Лина Городецкая: Кому он нужен, этот Мишка… Окончание

Loading

Старые вещи вынесли и положили около мусоросборника. Мишка упал рядом, на спину, и распахнул пуговичные глаза открытому небу. Худая пятнистая кошка выскочила из бака, увидев странное чёрное существо, обнюхала его и, оставшись довольной комнатным запахом, замурчала.

Кому он нужен, этот Мишка…

Лина Городецкая

Окончание. Начало

Недавно Мила подтвердила диплом врача. Она прибежала к матери со взглядом совершенно ошалелого от радости человека, размахивая письмом из Министерства здравоохранения. И они плакали вместе от счастья, которое казалось иллюзорно-недосягаемым.

— Теперь мы поменяем квартиру, мамочка, — обняв Ольгу Евсеевну, мечтала вслух Мила, — я хорошо устроюсь на работу, мы купим большую квартиру на втором этаже, и ты вернёшься к нам. И там обязательно будет балкон с видом на парк, а не на эту ужасную каменную стену, как у тебя из окна.

— Конечно, Милочка, непременно с балконом, — кивала Ольга Евсеевна. Дочь всегда была мечтательницей, и разрушать её светлые иллюзии не хотелось.

Мила занялась поисками работы и неожиданно быстро нашла место в частной клинике. Работа ей нравилась, коллектив тоже. Она посветлела, стала вновь ребячливо-смешливой и вчера в первый свой отпуск отправилась с Аркадием и парой друзей на две недели в Таиланд в поисках экзотики. Ольга Евсеевна радовалась за дочь. Пусть отдохнёт…

А сегодня придёт Наташа, и они вместе скоротают вечер.

Осталось только купить яблоки и изюм…

***

Уже в вестибюле подъезда Ольга Евсеевна столкнулась с почтальоном Шимоном. Шимон немного хромал на левую ногу, и походка его всегда была слегка танцующей. Но на велосипеде он ездил виртуозно, и ещё Шимон обладал феноменальной памятью, столь ценной для его профессии. Он помнил всех жильцов своего участка в лицо и по имени. Вот и сейчас, увидев Ольгу Евсеевну около лифта, он радостно раскинул руки, словно собирался её обнять, и торжественно объявил:

— Госпожа Кантор, тебе есть письмо.

Это сообщение было произнесено на исковерканном русском языке с чудовищным акцентом выходца из Йемена. Но больше всего умилило Ольгу Евсеевну сочетание несочетаемого. Единственная принятая в Израиле панибратская форма тыканья с аристократическим обращением «госпожа». Однако Шимон не вникал в тонкости перевода. Он просто радовался, что так замечательно построил фразу на чужом языке, и протягивал женщине письмо.

Это был ответ от Маруси, который Ольга Евсеевна с нетерпением ждала. Много лет их киевские квартиры были рядом. Почти в одно время ушли из жизни Миша Кантор и родители Маруси. Осталась она в крошечной квартире с мужем Генкой и только родившимися близнецами Серёжкой и Антошкой. И тянула Маруся на себе всё своё шумное хозяйство. А когда Генке на стройке придавило бетонной плитой ногу, пришлось Марусе научиться жить на инвалидное пособие мужа и свою зарплату нянечки детского сада.

И никогда-никогда эта маленькая, вечно спешащая женщина не жаловалась. Но Ольга Евсеевна, которая помнила её ещё девочкой, видела, как Марусе тяжело, и старалась ей чем-то помочь. То мальчишек накормить вкусным обедом, то занести им что-то сладкое, или просто, стоя в очереди за дефицитными сосисками, купить и на Марусину долю полкилограмма.

А когда Ольга Евсеевна уезжала, то отдала соседке мебель, посуду, книги для ребят. Мальчишки вышли и чинно попрощались. Маруся сдержанно улыбалась, благодарила и вдруг расплакалась. Она обняла Ольгу Евсеевну, неловко поцеловала в щёку и пробормотала:

— А как же я теперь без вас?

Все годы жизни в Израиле Ольга Евсеевна при первой оказии передавала Марусе то сэкономленную десятку долларов, то подарки для сыновей и регулярно под Новый год поздравляла её с праздником. А месяц назад решила Ольга Евсеевна написать письмо бывшей соседке и обратиться к ней с просьбой. Попросила она Марусю по весне поехать на кладбище к мужу и посадить там цветы. Пусть хоть этим летом станет светлее около его памятника. Объяснила она Марусе, где на Берковцах находятся еврейские участки и как найти могилу Миши. Первый раз обратилась Ольга Евсеевна с такой просьбой к Марусе и чувствовала себя неловко. Придётся ей через весь город двумя автобусами и метро добираться на кладбище.

Но мысли о муже всё чаще не давали покоя. Если бы только Миша лежал здесь, рядом, и она бы могла его навещать…

Так думала Ольга Евсеевна, хотя хорошо понимала, что ни традиции, ни средства не позволят ей осуществить мечту.

И вот, наконец, пришёл ответ от Маруси. Ольга Евсеевна сразу открыла письмо и улыбнулась, увидев острые и скачущие вперёд буквочки Марусиных фраз.

«Как же я раньше не догадалась, — корила себя она, — а вы, Ольга Евсеевна, ни разу даже не намекнули. Конечно, я сразу поехала на Берковцы. Прошла через всё православное кладбище, аккуратное оно. Пришла на еврейское. И знаете, оказалась я словно в лесной чаще. Ни номеров рядов, ни могил. Пришлось обойти десяток памятников, а вокруг — заросли крапивы и сплошной непроходимый кустарник. Очень заброшенное ваше кладбище, даже сердце заныло… стёртые надписи, сломанные ограды, в некоторых местах видела я упавшие на памятники деревья… И высокий бурьян… Шла я и думала, как вас всех судьба разбросала, и кто сегодня помнит о людях, лежащих под надгробиями с вытертыми именами, над которыми колышется лишь бурьян?

Но мне повезло найти могилу Михаила Львовича. Прибрала её, как могла, очистила от листвы-многослойки. Хорошо, что Серёжка поехал со мной и взял инструмент. Он дверку в ограде починил, пока я убирала.

И конечно, посадила я калачики, как вы просили. Пока ростки только. Но у нас сейчас весна. То дождь, то солнце выглянет. Как раз для них погода. Думаю, что через пару недель первые цветы выйдут. А фотография на памятнике, Ольга Евсеевна, треснула. Словно варвар какой-то по ней чем-то тяжёлым ударил. Но пока держатся две половинки, а я у людей поспрашиваю, как её починить. Буду заботиться теперь за могилкой…

От Генки и ребят моих вам привет. Мальчишки за эти годы все ваши книжки перечитали. Взрослые они совсем стали. Техникум окончили, скоро в армию. Боюсь я её, очень боюсь. Хорошо хоть теперь, что с Украины в Сибирь служить не пошлют. Генка мой на БАМе два года служил, все пальцы рук обмороженные. А теперь мы отделённые, самостийные, и на том хорошо.

А вам, Ольга Евсеевна, и семье вашей мира желаю. Потому что больно видеть по телевизору, как у вас то стреляют, то взрываются. Такие беспокойные времена…»

От искренней доброты, наполнившей прыгающие строчки Марусиного письма, Ольга Евсеевна не сдержалась и заплакала. Как ни пыталась она представить постаревшую Марусю и её взрослого сына, а память услужливо рисовала их лица в день последней встречи перед выездом. А вот памятник Мишин в её воображении никак не блёк и не покрывался сырой опавшей листвой, а наоборот, блестел, отражая в гранитных волнах тёплое украинское солнце. Нет, нельзя плакать. Особенно, на крыльце «пенсионного» дома,где всегда не хватает для его обитателей чуть-чуть разнообразия в серых буднях и не удовлетворена жажда новостей. И что соседка из сорок второй квартиры получила письмо и плакала, разве это не информация к размышлению?

Ольга Евсеевна вытерла слёзы и, поглядывая на часы, пошла в сторону супермаркета. Насыщенный событиями день быстро пробегал рядом с ней.

Яблоки были замечательные. Дорогие, но такие красивые, что пригодились бы для хорошего натюрморта её любимого импрессиониста Поля Сезанна. Ольга Евсеевна решила украсить ими вазочку на столе, так квартира станет ярче. И Наташка с её активным изучением психоаналитики непременно оценит это как положительное явление.

Ольга Евсеевна купила изюм и даже букетик сиреневых цветов, напомнивших ей фиалки. Она всё ещё думала о письме Маруси, представляла, как вскоре пробьются прозрачные на солнечном свете лепестки калачиков вокруг Мишиного памятника, и улыбалась своим мыслям.

На пешеходном переходе терпеливо дожидалась зелёного света чёрная «Мазда», и пожилой джентльмен из открытого окна приветливо кивнул Ольге Евсеевне: мол, проходите. Это было так мило и неожиданно, что Ольга Евсеевна с симпатией помахала ему букетиком и пошла в сторону своего дома, чуть размахивая, как в молодости, пакетом с яблоками.

Она улыбалась и думала, какой замечательный сегодня день, а по соседней с «Маздой» полосе летела серебристая «Ауди», не обращая никакого внимания на красный свет.

Пожилой джентльмен, увидев её бешеный полёт в боковом зеркале, быстро нажал на сигнал. Но было поздно, слишком поздно…

***

Яблоки, действительно, казались отборными. Раскатившись по трассе, они краснели своими яркими наливными боками, словно символ плодородия земли Израиля. Женщина лежала в их ореоле с нелепо раскинутыми руками, будто сожалеющими, что не смогли защитить свою хозяйку. Рядом с седыми волосами преждевременным траурным венком были разбросаны маленькие фиолетовые цветы, которые она несла. Толпа собралась мгновенно. Кто-то пытался определить у женщины пульс, кто-то вызвал «скорую помощь». Полицейский патруль, оказавшийся поблизости, уже проверял документы у девушки, сидевшей за рулем серебристой «ауди». Многие быстро щёлкали фотоаппаратами мобильников. Девушка в больших тёмных очках прикрывала лицо от вспышек и выла, причитая на иврите:

— Почему? Почему? Хочу домой…

Кто-то в толпе шепнул, что полицейские нашли в машине кулёчек с кокаином и таблетки «метадона» и теперь водительнице не поздоровится.

Кто-то вздохнул и добавил:

— А старушке бедной, что теперь, это поможет? У неё пульс не прощупывается. Удар по голове пришёлся.

Наташа, наконец, собралась к Ольге Евсеевне. Она вышла на конечной остановке автобуса и, не спеша, продолжила путь. Но толпа, собравшаяся около тротуара, преградила ей дорогу. Рядом крутилась вертушка полицейской машины и пронзительно гудела «скорая», приближавшаяся к месту происшествия.

Когда люди расступились, дав дорогу медикам, Наташа автоматически оказалась в кольце толпы. Она не имела ни малейшего желания задерживаться здесь и вникать в происходящее. Но толпа вытеснила её в первый ряд. И тогда Наташа увидела бабушку…

***

Поздно вечером Юра и Наташа вернулись домой после оформления всех полицейских протоколов, опознания тела, которое отвезли в больничный морг. И оказались наедине с упавшими на них проблемами. Наташа прорыдала всю дорогу.

В больнице ей дали выпить успокоительное. Сейчас оно начинало действовать, и Наташка только всхлипывала и не отпускала Юрину руку. Юра сжимал её тоненькое запястье и понимал, что никакими фразами её не успокоишь. Каждое слово, которое он пытался выдавить из себя, превращалось в комок спазмов, душивших горло. И в то же время Юра знал, что сегодня за всё отвечает он. И он не имеет права быть размазнёй.

— Надо что-то делать, — сказал Юра, — мы должны принять решение.

— Какое ещё решение? — твердила Наташа. — Маму сюда надо, маму.

— Мы не будем звать маму, — наконец медленно произнёс он, — мы сами похороним бабушку. Всё сделаем, как нужно.

Наташа от изумления перестала всхлипывать и отпустила руку брата.

— Если сейчас вызвать маму из Таиланда, у неё будет стресс, — объяснил Юра. — Это очевидно, у неё нервная система никуда не годится. Я боюсь за неё. Маму нужно подготовить, к тому, что произошло. Мы поговорим с отцом, пусть займётся этим пока. Кроме того, ты же знаешь, что у евреев принято как можно скорее хоронить. Мне об этом в «хевра кадиша»[1] сегодня намекнули. Завтра пятница, похороним бабушку в канун субботы.

Наташа, привыкшая считаться с мнением брата, промолчала.

После похорон они поехали в «пенсионный дом». Соседи Ольги Евсеевны скорбными лицами встретили их у подъезда.

— Я не могу привыкнуть, что её у нас нет, — сказала Наташка.

— Я тоже, — признался брат.

В коридоре шестого этажа их догнала апельсиновая девица, внучка хозяина. Она пробормотала соболезнования и попросила разрешения войти с ними в квартиру.

— Понимаете, мне очень неловко, — сказала девица, — но я хотела поинтересоваться, когда вы сможете освободить квартиру вашей бабушки?

Юра недоумённо пожал плечами.

— Понимаете, — продолжила девица, — сейчас конец апреля. Если бы вы могли за ближайшие дни вынести вещи вашей покойной бабушки, то я не должна буду снимать с её счета деньги за квартплату. Она ведь их от министерства строительства на следующий месяц уже не получит. И возникнут осложнения. А у меня с первого мая есть другая клиентка. Может быть, вам это будет не очень затруднительно?

Воскресным полднем Юра и Наташа стали разбирать имущество Ольги Евсеевны. Наташка подолгу разглядывала каждую вещь и вздыхала. Всё вокруг казалось таким привычным и уже таким ненужным. Без бабушки.

Юра понял, что командовать, как всегда, придётся ему.

И принялся за дело. Вместе они освободили шкаф, сложили постельное бельё, всё поместилось в большом старом чемодане, с которым Ольга Евсеевна приехала в Израиль.

Юра складывал альбомы с фотографиями, пытаясь их разместить в пакеты. Фотографий было много, хотелось усесться, как раньше, рядом с бабушкой и листать альбом, перескакивая с года на год, но Юра знал, что сейчас нельзя позволить себе эту мягкотелость. Иначе они вместе с Наташкой уткнутся в своё детство, и тогда не будет места здравому смыслу. Наташка подняла с диванной подушки медведя, и он странно старо заскрипел. А ведь раньше был такой красивый… Что с ним теперь делать?

— Посмотри на него, — сказал Юра, — он же совершенно облезлый и старый. Бабушке он нравился. А зачем он нужен нам, этот Мишка… Вынесем его, и положим со старыми вещами. А фотки заберём, конечно. Я уже их сложил. Потом вместе посмотрим… когда мама приедет.

— Я боюсь, что мама никогда не простит нас, — сказала Наташа.

— Может быть, — задумавшись, ответил Юра. — Но мы сделали так в первую очередь именно ради неё.

Он продолжал рассуждать, словно уговаривал себя:

— Конечно, маме будет тяжело, и она будет очень переживать. Но затем, я уверен, ей станет легче. Папе я сообщил, он её подготовит. Ей не надо будет проходить опознание на кладбище, разбирать тут вещи. Она сможет запомнить бабушку такой, какой она была при жизни. Так лучше будет, Ната, поверь мне. И ей, и всем нам. А бабушку ведь уже не вернёшь.

Наташка плакала и кивала, размазывая по веснушкам слёзы.

— Ну, не реви, — расстроено сказал брат. Он повернулся к стопке вынутых из шкафа вещей, нашёл батистовый носовой платок бабушки и протянул сестре.

— Вытри нос, а то он от твоих веснушек превратится в яичницу.

Наташка сквозь слёзы улыбнулась.

Одежду и посуду они отвезли в благотворительную организацию «Открытое сердце». Фотографии сложили в три больших пакета. А старые вещи вынесли и положили около мусоросборника. Мишка упал рядом, на спину, и распахнул пуговичные глаза открытому небу. Худая пятнистая кошка выскочила из бака, увидев странное чёрное существо, обнюхала его и, оставшись довольной комнатным запахом, замурчала. Уткнувшись в тёплый Мишкин живот, она свернулась калачиком. Подремать на закатном солнце.

***

В Таиланде цветут орхидеи круглый год. Мила и Аркадий, как и все туристы, приняли эту страну, пережив шок другой цивилизации. Несметное количество ананасов, разбросанных на всех лотках, словно израильские апельсины на хайфском рынке, необыкновенной красоты живописные парки, особая аура таиландской культуры, местные, утопически дешёвые, массажи. Все было открытием для них. Две недели отпуска только начались, и не хотелось думать об его конце и возвращении в рутину. Хотелось наслаждаться каждой минутой, радоваться разнообразию, неожиданному душевному спокойствию и общению с экзотической природой. Мила всё порывалась купить подарки домашним. Но Аркадий прагматично заметил, что стоит подождать, сравнить цены, а купить сувениры они успеют и в конце экскурсии.

Но в одном из уличных киосков Бангкока, Мила увидела бамбуковый зонтик и обрадовалась ему, как старому знакомому.

— Куплю его маме, — сказала она, с удовольствием разглядывая яркую жар-птицу на зонтике, — кажется, у мамы в молодости был такой. Я видела на папиных фотографиях.

Аркадий промолчал.

***

А в далёком украинском городе Киеве Маруся поставила стирку, размешала борщ, попробовала на вкус рассол для огурцов и села писать письмо:

«Дорогая Ольга Евсеевна.

Как и обещала вам, опять я поехала на ваше кладбище. Мне туда не близко ехать, вы знаете, но для вас я к Михаилу Львовичу всегда поеду. И хочу сообщить вам, что принялись наши калачики, буйно расцвели. Наверное, от любви вашей.

Ох, красиво.

А про фото я поспрашивала тут в ателье, можно ли его восстановить. Как узнал фотограф, что фото для вашего мужа, то сказал:

“Для него всё сделаю. Сам поеду, сам пересниму,и новый медальон сделаю, ещё красивее. Он мне,как отец родной, был”.

Так и сказал, Ольга Евсеевна, фотограф этот. И добавил, что Михаил Львович его когда-то мальчишкой научил работе, дал ему хлебную профессию, ни один секрет не скрыл от него. И что он пойдёт в церковь — и за него свечку поставит, и за ваше здоровье помолится. Если вы не возражаете. А я думаю, чего вам возражать, раз человек хорошее слово хочет сказать? Так что вы только не волнуйтесь, берегите себя. И фото мы починим, и калачики цветут, и помнят вас люди. А что ещё в жизни надо…»

___

[1] «Хевра кадиша» — похоронная служба.

Print Friendly, PDF & Email

9 комментариев для “Лина Городецкая: Кому он нужен, этот Мишка… Окончание

  1. Отличный рассказ. Миниатюра с обилием точно очерченных персонажей. И очень эмоционально, хороший композитор смог бы симфоническую поэму по этому рассказу сделать.
    Мне тоже довелось под колёсами авто лихача в юбке оказаться. Слава богу, обошлось…

  2. Если под «понравилось» понимать «доволен что прочитал» — то да, ОЧЕНЬ понравилось: рассказ действительно печальный, но у него есть смысл, который даёт нам силы сделать жизнь лучше.

  3. Интересно: слова все известные, знаки препинания, заглавные, строчные… — ничего новаторского. Сюжет не оригинален, сколько подобных уже изложено…
    А все вместе трогает за живое. Потому как все просто и в то же время далеко не просто. Видны правдивые детали, которые делают рассказ глубоко объемным: и дочь несчастная со своим хамским, жирным и ленивым мужем, и мальчик с «Узиком», который увидел на службе что-то такое, от чего повзрослел и стал замкнутым, и даже юный таможенник, вынужденный делать свое дело, и понимающий, что в данном случае это лажа.
    А уж какой прекрасный портрет мужа Михаила! И маленькая, но красноречивая деталь про его ученика…
    Про второстепенных и не говорю: воющая дура в огромных темных очках, тетка, на перекладных добирающаяся до кладбища, спившийся претендент, апельсиновая девица, пустота в комнате…
    Классика современного рассказа!

  4. И конец печальный, как в жизни… ах… Замечательно написано. Спасибо.

  5. Если бы не такой печальный эпилог, откликов было бы много больше. А так, что сказать? Грустная штука жизнь. И под колесами Ауди грустная, и в полной старческой беспомощности «натурального» конца.
    Спасибо за хорошую прозу.

  6. Дорогая Лина!
    Хочу поздравить Вас интересной работой – образцом профессионализма, работой, заслуживающей самых высоких похвал.
    К сожалению, не все читатели Портала имеют возможность чтения Ваших многочисленных материалов на страницах израильских СМИ на бумаге и в электронном формате.
    Честно говоря, такая интересная и динамичная страна, как Израиль, страна с которой большинство читателей Портала связаны тысячью нитей дружбы, родства и симпатий заслуживает большего представительства.
    Может Вам стоит дублировать свои публикации в израильских СМИ на страницах, скажем, «Мастерской» .
    Лучшие пожелания.
    М.Ф.

Добавить комментарий для Григорий Быстрицкий Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.