Капитан (пока еще) Голубев. Или наше предложение или военный трибунал за контакты с агентами сионизма. Или майор милиции или 15 лет топором махать на лесоповале где-нибудь на Колыме. Жена — в нашу разработку, ну а сын… Алеша… так? Сына в детдом отправим…
Яшка
(отрывок из романа «Рапсодия в желтом цвете»)
Анатолий Казачин
Окончание. Начало
А дело было так: Уже давно в районе разбойничала банда братьев Дрозд. Они совершили несколько налетов на сельские магазины, потом, как видно, перешли на наличные и было два нападения на кассиров с зарплатой рабочих, одну кассиршу им удалось убить, обогатились на 15 тыс. руб. После нападения на одного из руководителей, в районном РОВД начали охоту на них. Две операции закончились неудачей, бандиты исчезали, как словно проваливались под землю. Наконец агентурным методом установили их «лежки». Прибыло подкрепление из Минска и начали третью попытку. Капитан КГБ, командовавший операцией приказал Яшке с верным Дегтярем (пулемет Дегтярева) занять позицию в определенной точке, но когда Яшка осмотрелся, он нашел более выгодную для обзора точку и попросил разрешения сменить позицию. Пока связной бегал к капитану и обратно операция началась с выстрелов в доме, совсем не так как планировалось. Яшка переползал с пулеметом и вдруг заметил фигуру появившуюся, казалось, из под земли.
Фигура была необычно маленькая и Яшка поначалу подумал о ребенке, незаметно для него игравшего там, но фигура повернулась и острые глаза пулеметчика заметили характерный прямоугольник магазина немецкого Шмайсера, так хорошо ему знакомого по жизни в лесу. Не думая долго он дал очередь поверх головы и увидел огонек ответной очереди. Вторая его очередь повалила фигурку на землю. Группа захвата уже выходила из дома с мужчиной и женщиной сцепленными вместе наножниками. Как показало дальнейшее расследование, в доме был подземный ход через который банда так ловко уходила от преследования, но не на этот раз. Убитый Яшкой бандит был одним из братьев Дрозд необычайно маленького роста, почти лилипут.
В благодарности командования отмечалось инициативные действия и точный огонь пулеметчика Я.М. Голубева.
Поговорка «покой нам только сниться» рожденная значительно позднее, определяла будни работников Слуцкого РОМБ, затем РОВД. Банды Дулиса, Крота и Горбатого, нападения на партийно-хозяйственный актив, грабежи магазинов и отделений почт, грабежи населения и на все про все 35 сотрудников, 3 лошади и старая развалина полуторка. Не секрет, что семья Голубевых собиралась полным составом из уже трех человек не так уж часто и Яша горько шутил, что так они не надоедят друг другу. Но напряжение на работе у двоих сказывалось. Бывали и размолвки и настроение плохое, все как у людей, как посмеивалась Лида. На счастье Яши, Лидочка была от природы умной женщиной, знающей от погибшей мамы, что нужно быть шеей, которая вертит головой. Да и кто у них был еще из близких, кроме их уже троих!
* * *
— Лида, что это за космополиты объявились, что за слово такое?
— Не знаю. Ты же газеты читаешь, не я. Меня на кухню запихнул. Ночью к Алешке даже встать не хочешь.
— Лидочка, ну прости. Ну, честное слово сил нет. Иногда даже кажется нет сил сапоги снять. Как лягу, хоть из пушки стреляй рядом, не проснусь. Ты уж прости меня, не со зла я.
Так что это за космополиты такие объявились?
— Не знаю. Давно тебе говорю, пойдем в городскую библиотеку запишемся.
— Так что за каждым словом в библиотеку бежать?
— Не знаю я. Что там в газете то написано, по смыслу понять можно? Прочти вслух.
… главный режиссер театра им. Я. Купалы Л. Литвинов (Гуревич) и руководитель литературной части этого театра Е. Романович возглавили группу театральных критиков, которая стояла «на позициях формализма и космополитизма, встречала в штыки лучшие советские патриотические пьесы, принижала достижения русского реалистического искусства».
— Ишь куда тебя понесло. Мы с тобой в театре когда-нибудь были? Даже когда женихались, ты хоть раз меня в театр повел? А черт его знает, что это за космополиты, мы с тобой люди серые, от сохи, нам эти тонкости в театре не понять.
— Я же тебя в институт медицинский просил пойти, была бы врачом… Интеллигенция. Как все евреи. Меня бы учила, что такое «космополиты».
— Евреи наши больше на торговлю глаза положили. Глаза бы мои не смотрели. Все золотом обвешаны. Колец на пальцах — несчитано. Только в носу не хватает. Как у папуасов каких. А насчет института, ты забыл как мы жили? Ведь тебя дома и не было. Дегтярь твой любимый вместо жены тебе был. А сейчас ребенок, работа, голова не учебу не настроена. Не знаю я. Хочешь, завтра я у нашего Антона Павловича спрошу? Он как энциклопедия ходячая, во всем разбирается. Он на пенсию в будущем году уходит, кого только пришлют вместо него. Если такого, как из горкома прислали хирурга, так упаси боже. И зачем его прислали, не понимаю. Ведь наш Федор Федоров, хоть и молодой, но руки у него золотые. Наш Антон говорит про него — врач божьей милостью. Так что там в газетах? Кроме театральных дрязг нет ничего?
— Похоже не дрязги это. Вот наш Гусаров как против них распалился — «пособники американского империализма».
— Гусаров это наш? Из ЦК Белорусии?
— Да, Николай Иванович, первый секретарь.
— Лида, это что-то серьезное. Это не только в «Советской Белорусии». Вот и в «Правде» центральной. Целая страница. Тов. Жданов пишет.
Что они там поднялись так. Театры ругают, писателей ругают, вот какой-то Зощенко. Я ничего не слышал о нем. Что у нас враги кончились что ли… Черт его знает. Что это такое. Все еврейские фамилии… Сплошные евреи эти космополиты. Вот и про науку. Какие-то мошки-дрозофилы. Правильно пишут. На что деньги народные тратят. На мошек? Кто там смотрит за этим!
Но почему все евреи в космополитах? Ведь интелигенция, умные люди. Ну, я милиционер, как уголовники говорят — «мусора», не понимаю я почему только евреи? Лида, ну что молчишь то? Почему евреи только эти космополиты?
— Отстань. Мне стирать нужно. Куда доску положил?
— На кухне, за плитой стоит. Лида, ты знаешь что, все-таки Иосифу Виссарионычу неправильно докладывают. Это как в партизанах было. Некоторые командиры евреев убежавших из гето не принимали, некоторых расстреливали даже. А потом указание из Москвы пришло. Покончить с этим безобразием. У нас в бригаде не было, но я слышал, что в других местах даже кое-кто под расстрел пошел. Лида, кто у Иосифа Виссарионыча помощник по евреям, вроде Каганович Лазарь Мойсеевич? Так? Что-то он там мышей не ловит. Наверное, времени нет. Он же главный по железным дорогам. Точно? Лида, оставь ты твою стирку, помоги разобраться. Ну, что ты об этом думаешь, почему он не докладывает про антисемитизм. Ведь есть он. Есть!
— Яшенька, ты с этим антисемитизмом, ты о нем только из газет узнаешь, а я об него считай каждый день ударяюсь. То бабы на кухне шипят, что эта жидовка раскомандовалась, то больной какой слушаться не хочет, да и Антон Иваныч наш иногда подопьет после обеда и начинает какую-то ерунду нести, что его в райкоме ругают за «засоренность кадров», что у него евреев много. А всего-то евреев у нас два терапевта, две фронтовички — доктора от бога, сам так говорил, я и еще главный по технике. Он и электрик, он и механик и сбрую может починить и вообще на нем вся больница держится. Вот и все евреи у него.
А насчет Лазаря Мойсеевича где нам знать-то. Как раньше говорили: До бога высоко, до начальства далеко. Из Слуцка Кремль не видно.
На этой ноте семейная дискусия бывшего партизана Яши Голубева и бывшей сержанта мед. службы Шварц на сегодня окончилась, т.к. бывший партизан скрыл от своей супруги что слова «засоренность кадров » он слышит не впервые и ему уже намекали, что заветная капитанская звездочка проехала мимо него по причине его принадлежности к «нетитульному» национальному фонду кадров.
Но бывший партизан об этом особо не горевал. Так как жизнь его вступила в полосу радостных событий. Во-первых он стал папой чудесного малыша по имени Алешка, который лежал в своей кроватке сваренной из арматурных прутьев каким-то слуцким умельцем и преподнесенной ему в подарок товарищами по работе, пускал пузыри и не знал, что папа уже выработал долгосрочный план его воспитания, включавший «самбо», рыбную ловлю и радиолюбительство. Во-вторых, успешное выполнение первой послевоенной пятилетки позволило молодой чете переехать наконец-то в красивую двухкомнатную квартиру, где были такие чудеса, как горячая и холодная вода, белоснежный унитаз и чудо-юдо — газовая плита, которую осталось только подключить к магистральному газопроводу, что слуцкие строители клялись в своих соц. обязатнльствах выполнить не позже следующего года. Да и характер его работы изменился в более безопасную сторону. Времена, когда пулемет Дегтярева был его верной подругой, отошли в воспоминания старых бойцов. Сейчас «брали» уголовников. И старший оперуполномоченный Голубев вполне был удовлетворен своим ТТ. Вот только его боевая подруга — Лидочка Голубева по-прежнему дожидалась обещанного еще два года назад перевода в операционную, которая уже работала и в которой уже были два хирурга, но по-прежнему не было современного рентгена и еще каких-то аппаратов, названия которых были недоступны для выговора, и тем более понимания, для милиционера с образованием двухгодичной школы НКВД, которое (образование) он расширял каждую свободную минуту, читая не меньше десятка газет и журналов. Последние образовывали завалы на полу, к непрекращающейся воркотне его жены, которая в этом вопросе была помешана на чистоте и порядке, как какая-то фрицевская немка, как он изволил выражаться, защищая свою свободу.
В один из свободных дней Лида рассказала Яше о разговоре на работе с начальством.
— Яша, к нам прехал зам. начальника облздрава и говорил о юбилее тов. Сталина. Он будет… дай посмотреть… я записала — 21 декабря этого года.
Ну, он как всегда говорил о производительности труда и все такое…
Как будто лечить больных, это что-то на станке делать. Ну, не это главное..
Он говорил что со всех концов страны шлют ему подарки… ну, вот и я… только ты не смейся… я хочу послать ему подарок и написать, что это самая ценная для меня вещь и ни за какие деньги ее не продам, а ему хочу подарить от всего сердца…
— ну, и что у тебя есть такого ценного, о чем я не знаю?
Лида вытащила из-под подушки маленького плюшевого медвеженка с одним полуоторванным ухом.
Яша удивленно взглянул на нее.
— Эту рвань? Ведь на почте засмеют тебя.
— А я в письме напишу, что это единственное что у меня есть в память о маме и поэтому нет ему цены. И самое дорогое я хочу ему подарить.
Я тебе не рассказывала как я его нашла, плакать при тебе не хотела.
Когда ездила в родные Пуховичи — просила начльство дать мне день отпуска когда госпиталь стоял там недалеко — майор наш не только отпуск дал, но и своего ординарца Петра Семеныча дал мне в сопровождающие. Это дядька был уже пожилой, лет сорок. И зачем его только мобилизовали — не пойму.
Вместе с ним на телеге поехали. Приехали в Пуховичи: от избы нашей — одни головешки остались, зашла к соседке, хоть подробности какие узнать. Что всех евреев убили еще год назад знала, разведчик один с дизентерией лежал, тоже пуховицкий, он рассказал. Ну, зашла к соседке — Ядвига Сосок фамилия, из поляков семья. До войны хорошими соседями были, то забежит к маме соли попросить, то сплетню какую рассказать. Начала она рассказывать, как по улице их гнали, я говорю: хватит, не могу больше слушать. Смотрю: ее дочка, лет 5–6 наверное, с моим мишкой играет, мама мне его подарила перед войной. У меня даже дыхание остановилось. Когда в себя пришла, Ядвига все тараторила о чем-то.
Я кругом глазами повела — дом весь мебелью заставлен и сразу видно — все сборное, от многих хозяев. Смотрю еще — швейная машинка стоит — и красная ручка — еще от деда. Ручка сломалась, так кто-то из внуков ее ему починил, из дерева поставил и красной краской покрасил. Наша машинка, ясно.
Ядвига то видит, что машинку узнала я, что-то лепетать стала про склад бесхозных вещей. Мародеры проклятые, такие вот полицаями и были, что евреев убивали.
Я так тихо Ядвиге говорю: возьми у дочки мишку и мне отдай, а война кончиться приду и машинку отберу, а не найду, так на этой березе твоего Янку вздерну.
Она перепугалась вся, по-польски молиться стала, но к дочке подошла мишку у нее взяла и мне дает. А глаза — ну точно прочесть можно: как жалко, что Гитлер не прирезал вас всех до одного. Когда обратно ехали, всю дорогу плакала и мишку к себе прижимала, хотела запах мамы учуять. Петр Семеныч заставил из фляжки хлебнуть. Так первый раз спирта попробовала, чтобы забыться и ничего не чувствовать.
Вот об этом Иосифу Виссарионычу и напишу, что не просто — мишка с оторванным ухом.
— Лидочка, посуди сама. Нас в стране двести миллионов. Если каждый будет свою душу перед ним ворошить — когда ему страной-то управлять. Ведь всякие помощники его не дадут ему твое письмо читать. А то еще хуже сделают — скажут что мешаешь вождю управлять страной. У нас…. не могу… это тайна, но поберегись с этим. Не говори никому про письмо.
— Так это же все правда, о чем ты говоришь. Какое вредительство здесь. Не может этого быть. Бабские разговоры все базарные. Слышал наверное: в Москве говорят, что кур доят!
— Хочешь спрошу у начальства?
— Как хочешь. Всю мою любовь к нему замарал. Ведь семьдесят лет ему. Дедушка уже. Интересно, сколько у него внуков?
— Лида, брось эти бабские разговоры! Какой он дедушка. Он вождь наш! Какая страна у него! Помнишь, как в школе учили: шестая часть всего света! Он же Гитлера раздолбал! А сколько у него перед войной врагов было! Помнишь ?
И троцкисты, и бухаринцы с зиновьевым, и еще какая-то опозиция была, как она называлась забыл, помнишь?
— Не помню. Помню только какие-то портреты в учебнике чернилами замаранные… вот… вспомнила… рабочая опозиция была!
— Вот, вот. Рабочая опозиция! Это дело с подарком надо отставить! Не будет он твои куклы смотреть. Нет у него времени на ваши бабские дурости. Вот у нас Сашка Афанасьев, сотрудник. У него дядька в Москве. Когда Сашка к нему приезжал, его дядька по Москве водил. Уже поздно было, фонари зажглись, Кремль темный весь, а одно окно светится. Люди говорят — там Сталин работает и даже в три часа ночи в окне свет. А ты с куклами! Я ведь и сам хотел бы ему поздравление послать, телеграммой. Ведь с ним мы Гитлера победили и пятилетки еще перед войной все сделали. Правильно в газетах пишут: кормчий наш! Но я знаю, я не могу тебе об этом рассказать — служебная тайна называется — но нельзя ему писать, люди специальные есть, смотрят за этим.
— Ну, ладно. Не буду. А ты что же жене служебную информацию рассказываешь! Какой же ты член партии!
— Ну, ладно, будет нам ругаться, ведь от любви я.
Да с подарком этим. Я забыла тебе рассказать. Зам облздравом сказал, что он в Москву едет и наверное пробьет там в Министерстве деньги на новый рентген. Мы же еще на трофейном, еще от немецкого госпиталя, работаем. Будет рентген, будет хирургическое отделение современное и меня туда переведут. Наш старичек мне это обещал уже два раза, только говорит замену себе найди, что бы ему с кухарками самому не ругаться.
— Ну, вот видишь какие новости хорошие! Дай обниму тебя. Все ссоримся из-за пустяков всяких.
— Что, для тебя память моя о маме пустяк!?
— Ну, вот. По новой драться поехала. Ну, хватит уже! Давай выпьем за здоровье нашего вождя — тов. Сталина Иосифа Виссарионовича!
* * *
В один из дней Лида пришла домой необычно поздно, с облегчением скидывая с рук Алешку за которым она заходила на пути домой к бабке Васильевне (частные ясли на 5–6 чел которые распространились в городе, т. к очередь на городские двигалась так медленно, что как горько шутили работающие матери — к празднику первый раз в первый класс. очередь в ясли до них дойдет) она встретила мужа одетого готового идти ее искать.
— Что ты сияешь как начищенный самовар, опять тебе твой великовозрастный ухажер, начальничек твой, цветы подарил? Как видно придется мне в форме и с оружием к вам зявиться и устроить сцену ревности.
— Если хочешь устраивать сцену ревности, так иди к Феденьке Федорову, хирургу нашему. Я Яшенька сегодня операционной сестрой опять стала. И, как Феденька сказал: не без успеха. ничего не забыла и главное — есть сестры хорошие, а есть — от бога, те хирурга понимают не с полуслова, а с полувзгляда.
Знаешь как от страха тряслась когда хирургические «бахилы» одела, только одна мысль была в голове — не перепутать названия инструментов, ведь сколько времени не стояла за плечом хирурга.
— Что это за зверь такой «бахилы»?
— Это мешок пластиковый такой, на обувь, что бы микробов в операционную не заносить.
— Ну, слава богу. Теперь твоя жизнь по накатанной колее пойдет. Меньше на меня бросаться будешь.
— Ну, Яшенька, не порть мне праздник.
— Ладно, уж и поворчать немного нельзя. У меня-то же изменения наверное будут. Я месяца полтора назад рапорт подал, что бы отправили на курсы повышения квалификации. Сейчас моя работа это не бандитов из Дектяря мочить, а оперативно розыскные мероприятия. А уголовников брать надо по закону и нужно юриспруденцию эту в мозги заложить. Вот вызывают на 13 января в управление, в Минск.
* * *
Когда он вошел в громадное здание Управления КГБ сердце невольно екнуло — громада здания просто подавляла. Он ощутил себя муравьем взбирающимся по ноге неизвестного существа. Сидящий на входе дежурный проверил его документы и привычно спросил: табельное или личное оружие имеете?
Получив привычный ответ – нет — показал на широкую главную лестницу и сказал:
— Вверх на третий этаж, на входе на этаж вас проведут. И действительно на входе на этаж сидящий за конторкой — точная копия на всех этажах, сотрудник в фуражке с голубым околышем подвел его к какой-то стене, нажал почти незаметную кнопку и сказал указывая на ряд однообразных дверей серого цвета: вам, в комнату 332.
Яков пошарил глазами требуемый номер и замер на несколько секунд: стучать? не стучать? Надавил на ручку без стука и оказался прямо против капитана КГБ. Протянув бумаги, привычно передал служебное удостоверение.
— Та-ак. Капитан милиции Я.С. Голубев. Мы пригласили вас для выяснения некоторых подробностей ваших родственников. Вы женаты на Лидии Львовне Шварц. С какими родственниками с ее стороны поддерживаете связь?
— Тов. Капитан я рапорт посылал насчет курсов повышения квалификации… Думал по этому делу…
— Капитан, меня не интересует, что вы думали… отвечать коротко и по существу вопроса! Понятно!?
— Я насчет рапорта…
— Капитан Голубев! Вам понятно? Я на русском языке спрашиваю… какие контакты с родственниками жены, когда был контакт в последний раз и поподробнее давай….
— Нет у нее родственников. Всех немцы убили в гетто поселка Пуховичи. В 1942 году. Больше подробностей не имею.
— Документы о гибели родственников имеются? Кем выданы?
— Нет у меня, у нас, никаких документов… Впрочем есть один. Могу столб памятный с площади в Пуховичи притащить, там все фамилии с инициалами написаны.
— Отставить глупые партизанские шутки! Ты в «смерше» сидишь! Пока… на положении допрашиваемого!
Повторяю вопрос: когда и в какой форме были контакты с родственниками жены?
— Не было никаких контактов по причине отсутствия людей.
Что вы можете сказать о гражданке Якубовской Ядвиге Боруховне, до замужества Шварц, гражданке Польши?
— Первый раз слышу это имя.
— — Лидия Шварц, ваша жена, знает о ней что-нибудь?
— Ни разу не называла это имя. Повторяю. Все ее родственники погибли при ликвидации гетто в Пуховичи. Подробности о ликвидации гетто мне неизвестны и находяться в Актах расследования Чрезвычайной комиссии по германским преступлениям.
— Просмотрите этот документ следствия, что можете сказать по сути дела?
Капитан подал Якову какой-то бумажный треугольник.
Это было письмо, сложенное как в войну треугольником. Сначала Яков прочитал от кого: Якубовская Я. Б. обратного адреса не было. На адресе – кому — он прочитал Л. В. Шварц ул Советская д. 15 кв. 28.
Их адрес был — ул Советская д.3 кв. 28.
Он протянул письмо обратно капитану:
— Это не нам. Адрес не наш и инциалы жены — Л.Л.
— Прочтите письмо и дайте показания по сути дела!
Яков развернул треугольник.
«Здравствуй Лидочка. Привет тебе от тети Ядвиги. Ты конечно не помнишь меня, ведь тебе было только два годика с небольшим, когда я уехала в Варшаву с моим отцом. Он был братом твоего отца. Нам удалось убежать от войны в самый последний момент. На последнем пароходе из Варшавы. Сейчас все эти страхи позади, мы на берегу теплого Средиземного моря, в городе Тель-Авиве.
Наше материальное положение хорошее. И я имею возможность помогать своим родственникам. Есть такая организация еврейская «Джойнт» Я могу через них прислать тебе что-нибудь из одежды. Я не уверена в правильном твоем адресе, так мне сообщили в Советском консульстве, когда получу от тебя письмо смогу послать тебе немного денег. Знающие люди говорили мне что бы я этого не делала и расказывали всякие ужасы, но я в это не верю. У нас к СССР относятся хорошо и портреты Иосифа Виссарионовича висят на улицах. Привет твоему мужу, буду рада с ним познакомиться. Твоя тетка Ядвига.»
Страх сковал Якова. В сердце заползла кошка и начала рвать когтями его тело изнутри.
Собрав последние силы он протянул письмо капитану и сказал:
— Не имею что сказать по существу, кроме того что не нуждаюсь в помощи из Тель-Авива и отошлю ее обратно, не притрагиваясь. Об этой тетке Ядвиге слышу в первый раз.
— Вот что капитан Голубев. Мое начальство поручило мне сказать тебе следующее: ты хороший работник и хорошо проявил себя в борьбе с бандитизмом. Мы не хотим тебя терять. Вместе с тем, как работник наших органов ты должен понимать, что борьба с сионистской агентурой является нашей первостепенной задачей. Тебе предлагается перевод в Алтайский край, в г. Бийск. Там сейчас тяжелое положение с проявлениями бандитизма.
Бытовые условия там тяжелые. О том, чтобы взять с собой жену и ребенка.. сколько ему… — Он склонился над какой-то бумагой…. — Так. Два года и четыре месяца… Так. бытовые условия тяжелые. Брать жену запрещается. Кроме того, она идет в разработку по линии агентурного проникновения сионизма.
Пока вы должны расстаться. Мы должны вывести тебя из поля действия этой тети Ядвиги.
— Что значит расстаться с женой? Ведь я могу работать в Бийске как командированный.
— Ты должен с женой развестись и прервать всякие контакты.
— Вы что там с ума посходили… не знаю я никакой Ядвиги и жена ничего о ней не знает. Ведь ей всего два года было, когда эта Ядвига уехала. И все это, если верить письму, черт знает от кого и кому написано.
— Капитан (пока еще) Голубев. Или наше предложение или военный трибунал за контакты с агентами сионизма. Или майор милиции или 15 лет топором махать на лесоповале где-нибудь на Колыме. Жена — в нашу разработку, ну а сын… Алеша… так? Мы ведь не можем его без родителей оставить. Сына в детдом отправим. Чтобы нужное, не сионисткое, воспитание получил. Верный делу Ленина-Сталина был.
Вот пропуск чтобы вас выпустили отсюда. На обороте телефон. Через 24 часа позвонишь, что принимаешь командировку в Бийск и пойдешь с другими моими товарищами разговаривать о всяких подробностях.
— Я не приму, это провокация какая-то… я к самому Цаная пойду.
— Пойдешь, пойдешь… мешать не будем. Кончай истерику… еще партизан бывший… сионисты проклятые, всех бы вас к стенке…
Последние слова он произнес громким шепотом. Затем встал, всунул пропуск в его ладонь и пихнул в сторону раскрывшейся двери.
Как он дошел до выхода, Яков не помнил. Постовой внизу проверил его пропуск и равнодушно посмотрел на спортивного вида капитана, который еле держался на ногах. Скольких таких он уже видел за два года службы… Как баллон автомашины из которого выпустили воздух, пришло ему на ум.
Яков устало присел на каменную ступеньку входа. В спине, где-то между лопатками орудовала кошка с острыми когтями. Иногда боль была такой сильной, что мешала дышать.
— Наверное надо поесть. Ведь даже позавтракать не успел. Может выпить надо… Встряхнуться… — Он заставил себя подняться и на негнущихся ногах побрел куда-то, лишь бы подальше от этого здания.
Прошел шагов двадцать и увидел толпу людей около доски с уличной газетой.
— Что там такого интересного они нашли там?
Перед ним была газета «Правда» от 13 января 1953 года. Глаза уперлись в заголовок. Он начал читать и отвел глаза не выдержав сильной боли в сердце, затем усилием воли заставил себя читать дальше. Рядом кто то сопел и говорил:
— Что я говорил, вот именно, всех под нож, вымести жидов из Руси!
Рядом кто-то охнул и произнес:
— Что им нужно то было, ведь в Кремле работали, в золоте купались.
Собрав волю в кулак он заставил себя прочитать все до конца.
«Установлено, что все эти врачи — убийцы, ставшие извергами человеческого рода, растоптавшие священное знамя науки и осквернившие честь деятелей науки, — состояли в наемных агентах у иностранной разведки.
Большинство участников террористической группы (Вовси М.С., Коган Б.Б., Фельдман А.И., Гринштейн А.М., Этингер Я.Г. и другие) были связаны с международной еврейской буржуазно-националистической организацией «Джойнт», созданной американской разведкой якобы для оказания материальной помощи евреям в других странах. На самом же деле эта организация проводит под руководством американской разведки широкую шпионскую, террористическую и иную подрывную деятельность в ряде стран, в том числе и Советском Союзе. Арестованный Вовси заявил следствию, что он получил директиву «об истреблении руководящих кадров СССР» из США от организации «Джойнт» через врача в Москве Шимелиовича и известного еврейского буржуазного националиста Михоэлса.»
Боль стала невыносимой. Он выбрался из толпы и присел на скамью. Рядом сидела какая-то старушка со старомодной сумочкой.
— Мужчина! Гражданин! Что с вами? Вам плохо?
Яков навалился плечом на старушку и собрав последние силы выдавил из себя:
— Да что вы, я в порядке.
— Граждане, помогите! Мужчине плохо! Вызовите скорую помощь! Кто-нибудь помогите, я не знаю где это!
Какой-то прохожий проговорил торопливо:
— Ну, еще один жид на тот свет пойдет. Так им и надо!
— Граждане помогите! Помогите же. Ведь умирает человек Скорую надо!
— Что это! Почему! Почему вы звери какие-то. Помогите! Милиция!
Подошедший милиционер уже опрашивал толпу.
— Вот тут жид какой-то отдает концы. Со страху наверное, наверное и у него рыльце в пушку!
Милиционер полез в карман Якова искать документы. Вытащил удостоверение и моментально пришел в движение.
— Афанасьев, вон будка телефонная! Бегом звони 03, скорую сюда, это наш сотрудник!
Когда Якова клали на носилки, он прошептал:
— Иосиф Виссарионович, зачем…
Когда Лида с застывшим каменным лицом, не проронив ни слезинки, получала тело мужа, к ней подошла уборщица с ведром и шваброй и сказала как бы в пустоту:
— Вот ведь евреи, все не как у нас. Наши когда кончаются, о детях вспоминают, о жене, а этот… Я до последнего около него была… он Сталину что-то говорил, не поняла я, ты уж прости меня, шептал он что-то, не разобрала я.
На похоронах было только несколько друзей из бывших партизан и какой-то майор из милиции в полной парадной форме с целым иконостасом орденов и медалей на груди, в котором Лида с трудом узнала бывшего капитана Гутмана, который был с женой на их свадьбе. От Яшиного РОВД была только секретарь-машинистка, которая прибыла на милицейском «Виллисе», на груди фотоаппарат и которая все время «трещала» о специальном номере их стенгазеты «На страже Родины» в которой будет все о капитане Голубеве и что ей поручено сделать фоторепортаж. Она довольно профессионально выбирала точки съемки, особенно когда появился майор Гутман. В конце процедуры, когда поставили красную фанерную пирамидку со звездочкой наверху (о которой напишет впоследствии Б. Слуцкий — «И мрамор лейтенантов — фанерный монумент — венчанье тех талантов, развязка тех легенд») и люди стали расходиться майор Гутман, печатая шаг, подошел к могиле, отдал честь и стоял так долго, долго. Его губы что-то шептали. Секретарша просто из кожи лезла, чтобы запечатлеть этот эпизод и когда майор отошел от могилы, подошла к нему и пыталась зацепить его под руку. Он резко вырвал руку, подошел к Лиде и прошептал на ухо: «поплачь, нельзя так, тебе об Алешке думать надо». Когда майор поцеловав Лиду на прощание пошел к такси поджидавшему его, секретарша умело выбрала точку съемки — чтобы номер машины попал в кадр. Секретарша сдержала обещание и через несколько месяцев прислала конверт полный фотографий похорон.
* * *
Через много-много лет, Алексей Яковлевич Голубев, бывший инженер-конструктор Минского завода среднего машиностроения. а сейчас свежий пенсионер, будет показывать эти фотографии семейного альбома незнакомому ему человеку, приславшему ему письмо с просьбой о встрече. В письме тот объяснял просьбу необходимостью помощи какой-то женщине, которой нужны подробности о его предках по линии отца, а именно о деде раве Шмуеле Москаль.
Он объяснил эту странную просьбу так: его умершая жена, просила его найти следы какой-то женщины, являвшейся внучкой его Алексея деда со стороны Якова Голубева — его отца. Он знает только что эта женщина была дочкой деда по имени Соня, которая вышла замуж за красного командира Покельского. И все эти люди пропали в стране, о которой все знают теперь и которая называется «Гулаг». Они долго беседовали, потягивая коньяк «Арарат» и заедая чудесными голубцами приготовления жены Алексея — Марины.
