Так мои труды оказались ненужными. Защита докторской профессорши прошла успешно, и я остался один на один со своими невостребованными мыслями о роли и месте популяризации науки в жизни человечества.
Мой «вклад» в теорию журналистики
Семен Глейзер
У меня была жена.
Отличник факультета журналистики МГУ, она затем успешно закончила аспирантуру там же. Новоиспеченная кандидат филологических наук затем вышла замуж.
За меня.
От нее-то я и узнал о существовании в мире журналистики какой-то теории. До того, в моих размышлениях, я как-то не выходил за рамки естественных наук. А тут сам Бог велел вникать в чужую сферу познания. Так вот, выходило, что каждое явление природы, или человеческой деятельности, подлежит изучению научными методами. А процесс изучения, вместе с его результатами, и людьми, ими занимающимися, вправе называться особой специальной наукой.
Так и журналистика, как очевидное явление культуры, непременно подлежит научному осмыслению. Это осмысление и явилось темой диссертации многоуважаемой супруги. Но она, тема, покрывала собой только узкий участок фронта ударного труда работников журналистской теории. А именно — научно-популярные журналы. Тут надо отметить, что эта самая теория разделяла все издания на печатные (газеты, журналы, книги), электронные (радио, телевидение, интернета еще не было), и документальное кино.
Все издания, в свою очередь, разделялись по тематике. Так, газеты, журналы, книги, радио- и телепередачи, кинофильмы были целиком тематическими или содержали материалы по темам: спортивные, сельскохозяйственные, экономические, отраслевые, политические, женские, детские, огородные, научно-популярные, и так далее. Каждая группа таких изданий — или по типу издания, или по тематике, рассеянной по всем изданиям, — уже являла собой готовую тему для следующей диссертации. Что и делалось в аспирантуре журфака МГУ в советские годы. Как там сейчас — не знаю.
Разговоры с молодой женой о теме и содержании ее уже защищенной диссертации приносили немного. Вспоминаются «принцип партийности печати», «единство стиля и эпохи», «партийный принцип подбора и расстановки кадров». Я бы добавил сюда, в этот ряд, еще и такие принципы, как «единство формы и содержания», «единство мысли и чувства», «единство фразы и контекста», «единство теории и практики», «единство света и беспросветности», «единство смысла и бессмыслицы», «единство партийности и беспартийности», «единство меры и безмерности», «единство воли и безволия», «единство ума и безумия» и так далее…. «Принципы» эти для нормального человека были маловразумительные.
Но мы тогда говорили о научно-популярных журналах, где якобы устанавливались их важнейшие функции, а именно: развлекательная, информирующая, воспитывающая. Их сочетание и взаимовлияние представляли собой совершенную головоломку. Супруга моя многого объяснить не могла. Ей полностью заморочили голову факультетские общественные науки и их преподаватели. Единственное, что она могла уточнить, это то, что область ее работы называется «наука о популяризации науки». То есть, это раздел журналистики, занятый рассказами о науке, который тоже нужно изучать, и непременно научными методами. Отсюда и начинается «наука о популяризации науки». Вот образец этой науки.
«Установленная в теории журналистики триада жанрообразующих факторов /объект отражения — цель автора — тип воздействия на аудиторию/ имеет свои особенности проявления в журнальном звене популяризации. Одной из важнейших предпосылок рассмотрения жанра в единстве содержания и формы стало наиболее полное раскрытие мировоззренческой, информационной и практической функций современной популяризации науки».
Ох уж эти филологические триады. Я бы добавил сюда еще и такие: «работа — зарплата — колбаса» или, совсем по Жванецкому, «консерватория — гастроном — Сибирь».
Интересно, что и родители ученой дамы, то есть мои тесть и теща, также не могли понять, о чем там идет речь. Где там какая-то наука? Популярно объяснить родителям о своей работе, она была не в состоянии. Очень сложной для понимания нормального человека оказалась эта наука. Из нас двоих только я мог что-то прояснить. В наших беседах по вечерам за столом я пытался своими словами пересказать родителям жены все эти мудреные функции и задачи научно-популярных журналов. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что вот, здесь и сейчас, прямо за семейным ужином, я занимаюсь «популяризацией науки о популяризации науки». Такая вот тавтология получилась.
Прошли годы, и научный руководитель жены, профессорша, вышла на защиту докторской диссертации. Первым оппонентом на защиту был приглашен известный в 80-е годы академик из отделения геологических наук АН СССР. Академик, в силу своей занятости, недолго думая, перепоручил написание своего отзыва самой диссертантке. Та, опять же, недолго думая, перепоручила этот отзыв своей лучшей ученице, то есть моей жене. Та, в свою очередь, также недолго думая, перепоручила это дело уже мне. Жена тогда мне прямо заявила: «Если ты такой умный, то напиши, что академик мог бы сказать о всей нашей популяризации науки».
И только тогда мне пришлось всерьез задуматься о теме той докторской и, шире, о значении теории журналистики для всех нас.
Во-первых, я впервые ощутил всё то широкое поле деятельности, которое существует в теории журналистики как науки. Точнее, поле возможных тем для написания диссертаций. Вот каково это поле у меня получилось.
Здесь зеленым квадратиком помечена тема кандидатской диссертации моей супруги, а оранжевым — столбик, отражающий тему докторской диссертации ее профессорши. Всего мне удалось сформулировать 78 тем кандидатских и 13 тем докторских диссертаций по филологическим наукам. Одним словом, пиши — не хочу. И где это незабвенное советское время?!…
Тогда я подготовил некий текст отзыва, якобы от академика, и передал его дальше по цепи. Когда же, наконец, тот академик получил в руки мой труд, он видимо впервые задумался о своей ответственности перед наукой. И, отмахнувшись от моего проекта, написал собственный отзыв, которого я уже не увидел. Нехороший попался академик, зря я за него трудиться.
Так мои труды оказались ненужными. Защита докторской профессорши прошла успешно, и я остался один на один со своими невостребованными мыслями о роли и месте популяризации науки в жизни человечества.
И вот теперь пришло время поговорить о них всерьез.
Кажется, не требует доказательств тезис, что каждый человек, ребенком вступая в жизнь, оказывается в современном ему обществе. Это общество предъявляет новому своему члену требования ему соответствовать. То есть, в каждую эпоху существует определенный уровень первичных знаний об обществе и природе, который обязателен для данного времени. Например, этот уровень был один, когда автор этих строк в середине пятидесятых годов XX века школьником вступал во взрослую жизнь. И этот уровень был совсем другой, когда в жизнь вступал мой прадед, основатель нашей фамилии, в середине XIX века. И данный уровень будет третьим, обязательным для школьников, к середине XXI века, до которой, я надеюсь, все мы доживем.
Как определяется этот необходимый уровень знаний об обществе и природе в каждую эпоху? Очевидно, через содержание школьных учебников. В мое время в школьных учебниках не было таких понятий как «генетика», «космология», «атомная энергия», «теория относительности», «вероятность», «компьютер», «информатика» и многих других. В современных учебниках всё это уже есть. В моей домашней библиотеке имеются учебные пособия по следующим, ставших сегодня актуальными, дисциплинам, таким как бионика, программирование, генная инженерия, и другие. А к середине XXI века они, очевидно, уже прочно войдут в учебники — в обязательный минимум знаний для той предстоящей эпохи.
Как появляются все эти новые знания в учебниках? Вначале они становятся достоянием науки, современной для каждой эпохи. Затем они появляются в научно-популярной литературе (журналы, книги и т. д.). Далее эти знания переходят в учебные пособия, еще не обязательные для изучения. И, наконец, приходят в учебники, где становятся обязательными для всех школьников. То есть становятся уже тем необходимым минимумом знаний, с которым человек вступает в современную ему жизнь.
Таким образом, популяризация науки оказывается промежуточным, и очень важным звеном, своеобразным мостиком, соединяющим современные достижения науки и обязательный в последующую эпоху минимум знаний для людей, которые будут жить в то время.
Вот о чем должен был бы говорить тот академик в своем отзыве, зачитывая мой текст с трибуны. Но не сказал. А зря…
