

Чаромского Алексея Дмитриевича тебе представлять не надо. Его авиационные дизели АЧ-30 с отличными мощностными и расходными характеристиками устанавливались на ТБ, которые делали первые налеты на Берлин осенью 1941 года.

У меня была книга М. Водопьянова „Друзья в небе“ ( которую у меня „благополучно“ увели). Он был уже в звании генерал-майора, и его назначили первым командиром дальних бомбардировщиков, которым предстояло долететь до Берлина, отбомбиться и вернуться обратно. Дизеля АЧ-30 позволяли (с запасом) осуществить этот беспосадочный маршрут. Но они были еще „сырыми“. Часть самолетов не долетела до линии фронта, часть была сбита своими из-за несогласованности.

Остальная часть долетела и отбомбилась. На обратном пути из-за отказа двигателей экипаж М. Водопьянова совершил вынужденную посадку в прифронтовой полосе. Они несколько суток добирались к своим, пока их не задержали наши как диверсантов и собирались расстрелять. Когда их привели в штаб и начали допрос, из за стола встал подполковник, который узнал в оборванном и заросшем человеке М. Водопьянова. Подполковником был на их счастье А. Твардовский.

Водопьянов написал докладную И. Сталину, в которой изложил всё то, о чем ранее предупреждал, и свои предложения. После этого он был отстранен от командования и всю войну отлетал командиром корабля в звании генерал-майора. Но это маленькое отступление.

Меня определили заниматься расчетами, проработками, схемами. Я просчитывал веса шатунов и их прочность, рассчитывал и строил годографы давлений на коренные и шатунные шейки коленвалов, рассчитывал время-сечение окон в цилиндрах, прорисовывал, выбирал оптимальные варианты, опять рассчитывал и т.д. Двигатель оригинальный, двухтактный с горизонтальным расположением цилиндров, причем он одновременно выполнял функции генератора газа, направляемого на турбину, часть мощности которой использовалась для привода компрессора (наддув) и вспомогательных агрегатов, а остальная мощность суммировалась с мощностью собственно двигателя и передавалась через трансмиссию на гусеницы танка.

Когда Алексей Дмитриевич заходил в какой-либо отдел и останавливался у чьего-либо кульмана, все бросали свою работу, кто был поблизости, т.к. начинался великолепный анализ прорабатываемой конструкции. В общем школа еще та!

Однажды он вызывает меня к себе. У него сидит его первый зам. Волков, пожилой, сухощавый, но конструктор — милостью божьей.

Они мне говорят, что сейчас очень остро стоит проблема редуктора, т.к. очень большие передаваемые моменты, большая неравномерность, и поэтому передача мощности дожна осуществляться через редуктор с упругими элементами.

А так как вы (т.е. я) в дипломной работе (откуда узнали? Наверное наводили справки в инстиуте) занимались вертолетным редуктором, то ищите в библиотеках, в институтах и вообще, где хотите ищите все, что хотя бы отдаленно напоминало решение этой прблемы.

В общем вертолетные системы не подошли, а вот в двигателе Испано-Сюиза были использованы т.н. упругие шестерни.

Двухтактный двигатель 5ТДФ

В общем у меня вроде нормально стали складываться дела. Мне добавили оклад с 830 руб. до 880 руб. Но с жильем не было никаких перспектив. Мы с Зиной снимали за 250 руб. крохотную комнатку без всяких удобств в частном домике на ХТЗ, на поселке Фрунзе. У меня работа начиналась в 7.30 утра, у Зины в 8.00. Оклад у нее был около 700 руб. Вставали в 5.00 утра. Потом пешком минут 25 до трамвая, а потом трамваем до места работы иногда с пересадками. Я написал письма в Авиационное министерство и одновременно в Министерство Транспортного машиностроения (к которому относился завод им. Малышева) с просьбой сделать мне и жене переназначение в любой город Союза, но с условием немедленного предоставления жилья и работы по специальности мне и жене. В конце декабря 1955 года я получаю согласованный между Министерствами ответ с предложением выехать в Свердловск на Турбомоторный завод в СКБ(М), п/я № 257, где будут немедленно по приезду выполнены все условия по жилью и работе. И вот 26 января 1956 года я и Зина с двумя чемоданами прибыли в Свердловск. Мороз около ‒40 град. Вышли на трамвайную остановку. Попросили погреться в кондукторской будке. Расспросили, как добраться до ТМЗ. Доехали. Пришли в отдел кадров. Начальник отдела кадров (женщина) приняла нас. Дала ключи от комнаты. Объяснила, как нам дойти к дому. Поселились мы в комнате 17,5 кв.м в трехкомнатной квартире. Нашими соседями были тоже молодые специалисты, Ульяновы (Коля и Рита), и начальник расчетного отдела турбинного производства, холостяк лет 35 по фамилии Тхор (впоследствии Лауреат Ленинской премии). 1-го февраля мы вышли на работу. Нас принял Главный конструктор Василий Андреевич Венедиктов. Высокий, спортивного вида, седоватый, в пенсне. Производит впечатление очень интелегентного человека (так оно и оказалось). Меня направили в закрытую (секретную) часть КБ, а Зину в общую. КБ разрабатывало дизели различного назначения. Закрытая часть КБ разрабатывало мощный (1200 л.с.) дизель для танка Главного конструктора генерал-полковника Ж. Котина, а общая часть КБ разрабатывала двигатели для дизель-электростанций, для буровых установок, для морских судов.

Меня направили на “прорыв“ в расчетный отдел т.к. он был „оголен“, поскольку за несколько месяцев до моего приезда большая группа расчетчиков-инженеров разъехалась, отработав 3-5 лет, кто в аспирантуру, кто в НИИ. Осталось несколько человек техников и назначенный на должность начальника отдела Леня Нечаев, проработавший до этого 3 года инженером-конструктором. Очень толковый специалист. Через 3 года он тоже уехал в аспирантуру. Но я к этому времени уже работал в ОКБ-8 на заводе им. М.И. Калинина.

Кстати отец Л. Нечаева, доктор наук, профессор, зав. кафедрой ДВС Томского Политехнического института. Загружен я был до предела. Тепловые расчеты двигателя и его характеристики, расчеты нагрузок на все элементы двигателя, расчеты на прочность, расчеты кулачковых механизмов и выбор их оптимальных профилей, расчеты зубчатых передач, расчеты уравновешенности двигателя, расчеты компрессора и т.д. Практически все, кроме крутильных колебаний. Их схема для разрабатываемой конструкции двигателя была чрезвычайно сложной. Расчеты выполнялись по методу цепных дробей, разработанному прфессором Терских, и Л. Нечаев по несколько месяцев сидел у него в Ленинграде.

Схема разрабатываемого двигателя: 16-цилиндровый 4-тактный дизель с горизонтальным двухярусным расположением цилиндров (8 цилиндров в каждом ярусе: 4 справа, 4 слева) соответственно два коленвала, мощность которых передается через шестерни на выходной вал, а с него через трансмиссию с гидродинамической передачей на гусеницы танка. Выходная мощность, как сказано выше, 1200 л.с. при 2200 об/мин. Но нужна еще мощность на привод нагнетателя, на привод кулачковых валов и плунжеров (давление впрыска 800 атм). И вот здесь опять возникла проблема с передачей огромных мощностей и крутящих моментов. Пригодились некоторые наработки, полученные у А.Д. Чаромского. Мне вместе с ребятами удалось разработать оригинальные упругие шестерни, наружный зубчатый венец которых соединялся с ответной частью коленвала через мощные пружины. Но это часть проблемы. Другая ее часть состояла в обеспечении прочности зубьев, их коррегировании и изготовлении. Мне пришлось вместе с технологами рассчитывать настройку зуборезных и зубошлифовальных станков, участвовать в изготовлении экспериментальных образцов зубчатых пар, производить обмеры галтелей и профилей, определять прилегание зубьев по краске, искать вместе с металлургами способы упрочнения поверхности зубьев, чтобы избежать питтинга (поверхностного выкрашивания) и т.д. В общем были дни, когда я приходил на работу в 8 утра и в 8 утра на следующий день уходил домой. 2-3 часа отдыха и опять на работу, которая меня очень увлекла. Но главное, что все получилось. Меня повысили в должности. Я стал начальником расчетно-исследовательской группы. Но на повестке дня (как у нас любили говорить) встала новая задача: как изготовить рабочее колесо центробежного компрессора для наддува? Размеры рабочего колеса и вся его проточная часть были мной просчитаны, рабочие чертежи выпущены. Вместе с технологами придумали способ изготовления. Были изготовлены делительные головки для вертикально-сверлильных, вертикально— и горизотально-фрезерных станков. Убирался весь лишний материал, а затем ручная доводка. В это же время на стендах шла отработка теплового процесса, плунжеров, системы впрыска и т.д. Шла очень интенсивная, интересная работа.

Головным институтом, который курировал наши работы по созданию двигателя, был НИИД, который возглавлял пофессор Толстов (впоследствии не то член-корр, не то академик). Их представители довльно часто бывали у нас в КБ. Периодически к нам приезжал с докладами о своих исследовниях тепловых прцессов в ДВС зав. кафедрой тракторных двигателей Свердловского Сельхозинститута доцент к.т.н. Виббе Иван Иванович. Небольшого роста, плотный с крупным носом и живыми серыми глазами. Весь седой. Я с ним подружился. Бывал у него дома. Он происходил из обрусевшей интелегентной немецкой семьи. Перед войной он после института работал в одном из НИИ в Ленинграде. Увлекся вопросами горения и над их решением работал всю жизнь. Читал лекции в ЛВМИ. Незадолго до войны ему предложили работу по интересующему его вопросу в Сталинграде. Когда началась война, его, как и многих лиц немецкой национальности, отправили куда-то в Сибирь. После войны ему с большим трудом удалось вырваться в Свердловск. Он все время работал над проблемами процессов горения в ДВС и добился очень интересных результатов. Но у нас, как всегда, во главе научных школ стояли лица, не лишенные таланта, но считавшие, что именно они владеют истинной. Ему не давали возможности публиковаться в научных журналах. Его противником был известный специалист в области горения академик Щелкин вместе со своей школой. В конце 1957-го года в Москве был международный симпозиум, на котором рассматривались вопросы горения. В это время Призидентом Уральского Филиала Академии Наук СССР был Б. Стечкин, сын академика Стечкина, крупнейшего специалиста в области авиацонного двигателестроения, по учебникам которого мы учились в институте. Он помог Ивану Ивановичу пробиться на симпозиум и, несмотря на интриги своего главного оппонента, доложить о результатах своей работы. Как мне впоследствии рассказывал Ив. Ив. к ней был проявлен большой интерес. Но самым неожиданным для него результатом было письмо, присланное из Академии Наук Германии (он мне его показывал), в котором после подобающих реверансов было сказано, что по решению Академии с нового учебного года все учебные заведения, где есть специалность ДВС, переходят на обучение студентов по тепловым расчетам двигателей по методу И.И. Виббе. Впоследствии И.И. Виббе был приглашен в ЧПИ, где возглавил кафедру ДВС.

Я входил в состав команды СКБ(М) по волейболу и штанге. Выступали на первенство завода. В зале, где мы тренировались по штанге, одну половину занимали борцы. Среди них был Яша Рябов, бывший инженер-конструктор СКБ(М). Незадолго до моего приезда он ушел в цех заместителем начальника и часто заходил в отдел. Встречались с ним на тренировках. Он был мастер спорта. Чуть выше среднего роста, широкоплечий, накачанный. Яша сделал головокружительную карьеру. Стал начальником цеха, затем был избран секретарем парткома, а далее секретарь Обкома по промышленности, секретарь Свердловского Обкома и член ЦК. Когда Д.Ф.Устинов ушел с поста руководителя ВПК и стал Министром Обороны, Яша Рябов занял его пост. Затем у него возникли разногласия с Устиновым и Яшу отправили в почетную ссылку Послом во Францию.

В начале 1957 года нам дали новое жилье. Из комнаты в 17,5 м2, где у нас родилась Леночка, мы переехали в комнату 27,5м2 в трехкомнатной квартире. Здесь можно было найти место для работы дома. Обычно я это делал по ночам, когда никто не мешал.

В один из дней кто-то из сотрудников положил мне на стол „Комсомольскую правду“ с большой статьей академика Микулина, которая называлась „Второе рождение двигателя“. В 1953 году я был на производственной практике в Казани на заводе №16, где начиналось освоение мощного микулинского газотурбинного двигателя РД -3М для стратегического бомбардировщика ТУ-16, который в пассажирском варианте назывался ТУ-104. Ты наверное помнишь его поршневые двигатели АМ-38, АМ-42, которые мы изучали в институте. Кстати, его двигатель стоял на АНТ-25, на котором ставили рекорды беспосадочных перелетов Чкалов, Байдуков, Беляков, а затем Громов, Юмашев, Данилин.

Когда я был на практике в Казани, Микулин уже не был Генеральным конструктором. По-моему был Колосов, а затем Зубец. Если мне не изменяет память, Колосова назначили Главным конструктром, где он возглавил КБ в Николаеве, разрабатывавшее газотурбинные двигатели для ВМФ. У него начинали работать после института наши В. Григоренко, Л. Тройнич и др. Когда вышла упомянутая статья, А. Микулин заведовал лабораторией двигателей Акдемии Наук СССР. Смысл статьи состоял в том, что ему (непонятно, каким образом) удалось „загонять“ в ДВС огромное количество воздуха и сответственно снимать с 1-го литра объема цилиндра большие мощности. Я написал ему письмо, в котором просил сообщить, как это ему удалось. Ведь все развитие мощностных характеристик двигателей, использующих в качестве окислителя воздух, шло по пути увеличения пропускной способности воздуха, а именно: увеличение числа оборотов, наддув, двухтактность, двойное действие и, наконец, газотурбинные двигатели. В письме я также попросил направить в адрес СКБ(М) материалы о том новом, что ему удалось сделать, так как из газеты было непонятно, как “родился двигатель второй раз“. Ответа не последовало.

В это время меня заинтересовали два вопроса:

1. При проведении тепловых расчетов двигателей внутреннего сгорания обычно задаются оборотами. А нельзя ли наоборот, идя от процессов в цилиндре двигателя, получить обороты и т.д.?

2. Можно ли существенно улучшить тяговые характеристики ДВС и прежде всего дизелей?

Первая задача была близка к свободно-поршневым двигателям и генераторам газа, которыми занимался профессор Кошкин. Ее решение я не нашел. Вторая задача “пришла“ случайно. Я просматривал как-то материалы своего предшественника Володи Лернера, который перед моим приездом, отработав 3 года, уехал в Москву, в НИИ. Из этих материалов я узнал, что одним немцем (не помню фамилию) была поставлена задача о дифференциальном приводе. В. Лернер ее уточнил. Речь шла о дифференциальном приводе нагнетателя (компрессора).

Я этой задачей увлекся. Дело в том, что механическая система: солнечное колесо, саттелиты, водило, центральное колесо, являются системой неопределимой, т.е., зная характеристики одного из звеньев этой системы, невозможно однозначно определить характеристики остальных звеньев. Мне удалось решить эту задачу, т.к. были найдены, как сказали бы математики, краевые условия. В результате оказалось теоретически возможным получать невероятные тяговые характеристики дизелей и, возможно, не только их. В этом случае водило соединялось с двигателем, центральное колесо с нагнетателем (для наддува), чтобы увеличить плотность воздуха и (при этом) одновременно цикловую подачу топлива для обеспечения отимальной величины коэфициента избытка воздуха, а солнечное колесо с потребителем энергии (гусеницы, колеса и т.д.), которое воспринимало внешнюю нагрузку. Такая система позволяла двигателю при изменении внешней нагрузки самоприспосабливаться к ней, что давало возможность существенно уменьшить количество переключений передач либо вовсе убрать коробку передач.

Я сидел ночами, производя выкладки и расчеты. Получился интересный материал для хорошей статьи.

Два раза в месяц Главный конструктор созывал совещания, на которых рассматривалось и обсуждалось состояние дел по разработке и изготовлению опытного двигателя (ему дали маркировку 2ДГ8М). На этом совещании часто присутствовали ведущие специалисты из НИИДа (нашего головного института). На совещаниях присутствовал профессор Астахов. На одном из них, подводя итоги, он обратил внимание на ряд моих предложений. После заключительного слова Главного конструктора, Астахов попросил меня задержаться. Мы вместе подошли к В.А. Венедиктову. „Василий Андреевич, вы не будете возражать, если тов. Басин поедет к нам в аспирантуру. Для меня это было полной неожиданностью. „Подготовьте реферат“,— говорит мне Астахов. Я рассказал, что у меня материл на такую-то тему. “Оформляйте статью и направляйте к нам“.

Где-то в феврале 1957-го года меня вызывает В.А. Венедиктов.

–Энгель Иосифович, к нам на завод прибыла группа китайских специалистов. Вы не могли бы подготовить курс по ДВС и прочитать им“

— Но я не знаю китайский язык.

— У вас будет переводчик-китаец“.

— Когда начинать?

— С 15–го марта, в течение 2-х месяцев.

Я подготовил курс: термодинамика, идеальные и реальные термодинамические циклы ДВС, тепловые расчеты двигателей, наддув ДВС, центробежные компрессоры, турбины, принципиалные конструктивные схемы ДВС, расчет кулачковых механизмов, зубчатые передачи, расчет нагрузок на основные элементы ДВС.

Китаец-переводчик (его по-русски звали Юра) по специальности был гуманитарий. Приходилось ему объяснять доступно смысл формул, схем, диаграмм, графиков, работу конструкций и т.д., а он в меру своего понимания переводил на китайский. Я попросил слушателей к каждой последующей лекции подготавливать вопросы по предыдущей. Удивительно трудолюбивые и самодисциплинированные китайцы к моему удивлению задавали вопросы по существу и очень дельные. Это был мой первый опыт чтения лекций. Наверно мы остались довольны друг другом. Через несколько месяцев после их отъезда мне на завод пришла посылка из Китая. Там оказались небольшое благодарственное письмо и две очень красиво расписанные большие чашки из китайского фарфора. Одна, побольше, мне, а поменьше Зине и фотография с адресом отправителя. Это был старший группы Главный инженер завда СУ-ГУ-ЧЕН. Адрес: город Шанси, повинция Датун, п/я №1. Я фотографию с адресом храню, а чашки мои дорогие домочадцы постепенно и благополучно разбили.

Это Су-Гу-Чен, главный инженер завода

Примерно в это же время было изготовлено два коленвала. Требовалась их динамическая балансировка. Станки для балансировки турбин не годились. Кто-то вспомнил, что три года тому назад завод закупал в Англии для моторного производства балансировочный станок. Он так и стоял в ящике на складе. Законсервированный.

Я взял техническое описание, отнес переводчикам, а затем сел за изучение. На участке коленвалов выделили место, сделали ограждение, завезли станок в цех и его установили. Он действительно оказался достаточно сложным. Электрический привод, электронные устройства. Мы с ребятами допоздна сидели в цехе, занимались отладкой. Наконец станок запустили. Отбалансировали один коленвал.

Я на радостях решил отбалансировать второй, чтобы был комплект. Было поздно. Все устали. Я забыл отвести одну из рукояток и коленвал, начав проворачиваться, ударился шатунной шейкой о нее. Очень дорогой коленвал я запорол. Меня хоршенько взгрели. И поделом.

Продолжение
Print Friendly, PDF & Email

7 комментариев для “Энгель Басин: Исповедь конструктора (письмо другу)

  1. P.S.
    Михаил Гаузнер 11 Апрель 2016 at 17:29
    …Правда, не в «оборонке»

    В этом главное дело: какое бы слово ни использовалось, никакой «оборонки» в СССР не было, потому что после 1945 г. Советскому Союзу никто не угрожал — только он и многим.

  2. Михаил Гаузнер 11 Апрель 2016 at 17:29
    …Когда прочитал предыдущий комментарий «Предельно мне чуждо и неинтересно», мне в первый момент стало обидно за Вас, появилось раздражение в адрес написавшего. А потом подумал, что он по-своему прав — ведь большинству читателей, далёких от нашей с Вами специальности, действительно неинтересны технические подробности, термины, ситуации, т.е. всё то, что составляло смысл нашей с вами жизни.

    Г-н Гаузнр меня совершенно не понял: дело не в непонятых мной технических деталях, я и сам был человеком техническим, а в том, что именно этот «смысл нашей с вами жизни» мне глубоко чужд, именно от него я и бежал 42 года назад, полностья сознавая, зачем я это делаю. Оказывается, я уже комментировал первое выступление г-на Басина здесь:

    Элиэзер М. Рабинович 7 Май 2015 at 3:32
    Трудно найти в себе сочувствие и симпатию: еще один еврейский талант высшей категории, отдавший жизнь вооружению агрессивной «злой империи» (выражение Рейгана), которой никто не угрожал и которая всех держала в страхе. Этой или другой подобной ракетой был сбит пассажирский самолет над Украиной?

    Мне неинтересна и чужда жизнь, прожитая во славу советского оружия без если не раскаяния, то хотя бы внутреннего отхода. Жизнь в случайной эмиграции без многих лет ожидания и страдания во внутренней эмиграции, без мечты об отъезде.

  3. Бытовали термины: «Оправдательный документ», «Объяснительная записка», «Техническое задание», «Спецификация», «Отчёт о командировке в п/я 00», «Листок по учёту кадров», «Автобиграфия» и т.д.
    Резолюция: Переделать, поискав виноватых внутри самого себя, и, в особенности, убрать всякие «допуски и посадки» (в широком смысле этого слова).

  4. Многое из того, что мне хотелось бы сказать о воспоминаниях Э. Басина уже сказал в своем отзыве уважаемый М. Гаузнер.
    Мне, отработавшему значительную часть жизни в машиностроительном НПО было интересно ознакомиться с тем, как решались инженерные и организационные задачи в других ведомствах, в частности в оборонке.
    Эти воспоминания перекликаются с публикуемыми сейчас в «Мастерской» интереснейшими мемуарами Ю. Ноткина и вместе с ними составляют своего рода целое направление публикаций на Портале, посвященных судьбам и работам «простых советских инженеров» в условиях последней стадии попыток построения советского варианта социализма. Становится очевидным, что некоторые «болезни» проектирования, производства и внедрения новой техники были сходными, независимо от ведомства.
    Недостатки стиля изложения, отмеченные некоторыми читателями в замечаниях (в Гостевой) следует, мне кажется, признать имеющими основание и принять к сведению.
    Кроме того, я бы посчитал возможным часть опубликованных воспоминаний (вопросы, не связанные напрямую с работой: быт, эмиграция, адаптация в Германии) выделить в отдельный блок и опубликовать, как отдельное повествование. Полагаю, что автор по всей видимости не претендует на премию по литературе, но что касается описания технических вопросов и поиска путей их решения, условий работы, воспоминаний о коллегах (не каждому судьба посылает такого качества учителей и наставников!), то это для заинтересованного читается безусловно представляет ценность и интерес.
    Спасибо.
    М.Ф.

  5. Здравствуйте, Энгель! С удовольствием прочитал Ваши интересные воспоминания. Мне очень близко всё, о чём Вы написали — я тоже всю жизнь проработал (а правильнее было бы сказать «прожил», но это прозвучало бы выспренне, не говоря уже о нежелательной тавтологии) конструктором. Правда, не в «оборонке», а в станкостроении, занимался отделочно-расточными полуавтоматами и автоматами высокой точности. Сама атмосфера КБ (расчёты, поиск решения проблемы, проектирование) и цеха (сборка, отладка, испытание спроектированного станка) для меня родные; думаю, и проблемы были аналогичными. Когда прочитал предыдущий комментарий «Предельно мне чуждо и неинтересно», мне в первый момент стало обидно за Вас, появилось раздражение в адрес написавшего. А потом подумал, что он по-своему прав — ведь большинству читателей, далёких от нашей с Вами специальности, действительно неинтересны технические подробности, термины, ситуации, т.е. всё то, что составляло смысл нашей с вами жизни. Не берусь рекомендовать Вам, КАК можно донести до читателя взаимоотношения людей, их характеры, т.е. человеческую сторону той жизни, не включая в рассказ её техническую сторону, которая и была в значительной степени её содержанием. Видимо, нужно сделать выбор: либо ориентироваться на широкую аудиторию и сводить техническую сторону к минимуму, рискуя быть невыразительным, либо уверенно «продолжать в том же духе», сознательно сужая круг интересующихся. Но мне, повторяю, было интересно. буду ждать продолжения. Всего Вам доброго!
    Михаил Гаузнер, Одесса.

    1. Дорогой Элиэзер!
      Вам не кажется, что с водой можно выплеснуть и ребенка?
      Воспоминания бывших советских технарей – это огромный пласт информации, часть истории советского/русского еврейства. Откажемся от этого?
      Вот и сегодня, например, помещен материал Гарри Фельдмана из этой категории, посмотрите его.
      Дело не в том, как называлась отрасль промышленности производства вооружения, она кстати была рассредоточена в значительной степени в самых различных ведомствах, и именовалась по самому разному, а в том, что многие жившие в СССР, за редким исключением, так или иначе, прямо или косвенно работали, вновь пользуюсь сленгом, на «оборонку». Это часть драмы советского еврейства, порой – трагедии и безусловно часть истории.
      М.Ф.

Добавить комментарий для Марк Фукс Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.