Александр Левинтов: Февраль-апрель 16-го. Продолжение

Loading

Но самой яркой приметой того времени были шашлыки. Их жарили на примитивных мангалах из кровельного железа среднеазиаты и кавказцы каких-то самых свирепых и отчаянных мастей. Топливом служила ящичная тара и любые деревяшки, валяющиеся там и сям. По доходности шашлычный бизнес уступал только грабежу на большой дороге.

Февраль-апрель 16-го

Дневниковые заметки

Александр Левинтов

Продолжение. Начало

Круг
(версиальная история)

В распоряжении Правительства Москвы №1223-РП от 19 июня 2007 года «О мерах по сохранению и развитию усадьбы “Измайлово”» Строковское фортификационное сооружение идёт первой строкой среди объектов этой усадьбы. Тем не менее, даже жители Измайлова мало что знают о нём…

Потешные полки молодого царевича Петра набирались им из ребятни и своих сверстников-тинейджеров в окрестных сёлах Семёновское и Преображенское. Они так и назывались. Ближайшее к Серебряно-Виноградному пруду, на острове которого находился Царёв двор, резиденция царя Алексея Михайловича с его многочисленной семьёй, дворней, свитой и даже боярской Думой, село Измайлово представляло собой даже не село, а двадцать деревенек, вывезенных царём изо всех тогдашних российских губерний, чтобы тешить царя-затейника своим разнообразием и совокупностью как страной в миниатюре. Естественно, что тамошние деревенские дети были не очень дружны между собой и потому были, с точки зрения Петра, плохим материалом для военных потех.

Однако уже в юном возрасте царевич Пётр обладал государственным масштабом мышления и одновременно страстью к скрытности и секретности, что также характерно для отечественной государственной ментальности.

Так возникла идея создания резервного (засадного, секретного) Измайловского полка из разношёрстной и даже разноязыкой мальчишеской оравы этих двадцати деревенек.

Между двумя заброшенными владимирскими дорогами, Большой Стромынкой (ныне Щелковское шоссе) и Малой Стромынкой (ныне Первомайская улица) в нескольких верстах к востоку от Царева двора была построена в лесу весьма укромная фортификация: достаточно высокий круговой крепостной вал, редуты, сапы и другие земляные затеи. Размеры этого сооружения вполне приличные: радиус вала составлял 50 казённых саженей (чуть более ста метров). Это вполне сопоставимо по размерам со знаменитым Аркаимом, хотя, конечно, Круг — совсем не столь древний артефакт. Получило оно название Строкинское укрепление по имени «потешного полковника» по кличке Стрóка (Овод) из числа измайловских пацанов, а, возможно, по имени бывшей здесь ранее деревни Строкино; впрочем, обе версии не исключают друг друга.

В силу секретности Измайловского полка, а также из-за новых затей царевича проект этот не был довинчен до конца: Измайловский полк так ни разу и не участвовал в потешных боях, простояв всё время в засаде и ожидании.

В пылу калейдоскопа проектов и дел (война со Швецией, закладка отечественного морского флота и новой столицы, освоение и насаждение западной цивилизации) царь Пётр не забыл, однако, свою потайную затею.

Все дети Петра были худосочны, эфемерны и страдали врождёнными недугами, унаследованными от отца, человека вспыльчивого, неуравновешенного, порой просто буйного и отличавшегося болезненной мнительностью и подозрительностью. Старшая из выживших его дочерей Анна, была, что называется, нежилец.

Родилась она у Екатерины Скавронской в 1708 году ещё до брака и была признана царевной только в трёхлетнем возрасте, а в связи с присвоением Петром звания императора — цесаревной, в конце 1721 года. Надо сказать, что судьба её выглядела подозрительно: с одной стороны, Пётр сильно (и вероятно, небезосновательно) сомневался в своём отцовстве, с другой — статус незаконнорожденной сильно мешал ей в династических ожиданиях, поскольку её кузина и тёзка Анна Иоанновна была законной дочерью царя-соправителя Ивана V и к тому же была на 15 лет её старше.

Не желая видеть около себя несчастную и тихую, кроткую Анну, Пётр, вспомнив о своей фортификационной затеи в глухом измайловском лесу, велел обустроить там круглый пруд с островом посередине, наподобие Серебряно-Виноградного пруда, но размерами поменее. На острове поставили церковь и соорудили минимально необходимые строения для уединённого проживания здесь Анны со слугами. Единственные ворота в западной части стены связывали этот остров-острог с внешним миром, но связь была редкой и прерывистой.

Семнадцатилетнюю цесаревну Пётр убрал вовсе с глаз своих, выдав замуж за гольштинского герцога Карла Фридриха. Из своего измайловского заточения она уехала в Киль, где успела родить мальчика, названного Карлом Петером Ульрихом, ставшим впоследствии российским императором Петром III и мужем будущей императрицы Екатерины II, совсем уж немки, прусской принцессы Софии Августы Фредерики Ангальт-Цербской. Петр III стал продолжателем династии Романовых по женской линии (Гольштейн-Готторп-Романовы). Эта линия пресеклась только в 1918 году в Екатеринбурге. Умерла Анна Петровна совсем юной, в двадцатилетнем возрасте и по сути — канула в безвестность.

Пётр редко и неохотно наведывался в Москву. Он откровенно не любил этот бородатый, тулупный, кацавеечный, сарафанный и истовый в православии город. Весь XVIII век прошел в медленном запустении и обезлюдении Москвы, забвении её прошлого и унижении перед новой столицей на Неве. Если в 1701 году численность населения Москвы составляла 490 тысяч людей, то в 1811-ом — всего 275 тысяч.

И Измайлово, и тем более Строковское укрепление долгое время находились в нетях. Круглый пруд в лесу приобрёл черты таинственности, потихоньку обрастал легендами и мифами благодаря фантазии местных жителей, особенно мальчишек.

В 1938 году Круг стал экспериментальным цехом Измайловского комбината декоративного цветоводства. Ещё оставались внутри какие-то развалины построек, то ли от потешного полка, то ли от Анны — тогда история начиналась в 1917 году, а всё, что было до того — проклятое прошлое. Экспериментальный цех занимался селекцией и разведением новых сортов и даже новых цветов: это так адекватно измайловским агротрадициям и агрозатеям! Пруд, естественно, использовался по прямому назначению — для полива растений.

Сегодня, в наше прозаическое и практическое время круглый вал используется детьми окрестных домов на 16-ой Парковой как захватывающие горки для санок, а взрослые, случайно обнаружив на ГУГЛ-картах таинственный круг, строят догадки, одна другой инопланетнее.

На картах этот круг то появляется, то исчезает: не имея никакого утилитарного значения он частенько пренебрегался картографами и топографами.

1818. Круг не обозначен
1852. Бывшее лагерное укрепление
1931. Круг не обозначен
1939. Круг не обозначен
1968. Совхозный пруд
26 сентября 2015 г. ГУГЛ-снимок с высоты 1110 метров

Шаги московской коммерции, или
День длинных ковшей

Пролетарская торговля

В конце 80-х-самом начале 90-х цены на всё, прежде всего, на всё продовольствие, начали медленно расти, а сами товары — стремительно исчезать. В соответствии с законом Фишера рассогласование скоростей товарной массы и денежной массы привело к быстрому росту инфляции. Это, однако, никого не пáрило в руководстве страны, привыкшему не следовать законам, а придумывать их. В пику нарастающей инфляции в Москве принудительно была открыта сеть областных и республиканских ярмарок, на которых демонстрировалось (кому? иностранным корреспондентам? самим себе? ну, уж только не жителям и гостям столицы) изобилие по принудительно низким ценам.

С этого аккорда и начинается история московской коммерции.

Вскоре по улицам города, прежде всего — оживлённым и многопешеходным, растянулись длиннющие, порой километровые очереди продавцов, предлагавших то, что удалось каким-то образом где-то добыть. В Германии в 20-е годы прошлого века это явление было названо пролетарской торговлей, в которой участвовало более миллиона «продавцов». У нас их также было более миллиона — но не на всю страну, а только на Москву.

Вместе с торговлей, которая процентов на 95% была государственной (5% составляли колхозные рынки и кооператоры — полугосударственная сельхозкооперация рухнула одной из первых), выдохлась оптовая и внешняя торговля. Оптовую (склады, базы, транспорт, тару и прочую инфраструктуру и связи) захватили шустрые кавказцы, прежде всего азербайджанцы, ставшие на тот момент иностранцами. Внешнюю оккупировали «челноки»: эти шаттлы сначала вывозили из Польши, точнее: из Восточной Варшавы, ещё точнее: со стадиона, самое разнообразное барахло и самое сомнительное продовольствие, затем они двинулись в Турцию, буквально озолотив эту страну долларами в обмен на беспородную дрянь, затем — Китай, далее — без остановок по всему свету. Как ни странно, но челноки не исчезли и по сей день, ассортимент таскаемых ими на себе товаров остался всё тем же, хотя следует признать, что этот бизнес заметно пошёл на убыль. Теперь они работают хорошо сколоченными бригадами, сильно напоминающими своим устройством и нравами бандитские шайки.

В это же время наступил расцвет винных палаток: водкой и всем прочим алкоголем торговали круглосуточно, при этом в самой разнообразной дозировке: от 50-граммовых стаканчиков, закрытых полимерной плёнкой до пятилитровых баллонов со спиртом Royal. Наступил расцвет фальсификата. Самыми популярными направлениями фальсификата были водки (любые), греческий коньяк METAXA, «французские» «шампанские», ликёры «кюрасао», «амаретто», «кампари» и другие. Точной рецептуры никто не знает до сих пор, но присутствие спирта и дешёвого парфюма было очевидно.

Эти киоски и лавочки создавали вокруг любой станции метро и любого людного места замысловатые и многоходовые лабиринты, в которых легко было заблудиться и пропасть, быть ограбленным, изнасилованной и обворованным.

Рикошетом от горбачёвских «ярмарок» полетели вдоль и вокруг вокзалов стихийные рынки. Самый бойкий — у Киевского вокзала. Здесь шла торговля как специфически украинскими товарами (сало, мясо, семечки, битая птица, фрукты-овощи), так и неспецифическими (импортные сигареты блоками, крупы, рыбные консервы и т.п.). Товар расхватывался даже на платформах для поездов дальнего следования. Торговля шла буквально по грязи. Без какой бы то ни было санитарии. Менты меланхолично крейсировали по рядам, вяло, но неуклонно собирая дань и только в этом и видя порядок.

Помимо продовольствия, популярными были и другие группы товаров: хозяйственные — вокруг каждого пустого магазина «Хозтовары» или «1000 мелочей», парфюмерия и косметика, нижнее и детское белье, одежда, но самое уникальное — электроника, аппаратура и компьютерная техника, аудио- и видеокассеты. Два огромных рынка, Горбушка и Митино, торговали сложнейшими товарами с рук или с поддонов, в снегу и грязи, под дождём и в московских пыльных бурях — и этому не было альтернативы, разве что самому ехать за границу и там покупать.

В толкучки превратились все стадионы города: Лужники, Динамо, ЦСКА, Локомотив. Спорткомплекс «Олимпийский» превратился в гигантскую книжную толкучку. Книгами торговали и вокруг каждого книжного магазина…

Но самой яркой приметой того времени были шашлыки.

Их жарили на примитивных мангалах из кровельного железа среднеазиаты и кавказцы каких-то самых свирепых и отчаянных мастей. Топливом служила ящичная тара и любые деревяшки, валяющиеся там и сям. По доходности шашлычный бизнес уступал только грабежу на большой дороге. За день шашлычник средней бойкости успевал продавать два 80-литровых бака. Кило мяса стоило 2 рубля за килограмм, лук — 40 копеек, уксус — 26 копеек пол-литра, соль — 10 копеек кило. Из килограмма мяса, с учетом отделения костей и добавления лука, получалось полтора килограмма сырого шашлыка стоимостью 10 рублей за килограмм. Мясо не жарилось, а обжаривалось, чтобы не терять вес. Добавим к этому стоимость бумажной тарелочки, куска черного хлеба, солёного огурца и минорный настрой весов. Стоимость всех материалов — 200 рублей в день, мастерство шашлычника — бесплатно, дневная выручка — до 2000 рублей. Средняя месячная зарплата для тех, кто работает (а таких — немного), 200 рублей…

Приватизация

Следующий шаг был непосредственно связан с приватизацией. Первой и очень лихо была приватизирована госторговля. Сперва были отпущены цены — началась ценовая шокотерапия. Она шла под знамёнами «500 дней» Явлинского и Ко. Ребята обещали, что через полтора года мы заживём не хуже западноевропейцев, американцев и японцев (считалось, что все остальные живут хуже нас — просто нищие). Президент Ельцин публично поклялся, что, если через полгода не наступит рай на нашей отдельно взятой земле, то он положит голову на рельсы. И ведь не сильно пьян был, говоря это.

Знаменитый и роскошный «Елисеевский» был продан какому-то пацану за горсточку обесцененных рублей. Правда, пацана вскоре грохнули. Магазины распиливались поприлавочно, даже не секциями или отделами.

Тем временем инфляция только нарастала. Мечта Чубайса остановить её ваучерами, как ещё более погаными деньгами по сравнению с рублями, рухнула: Мавроди со своими эмэмэмками обскакал его, а вслед за Мавроди потянулись «хопры», «властелины» и прочие жулики. Закон тезаврации денег (закон Коперника) гласит: «дурные деньги всегда вытесняют на рынке хорошие». Мавроди это понял быстрей и лучше, чем Чубайс.

Люди спасались от инфляции долларами, которые стали продаваться легально. Вот характерный пример.

Десятиклассник «приватизировал» у своей матери столик в прачечной самообслуживания «Чайка» и стал сдавать в аренду свою детскую коллекцию порнофильмов. Стоимость аренды — 10 рублей в неделю (стоимость кассеты). При возвращении кассеты арендатором ему выплачивается его десятка. Деньги, и весьма неплохие, делались на том, что десятка тут же обменивалась на доллары, а через неделю на эти же доллары покупалось уже не 10, а 12 рублей. При обороте в 100 кассет за неделю набегало 400 рублей, за месяц — полторы тысячи — и никаких налогов и текущих расходов!

Если в конце 80-х на черном рынке давали три рубля за доллар (официальный курс — 54 копейки, но это из области пропаганды и идеологии, а не финансов и экономики), то к 1998 году, ельцинской девальвации и денежной реформы за тот же доллар давали уже 6000 рублей, в две тысячи раз больше! Теперь, конечно, темпы инфляции уже не те: за неполные 20 лет, прошедшие с дефолта 1998 года доллар вырос по отношению к рублю только в 13-14 раз. Это — не валютные махинации и спекуляции: за последние 10 лет цены на все продовольственные товары (и на всё прочее также) выросли примерно в 10 раз. Россия наконец-то вписалась в мировую экономику и стала зависеть от импорта и цен на нефть со стопроцентной безукоризненностью.

В конце 1994 года я побывал в Польше, в Варшаве. Мы начинали уходить из советской экономики одновременно, с крайне низкого старта, фактически, лёжа навзничь. У нас — ручная торговля, у поляков — чуть интеллигентней — раскладушечная. К концу 1994 года она почти полностью исчезла. Исчезать стала и палаточно-киосковая торговля. Владельцы этих точек сообща и вскладчину строили вполне капитальные и очень приличные 2-3-х этажные торговые центры, не крикливые, а с претензией на респектабельность. Главное — это было самодвижение, без вмешательства властей и государства, а потому быстро и безболезненно.

У нас же преобладали и преобладают бульдозерные средства управления любым частным бизнесом, прежде всего — малым торговым.

Жирные годы

Страна жирела и гламурничала, особенно Москва. Сначала по внешней стороне МКАДа, а затем и внутри города стали возникать и набухать торговые молы европейских и немного собственных брендов, появились бутики, салоны и сверхдорогие гастрономы типа «Глобус гурмэ» или «Азбука вкуса». Стал налаживаться вполне цивилизованный импорт средствами крупного и среднего бизнеса: «за ваши деньги — что угодно». Торговля заметно вытесняла промышленность, занимая и осваивая бывшие промплощадки. В Москве число ресторанов зашкалило за тысячу, всё больше и больше — и во всех битком народу практически круглосуточно. Рынок наполнился иномарками и салонами по их продаже и техобслуживании. Не олигархи — даже мелкие бизнесмены и офисный планктон — зачастили с шопинг-турами в Милан, Париж и Лондон. Европейские курорты и пляжи Южной Азии заполнились русскими. Москва стремительно приближалась к европейским стандартам качества жизни — нефть сильно зашкаливала за 100 долларов за баррель, подскакикая порой до 160. Кто-то наверху грёб лопатами, как раб на галерах, кто-то суетился со своим совочком и ведёрком из песочницы. Люди стали разборчивы и перестали читать меню и прайс-листы справа налево.

Разнузданное потребление оправдывалось тем, что делать накопления, даже в золоте, валюте или драгоценностях — рискованно: в любой момент могут просто отнять. Как могут отнять недвижимость и активы. Будущего нет, не бывает и не будет: как только оно появится, его растопчут и отнимут. Это усвоено уже на генном уровне.

Палатки и мелкие магазинчики, крикливая и шумная торговля стали стихать, конечно, не без нажима и насилия властей: Лужков периодически боролся, сначала с Крестовским рынком (метро «Рижская»), потом переключился на всемогущий Черкизон — и то, и другое рухнуло под бульдозерами. Рухнули и многочисленные мелкооптовки. Цивилизация двигалась семимильными скачками, как шагающий экскаватор, откровенно нецивилизованными средствами.

Этому в сильнейшей степени способствовало проникновение и насыщение бизнес-пор чекистами. Они перестали возглавлять и организовывать охранные службы и секьюрити — они стали владельцами и совладельцами, топ-менеджерами и т.п.

Конец прекрасной эпохи

Грянул незабываемый 2014-ый, конец прекрасной эпохи. Власти и общество нажрались и пережрали. От пережора появилось чувство вседозволенности и всемогущества: Россия начала выплёскивать свою чванливую агрессию на соседей, считая таковыми даже Сирию. И одновременно с этим рухнули цены на нефть, а с ними — и рубль.

Торговля пошла вразнос, размашисто, наотмашь и напропалую. То бульдозерами давят импортные сыры, то начинают торговать монгольскими креветками и белорусскими устрицами. Отечественные производители продовольствия, которых понукают заняться импортозамещением, не торопятся: с одной стороны, контрсанкции объявляются на несколько месяцев, а кто ж будет вкладываться в такой долгоиграющий бизнес как агрокультура? с другой — «отечественное» производство весьма условно: коровы — импортные, семя быков-производителей — импортное, комбикорма — импортные, технологии и оборудование — импортные, переработка сырья — импортным оборудованием…

Импорт стал замещаться подозрительной экзотикой: аргентинским пармезаном, южноафриканскими помидорами и т.п., а также явными и неявными эрзацами. Рост цен (15-50% в год) и оскудение ассортимента — это стало подозрительно напоминать конец советской эпохи и торговли. Закон Фишера опять оказался на повестки дня.

Но самое печальное и тревожное — поведение властей. Терпя одну удачу за другой на мировой арене, испытывая одновременно и политическое, и экономическое давление извне, а также нарастающую изоляцию и самоизоляцию, откровенно презирая собственный народ (и есть за что!), власти ушли в недоступное облако собственного величия, не касаясь реальности ни ситуативно, ни стратегически. Отсюда — грубейшие средства самоспасения — за счет народа, на который плевать с самой верхней колокольни.

Разгром московской мелкой торговли вокруг станций метро 9 февраля — акт нравственного и ментального бессилия, бессмысленная жестокость по отношению к малому бизнесу, проверенному историей средству преодоления кризиса.

Чего ждать?

Первое — концентрации торговли крупными сетевыми ретейлерами, которые уже не при власти, а принадлежат ей (например, «Мираторг», по упорным слухам, принадлежит семейству Медведева через кипрские оффшоры).

Второе — советизация торговли; и теоретически, и, увы, практически доказано: при диктате производителя рынок схлопывается, поскольку производителю выгоднее не производить и держать предложение в состоянии дефицитности.

Третье — снижение качества продуктов.

Четвёртое — потеря осмысленности ценообразования и переход на ценопридумывание — государством.

Ничего этого не будет, если Россия рухнет под тяжестью собственных проблем и грехов, капитулирует, но принимать капитуляцию, кажется, никто не собирается.

Кто-то мечтает вернуться в СССР? Получайте: очереди, дефицит, пустые полки, закрытые границы, страна, умеющая делать только средства массового поражения людей.

Причуды

Группа женщин-депутатов Госдумы (А. Кабаева, С. Горячева, Е. Мизулина, С Журова, И. Яровая и присоединившийся к ним В. Милонов) внесла на обсуждение законопроект, согласно которому зимние оттепели будут называться бабьими осенями, весенние снегопады — бабьими зимами, а летние заморозки — бабьими вёснами. Законопроект направлен на повышение роли российской женщины в жизни общества.

Московский спецтрест «Ритуал» приобрёл пять VIP-катафалков ламборджини-кабриолет, снабжённых мигалками.

В крупные сетевые суперсамы «Магнит», «Пятёрочка», «Перекрёсток», «Ашан», «Балла» и «Магнолия» начали поступать импортозамещающие сыры из стопроцентного кокосового масла, монгольский хамон «Гобико», виски «Ваня Пешеходов» (красный и чёрный лейбл) Тамбовского лако-красочного завода, а также подмосковные ананасы, по содержанию сахара не уступающие гавайским.

Сетевой гастроном «Глобус гурмана» по-своему ответил на высокие темпы инфляции. Чтобы более не шокировать своих покупателей, менеджеры магазинов теперь дают цены в расчете на грамм товара: сыровяленая колбаса по пять рублей, красная икра по десять, хлеб по 50 копеек — разве это деньги? Цены стали выглядеть скромно и прилично.

В целях борьбы с терроризмом мэрия Москвы решила закрыть всю палаточную и киоскную торговлю вокруг и внутри станций метро, а также позакрывать наиболее оживлённые станции, лишив таким образом террористов наиболее людных мест в городе.

«Если показать молодому месяцу мелкую монету, то в кошельке непременно скоро прибавится денег» — эту народную примету решили использовать городские власти Москвы. Из-за вечного смога и сильной освещенности города рекламой небо над столицей непрозрачно, а главное, растущая луна бывает далеко не всегда. В связи с этим решено вывешивать и подсвечивать молодой месяц каждую ночь, независимо от погоды. Если эксперимент удастся и благосостояние москвичей значительно улучшится, искусственные месяцы появятся в небе всех населенных пунктов страны, даже над дачными посёлками и неперспективными деревнями…

Ненормальная экономика

Существует т.н. «здоровая экономика», есть «больная экономика», однако в экономическую теорию можно вводить понятие «ненормальная экономика».

Что это такое?

За последние два года, начиная с крымской авантюры, российская экономика стала стремительно катиться вниз — и вовсе не только за счёт падения цен на нефть, скорее за счёт падения нравов, и внизу, и на верху, особенно — на верху.

В 2014 году населением было куплено на $40.7 млрд., в 2015-м — только на 12 млрд. При этом, доллар относительно рубля вырос всего в два раза: просто, люди обнищали, и им не до жиру, свести бы концы с концами от зарплаты до получки. Всего за год число бедных семей в стране удвоилось. Инфляция в прошлом году составила 12.9%, в этом году Минэкономразвития планирует по базовому прогнозу 6.4%, что, если проанализировать эти самые базовые прогнозы за последние 10-15 лет, можно смело умножать на два.

Кризис есть кризис, и перечисленное выше относится к «больной экономике», имеющей право и шансы на выздоровление.

А теперь — о «ненормальной экономике».

Первое. Что происходит с прожиточным минимумом в условиях инфляции, прежде всего инфляции в сфере потребительских цен, где рост — не на жалкие тринадцать процентов, а в среднем вдвое? Если потребительская корзина по своему материальному составу не меняется, то она неизбежно расти пропорционально росту цен, а в России она… падает. До III квартала 2015 года она составляла 10117 рублей в месяц (неполных 150 долларов), с 1 января 2016 года — 9673 рубля, а ныне составляет 9412 рублей (135 долларов). Это — для работающих. Для пенсионеров эта сумма (или сумá?) на треть меньше: 3 доллара в день, включая квартплату и ЖКХ. Чем не Экваториальная Африка? Она падает, чтобы в статистике не было так много бедных и нищих, а сколько их там реально — властей не интересует. К этому следует добавить, что почти на все продукты питания (хлеб, мясо, фрукты, овощи, молочные продукты) цены в США заметно ниже, чем в России — никакой фантазии не хватит хоть чем-то заполнить потребительскую корзину россиянина. При этом, как сообщает О. Голодец, 19.2 миллиона россиян (13.4% населения) живёт ниже этого невероятно низкого уровня. К сему надо добавить, что пресловутый МРОТ (минимальный размер оплаты труда) составляет всего 6204 рубля в месяц (около 100 долларов, примерно 4 доллара за рабочий день или 50 центов в час), что соответствует 64% от прожиточного минимума, на который, на все 100%, явно не проживёшь.

Второе. Что должно охраняться прежде всего государством и обществом в условиях кризиса и больной экономики? Ну, конечно, — интеллектуальные ресурсы. Всё остальное: амбициозные проекты и проекты с сомнительным коммерческим исходом, государственные расходы (= расходы на содержание государственной машины) могут и подождать, но в России именно они и не ждут, финансируются с ускоренным рвением и усердием, а вот расходы на образование, науку, здравоохранение ещё более стремительно падают. Свёртывается даже то, что никак нельзя сворачивать. На образование Россия ныне тратит такую же часть своего государственного бюджета, что и Центрально-Африканская Республика. Более 30 лет, с 1983 года экономико-географы проводили свои ежегодные конференции на гранты Российского Фонда Фундаментальных Исследований (РФФИ), в этом году деньги для них нашлись лишь в Фонде Фридриха Эберта (Германия). В сфере культуры финансируются лишь михалковы, бабкины и прочие пристольности.

Третье. Виновные должны нести наказание. Они и понесли. Гос. чиновники, депутаты и другие категории власть имущих и проявляющих её, наказаны рублём, и не одним — их зарплаты за прошедший год выросли в полтора раза.

Четвёртое. Войны затеваются всегда на пике экономического подъёма. Так было и в Первую мировую, и во Вторую. Это понятно и объяснимо. Современная российская больная экономика не только обременена безвозмездным содержанием оккупированных территорий (Абхазия, Южная Осетия, Крым), но и погрязла в ведении военных действий на Украине и в Сирии, в бесконечных широкомасштабных маневрах, в лихорадочной гонке вооружений, бряцании оружием за пределами страны. Один день войны в Сирии — годовой бюджет среднего по размерам города. 33 млрд. рублей как заявленная Кремлем цена сирийской авантюры — чистой воды импровизация и фантазия, как и вся цифирь, придуманная Путиным на ходу: только сбитый самолет стоил 7 млрд. рублей, без вооружений. Годовой бюджет таких городов как Тамбов, Улан-Удэ и Чита держится на уровне 4 млрд. рублей.

Помахали в Сирии чапаевскими шашками, продемонстрировали самим себе свою военную мощь и доблесть, ничего не добились, потому что ничего и не хотели, но две-три сотни своих городов лишили средств к существованию. Впрочем, они и так бы ничего не получили… Мы хотим проиграть или выиграть войну одним махом? Не получится ни то, и ни другое…

К сожалению, ненормальная экономика неизлечима. Одна надежда — она демонтируема, дефрагментируема, но и это — вряд ли.

Место «Встречи» изменить нельзя?
(реплика старожила)

50-е… исчезли инвалиды войны, вобла, красная и чёрная икра, сырокопчёная колбаса, шоколадные бомбы и мишки, самокаты — как и не было их никогда. Зато появились булочные самообслуживания, кафетерии, молочный коктейль, уличные голуби и газ в квартирах, даже в бараках. В Измайлово пришло метро. «Первомайская» заняла крайнюю платформу метродепо, это была на те поры самая дешёвая станция: к имевшемуся просто приделали кассы и турникеты, облицевали стены сползающим кафелем и повесили люстры, те, что остались от строительства «Киевской».

Цивилизация медленно, как поезд метро на «Первомайке», вползала в тупик советского образа жизни и строя. На 6-й Парковой открылась баня. На углу улиц Первомайской и 3-ей Парковой (бывшего Пожарного проезда) в первом этаже сталинской пятиэтажки открылся первый и лет двадцать остававшийся единственным в Измайлове ресторан. Надо сказать, что Первомайка тогда была единственной освещённой улицей, только по ней ходил городской транспорт, если не считать 34-й автобус, который запредельно редко тащился по Никитинской к Преображенке. На этой улице сосредотачивалась почти вся торговля, почти весь соцкультбыт, здесь кипел по вечерам наш Бродвей, но, странно, нечётная сторона была заметно богаче и шикарней чётной — именно поэтому народ гулял исключительно по этой стороне.

Не надо и говорить — ресторан был на нечётной, левой стороне, если идти из города к нам.

Назывался ресторан «Встреча». Это было шикарное заведение, с белыми скатертями, меню и официантками в наколках, не то, что зловонная пивная, которую сломали незадолго до этого: пьянь, мат-перемат, воблиная чешуя по щиколотку, дым коромыслом, хоть топор вешай. Во «Встрече» народ чопорный и при деньгах. А таких в Измайлове очень мало. Поэтому, даже вечером здесь было либо пусто, либо пустовато. Ресторан то закрывали, превращая в столовую, то вновь открывали, то: днём — столовая, вечером — ресторан. План, если и выполнялся, то не на все 100%. Типичное советское заведение. У нас вообще на 100% ничего и нигде, ни на одном заводе и ни в одном колхозе, не выполнялось, если не читать газеты, не слушать радио, а смотреть правде в глаза.

Я в этом ресторане, уже будучи студентом, то есть в ранние 60-е, пару раз был, правда, только утром: однажды как в столовой, другой раз — как в ресторане: после вчерашнего впервые в жизни ел яичницу по-венски (три яйца, жареные на машинном масле, мелко накрошенная не то колбаса, не то ветчина, припорошено зелёным лучком, на раскалённой маленькой сковородке), запивая минералкой и «чашечкой кофе» в мутном от мытья стакане.

А цивилизация продолжала вползать: застроили пятиэтажками и заселили полковниками огромное Северное Измайлово, наконец-то у нас появился свой кинотеатр (до того, до ближайшего, «Родины», на бывшей Сталинской, а теперь опять Семёновской площади полчаса ходьбы бодрым шагом), протащили метро до «Щелковской», открыли несколько дешёвых кафе: либо с мороженым и белым сухим вином, либо с пивом, картофельными чипсами и горячими креветками. Появились-возродились и злачные места, любимые народом до самого закрытия, легально — распивочно, нелегально — на вынос. Таким, например, было кафе «Эврика» на углу Измайловского бульвара и 9-й Парковой, рядом с полуподземной станцией метро «Первомайская». Даже появились общественные туалеты, но немного, скромно.

На всё той же 9-ой Парковой, которая благодаря метро под ней и двум станциям стала соперничать и конкурировать с Первомайкой, между «Щёлковской» и кинотеатром «София» открылся новый ресторан «Встреча». Перед «Софией» до сих пор стоит памятник: два мужика куда-то тащат третьего. Памятник, в честь ресторана «Встреча», сразу назвали «На троих». Как гадюшник, «Встреча» процветала, хотя никакой план и не выполняла. Это уже конец 70-х — 80-е, застой, о котором почему-то все вздыхают как об утерянном рае.

Дело в том, что водку стали продавать с 11 утра до 7 вечера. А если надо после семи, то вот, пожалуйста. Для буйных — «Эврика», а для чинных и степенных — «Встреча». Тут и швейцар, которому прилично на входе дать двугривенный, и гардеробщик (обойдётся и гривенничком), и официантка. В меню — почти ничего, потому что горячее практически никто не заказывает (разве, что какое коллективное или семейное торжество), а из холодных — селёдочка с картошкой, под лучком витиеватыми кружочками и спрыснутая постненьким, винегрет, дрожкий холодец и мясное ассорти из вареной и полукопчёной колбасы в нарезку. Запивать родимую — компотом, разбавленным до цвета бледной спирохеты, либо минералкой «Московская», надо признать — очень вонючая и слабо газированная дрянь.

Если успел после работы сюда до семи, то не возбраняется и с собой приносить. Отдаёшь осторожно официантке, она где-то там у себя переливает в полулитровый кувшинчик, ну, отпивает немного, вполне умеренно, около 50 грамм, добавляет компотцу — и на столе вполне легально стоит «сок яблочный, очищенный». Помимо 50-граммого удовольствия официантка имеет свою законную стеклотару (12 копеек) и право немножко обсчитать, в пределах чаевых, которые ведь сам добровольно никто не даст.

Во «Встрече» регулярно, то есть практически ежедневно, гужевались два моих начальника, жившие неподалеку, в соседних домах. Изредка на эти посиделки вызывался и я (всё-таки есть, о чём поговорить, книжки этот мудик читает, кино смотрит), либо другие, но с теми — только собачиться и угрожать друг другу, вымещая повседневные обиды и неудачи.

А цивилизация вдруг грохнула изо всей мочи — начались перестройка, рынок, бизнес и всё такое прочее, беспородное и эфемерное, как наша жизнь. Как сыпь при кори высыпали питейные и жральные заведения и заведеньица, по большей части сетевые и совсем-совсем не злачные. Совершенно непонятно, где теперь народ надирается в лоскуты, потому что на троих уже четверть века никто не пьёт, мест удобных нет, дóма — посторонние (жена, дети, родители), а ведь пить-то надо, хотя бы ради того, чтобы не терять форму, и народ пьёт, совершенно определённо пьёт, а как? гаражи-то теперь совсем-совсем не у многих.

«Встреча» входила в торговый комплекс «Первомайский», шумный и бестолковый — рядом городской автовокзал. Комплекс остался, а «Встречу» заменил 24-часовой Юлмарт: интернет-магазин, компьютерная и бытовая техника, прочая уценёнка.

А «Встреча» в Измайлове появилась вновь, на чётной стороне Первомайки, между 5-ой и 6-ой Парковыми. Когда-то здесь была столовка, самая большая измайловская столовка. Наша семья иногда затаривалась здесь обедами на дом с 10%-ной скидкой: семь человек, все работают или учатся, готовить некому. Я частенько обедал здесь после тренировки и бани. Самое дешёвое и потому самое любимое — отварные сардельки с тушёной капустой. Сардельки шли не на вес, а поштучно. Сердобольная раздатчица всегда вылавливала для меня две самые большие и толстые. Сардельки от непрерывной варки лопались, вываливая своё не очень аппетитное нутро, но я именно такие и любил, и сжирал их вместе со шкурой, обильно используя горчицу. В утешение и оправдание себе я придумал, что эта шкура — самое вкусное и полезное в сардельках. Теперешние сардельки — уж, я не знаю, из чего их делают, но жрать их просто неприятно, да и опасно для здоровья.

Теперь здесь «Встреча» — пустая, беспородная, невкусная, дорогоалкогольная: «кафе-бар» с напитками один другого безрадостней и недоступней. На беспородность указывает дополнительная вывеска ДОНЕР-ШАУРМА, на вынос, конечно же. Вообще-то, донер и шаурма — совершенно одно и то же, вещь в высшей степени подозрительная и простая в изготовлении. Содержат подобного рода заведения кавказцы, с откровенным презрением относящиеся к нам, гяурам. Работают — среднеазиаты, шустрые, в меру вежливые, но абсолютно бестолковые. Посетителями ходят… чёрт его знает, кто сюда ходит, задумчивые какие-то. Сидят по одиночке или парами над стаканом чего-то и тарелкой с чем-то и о чём-то задумываются, на целый унылый вечер. Наверно, жалеют деньги, которые потратят здесь и с охотой поменяли бы эти деньги на время, которого много и которое всё равно неизвестно, куда девать.

Москва — большой город, в нём таких Измайлов, как наше, наверно, с полусотни. И в каждом своя «Встреча», или «Ветерок», или «Улыбка», неистребимые ни при каком стечении обстоятельств.

Очевидные последствия

— «Алло, это квартира Ивановой? С вами говорят из отдела соцзащиты вашей управы. Вы в курсе, что с 15-го отменяются деньги? Ну, как же?! Мы же всё время сообщаем об этом в Интернете. У вас нет компьютера? Но мы и в газете уже неделю даем объявления об этом. Вы и газет не получаете? Так хоть соседей ваших спросите, хоть сегодня вечером, когда они с работы придут. Лично вам сообщаю: с 15-го деньги в стране отменяются, и до этого дня вы должны явиться в ваш отдел соцзащиты и поменять все свои деньги на доллары или на продовольственные талоны, что вам больше нравится. Только, пожалуйста, приходите к концу дня, а то у нас с утра такая давка. Вы плохо ходите и не можете прийти? М-м-м, что же мне с вами делать?… Вот, что, сейчас по вашему дому работает наша сотрудница, я ей при вас позвоню, не вешайте, пожалуйста, трубку… Вера Андреевна, вы сейчас можете зайти в… какая у вас квартира?… в 216-ю квартиру? Хорошо… Вы меня слушаете? Значит, минут через 10-15 к вам придёт женщина. Её зовут Вера Андреевна, никому больше не открывайте, сейчас в Москве столько жуликов. Но имейте в виду: она на доллары не меняет, только на продовольственные талоны, потому что на доллары имеет право менять только сотрудник Сбербанка. До свидания…»

Через несколько минут в дверь позвонила Вера Андреевна. На столе в комнате лежали все деньги старушки-пенсионерки: две пенсии и припасённое на похороны, 115 тысяч рублей. Вера Андреевна тщательно, дважды пересчитала деньги, сложила их в сумку, выдала вместо них глянцевитые талоны с какими-то цифрами и надписями, объяснила, что их обязаны принимать в любом магазине, и ушла.

* * *

— «Алло, это Виктор Иванович? Вам звонит главврач по работе с населением вашей поликлиники Геннадий Сергеевич Петров. Виктор Иванович, приглашаем вас написать заявление на доставку на дом бесплатных лекарств, которые вы ежемесячно получаете в нашем аптечном киоске. Да, доставка бесплатная. Это — распоряжение министра здравоохранения Москвы. Если вы не против, к вам течение часа придет наша сотрудница, вы заполните бланк заявления и всё. Да, кстати, а вы в аптеке за деньги что-нибудь покупаете? Можем предложить вам доставку и медикаментов, и препаратов, и всего прочего, вплоть до зубной пасты и минеральной воды. Всё это, разумеется, за деньги, но по самым социальным ценам. Приготовьте список всего вам необходимого, не забудьте указать дозировку и сколько вы раз в день принимаете. Для удобства населения вам не надо платить каждый раз. Вы при заключении договора вписываете всё вам необходимое и создаете депозит от 10 до 100 тысяч рублей. Опыт учит, что 10 тысяч хватает на полтора-два месяца, но вы знаете, как быстро у нас растут цены, поэтому, чем больше депозит, тем на больший срок вы обеспечиваете себя всем необходимым по ценам сегодняшнего дня, хоть на два года вперёд!..»

Виктор Иванович подписал все необходимые бумаги и под расписку передал сотруднице поликлиники 75 тысяч рублей.

* * *

— «Алло, из ЖЭКа говорят. По плану капремонта мы меняем в вашем доме всю сантехнику. Когда к вам может прийти наш смотритель-оценщик? Завтра? Хорошо, в какое время вам удобно? После 17? Очень хорошо. На всякий случай, какая у вас квартира? Завтра после пяти вечера. Ждите!»

В пол-шестого звонок в дверь:

— «Я из ЖЭКа».

«Я из ЖЭКа» внимательно осматривает ванную и кухню, заглядывает в самые недоступные уголки и сплетения труб:

— «Это надо менять… и это… это просто немедленно… стояк ещё ничего, слава богу.

Оборудование будет отечественное. Качество? Ну, вы ж понимаете, у нас сейчас кто работает? Да ещё бесплатно… На импорт, пожалуй, можно поменять, но не всё. И это, конечно, за деньги. Нет, нет, недорого. У нас с рынком сантехники договор, вот вам талон на скидку 50%, сами выбирайте, сами доставляйте, никаких проблем. Мы? Нет, у нас все монтажники в разъезде, нет, да и кто ж просто так поедет, выберет, доставит? Вы уж как-нибудь сами… Ну, ладно, давайте так: я сам завтра съезжу, мне самому туда надо. Вот прайс-лист, выбирайте, что нравится. Конечно, подскажу… Так, понял, итого 174 тысячи. Нет таких денег? Не беда, давайте, сколько есть, вот мой рабочий телефон, звоните завтра с 9 до 16. Привезу всё завтра опять в это же время, на лоджии место освободите, пожалуйста. И, конечно, остаток, 56 тысяч — не подведите меня, свои ведь вкладываю. Ну, до свидания, до завтра…»

И «Я из ЖЭКа» ушёл. Навсегда.

* * *

Все эти и подобные им случаи заметно участились, начиная с марта 2014 года; неповоротливые полицейские умы до сих пор не поймут, какая связь между ними и «крымнашим».

Пакостники

Отправляясь обычным, слабоорганизованным туристом в страну условно-дружественную, по сути нейтральную для современной российской внешней политики, я получил, вместе с билетами, гостиничным ваучером и страховкой, вот такой официальный документ:

Итак, с точки зрения российского МИДа, я приравниваюсь к Буту, Полонскому, другим уголовникам, преступникам и негодяям, за которыми гоняются полиции разных стран.

Мне нечего добавить к этому пасквилю, кроме пожелания нашему горячо нелюбимому правительству и руководству страны: а вы, господа хорошие, не боитесь ездить по зарубежным странам, жать руки американским официальным лицам и подписывать с ними разного рода документы? Или вы и вправду чувствуете себя неприкасаемыми?

Продолжение
Print Friendly, PDF & Email

2 комментария для “Александр Левинтов: Февраль-апрель 16-го. Продолжение

  1. опечатки:
    «В менЮ — почти ничего, потому что горячее практически никто не заказывает (разве, что какое коллективное или семейное торжество), а из холодных — селёдочка с картошкой, под лучком витиеватыми кружочками и спрыснутая постненьким…»
    «Торговля пошла вразнос, размашисто, наотмашь и напропАлую…»
    ::::::::::::
    «Один день войны в Сирии — годовой бюджет среднего по размерам города. 33 млрд. рублей как заявленная Кремлем цена сирийской авантюры — чистой воды импровизация и фантазия, как и вся цифирь, придуманная Путиным на ходу: только сбитый самолет стоил 7 млрд. рублей, без вооружений. Годовой бюджет таких городов как Тамбов, Улан-Удэ и Чита держится на уровне 4 млрд. рублей…»
    Чуден мир Божий. Удивительная, интересная, очень информативная работа.
    Спасибо автору.

    1. Опечатки (надо же, два раза вычитывали!) исправлены. Спасибо.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.