Михаил Косовский: Судьба Новожилова

Loading

Неожиданно для себя Игорь заговорил, почти закричал нервным фальцетом: «Что, отчеством не подошел, да?! Фамилия не та, да?! Я вас сразу раскусил. И не в зарплате дело. Вы меня терпеть не можете, всех нас ненавидите, это у вас в крови, в генах сидит!..»

Судьба Новожилова

Михаил Косовский

Библиотекарь Оля Новожилова со школьных лет мечтала выйти замуж и иметь двоих детей: русоволосую девочку с голубыми глазами, похожую на нее, и мальчика с вьющейся темной шевелюрой. Она представляла, как гуляет с ними в городском парке и люди, глядя на них, говорят: «Какие у вас чудные детки!» Муж в ее мечтах был похож на Никиту Михалкова, поющий под гитару «Забытое танго» из старой дедушкиной пластинки.

Городок, где она жила, затерялся в благодатной долине среди бесконечных хлопковых полей и виноградников. Олиного деда Ивана Никодимовича Новожилова когда-то направили сюда из Украины на реконструкцию Большого Ферганского канала, он и осел здесь. Его сын Михаил Иванович Новожилов выучился в Ташкенте на строителя, в город вернулся с дипломом и стриженой смешливой блондинкой — будущей Олиной мамой.

В то время новую часть города, где жили Новожиловы, от воинской части вниз по Красноармейской улице до памятника Ленину, заселяли в основном эвакуириванные во время войны русские, украинцы и несколько еврейских семей. Узбеки и бухарские евреи преимущественно жили в старой части города, знаменитой своим шумным базаром и старинной, построенной еще при эмире, мечетью с высокой стрельчатой аркой, украшенной орнаментами из цветных глазуированных кирпичиков и мозаичной арабской надписью «Господь Всемогущ».

Достопримечательностью нового города был большой парк с гигантскими чинарами и заросшим кувшинками озером, по берегам которого горбились кряжистые плакучие ивы. Танцплощадка и комната смеха размещались на маленьком островке, соединявшимся с берегом горбатым мостиком. Вырытое еще до войны заключенными, озеро с легкой руки местного остряка называли лебединым, хотя лебеди никогда не залетали в эти края. Иногда в его зеленой воде тонули пьяные, но это не отражалось на популярности парка. По воскресеньям здесь играл духовой оркестр, продавли мороженое и газированную воду с сиропом, и граждане чинно гуляли по посыпанным красным песком аллеям, приветствуя друг друга легкими поклонами.

Прошли годы. Почти забыты прежние названия улиц, памятник Ленину еще стоит, но сведующие люди говорят, что его скоро снесут. Старый парк по–прежнему привлекает горожан, но не только тенистыми аллеями и удобными скамейками, но и запахами шашлыка и плова из коммерческого ресторана «Лебедь», построенного на месте танцплощадки.

Для Оли городской парк ценен также воспоминаниями о встрече с Игорем. Как то, будучи еще студенткой библиотечного института, она качалась с подругой на качелях и ей сделалось дурно. Он подошел к ним, сказал, что врач, взял ее руку, чтобы проверить пульс. Восторженные глаза парня не отрывались от ее лица. Оля смутилась, тошноту как рукой сняло.

Игорь действительно оказался врачем, правда, санитарным. После окончания Ташкентского МИ был направлен сюда отрабатывать диплом, снимал в старом городе комнатку в глинобитной развалюхе у старушки-узбечки.

На следующий день он появился в библиотеке, где Оля занималась.

— Шел мимо и решил зайти.., ни разу не был здесь.

— Ну и как?

— Чисто, с санитарией порядок, и вообще уютно, прохладно. После окончания вы наверное тут будете работать?

— Да, отец не отпустит меня в район, он уже договорился. Ну а вы?

— Осваиваюсь. Сегодня на мясокомбинате был. Представляете, у них даже умыться негде рабочим, одна раковина на весь убойный цех, грязь по колено, и это в наше время… Но я наведу там порядок.

У Игоря оказалась фамилия Розенбаум.

— Вы случайно не родственник того певца? — спросила Оля.

— Нет, меня все спрашивают…

В отличие от певца, Игорь имел черные вьющиеся волосы, которые он машинально приглаживал, но они упрямо топорщились во все стороны. Оле нравился его уверенный голос и живые глаза, смутившие ее тогда в парке.

Первый раз они поцеловались в кинотеатре, когда смотрели «Рэмбо». В зале было темно, на экране беспрестанно стреляли. Игорь обнял ее за талию, чуть-чуть притянул к себе, их губы сами собой соединились. Остаток фильма Оля бездумно смотрела на подвиги Силвестра Столоне, чувствуя руку Игоря на своей талии.

Он провожал ее до дома, уже стемнело. Она рассказывала про студенческую жизнь, поездки на хлопок, громко смеялась и ловила себя на мысли, что хочет еще раз поцеловаться. Возле крыльца Игорь обнял ее. Это был долгий, бесконечно долгий поцелуй; внутри что-то дрогнуло, по телу вниз пробежала сладостная волна и растворилась в ногах, на секунду ей показалось, что она на качелях и так стремительно летит вниз, что сжались внутренности.

Весна удивительно преобразила город и его жителей: во дворах зацвели вишни, тротуары покрылись гусеницами тополиных сережек, в неподвижном по вечерам воздухе стоял запах акаций. Мужчины стали пристальнее смотреть на женщин, а те, похорошевшие и по-весеннему оголенные, отвечали им мягкими улыбками, игриво выставляя свои прелести. Оля особенно остро чувствовала эту весну, тело томилось ожиданием неизведанного счастья.

В институте начались выпускные экзамены, Игорь звонил каждый день.

— Представляешь, на пивном заводе в бродильных танках плесень. Я показываю начальнику цеха, а он смеется: «Не волнуйся, сынок, и так выпьют за милую душу». Но я заставлю его провести обработку. Оль, может выйдешь на пол-часика, тебе же нужно отдохнуть?

Она выбегала из дома в халатике и в шлепках, они шли в облюбованный ими переулок, где не было прохожих, к уже распустившемуся клену и долго целовались, потеряв бдительность. Игорь всем телом прижимал ее к дереву, и девушка ощущала его нетерпеливую мужскую страсть.

Это произошло в день ее последнего экзамена по истории книгопечатания. Он ждал ее в вестибюле, чтобы отметить окончание учебы. В уютном приватизированном кафе чисто выбритый бармен в белоснежной сорочке с черным галстуком и лицом манекена выдавил из автомата, как крем из тюбика, желтое ананасовое мороженое, посыпал молотым шоколадом и полил вишневым сиропом. Запивали приторной пепси, от которой мороженое казалось почти несладким.

Потом гуляли по ярмарке мимо заваленных товарами крошечных, как будки сапожников, магазинчиков. Незаметно пришли в старый город.

— Зайдем ко мне? — сказал Игорь севшим голосом.

— Я не знаю… Хозяйка будет недовольна.

— Она уехала к дочери в район.

Когда Оля вошла, ей сразу бросилась в глаза большая желтая гитара на стене, в груди что-то всколыхнулось, всплыли детские мечты о муже, о гитаре.

«Это судьба», — пронеслась мысль.

Игорь достал из холодильника бутылку белого вермута с яркой золотой наклейкой и такую же яркую коробку конфет.

— Специально купил, чтобы отметить сегодняшний день. Представляешь, вино болгарское, а привезено из Турции…

— А пить будем из горлышка?

Он бросился к шкафчику, на столе появились два граненных стакана.

— Это временно, накоплю денег, тогда и рюмки будут и бокалы, телевизор новый куплю.

Вермут оказался очень приятный, Оля не заметила, как ноги стали ватными.

— Это твоя гитара? Сыграй что-нибудь.

— Что тебе сыграть? Высоцкого любишь?

Комната наполнилась мощными аккордами, и он запел крепким неожиданным для его комплекции баритоном: «Здесь вам не равнина, здесь климат иной идут лавины одна за одной…».

«Жаль, что сейчас Ирка не видит его», — подумала Оля.

Спев три куплета, Игорь начал: «Виновата ли я, виновата ли я, виновата ли я, что люблю…», но передумал и запел совершенно другим голосом, под старого Лещенко: «Татьяна, помнишь дни золотые, кусты сирени я не в силах вернуть…».

По спине побежали мурашки, Оля смотрела на него, как смотрят на собственного жениха, совершенно уверенная, что именно о нем мечтала всю жизнь. В животе что-то сжалось, как тогда у крыльца, стало немножко страшно, сильно застучало сердце. Посмотрела на застеленную вылинявшим гобеленом железную кровать, на коврик с рогатыми оленями над ней. «Узковата для двоих», — подумала она и покраснела.

— Ты что, Оль?

— Так, ничего, сейчас пройдет.

Они выпили еще. Игорь неуклюже обнял ее, стал торопливо целовать, тискать, пытался снять с нее облегающую трикотажную кофточку.

— Оленька… Оленька… Ты… Ты такая… Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю… Подожди, я сама, а то растянешь. Отвернись, не смотри.

Оля быстро разделась и юркнула под гобелен. Сквозь цветущие за окном высокие кусты мальвы проходило мало света, но ей казалось, что в комнате очень светло, и что олени с коврика смотрят на нее укоряюще.

2

Лето выдалось необычно жаркое. До осени было еще далеко, а на американских кленах появились первые желтые листья, которые, как перышки, тихо падели на тротуары, чтобы рассыпаться под ногами прохожих. Нежно-зеленые еще месяц назад тополя посерели от пыли и нещадного солнца. Из окна библиотеки, где начала работать Оля, можно было видеть, как неугомонные мальчишки плещутся в протекающей через город мутной речушке Янги-арык, как с разбега прыгают в воду, выкрикивая звонкими голосами: «Пана пропана!», что значило: «Пан или пропал». Она думала, что когда-нибудь и ее сынишка будет вот также бегать и кричать: «Пана пропана».

Они встречались почти каждый день в его комнатке с толстыми глиняными стенами, хорошо сохранявшими прохладу. Это было беспечное счастливое лето.

Однажды Оля сказала:

— Игореша, а я беременная.

— Беременная? Ты же говорила, что твой способ надежный?

— Да, мне Ирка божилась… Ей помогает. Ты что, испугался?

— Я? Нет, с чего ты взяла? Наоборот, я рад, а ну покажи, давно?

— Дурачек ты мой, что ты там щупаешь? Еще рано. А ты кого бы хотел, мальчика или девочку?

— Не знаю, не думал об этом.

— А я — девочку с такими же волосами, как у меня. Одену ей белые туфельки с перепонками и пышное газовое платьице, какое мы видели в витрине, помнишь? Пойдем с ней в парк на детскую площадку… Сделаем много, много фотографий и развесим на стенах…

— Завтра же переезжай ко мне. Устроим свадьбу! Я знаю хорошее кафе, недавно открылось на ярмарке, проверял его. Совсем недорого и чисто. По вечерам лабухи играют.

— Игореша, я люблю тебя.., только надо сначала сказать родителям, получить как бы их благословение, а то некрасиво получится.

— Неизвестно, как они среагируют. Сначала распишемся.

— Нет, Игореша, я так не могу, не хочу их обижать. Увидишь, они согласятся.

С утра Игорь занял очередь к лучшему парикмахеру города бухарскому еврею Пинхасову по прозвищу Рафаэль, который, как говорили люди, мог сотворить конфетку из любой головы. В назначенный час преображенный и нарядный, пахнущий шипром жених постучал в дверь Новожиловых. На пороге появилась Оля.

— О, какой ты сегодня.., — чмокнула его в щеку, — Проходи, они уже ждут тебя.

В строительном управлении о Новожилове говорили, что он строгий, но справедливый. С подчиненными начальник был резок и фамильярен, выражений не выбирал, своему главному инженеру Пругеру мог сказать под горячую руку: «Оставь свои местечковые штучки для жены, кровь из носу, но объект сдай в срок». Плотный, но без живота, чуть-чуть сутулый, Новожилов нравился женщинам, угадывавшим в нем темперамент крепкого пятидесятилетнего мужчины. Он знал это и не упускал случая поволочиться за очередной машинисткой, когда приезжал в Ташкент по служебным делам. Большая голова с густой, некогда черной, а сейчас серой шевелюрой и мясистым лицом напоминала голову пожилого льва, казалось, что он сутулится под ее тяжестью.

С утра Михаил Иванович был не в духе: вызывал управляющий трестом и просил провести канализацию на даче сына, а где взять людей и трубы, как всегда, оставил решать ему Новожилову. К предстоящему знакомству относился с предубеждением, злясь, что произошло нечто бесконтрольное, без его ведома.

Он сухо протянул руку гостю.

Галина Николаевна — Олина мама, напротив, улыбалась, в ее близоруко-прищуренных глазах угадывался явный интерес к молодому человеку.

— Проходите, садитесь вот сюда на диван.

Оля, смущенная и суетливая, села рядом.

— Давно в нашем городе? — спросил Новожилов.

— Полгода как приехал. Работаю в санэпидстанции, хожу по объектам…

— Оля нам рассказывала. Взятку не предлагали еще?

— Представляете, предлагали, но я не взял. В одном магазине завмаг сует мне бутылку армянского, ты, говорит, мне сразу понравился, это за знакомство.

Галина Николаевна подала чай с урючным вареньем и заграничными вафлями. Говорили о новых деньгах, о жаре.

— Как же вы без кондиционера? — удивлялась хозяйка.

— Привык, но думаю переезжать на другую кватиру, получше, в эту приглашать людей стыдно, Оля видела.

Родители переглянулись.

— А Игорь на гитаре играет и поет очень красиво, — поспешно вставила Оля.

— Что ж вы не принесли гитару? — сказала Галина Николаевна, — Мне так нравится, когда поют романсы под гитару, в этом какой-то особый шарм русской интеллигенции.

— Принесу как нибудь, только я не пою романсы.

От чая у Игоря на верхней губе, как у мальчика, выступили капельки пота, это раздражало Новожилова.

— А фамилия твоя как будет?

— Розенбаум.

— Как интересно, — оживилась Галина Николаевна, — есть певец с такой фамилией, по телевизору показывали, не видели? Говорят еврей. Поет красиво, сам и сочиняет свои песни, видно, что интеллигентный человек, но, извините, эти его тарасовские усы смотрятся вопиющим диссонансом.

— Так, так… — протянул Новожилов, — Значит полное твое имя будет Розенбаум Игорь..?

— Исаакович.

— Так, так… А в Израиль, Исаакович, не собираешься, сейчас ваши все едут? Только честно.

— Если честно, то подумывал уехать с мамой после отработки, а теперь, как встретил вашу Олю, так всё изменилось.

— Так уж и всё? Мой тебе совет: уезжай пока выпускают. Каждый должен жить в своем государстве.

— Папа, ты куда его отправляешь, а я? Мы любим друг друга! — вскричала Оля.

— Любим? Только познакомились и сразу любим? Это вам кажется, Оленька, по молодости.

— Ничего нам не кажется! Папа, мы взрослые люди.

Игорь сдвинул брови, встал, прочистил горло.

— Галина Николаевна, Михаил Иванович, я хочу сказать вам, что Оля и я,.. мы любим друг друга… и… и хотим пожениться.

Наступила тишина. Взволнованная Галина Николаевна вопросительно смотрела на мужа, теребя угол скатерти. Новожилов начал ходить по комнате, глядя в пол.

— Без году неделя, как познакомились, и сразу жениться. А где вы собираетесь жить, дорогие мои, в глиняной избушке на курьих ножках без кондиционера? А на какие шиши? Твоей зарплаты, жених, сейчас хватит на то, чтобы с голоду не умереть. Нет, не готов ты еще жениться. Да и ей рано замуж, вон какая красавица, куда ей торопиться, глядишь, и другие женихи объявятся.

Оля вскочила.

— Мне не нужно других! Я люблю его. Я.., я беременная.

— Боже ты мой, Оленька! — всплеснула руками Галина Николаевна. В ее голубых глазах заблестели слезы, было трудно понять, умиляется ли она или расстроена.

Новожилов спросил угрюмо:

— Ты точно знаешь?

— Да точно, я ходила к врачу.

— Вот куда дело зашло… Доигрались детки.., — посмотрел презрительно на Игоря, — Соблазнил девочку, хитрожопый, заморочил ей голову!

— Почему заморочил? Я же хочу жениться на вашей дочери!

— А я не хочу!

— Миша, ты что говоришь? Он отец ребенка, — вмешалась Галина Николаевна.

— Какого ребенка? Никакого ребенка еще нет… И не будет.

Игорь почувствовал, как у него задрожали пальцы.

— Будет! Это мой ребенок, мы все равно поженимся!

— Поженитесь? Твой ребенок? А ну-ка, папаша, мотай из моего дома и забудь сюда дорогу.

У Оли появилось страдальческое выражение.

— Папа, папочка! Ну зачем ты так?

Неожиданно для себя Игорь заговорил, почти закричал нервным фальцетом:

— Что, отчеством не подошел, да?! Фамилия не та, да?! Я вас сразу раскусил. И не в зарплате дело. Вы меня терпеть не можете, всех нас ненавидите, это у вас в крови, в генах сидит! Оля, идем отсюда, обойдемся без их благословения.

Новожилов стукнул кулаком по столу.

— Никуда она не пойдет! Оля, если ты уйдешь с этим.., ты мне не дочь!

Галина Николаевна подошла и обняла ее.

— Оленька, деточка моя, останься, останься миленькая, не огорчай нас. Ты же не хочешь, чтобы у папы опять заболело сердце?.. А вы, Игорь, приходите завтра, поговорим спокойно, что-нибудь придумаем.

— Тут нечего придумывать, или да, или нет. Оля, идем, завтра же распишемся.

Она виновато скривилась.

— Я не могу так, Игореша, это же мои родители.

— Да какие они родители, если не понимают, не любят тебя. Уходить надо от таких… Что ты молчишь? Они тебе дороже чем я, да? Скажи, дороже, да?

— Игореша, ну пожалуйста не надо…

— Вот этого я и боялся… Я знал, что так будет, знал… Ну и оставайся со своим папочкой!

Хлопнула дверь.

Оля в слезах бросилась на диван. Галина Николаевна, готовая тоже расплакаться, побежала на кухню за валерианкой. Новожилов подошел к дочери.

— Будет, Оленька, успокойся, ну случилось, бывает, ничего страшного, не плачь, всё уладится, мы же с тобой, мы хотим тебе только добра. Я погорячился. Пусть приходит к нам, ради бога. Ты успокойся, нам надо серьезно поговорить, без эмоций, — протянул платок, — Вытрись.

Галина Николаевна принесла капли, в комнате запахло лекарствами.

— Выпей, Оленька, здесь валерианка с травяной смесью Шварца. Помнишь, Миша, мы познакомились с ним у Цымлянских? Он буквально поставил меня на ноги. Доченька, сейчас почувствуешь, как становится легче, как нервное напряжение…

— Галя, да сядь ты, наконец, нам надо поговорить! Оля, я уже сказал тебе и повторю еще раз при маме, никакой трагедии не произошло. Мы с мамой понимаем, тоже были молодыми. Сегодня поссорились — завтра помирились, бывает, он придет, никуда не денется. Но женитьба — совсем другое дело. Вам нужно время, чтобы проверить свои чувства. Поверь мне, вами движет инстинкт молодости, который кажется вам любовью. И вообще ему рано жениться, только вылупился, не оперился, а всё туда же. Выскочка и нахал, такие без мыла влезут куда угодно.

— Миша, она беременная!

— В том то и дело, Галя. Надо срочно принять меры, пока не стало видно. С какими глазами я буду сидеть на активе? А ты что скажешь Цымлянским? Мы тебя любим, Оля, но ты должна войти и в наше положение.

Бледная, растерянная, она смотрела на отца, чувствуя что, как всегда, не может противиться ему. Мысли перепутались, исчезли аргументы, только что казавшиеся неопровержимыми, начало казаться, что отец прав, что может быть действительно еще рано выходить замуж.

— Я не хочу аборт, я боюсь…

— Не бойся, завтра я свяжусь с гинекологом, который принимает у себя дома. Всё будет аккуратно и быстро, за деньги они стараются.

Заплаканная, несчастная, заторможенная каплями, Оля закрылась у себя в комнате, легла и тут же провалилась в полузабытье.

Окончание
Print Friendly, PDF & Email

2 комментария для “Михаил Косовский: Судьба Новожилова

  1. Хороший жанровый рассказ, даже маленькая повесть. И концовка сделана правильно,сильно, если вы, Михаил, помните, о чем я. Спасибо.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.