…«момент истины» — фигура Художника с канистрой в руках на фоне языков пламени, лижущих «ворота Ада» (фотография, воспроизведенная сотни тысяч раз в Сети и представленная и нами на открытии этого материала). Заметим, лаконизм этого художественного высказывания — беспрецедентен.

Художественная акция Петра Павленского как социологический кейс

Андрей Алексеев

 

Из репортажа на радио «Свобода»:
8.06.2016

Мещанский суд Москвы 8 июня 2016 вынес приговор художнику-акционисту Петру Павленскому за акцию «Угроза», во время которой Павленский поджег дверь здания ФСБ России. Суд признал его виновным в повреждении объекта культурного наследия. Согласно судебному решению, Петр Павленский должен выплатить 500 тысяч рублей в виде штрафа и еще около 480 тысяч в качестве возмещения ущерба. Павленский был освобожден в зале суда.

Выйдя из здания Мещанского суда, Петр Павленский обратился к журналистам и ответил на несколько вопросов:

— Я благодарю всех, спасибо всем, кто не боялся. Ваша поддержка очень важна была. Всем спасибо большое! Как я говорил уже, на самом деле не важно, чем закончился этот процесс. Важно было то, что мы смогли увидеть, то, что все смогли увидеть, а мы смогли вскрыть во время этого процесса ту действительность, которую мы смогли показать. Мы смогли увидеть, что можно методично заниматься уничтожением культуры, а потом на этом основании объявить себя памятником культуры. Мы увидели действующий могильник, который одновременно является центральным очагом власти, центром власти над 146 миллионами человек. Власть эта удерживается методом непрерывного террора. Более полугода я каждый день сталкивался с полицейским надзором, но каждый этот день полицейский надзор на воле, насколько я знаю, становился все больше и больше. Мы должны быть очень внимательны, и мы должны быть очень действенны. Иначе в ближайшем будущем тюрьма повседневности станет буквальной тюрьмой в реальности каждого из нас. Потому что угроза террористическая — она питается страхом.

— Какая акция будет следующей?

— Я не знаю, жизнь покажет.

— Вы будете платить по решению суда?

— У меня нет возможности и нет желания вообще.

— Примете ли вы помощь, если ее предложат?

— Не надо оплачивать. Иначе это что получается — акция взаймы? Не надо этого делать. Зачем? Нет, не надо.

— Как вы оцениваете приговор?

— Ну как, суд Мещанский и приговор мещанский, все хотят каких-то денег. Все хотят, чтобы это была как бы акция взаймы, как будто я ее купил у ФСБ. Я принципиально не могу пойти на это. Даже если бы у меня были эти деньги, я бы их не отдал, — сказал Петр Павленский…

***

Наша постановка вопроса, предложенная в заголовке этого материала, может показаться надуманной. Между тем, граница, пролегающая между собственно художественной и социально-познавательной акцией не так уж отчетлива. Равно как и художественное высказывание может быть одновременно и политическим. Иначе говоря, мы имеем дело и с художественной акцией, и с социальным экспериментом, и с политической демонстрацией.

Вспомним 1968 год. Разве не была демонстрация семерых смельчаков «За вашу и нашу свободу» на Красной площади также и эстетически значимым событием? Меньше всего об этом думали сами демонстранты. Но если бы это было не так, не было бы той силы символического воздействия тогдашней акции на умы и сердца людей, что не ослабевает, а нарастает со временем.

Не будем сейчас обращаться к более давним или недавним культурно-историческим примерам.

Я попробую сформулировать свои соображения в нескольких тезисах:

1. Искусство есть а) форма самовыражения Художника; б) форма познания Мира; в) форма особого (художественного) воздействия на Социум. Эти три «ипостаси» Искусства — «нераздельны» и «неслиянны». Это его триадная суть.
2. Конкретные художественные формы бесконечно разнообразны. Если древние насчитывали «семь искусств», то сегодня мы понимаем, что их несчетное множество.
3. Так называемое АКЦИОНИСТСКОЕ искусство есть такое, которое использует сами формы человеческого поведения в качестве своего материала, иногда — сознательно, а иногда и спонтанно, не отдавая себе в этом строгого отчета. Иногда говорят: «артистичное поведение», чем схватывается особенность такого жизнепроявления.
4. Примечательно, что почти то же самое (на высоком уровне абстракции) можно сказать и о собственно познавательной деятельности, к одной из высших форм которой относится наука. Научный поиск весь пронизан «акционизмом». Если бы дело сводилось только к описанию реальности, не было бы ни космических полетов, ни всемирной сети.
5. Вообще познание есть форма человеческой активности, одной из вершин которой является ЭКСПЕРИМЕНТ. Человек воздействует на окружающий мир, чтобы из последствий собственных действий судить о его (этого мира) устройстве, способе «функционирования и развития». Бывают естественно-научные эксперименты (объект — природа). А бывают эксперименты социальные (объект — люди, социум).
6. Особой формой социального эксперимента является «ЭКСПЕРИМЕНТ НА СЕБЕ». Здесь материалом и / или средством эксперимента могут выступать собственный организм, жизнедеятельность, психика. Это своего рода испытание: что «я могу» или что вообще «человек может». Примерами экспериментов «на себе» является и «драматическая медицина» (прививка себе болезни в научных целях) и постановка спортивных рекордов (в целях самоутверждения и проч.).
7. Эксперимент всегда есть когнитивная (познавательная) акция, будь то в науке, искусстве, технологии — в любой сфере человеческой жизнедеятельности. В сфере, весьма далекой от искусства (в собственном смысле слова) может быть «красивый эксперимент», т.е. обнаруживается эстетическая составляющая.
8. Из сказанного выше нетрудно умозаключить, что художественная акция (так называемый «перформанс») есть, как правило, экспериментальное искусство, а если она рутинизируется или тиражируется, то перестает быть искусством.
9. Эксперимент (всякий, включая «эксперимент на себе») может быть сознательным (намеренным, запланированным) и относительно не осознанным (стихийным). Далее, он может быть лабораторным (в специально созданных для него условиях) и НАТУРНЫМ. Акционистское искусство практически всегда есть натурный эксперимент, совершающийся в «естественной» среде и предполагающий прямое или опосредованное массовое восприятие его процесса и результатов.
10. Можно провести также определенную аналогию с ТЕАТРОМ (где, кстати сказать, стирается граница между лабораторным и натурным экспериментом), и даже шире — акционистское искусство по природе своей не только «театрально», но и является зрелищным искусством в широком смысле. Правда, его особенностью является уникальность и принципиальная невоспроизводимость всякого «спектакля».
11. Попробуем применить все высказанные общетеоретические соображения к «случаю Петра Павленского».
12. Его последняя акция от 9 ноября 2015 («Угроза»; символический поджог входной двери в цитадель государственного терроризма — здание НКВД-КГБ-ФСБ на Лубянке) была одновременно и художественной, и политической (открытый вызов Левиафану), и познавательной (экспериментальной) акцией. Это был не стихийный, а намеренный эксперимент (имевший и свое «стихийное» продолжение, в котором однако, участвовал не только П. П.).
13. Это был жесткий «эксперимент на себе», с непредсказуемыми, но тем более ценными результатами, «на грани жизни и смерти».
14. Когнитивная (познавательная) составляющая художественной акции Петра Павленского была сформулирована и им самим (в обыденном языке, а вовсе не в «ученых» выражениях):

«…на самом деле не важно, чем закончился этот процесс (имеется в виду судебный процесс. — А. А.). Важно было то, что мы смогли увидеть, то, что все смогли увидеть, а мы смогли вскрыть во время этого процесса ту действительность, которую мы смогли показать…».

15. Да, в сферу «эксперимента на себе» попал не только «момент истины» — фигура Художника с канистрой в руках на фоне языков пламени, лижущих «ворота Ада» (фотография, воспроизведенная сотни тысяч раз в Сети и представленная и нами на открытии этого материала). (Заметим, лаконизм этого художественного высказывания — беспрецедентен). Художник-испытатель сумел и из всех последующих событий (включая судебный театр абсурда) сделать совершенно неподражаемое художественное и исследовательское действо.
16. Петр Павленский не только выступил Давидом против Голиафа, но и «тестировал» Систему. Она его экзамена не выдержала. Он же был «обречен» на победу при любом исходе дела. В отличие от Художника, Зритель (наблюдатель) поражение от победы должен уметь отличать.

Напомним строки Б. Пастернака:

«Другие по живому следу
Пройдут твой путь за пядью пядь,
Но пораженья от победы
Ты сам не должен отличать.
И должен ни единой долькой
Не отступаться от лица,
Но быть живым, живым и только,
Живым и только до конца».

17. Как читатель уже понял, мы очень высоко оцениваем вклад Петра Павленского в художественную культуру, политическую историю и… социальное познание нашего многострадального Отечества. В этом мы совершенно солидарны, например, с С. Григорьянцем (см. здесь). Надо сказать, наряду с собственно художественным эффектом его акция несет в себе мощный заряд социального оптимизма.
18. «Человек может все!». Согласно известному силлогизму, если я человек — значит тоже ВСЕ МОГУ, разумеется, в пределах собственных сил, таланта, жажды перемен (у кого она есть). «Случай Петра Павленского» есть радикальное расширение зоны Свободы, то есть преодоления внешней «необходимости».

***

Из публикации на радио «Свобода» «Никто платить штраф не собирается»
8.06.2016

…В суде в защиту Петра Павленского выступили советские диссиденты и правозащитники — Сергей Ковалев и Сергей Григорьянц, которые провели по несколько лет в советских тюрьмах по обвинениям в «антисоветской агитации и пропаганде». Сергей Ковалев охарактеризовал акцию художника как протест, который «привлекает внимание к системе, к тому, что происходит в России». По словам Сергея Ковалева, здание на Лубянке могло быть стать объектом культурного наследия, «если бы не оставалось зданием спецслужб». «Эта организация — не то что не гнушается террористических актов, эта организация имеет целью подавить общественные свободы разными методами. В том числе и методами террора», — заключил Ковалев. Сергей Григорьянц назвал Петра Павленского великим художником, а здание на Лубянке — памятником «уничтожения культуры и русского террора»

Сам Петр Павленский неоднократно во время судебного разбирательства просил переквалифицировать дело по статье «Терроризм», однако суд отказывался.

…В конце мая организация Human Rights Foundation присудила Петру Павленскому премию имени Вацлава Гавела за креативное проведение протестных акций. Павленский распорядился передать ее так называемым «приморским партизанам».

***

См. также:

— Свободу канистре Павленского

— Суд как художественный жест

— День художника

***

Из переписки с коллегой

В. Ильин — А. Алексееву

…Павленский показал смерть искусства как самостоятельной и очевидной сферы общественной жизни, он показал, что грань между искусством и жизнью во всех ее проявлениях стирается, а потому слово «искусство» имеет тенденцию стать ярлыком, обозначающим отсутствующее явление. И его заслуга как художника-экспериментатора в том, что он доводит очевидный тренд до абсурда, делая призрачность границы очевидной для всех. И при таком подходе искусством является любой акт, который его творец называет таковым, а художником, — любой, кто видит в своих действиях художественный смысл. Судья с тем же основанием, если бы имел формальные права, мог назвать судебное заседание спектаклем с явным художественным смыслом. И российские болельщики во Франции выступили как мастера современного искусства, организовав зрелищный спектакль, который смотрит и пересматривает огромная аудитория, разделившаяся на враждующие сектора и приписывающая этому перфомансу совершенно противоположные смыслы. И масса людей, отбывающих сроки за поджоги дверей представителей власти, журналистов, подлых соседей, конкурентов и т.д. не являются художниками, поскольку не смогли приписать своим актам художественный смысл…

А. Алексеев — В. Ильину

…Думаю, Павленский, если говорить с точки зрения сугубо искусствоведческой, показал не «смерть искусства», как особой сферы социальной жизни, а его синтез с другими сферами, от искусства довольно отдаленными. Кстати, такой синтез — прерогатива не только художественного акционизма, он в принципе возможен в различных формах искусства.

И еще одно замечание — по поводу подхода, при котором «искусством является любой акт, который его творец называет таковым», и т. д.

Всякое произведение искусства, как правило, есть «встреча» деятельностей художественного творчества и художественного восприятия. Первое может иметь «отложенное» (во времени и пространстве) восприятие, второе же в принципе возможно и без художественного созидания, как такового

Иначе говоря, эстетический заряд может проявиться в продукте или плоде человеческой деятельности, который сам творец вроде в него и не закладывал. Но воспринимающий «примысливает», привносит художественный смысл и эффект. И тогда художественный акт можно считать состоявшимся.

Наконец, эстетический эффект в сознании «рецепиента» может быть произойти из восприятия не только плода человеческой деятельности, произведения культуры, но и явления или процесса природы (где «художником» выступает разве что сам Господь бог).

Итак, мало одного только художественного намерения и самоопределения (их, как сказано, может и не быть). Нужно еще эстетическое восприятие, художественное (со)переживание, в пределе — катарсис.