Юрий Ноткин: Хай-тек. Продолжение

Loading

Мы двигались в чрезвычайно плотном многорядном потоке велосипедов — обычных, спаренных, с разнообразными пассажирскими колясками, с наполненными всякой всячиной прицепами. Бросалось в глаза, что среди одежд восседавших на велосипедах пекинцев мне ни разу не попался пресловутый синий френч.

Хай-тек

Отрывки из книги

Юрий Ноткин

Продолжение. Начало

Путешествие в Поднебесную

На следующий день мы вылетели рейсом немецкой компании Lufthansa по маршруту Тель Авив-Мюнхен — Гонконг и далее стыкующимся рейсом местной китайской линии в Пекин — я все же буду здесь и далее называть столицу Китайской Народной Республики привычным русскому уху именем. В ту пору уже существовал и прямой рейс в Пекин из Тель-Авива, но совершался он тогда лишь раз в неделю, что вместе с процедурой оформления виз приводило к существенному опозданию по сравнению с ранее согласованной Джозефом с миссис Чанг датой нашего прибытия.

Спешка при доставании билетов привела к указанному выше экзотическому маршруту, который, как ни странно был лишь чуть дороже прямого рейса, но главное к тому, что к вящей досаде нашей администрации, оба места до Гонконга, где нам предстояла пересадка, пришлось брать в бизнес-класе, никак не полагавшемуся мне по моему скромному чину.

Признаюсь, что огромная страна, в которую мне предстояло теперь попасть волею провидения и высшего начальства, вызывала у меня еще большее внутреннее волнение, если не сказать трепет, нежели те, вышеописанные, в которых я уже побывал с Харифом и Дери.

Причина этого заключалась по-видимому в том, что если о Венесуэле и Бразилии я просто не имел ранее ни малейшего понятия, то о Китае я обладал, как и всякий уроженец и житель Советского Союза, определенными представлениями, которые правда по мере моего взросления менялись самым непредсказуемым образом.

В институт я поступил в 1955 году, и в первый же день в группе познакомился среди прочих со студентом по имени Лю Цянь, прибывшим в наш Ленинградский, ордена Ленина, Электротехнический институт им. В.И.Ульянова (Ленина) из самого Пекина в числе других молодых посланцев Мао.

C черным жестким ежиком волос, всегда в синем френче, как у Председателя, он в ответ на все вопросы улыбался щелочками глаз, показывая неровные редкие зубы. На первой контрольной по теоретической механике Лю переписал как сумел выданный ему листочек с задачей, включая и последнюю фразу «Задача утверждаеца», вслед за ней воспроизвел, как мог тщательно, утверждающую подпись заведующего кафедрой и на этом закончил свой труд. Но зато к концу первого семестра он и все его земляки-первокурсники, проживавшие в институтском общежитии, готовясь вместе к экзаменам, выучили наизусть толстенный первый том «Физики» С.Фриша сначала на китайском, а затем, как сумели, и на русском языке.

Через год Никита Хрущев, не посоветовашись с председателем Мао, начал критику тихо лежавшего в мавзолее Сталина, и отношения Москва-Пекин изрядно подпортились. Как-то незаметно Лю Цянь и его товарищи исчезли из института, я даже не упомню, когда это произошло.

В 1961 году я закончил институт, а Сталина, который продолжал лежать тихо вот уже шесть лет, вдруг вынесли из мавзолея ногами вперед, опять же не подумав посоветоваться с китайскими товарищами, которые, видимо в предвидении этого возмутительного события, в свою очередь уже заранее выслали домой всех советских специалистов.

В 1964 году Китай испытал атомную бомбу, а Никиту Хрущева соратники послали на пенсию.

В 1966 году в Китае началась культурная революция, а у нас появилось в обиходе новое слово «хунвейбин».

В ходе продолжавшейся китайской культурной революции ей посвятили свои стихи под названием «Большая стена» два моих больших друга по институту. Несколько строк оттуда я привожу ниже:

«Я сказал китайцу Ли сдержанно и смело,
— Как же вы дойти смогли до такого дела?
Где же ваш большой скачок, где же ваши вехи?
Покричали — и молчок, вот и все успехи? —
Но сказал китаец Ли, не смутясь нимало,
— Это все уже учли Председатель Мао»

А в начале семидесятых, по завершении культурный революции, большой специалист по челночной дипломатии Генри Кисинджер познакомил и почти подружил председателя Мао с президентом Никсоном, сумев параллельно убедить дорогого Леонида Ильича в неизменном к нему уважении и даже почтении. Наконец, в 1976 году второй и последний герой некогда знаменитой песни «Москва-Пекин», отдав должное болезни Паркинсона и двум инфарктам, упокоился в мавзолее на площади Тяньаньмэнь в Пекине. Я увлекся хай-теком, как об этом подробно рассказано в первой книге. Мао тихо лежал в мавзолее, и дальнейшие события в Китае и в частности волнения на площади Тяньаньмэнь, если и не выпали полностью из моего поля зрения, то, во всяком случае, не слишком меня интересовали.

И вот спустя почти 20 лет я летел совершенно немыслимым маршрутом в эту фактически совершенно неведомую мне страну рядом с моим новым соотечественником и начальником — контр-адмиралом в отставке и генеральным директором — представлять американо-израильские интересы. Используя преимущества бизнес-класса, Руби далеко вперед вытянул ноги и, потягивая очередную порцию виски “Black label ”, неторопливо повествовал о своих предшествующих визитах в Поднебесную, перемежая этот рассказ другими фрагментами своего прошлого.

Рассказывал Руби интересно, чутко улавливая по выражению моего лица, когда я не понимал какое-нибудь слово на иврите и тут же растолковывая мне его на английском. Я был изрядно удивлен, когда по ходу рассказа услышал, что родным языком для него был французский, поскольку сам он был выходцем из Александрии.

Евреи жили в Александрии еше со времен ее основания Александром Македонским. В этом городе когда-то был начат знаменитый перевод семьюдесятью знатоками (Септуагинта) древней Книги Книг на греческий язык. Однако еврейская община Александрии, насчитывавшая некогда пятьдесят тысяч, стала год за годом сокращаться после победы Израиля в войне за независимость над армиями арабских стран во главе с Египтом.

С той поры евреи Александрии стали рассматриваться их арабскими согражданами как пособники сионистского врага и вынуждены были по сути бежать кто в Израиль, кто во Францию, кто в Бразилию или другие страны. Этот процесс был столь успешен, что к шестидесятым годам там осталось менее пятидесяти евреев.

Когда семья Одем, покинула Александрию, и за год до Суэцкого кризиса совершила в 1955 году алию из Египта в Израиль, Рону Одему, моему ровеснику было семнадцать лет. Как и большинство образованных людей этого города, его семья говорила на французском языке, поскольку система школьного образования была основана в Александрии французскими миссионерами, открывшими там благотворительные школы еще в начале ХIХ века, и сохранялась до прихода власти Насера.

Знал Рон, конечно, и арабский язык. Но без иврита и английского университет в Израиле, о котором он мечтал, был недоступен. Забегая далеко вперед замечу, чтобы не забыть, что к моменту, когда Руби возглавил нашу фирму, он одинаково свободно говорил на французском, английском, иврите и арабском, неплохо знал итальянский и понимал испанский.

Середина пятидесятых было далеко не самым лучшим и не самым легким временем в истории существования государства Израиль, у которого помимо постоянной борьбы с внешними врагами было выше крыши экономических и социальных проблем, и при этом оно принимало все новые и новые волны алии, фактически беженцев, из арабских стран, каждую со своей ментальностью, своим языком, своими болезнями.

Вновь прибывших селили на крайнем юге или крайнем севере, в домах барачного типа с «удобствами во дворе», однако и это было значительным достижением по сравнению с только-только прекратившими свое существование лагерями беженцев, доставшимися в наследство от англичан.

Большинство молодежи прибывавшей из арабских стран отправлялись в «плавильный котел» израильских сельскохозяйственных «университетов» — кибуцев и мошавов, однако целеустремленность, отличная физическая форма в сочетании с отличными оценками александрийской школы и склонностью к технике позволили Рони Одему пройти жесточайший отбор, успешно выдержать сложную и длинную череду тестов на психологическую устойчивость, физическое и умственное развитие и стать кадетом израильской Военно-Морской Академии.

Я слушал эту и другие истории из прошлого шефа с неподдельным интересом и вниманием до самого момента прибытия в Гонконг, когда раздалась традиционная команда привести спинки кресел в вертикальное положение и пристегнуть ремни. Едва я успел ее исполнить, как сидевший у иллюминатора Руби воскликнул:

— Смотри, Юрий. Смотри скорей и запоминай! Это аэропорт Kai Tak!

Пользуясь отсутствием перед нами кресел, я вытянулся насколько позволял ремень, заглянул в иллюминатор и оторопел— мы садились на воду! Внезапно наш лайнер совершил довольно крутой разворот и в животе у меня все сжалось в тугой комок — прямо перед нами вздымалась стена небоскребов, откуда то из ее глубины в море выдавалась короткая и узкая одинокая взлетно-посадочная полоса, по обе стороны от которой теснились разнообразные суденышки и портовые сооружения. Мне показалось, что наш «боинг» ни за что не попадет на эту узенькую полоску, а если и попадет, то ни за что не сумеет затормозить и врежется в небоскребы. С этим ощущением я плюхнулся назад в кресло и закрыл глаза.

-Юрий, подымайся! Я надеюсь у тебя сухие джинсы?! Молодец, коль а кавод![1]

Слава Богу, мы прибыли почти вовремя! Теперь быстро! Стыковочный рейс на Пекин через 50 минут. Держись близко ко мне и нигде не отставай.

Мы пробирались по казавшимся бесконечным коридорам через толпы народа, проходя раза три через контрольно-пропускные пункты с вооруженными китайцами, листавшими, как мне казалось, недружелюбно и нарочито медленно наши синекожие паспорта и вскидывая то и дело на нас свои раскосые глаза.

Гонконг еще имел статус британской зависимой территории и лишь через три года должен был слиться с Поднебесной. По ночам здесь действовал комендантский час. Аэропорт Kai Tak с его единственной взлетно-посадочной полосой обслуживал 25 миллионов пассажиров в год и пропускал несметное количество транзитных грузов. Всюду чувствовалась напряженность, однако без признаков суеты. Я старался не отставать ни на шаг от уверенно прокладывавшего дорогу Руби.

Наконец, мы добрались до нужного терминала и, пройдя очередную проверку, вошли в самолет местных авиалиний, салон которого показался мне непривычно тесным после роскоши бизнес-класса лайнера Lufthansa. Забросив наверх ручную кладь, мы втиснулись на свои места, оказавшиеся по разные стороны от прохода. Едва дождавшись конца посадочной суеты, я закрыл глаза и тут же заснул.

Проснувшись через три часа и снова увидев все тех же медленно двигающихся мимо меня в проходе пассажиров, я с трудом сообразил, что мы уже прибыли к конечной цели нашего путешествия. После Гонконга аэропорт Пекина показался мне пустоватым, а залы и коридоры, через которые мы проходили, напоминали что-то неуловимо знакомое. Повсюду по ходу нашего пути шла уборка, каждую колонну, протирали одновременно с разных сторон по три-четыре уборщицы в униформе.

Получив наш багаж и выйдя в зал ожидания, мы огляделись по сторонам. Почти сразу же Руби приметил кого-то и приветственно поднял руку. Проследив его взглядом, я увидел симпатичную миниатюрную девушку, державшую в поднятых вверх руках табличку с надписью «COMMET».

Визит к миссис Чанг

Мы проследовали к ожидавшей нас машине за нашей очаровательной новой знакомой по имени Эл’ен, именно так она представилась. В первый момент мне показалось, что я не расслышал и на самом деле её имя Ай-Лин или что-нибудь в этом роде, но позднее, услышав, как ее называют соотечественники, убедился, что Элен ее подлинное имя.

Молодой улыбающийся водитель погрузил наш багаж. Прежде, чем сесть вслед за Руби в машину, я оглянулся на здание аэропорта и понял, что мне напоминал его интерьер — ну, конечно, Внуково, а еще станции Московского метро. По мере приближения к центру Пекина я заметил, что широченные проспекты, окаймленные по бокам однотипными жилыми зданиями и перемежавшимися «высотками», также наводят на воспоминания об ушедшей в прошлое «великой дружбе». Но в остальном открывавшийся мне Пекин конца первой половины девяностых никак не соответствовал моим ожиданиям.

Мы двигались в чрезвычайно плотном многорядном потоке, состоявшем прежде всего из велосипедов — обычных, спаренных, с разнообразными пассажирскими колясками, с наполненными всякой всячиной прицепами. Бросалось в глаза, что среди одежд восседавших на велосипедах пекинцев мне ни разу не попался пресловутый синий френч. Преобладал в основном белый цвет с вкраплениями ярких однотонных и пестрых пятен. В нашем и точно таком же непрерывном встречном потоке по другую сторону проспекта ловко лавировали похожие на яичные желтки, одинаковые таксомоторы сравнительно небольших размеров, степенно плыли разнокалиберные автобусы и относительно редкие иномарки.

В лобби отеля Интернациональ, Элен пожелала мистеру Ру-би и мистеру Ю-ри приятного отдыха, известила, что утром в восемь заедет за нами, чтобы доставить в институт на презентацию, и мило распрощалась. С момента вылета из Тель-Авива прошло более суток, в Пекине был еще ранний вечер.

Когда, поднявшись на двадцатый этаж, мы остановились у дверей смежных номеров, где нас уже ждала стойка с нашими чемоданами, шеф спросил меня, хочу ли я поужинать и выйти в город. Услышав мой без колебаний отрицательный ответ, он кивнул, как мне показалось, с облегчением. Опережая его, я сказал, что, конечно, первым делом проверю все оборудование, и, договорившись встретиться утром внизу в ресторане за завтраком, мы разошлись по своим номерам.

Распаковав вещи, я приступил к проверке демо. На этот раз со мной был его компактный вариант, благо напряжения электрической сети в Израиле и Китае были одинаковыми. Три отдельных счетчика, каждый встроенный вместе с электроникой в свой элегантный дополнительный корпус c эмблемой СОММЕТ, доехали вполне благополучно.

Что касается концентраторов, то дома в Израиле они по-прежнему были на вес золота как на всех наших полевых, так называемых пилотных, мини-системах, установленных в кибуцах и городских районах Тель-Авива, так и в самой нашей фирме, где программисты-разработчики требовали все больше и больше отладочных стендов. Саша Гутман едва успевал клепать и настраивать свои закованные в броню изделия.

О том чтобы вырвать их из рук программистов, или оголить пилотные системы не могло быть и речи. Да и тащить с собой в чуть ли не кругосветное путешествие, через все службы безопасности и таможенного досмотра эти железяки было, мягко говоря, мероприятием не из легких.

В итоге я не нашел иного выхода, как взять с собой два самых первых экспериментальных образца на базе покупного одноплатного микро-компьютера, втиснутого усилиями Шломо-механика вместе с также покупным источником питания и нашим модемом первого поколения в сравнительно небольшую пластмассовую коробку. Мысленным взглядом я еще видел, как Алекс Хаскин, беззвучно чертыхаясь и тяжело вздыхая, долго колдовал над этими первенцами, пока заставил их «разговаривать» с нашими интеллектуальными счетчиками.

Хорошо понимая, что, в случае отказа, открыть коробки и позволить содержимому вывалиться на свободу, будет равносильно самоубийству, я вынужден был все же взять их в поездку и положиться на милость судьбы и Будды.Что касается последнего, то я рассчитывал на его благосклонность к Руби. Будда, а точнее его скульптурные воплощения были страстью и хобби моего начальника. Непрерывно пополняемая все новыми экземплярами Будд из разных стран домашняя коллекция Руби, о которой я был наслышан еще в Израиле, насчитывала более ста разновеликих фигур из разнообразных материалов и каждая со своим специфическим выражением лица.

Лэптоп в черной сумке с многими отделениями, набитыми разными принадлежностями и кабелями, которые приходилось каждый раз вытряхивать в аэропортах при проходе через досмотры, завершал наше пресловутое компакт-демо. Сам лэптоп при этом необходимо было всякий раз при проверке ручной клади в аэропортах включать, показывая, что это действительно мирный компьютер, а не адская машина.

Проверка всего комплекта в номере отеля к моему облегчению прошла вполне успешно. Я известил Руби коротким звонком, улегся в уже знакомую «королевскую» кровать и, понажимав недолго кнопки переключения каналов на пульте телевизора, вскоре заснул.

На следующее утро на одном из столов в конференц-зале Бэйджингского института исследования эффективности энергетики я увидел две стойки с двумя парами флажков на каждой. На первой — пять пятиконечных звезд флага КНР желтели на таком еще недавно знакомом гладком красном поле, а рядом пятьдесят таких же звезд белели на синем фоне и вместе с красно-белыми полосами составляли сложную символику американского флага. На второй — такой же как и в первой паре флаг КНР соседствовал с соперничавшим с ним по скромности флагом Израиля с одинокой шестиугольной звездой Давида и двумя синими полосами на белом полотнище, напоминавшем молитвенную накидку талит.

В красном, как флаг, жакете с короткими рукавами, госпожа Чжен Чанг, которую синхронно переводил на английский ее молодой помощник Чжао, отрекомендовала нас десятку сгруппировавшихся вокруг нее и щурившихся обращенными к нам улыбками мужчин. Небольшая часть из них была сотрудниками института, а остальные приглашенными на презентацию работниками энергетической промышленности.

В ответной речи генеральный директор СOMMET заявил, что мы считаем для себя большой честью и удачей представлять материнские израильскую и американскую хай-тековские компании CSD и CSSD, в этой поистине великой стране и надеемся на взаимно плодотворное сотрудничество. Далее он рассказал об основных технических возможностях, главных характеристиках и большом будущем новой технологии AMR, а затем передал мне слово. Я успел про себя отметить, что английский Руби столь же безупречен, как у Шмулика, но что еще более удивительно, он прекрасно владеет материалом, несмотря на краткий срок пребывания в должности.

Преодолев традиционное в подобной ситуации внутреннее самобичевание по поводу доморощенности собственного произношения, я начал презентацию и сразу же почувствовал неудобство пользования компактным демо. Отсутствие проекционного аппарата или по крайней мере отдельно стоящего компьютерного дисплея с приличными размерами экрана привело к тому, что вся компания, сгрудилась вокруг лэптопа и счетчиков, полностью перекрыв мне доступ к каким-либо манипуляциям с клавиатурой или переключателями.

Выход из положения я нашел, обращаясь через головы и спины непосредственно к Чжао с просьбой нажать ту или иную клавишу или шелкнуть переключателем. Без труда исполняя мои команды, Чжао тут же переводил их на китайский, а иногда даже препоручал исполнение кому-либо из рядом стоявших. Комментировать закрытые от меня сменявшиеся на экране лаптопа слайды, изменение показаний счетчиков, скорости или направления вращения дисков уже не представляло труда, поскольку все это я давно уже помнил наизусть.

Я уловил одобрительный взгляд Руби. В таком варианте презентация выглядела даже более привлекательной, поскольку позволяла слушателям и зрителям превратиться в участников, а кроме того рассматривать сколь угодно близко демонстрируемое оборудование. В течение получаса я старался не упустить ни одной уже действующей или планируемой функции нашей системы.

Помня венесуэльский опыт, я особенно нажимал на тему кражи энергии, наглядно демонстрируя возможность ее раннего обнаружения и соответствующего принудительного отключения нагрузки. По просьбе присутствующих этот эксперимент был повторен трижды со сменявшими друг друга участниками. Каждый раз погасание лампочки при попытке затормозить диск счетчика вызывало одобрительные возгласы.

Когда я, наконец, закончил, миссис Чанг предложила после получасового перерыва собраться за круглым столом для вопросов и обсуждения.

Первое, что мы услышали от неё в начале обсуждения так это то, что тема кражи электрической энергии практически неактуальна в Китае. Поразившись внутри, я ничем не выразил удивления, а Руби согласно кивнул головой, показывая, что так он и думал.

Зато представитель электрической компании вполне живо заинтересовался возможностью дистанционного снятия показаний счетчиков индивидуальных потребителей в отдаленных и труднодоступных районах. В связи с этим он задал вопрос о предельно возможной дальности связи в наших системах. Я отвечал на этот нелегкий вопрос достаточно витиевато, вставляя то и дело « it depends upon» — это зависит от…

Присутствующие проявили также живой интерес к функции введения различных тарифов в зависимости от времени дня и автоматическому сбору сгруппированных по тарифам данных потребления электрической энергии.

В конце обсуждения представитель одного из заводов по производству счетчиков спросил, насколько велики размеры нашего электронного оборудования и шансы того, что эту электронику можно будет легко встроить в счетчики китайского производства.

Здесь инициативу ответа немедленно перехватил Руби, заявив, что фирма СOMMET находится в процессе разработки микроминиатюрной интегральной схемы, которая соберет в себя всю сумму наших технологий и легко уместится в любом счетчике.

Естественно, продолжил Руби, что в этой микросхеме заложено патентноспособное решение, на которое уже подана заявка (я даже крякнул внутри: во даёт! — Klein und mein![2]). Конечно, развивал свою мысль Руби, производство микросхемы станет рентабельным при выпуске не менее пятидесяти и более тысяч штук в год.

Пока же фирма СOMMET готова поставлять так называемые пилотные системы, включающие каждая сотни и даже несколько тысяч счетчиков. Уникальный опыт, накопленный инженерами, конструкторами и технологами фирмы позволяет ей, разумеется при наличии соответствующего солидного заказа, разработать так называемое объектно— ориентированное решение на базе обычной серийной электроники и вписать наши модули практически в любой тип счетчика, не дожидаясь начала производства нашей микросхемы.

Руби умолк и я еще раз поразился его безукоризненному английскому и безупречной логике изложения. Оставалось надеяться, что и в синхронном переводе Чжао его речь не потеряла своего блеска и убедительности.

Наши хозяева довольно долго и эмоционально говорили между собой по-китайски. Наконец миссис Чанг повернулась к нам, произнесла с любезной улыбкой “Sorry!” и кивнула Чжао.

— Миссис Чанг благодарит вас за весьма интересную презентацию и просит повторить ее завтра для производителей электрических счетчиков и представителей предприятий энергетической промышленности, которые по ряду причин не смогли присутствовать сегодня.

— Нет проблем! С превеликим удовольствием! — живо откликнулся Руби.

— Миссис Чанг также просит вас известить, что через два дня в Бейджинге открывается всекитайская выставка электрических счетчиков, которая продлится неделю и спрашивает, не могут ли наши уважаемые гости любезно отложить свой отъезд, с тем, чтобы ознакомиться с выставкой, а при желании и принять участие в ее работе.

Немного помедлив, Руби ответил, что к нашему величайшему сожалению нам придется пропустить такую уникальную возможность, поскольку сразу по возвращению домой, нам предстоит вылететь в Мексику для переговоров и заключения контракта на установку пилотной системы во Всемирном Торговом Центре в Мехико-сити. Однако, в случае, если у компаний, присутствующих на презентации, будут конкретные предложения, мы будем готовы немедленно прислать наших представителей для продолжения контактов.

Мне показалось, что миссис Чанг хотела что-то добавить, но передумав, одарила нас очередной любезной улыбкой и согласно кивнула головой. Оставив в институте демо для завтрашней презентации, мы распрощались.

Продолжение

___

[1] Почет и уважение! (ивр).

[2] Маленький и мой (нем).

Print Friendly, PDF & Email

2 комментария для “Юрий Ноткин: Хай-тек. Продолжение

  1. Уважаемый автор,
    Ваш труд построен так, что излагает вроде бы технический/коммерческий материал, но читается он как авантюрный роман. Буду ждать продолжения …

Добавить комментарий для Шейнин Леонид Борисович Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.