Марк Гинзбург: До, После, Над. Ушедший век глазами бакинского еврея, или О быстротекущей жизни и вечных ценностях. Продолжение

Loading

Скептическое отношение к отдельным положениям не должно приводить к отказу от дальнейших попыток понять, в чем же суть иудаизма и, возможно, согласиться со многим. Иудаизм дает право сомневаться в его истинах. Сомнения — путь к более глубокому познанию иудаизма, а не к его отвержению.

До, После, Над

Ушедший век глазами бакинского еврея, или
О быстротекущей жизни и вечных ценностях

Марк Гинзбург

Продолжение. Начало. Вторая часть. Третья часть

Еврейское Священное Писание — не только книга веры, но и книга coмнeний. Видимо, многие мудрые отказывались принять то, что вызывало их сомнение. Ряд особо “вольных” книг в последнем третьем разделе Священного Писания пропитан скептицизмом. Книги эти полны сомнений в цели и смысле бытия людей и в делах Всевышнего.

Но это не нигилистический скептицизм, отрицающий любые ценности и отрицающий истину. Это мучительный поиск истины, основанный на предположении, что истина существует и ее можно постичь в доступной нам форме.

Этот поиск ярче всего отражается в двух книгах Священного Писания: в книге Экклезиаста (считается, что она принадлежит перу царя Соломона) и в книге Иова. Эти две книги в конце концов приходят к близким выводам. Но они предельно расходятся по методу рассмотрения проблемы, по побудительным мотивам, по стилю и форме.

Экклезиаст (на иврите Когелет — проповедник) — мудрец, который не может не думать, ибо по его утверждению, тяга к знанию — это “мучительное бремя… человека”. Иов же задумался о тайнах бытия только после того, как на него свалились неслыханные несчастья.

Экклезиаст — сам пришел к своим выводам. Иов — лишь после разговора с Богом.

Экклезиаст не думает подвергать сомнению справедливость Бога. Иов же готов вызвать Бога на суд.

Книга Экклезиаста не имеет определенного сюжета, это свободные размышления. Книга Иова имеет сквозное действие, прерываемое спорами Иова с друзьями, и завершается беседой Иова с Богом.

По мнению Дубнова, Когелет — первая книга, отрицающая абсолютную истину во имя относительной, да и то, с печальной оговоркой: «и все это суета».

За много веков написаны бесчисленные комментарии к Когелету. И каждое поколение считает его своим современником. Наиболее интересными в наши дни мне кажутся комментарии Якова Кумокa в книге «Экклезиаст, Черное солнце». Многие мысли там настолько хорошо изложены, что я привожу их почти дословно.

Мне же Экклезиаст дорог еще как обращение мудреца к сыну. Это вольное течение мысли, рассуждения, ассоциации, не обремененные рамками какой-нибудь формы. Это редкая возможность проследить за извивами мысли много видевшего и много передумавшего мудрого человека, который хочет опыт, духовный итог своей жизни передать сыну. Это — непростая система взглядов, во многом созвучная мыслям живущих сегодня.

К своим выводам Когелет идет мучительной дорогой, на которой постигает его и всеобъемлющий скептицизм, и невероятное отчаяние, и радость открытия. И ни одна сторона жизни не уходит от его внимания.

Иногда ему кажется, что он нашел смысл существования человека. Но тут же он разочаровывается и впадает в отчаяние, ибо лейтмотив всей книги и кредо Когелета — в строке: «Суета сует, — сказал Когелет,— суета сует, все суета». Суета на иврите — хавел — пар, человеческое дыхание, туман, дым. То, что рассеивается бесследно! Это глубокая печаль. Если все кончается, исчезает без следа, и если все, что ни делает человек, все впустую, то ни в чем нет смысла.

Когелет признает творческую силу и неограниченную власть Бога. Но отказывается утверждать что-либо о Боге, кроме того, что Он вложил в человека неискоренимое стремление к счастью и познанию.

Поиск смысла Жизни приводит его к поискам смысла Смерти. Человечество через Экклезиаста открыло для себя духовное содержание Смерти, как то, о чем надо помнить, оценивая и свои желания, и свои дела, не делая из этого каждодневную убийственную трагедию, но и не упуская из виду. Экклезиаст рассматривает смерть как абсолютный нравственный критерий, без которого невозможна оценка того, что же такое жизнь. И мудрость человека Экклезиаст оценивает прежде всего по его отношению к проблеме смерти.

Смерть всех уравнивает, людей и животных:

«Как те умирают, так умирают и эти… и нет у человека преимущества перед скотом».

Но Когелет не может с этим примириться. Снова и снова ищет он опровергающие примеры, рассматривая самые разные стороны человеческого бытия.

Может быть, дела человеческие, труд человека, придают какой-то смысл его существованию?

Нет, результат всех наших трудов — ноль.

«Какого превосходства достигнет человек от всего своего труда, которым он будет трудиться под солнцем».

Ничто не оставляет следа в мире или в потомках! Поколения уходят, освобождая место следующим. Все проходит без следа. «Нет памяти о прежних поколениях, и о последующих поколениях не будет памяти у тех, кто будет жить после них».

Когелет оценивает власть, утехи, богатство и отбрасывает их как пустое.

«Что хорошего в весельи, если знаешь, что за ним идет горе, ибо даже невинное удовольствие не вечно и проходит».

Что же еще? Познание? Мудрость? Но скоро он убеждается в том, что каждая загадка, кажущаяся познанной, только начало для новых загадок. Да и кто знает, насколько верна найденная истина.

Трагедия Экклезиаста в страстном желании познать мир и в осознании того, что это невозможно.

Но и отказаться от попыток познать он не может, ибо тяга к знаниям заложена в людях Богом.

И даже мудрость не дает утешения.

«Чем больше мудрости, тем больше печали, и увеличивающий знание добавит боль».

Ибо:

— Чем больше мудрости, тем больше понимания тщетности жизни, пустоты всех деяний человеческих.

— Мудрость обнаруживает несовершенство в людях и природе; повышает разочарование и огорчение.

— Чрезмерное накопление знаний мудрости опасно для самого мыслителя, ибо может довести его до безумия — есть пределы возможности человеческого разума, и попытка их преодолеть может стать губительной.

Но вот Когелет, размышляя, приходит к мысли, что во всех явлениях есть определенная закономерность:

«Всему свое время, и время всякой вещи под небом»; «время родить и время умирать; время любить и время ненавидеть; время плакать и время смеяться; время сетовать и время радоваться; время строить и время разрушать; время войне и время миру».

Мир открывается Когелету как воплощение божественного замысла, где все предопределено, все обретает смысл, но… продолжает быть непознаваемым до конца.

Не получает решения и «проклятый вопрос»: почему допускается зло. Однако:

«Если ты увидишь в государстве притеснение нищих и насилие над судом и справедливостью, не удивляйся, почему так пожелало провидение, ведь высоко над всеми высокопоставленный страж и вознесены над ними посланники его... и праведника и грешника будет судить Бог, потому что всему есть срок, и для каждого деяния есть там время.»

В предопределенное время каждому придет воздаяние за его дела.

Но почему не немедленное наказание за злые дела, или немедленное вознаграждение за добрые?

Немедленное вознаграждение стимулирует корыстолюбие; творить же добро следует по велению сердца, а не из стремления заработать.

Аналогично, при немедленном возмездии люди опасались бы грешить только из-за угрозы быстрого наказания, т.е. воспитывались бы чувства совсем не те, которые желательны.

Но, с другой стороны, из-за того, что вознаграждение и наказание откладываются на неопределенный срок, может возникнуть сомнение в неотвратимости воздаяния.

С какой же целью вообще допущено зло, и, более того, почему оно предопределено свыше и ему даже выделено свое время?

Когелет приходит к странному выводу, что зло допускается с единственной целью — показать людям, какие они скоты. Если не показывать, человек до поры так и не узнает свое животное начало и не подумает изживать его. Надо подчеркивать и демонстрировать человеку зло в нем, чтобы он захотел стать лучше.

Но почему же в человеческих делах так много зла?! Что движет человеком в его стремлениях и усилиях?

Зависть!:

«И увидел я весъ труд и все усердие, что они — зависть людей, это тоже суета и утомление духа».

И вновь обращается Когелет к проблеме Смерти.

Именно в осознании человеком неизбежности смерти Когелет видит причину мирового зла, разъедающего душу человека.

По мысли Экклезиаста, и Зло, и Мудрость порождением своим обязаны одному и тому же — страху смерти, угнездившемуся в сердце человека. Зло углубляет страх смерти, мудрость освобождает от него.

И Когелет утверждает, что мудрый человек просветлен именно потому, что избавился от пагубы борьбы со смертью и страха перед ней.

«Что бы ты ни делал, делай все со всей своей силой, ибо нет ни действия, ни мысли, ни знания, ни мудрости в могиле, к которой ты идешь».

Как должен мудрый отнестись к тому, что дни его жизни ограничены? Очень просто: он не должен терять ни одного из них.

На что же их тратить? На простые радости, приносящие удовлетворение:

«И восхвалил я радость, ведь нет ничего лучше для человека под солнцем, чем есть, пить, и радоваться… радоваться своим трудам, ведь это его участь, потому что кто же покажет ему, что будет после него».

Делай добро, пока еще можешь. «Пусти хлеб свой по воде, ибо с течением многих дней найдешь его».

Раши так трактует эту мысль: «Делай добро и милость даже человеку, о котором сердце твое говорит тебе, что ты его больше не увидишь, подобно тому, кто бросает хлеб плыть по воде. Но придет время, и ты найдешь свое вознаграждение».

И вновь и вновь повторяется вопрос: «Кто знает, что хорошо для человека; и кто расскажет человеку, что будет после него под солнцем» — смысл и замысел Творения непостижим — не мучайся зря, пытаясь постичь эту цель.

«И еще больше, сын мой, будь осторожен, нет конца писанию книг; и чрезмерное освоение знаний утомительно для людей.» Всего в книгах не опишешь, и всех книг не перечитаешь, потому что: «…деяние Бога таково, что не сможет человек обнаружить истинный смысл происходящего под солнцем…»

Есть некий предел постижимого разумом. Истинная мудрость должна почувствовать, когда она подходит к этому пределу, и не мучаться зря в попытках преодолеть его.

На многие вопросы мудрость Когелета находит «частные» ответы. Но главная проблема — смысл существования человека остается скрытой. И это угнетает мудреца.

Каждое открытие cопровождается грустным, полным горького скептицизма лейтмотивом: «Кто знает, так ли это. Все cyeта, все — пустое».

Мысль Когелета в свободном движении. Следующей фразой часто он опровергает предыдущую. И можно прийти к разным толкованиям в соответствии со взглядами и устремлениями вникающего в эти мысли.

Как очень интересное толкование привожу выдержки из примечаний умнейшего человека с универсальными знаниями Леона Семеновича Черняка (я писал о нем раньше), любезно сделанных им на полях рукописи этой главы.

«Мне кажется, что Когелет меньше всего о преодолении страха смерти. Он говорит о трагичности и высоте Смерти. О бесповоротном обрыве в кружении. Но нигде не увидел бы в Когелете ужаса смерти, и тем менее вижу я страх смерти.

О чем же он говорит непрерывно это о невозможности примириться с забвением. Космический круг для грека основа оптимизма, выражение устойчивости бытия, бытия как опоры. Но для этого еврея неизбывность круговращения — «хавел». Он означает для Когелета, что воспр изводится одно и то же, но не уникальность ЕГО души, ЕГО Я. «О моем Я не будет памяти». Уходит абсолютная Ценность, уникальность. Скорбь его не о том, что жизнь пройдет, но о том, что память пройдет. Не место в мире, не пространство волнует его, но ВРЕМЯ мира.

Не страх, а бесконечная скорбь. Скорбь сознания, что самое ценное, бесконечно ценное — вот эта уникальная жизнь уходит в забвение.

Хавел — это же то же самое слово, что имя Авель. Уходит в забвение существо, возлюбленное Б-гом. То, что Сам Б-г любит. Выражаясь анахронически (по Ницше), уходит «абсолютная ценность» — уникальность. Она по определению не стойка, временна, как Авель. И эта же нестойкость и возлюблена Богом. Бытие — хавел, жизнь людей — хавел, жизнь еврейского народа, жизнь безопорная — хавел хавела.

Когелет не побеждает эту тоску. Он как бы говорит: «в памяти все наше достоинство». Память рождается нашей смертностью, но чреда смертей аннулирует и память. Мудрость его в осознании глубинности этой трагедии, но не в примирении с ней. Жизнь есть трагедия. А всякая мудрость, пытающаяся примирить нас с этим открытием, превраща— ет жизнь в фарс. Нам всегда нести с собой эту скорбь».

И далее на полях:

«Мне кажется, что Когелета угнетает не конечность нашей мудрости, а ее величие: «В великой мудрости много печали». Заметьте, что в Торе мудрость и мудрый (как у Гомера) означает ремесленную искусность… То же, что называет мудростью Когелет, это не искусность, и даже не набор знаний, не эрудиция‚ не копии книг.

Мудрость Когелета это жизнь, сформированная сознанием загадки человеческого бытия, жизнь, полностью посвященная этой загадке и потому и ощущающая себя как высокую трагедию.

И ему есть, чем гордиться главного он достиг, Он постиг (не разгадал, а постиг) эту загадку. Он её выразил. Бытие человека хавел. Эта мысль искажена христианскими переводами. Хавел не есть суета, тщеславие, мелочное копошение. Хавел не несет никакой отрицательной моральной коннотации. Это понятие метафизическое, а не мopализующее».

Совершенно другим выглядит Иов. До поры до времени он не обращает внимания на царящую вокруг несправедливость и вообще не задумывается над тайнами бытия.

Иов — великий праведник, которого Господь одарил всеми возможными благами — богатством, уважением, сыновьями…

Источником же трагедии Иова послужили беды, насланные на него с единственной целью — посмотреть, как он поведет себя: останется ли верен Богу или проклянет его за мучения.

Книга Иова — философская дискуссия о Бoгe. В центре спора тот же «проклятый вопрос»: за что зло насылается на невинного человека.

Идет трудный спор с друзьями, которые пытаются убедить Иова в том, что он наказан справедливо.

Один из ранних отцов христианской церкви Иероним, переводивший книгу Иова с иврита на латынь, с огорчением признал, что ухватить смысл многих мест в ней было для него так же трудно, как трудно человеку удержать в руках мурену — самую скользкую рыбу: чем сильней ее сдавливаешь, тем скорее она выскальзывает из рук.

И вот какая, очень странная для благочестивой книги, рисуется картина происходящего на небесах.

«И сказал Бог сатане: “Обратил ли ты внимание свое на раба моего Иова? Ибо нет такого, как он на земле: человек непорочный и справедливый, богобоязненный и далекий от зла”»

(Чувствуется гордость Бoгa — мол, есть среди людей и прекрасные праведники)

«И отвечал сатана Богу и сказал: “ Разве даром богобоязнен Иов? Не Ты ли кругом оградил дом его и все, что у него? Дело рук его Ты благословил, и стада его распространились по земле.

Но простри руку Твою и коснись всего, что у него, и он наверное проклянет Тебя и лицо Твое».

«И сказал Бог сатане: “Вот, все, что у него в руке твоей, только на него самого не простирай руки твоей”. И отошел сатана от лица Бога».

(Именем “сатана” после Вавилонского пленения стали называть одного из ангелов, который должен был выполнять особые функции: испытывать и обвинять людей по заданию Бога).

Следует цепь несчастий: Иов потерял все свое богатство, сыновья погибли.

«И встал Иов и разодрал верхнюю одежду, и остриг голову свою, и пал на землю. И поклонился. И сказал: “Нaг я вышел из чрева моей матери и наг я возвращусь туда. Бог дал и Бог взял. Да будет имя Бога благословенно”».

Бог горд за праведного Иова. Но сатана говорит:

«Простри руку свою и коснись кости его и плоти его, и он наверное проклянет Тебя в лицо Твое».

Получив согласие Бога на новое испытание, сатана поражает Иова проказой.

Итак, причина несчастий Иова — не провинность его, а злосчастный спор между Богом и сатаной. Спор нелепый и бессмысленный хотя бы уже потому, что Всевышний при его всеведении должен был знать наперед, каков будет исход спора. И в таком случае, зачем нужно было мучить верного ему и ни в чем не повинного Иова.

Недаром известный талмудическнй авторитет Иоханан огорченно заметил по данному поводу: «Если бы такое не стояло в библии, не следовало бы это говорить, ибо Бог пред-ставлен, как человек, который дал себя провести другому».

Может быть человек, с его свободой воли, действительно непредсказуем и Бог подвергает испытаниям смертных, чтобы проверить их набожность и утвердить их в добродетели. Но такой жестокий метод испытания так же противоречит поня-тию справедливости, как и ничем не заслуженные болезни, страдания, нищета и утрата близких. С другой стороны, по традиции никому не посылаются такие испытания, которые он не мог бы преодолеть, хотя эти испытания могут быть очень тяжелыми.

Иов, естественно, не подозревает о споре на небесах. Он требует только одного: объяснения, за что он так тяжко наказан.

Раз за разом друзья Иова выдвигают традиционные объяс-нения его несчастий, и каждый раз Иов их опровергает, отвергая по сути традицию.

Так, его оппоненты утверждают, что никто не может счи-тать себя совершенно безвинным перед Богом: «Как может человек быть праведным перед Богом, и как быть чистым рожденному женщиной?». «Даже тот, кто считается всеми безгрешным, и сам в том уверен, может совершить грех, того не подозревая».

Иов готов согласиться с оппонентами, что нет безгреш-ного на земле, так как люди несовершенны по самой природе. Но тем более, считает Иов, Бог не имеет права наказывать людей за их пороки, ибо сам он их такими создал.

С традиционными объяснениями оппонентов, что Бог мстит детям за грехи отцов, Иов тоже решительно не согласен:

«Пусть воздаст ему самому (т.е. отцу), чтобы он знал! Пусть увидят глаза его несчастья его».

Представление о посмертном наказании чуждо Иову и его друзьям. Иов убежден, что со смертью все кончается. Когда люди умирают, то они уже «до скончания небес не пробудятся и не воспрянут от сна своего».

Так же отвергает Иов и другие традиционные объяснения того, что он наказан по справедливости. Наконец, доводы друзей выводят Иова из себя. И он без обиняков обрушивается на самого Бога, обвиняет Его в несправедливости!

«Ты сделался жестоким ко мне, — упрекает Бога Иов, — Ты выискиваешь грех мой, хотя знаешь, что я невиновен». Богобоязненный Иов идет на дерзость, но ведь речь идет о справедливости!

И более того, возмущенный Иов обращает внимание на несправедливость, допущенную не только по отношению к нему, но и ко многим другим. И вообще, на несправедливость в мире. Иову совершенно непонятно поведение Бога. Где же его справедливость, воспетая пророками?

По словам Иова Бог ведет себя как капризный и жестокий тиран, злодей и покровитель злодеев. Рисуя мрачные картины страданий невинных людей, находящихся во власти злодеев, Иов прямо указывает на виновника: Это Бог! «Если не он, то кто же?» Он «смеется отчаянию невинных».

Обращения Иова к Богу лишены всякого пиетета и почти-тельности, напротив, полны гневных обвинений. Защищая свою правоту, Иов нисколько не стесняется в выражениях: Бог у него — точно злодей, напавший на свою жертву, «скрежещет зубами», хватает и бьет людей и т.п.

«Ну, — обращается Иов к друзьям, — наставьте меня и я замолчу, и в чем я ошибся, объясните мне. Вот я приготовил мое дело к суду. Я знаю, что я прав! Кто найдется, чтобы оспорить меня?»

«О, если б я знал, как найти Его, пошел бы я к жилищу Его, изложил бы перед Ним судебное дело мое. Я узнал бы, что Он ответит мне и понял бы, что Он скажет мне. …Но Он избегает встречи cо мной, скрывается, зная что, если бы испытал меня, я б как золото вышел.»

Иов готов на все. Он опасается только, как бы его не охва-тил ужас при виде Бога. «И пусть ужас его не страшит меня, тогда я скажу, не боясь его, что он не таков со мной, как должно.» «Вот мое последнее слово: Пусть Господь отве-тит мне!»

И тут зазвучал голос Бога:

«Кто этот, омрачающий замысел словами без разумения?

Я буду спрашивать тебя, а ты объясняй мне.

— Где ты был, когда я заложил основания земли?

— Кто заградил воротами море, когда оно, вырвавшись из утробы, вышло?

— Приказывал ли ты утру? Сообщал ли заре ее место?

— Доходил ли ты до источников моря и по дну океана ходил ли?

— Открывались ли для тебя врата смерти?

— Пошлешь ли молнии, и пойдут ли они и скажут тебе: «вот мы»?

— Ты ли дал коню его мощь и облек его шею гривой?

— Твоим ли умом летает сокол и простирает крылья свои на юг?

— Будешь ли спорить с Богом, хулитель? Обличающий Бога пусть ответит на это».

Обратите внимание, Бог даже не отвечает на главный вопрос Иова, почему он допускает беззаконие и несправедливость. Не касается основного вопроса, затронутого в споре Иова с друзьями — о причине зла в мире. Бог просто показывает Иову, что есть вещи, непостижимые человеком, недоступные его разуму.

И Иов это понял:

«Вот я ничтожен, что отвечу Тебе. Руку мою кладу на уста мои. Один раз я говорил и больше не буду отвечать… Потому и говорил я, что не понимал о вещах непостижимых для меня, что я не знал. И поэтому отре-каюсь я и раскаиваюсь в прахе и пепле».

По сути дела, Иов, отвергнув традиционные доводы друзей в пользу оправдания Бога, предложил свою концепцию — непостижимости Божьих замыслов и Божьих путей. И тем оправдал Бога.

Такова, в основном, общепринятая трактовка книги Иова.

Но возможны и другие достаточно убедительные взгляды.

Таковы еще одни выдержки из примечаний Л.С.Черняка на полях моей рукописи.

«В Танахе (Священном писании, M.Г.) нет понятия всеведения и всемогущества. Эти понятия пришли с неоплатоническим (2 век н.э.) понятием абсолюта из греческой философии. Сомнения и мучительство ради «проверки» — не новая тема, появляюшаяся только в Иове, но сквозная для Танаха. (Сравни жертвоприношение Ицхака).

Примирение Иова не есть философское успокоение, основанное на открытии оппозиции конечного и бесконечного разумов, а снятие этой оппозиции приня-тием Божества страдающего (отвечающего на вопль страдающего человека).

Сам же Иов не предлагает никакой концепции. Он лишь утверждает, и никогда от этого утверждения не отказывается, что у невинного страдания нет оправдания. Но это и есть признание власти Б-га. Пусть страдания невинного включены в Его планы. Ну так к черту эти планы!

Как скажет за Иова Иван Карамазов, «Я возвращаю свой билет».

Но Иов и Иван кричат не просто от боли (как может скулить и собака), а от невыносимой неоправданности боли. Оба требуют абсолютной справедливости и не согласны ни на что ее променять. Она и есть для них смысл бытия. Она и есть их Б-г. Самое их отвержение Божественной бухгалтерии есть принятие Б-га живого. Б-га ужасного и страдающего, духа живой справедливости.

Иов не может не вопить к Нему о несправедливости своей боли. А Он не может не ответить Иову своим воплем. Он так и отвечает воплем.

Зачем нам обманывать себя ссылкой на Его непостижимые планы, если книга говорит нам явно, что Им руководило — ревность, боль и страх одиночества. Он так же боится быть покинутым нами, как мы боимся быть покинутыми Им».

И Иов, и Экклезиаст смиряют гордыню, прийдя к мысли, что есть нечто недоступное человеческому разуму, но оба признают право человека на сомнение, на поиск истины.

Примечание Черняка: Иов смиряет не свою гордыню, а гордыню Б-га, заставив Его явиться с объяснениями. А Когелет — сама гордость — все суета»).

Книги Священного писания отбирались и канонизировались в первом и во втором веке нашей эры. Предполагалось, что Книги были вдохновлены Всевышним. Очевидно, уже в то время среди ученых, голосами которых производился отбор книг, было много сводобомыслящих мудрецов. Книги отбирались и оценивались со всей тщательностью и строгостью. Например, книга Эсфири (читаемая на праздник Пурим во всех синагогах), вызвала очень много споров и была принята самой последней перед окончанием формирования состава Священного писания. А книги Макковеев, историческая и этическая ценность которых неоспорима, были отвергнуты (кстати, через несколько сот лет книги Макковеев были канонизированы христианской церковью).

Впоследствии мудрецы, говоря о сюжетах Священного писания, часто прибегали к спасительной фразе: «если бы это не было черным по белому написано в Библии, невозможно было бы сказать такое».

Добро бы такими человеческими чертами Всевышний наделялся только в Писаниях. Но и по Торе Господь подвержен чисто человеческим эмоциям — он огорчается и радуется, глубоко скорбит и гневается, соболезнует людям и глубоко разочаровывается в них.

Как современному человеку реагировать на Катастрофу? Как сопоставить Его справедливость и милосердие с шестью миллионами погибших невинно?

Послушаем другого Иова, нашего современника.

…На развалинах последнего оплота восстания варшавского гетто нашли завещание раби Иоселя Раковера.

Вот отрывок из него:

«Когда я с женой и детьми — их было шестеро — скрывался в лесах, ночь, только ночь укрывала нас; день же выдавал нас в руки преследователей. Разве забыть мне тот немецкий огненный град, падавший на головы тысяч беженцев по дороге из Гродно в Варшаву? С восходом солнца поднялись в воздух самолеты и в течение целого дня сеяли смерть. Там погибла моя жена с моим семимесячным птенцом на руках, а двое из оставшихся пятерых детей потерялись в тот день. Трое уцелевших детей погибли в Варшавском гетто.

Теперь наступает мой час. Подобно Иову я мог бы сказать о себе: «Нагим я вышел из чрева матери моей, и нагим возвращаюсь я туда». И эти слова отозвались бы тысячеголосым эхом. Мне сорок лет, и, оглядываясь на прожитые годы, я утверждаюсь в уверенности (в той мере, в какой человек может быть уверенным в себе), что жил честно. Удача сопутствовала мне в жизни, но я никогда не кичился этим. Дом мой был открыт для всех нуждающихся, и я был рад делать людям добро. Я поклонялся Богу восторженно и просил у Него только одного: чтобы дал мне служить Ему «всем сердцем твоим, всею душою твоею и всею силой твоей». После всего пережитого мною я не могу утверждать, что мое отношение к Богу не изменилось, но я знаю, что моя вера осталась неизменной. Раньше, в добрые времена, я относился к Нему, как к тому, кто неустанно осыпает меня своими благодеяниями, я же всегда оставался в долгу перед Ним. Теперь я отношусь к Нему, как к тому, кто и мне что-то должен. Поэтому я полагаю, что имею право требовать от Него. Но я не говорю, как Иов: «Объяви мне, за что Ты со мною борешься». Те, кто выше и лучше меня, убеждены, что это не наказание за грехи и что происходит в мире нечто, ни с чем не сравнимое — час сокрытия лица.

Бог сокрыл Свое лицо от мира и тем самым принес людей в жертву их диким инстинктам…

В нынешнем положении я, разумеется, не жду чудес и не прошу Бога сжалиться надо мной. Я не буду пытаться спастись и бежать отсюда… У меня осталось еще три бутылки с бензином после того, как несколько десятков таких бутылок израсходованы на врагов… Когда я вылью на себя содержимое одной бутылки, я положу в нее бумагу, на которой я пишу теперь, и спрячу между кирпичами…. И если когда-нибудь кто-нибудь найдет ее и прочтет, быть может, он поймет чувства еврея, который умер, покинутый Богом, в Которого он так верит…

Я верю в Бога Израиля, хотя Он сделал все, чтобы в Него не верили. Я верю в Его законы, даже если не могу найти объяснение для Его деяний. Мое отношение к Нему больше не отношение раба к своему господину, а отношение ученика к учителю. Я склоняю голову перед Его величием, но не буду целовать палку, которой он подвергает меня наказанию…»

А вот какими словами упрекает Всевышнего в Его неоправданной жестокости и в суетности жизни человека величайший из пророков Моисей:

«…От гнева твоего мы изнемогаем, ярость твоя потрясает нас.Все наши дни проходят под негодованием Твоим; и проходят наши годы подобно вздоху. Годы наши ограничил Ты 70 годами, от силы — 80 лет. И то, по большей частью они суета и пустота, — ибо чуть подготовлено что, а мы умираем. Кто же знает, насколько силен гнев Твой, если ярость Твоя соответствует страху перед Тобой. Научи нас, как рассчитывать дни наши и мы приобретем сердце мудрое. Обратись к нам, Господь. Доколе? Умилосердись над нами…»

Можно привести еще много примеров, которыми иудаизм подтверждает, что со Всевышним можно и спорить, и упрекать его, и сомневаться в его справедливости, если это делается искренне, в поисках истины. Достаточно вспомнить хотя бы, как Авраам препирается с Богом:

«Как это Ты собираешься вместе с неправедниками уничтожить и праведников (в Содоме и Гоморре), сделать нечто неморальное, то, что не подходит Тебе!? Т.е., собираешься поступить не по закону!»

И если те, для кого я пишу, критически и с сомнением относятся к провозглашаемым истинам вообще и к некото-рым истинам иудаизма — в частности, это достойно уважения и поощрения. Этому пути следовали самые уважаемые еврейские умы.

Но скептическое отношение к отдельным положениям не должно приводить к отказу от дальнейших попыток понять, в чем же суть иудаизма и, возможно, согласиться со многим.

Иудаизм дает право сомневаться в его истинах. Сомнения — путь к более глубокому познанию иудаизма, а не к его отвержению.

Продолжение
Print Friendly, PDF & Email

5 комментариев для “Марк Гинзбург: До, После, Над. Ушедший век глазами бакинского еврея, или О быстротекущей жизни и вечных ценностях. Продолжение

  1. В частном письме меня попросили откликнуться на этот текст. Книги Экклезиаста и Иова комментировались бесчисленное число раз. И каждый раз комметарии кончались вопросами. Интересно и важно то, что при всей проблематичности для верующего содержания этих книг, они сохранились в традиции веры поколений верующих, что обессмысливает квалификации религии как царства догматизма и бездумья и что обнаруживает бессмысленность таких комментариев, как комментарий на эту статью Л. Б.Шейнина.

    И замечание Ю. Ноткина: «Хотелось бы узнать, что ближе к первоисточнику- книге Екклесиаст. Однако в любом случае не стоит повторять из века в век слова, не пытаясь их осмыслить», вызывает недоумение. Близость к первоисточнику здесь не может быть измерена никаким лингвистическим анализом, ибо мы не можем поставить себя в языковую среду тех, кто записал эти слова изначально. Близость к первоисточнику здесь может означать только близость к восприятию этих слов верующими, переживающими проблемы свой жизни через чтение и обсуждение между собой смысла Писания. В разных общинах результат может различаться, вот только вопрос о смысле жизни остается общим для них. Уважаемый Юрий привел несколько различных звучаний Еккл.4-4 в англоязычных текстах, не подчеркнув двойную опасность цитирования в данном случае: перевод с иврита на английский и перевод с английского на русский. То, что звучит подобно для верующих на одном языке, может расходиться при переводе на другой и наоборот. Вопрос затуманивается. А ответ на него (не окончательный!) может быть получен только при общении с мудрецами той или иной общины. А для них то, что звучит туманно для уважаемого Юрия, как, например, «томление духа», возможно, вполне ясно. Такие тексты нельзя обсуждать сами по себе вне жизни общины, живущей ими. Библеистика и герменевтика сказали много интересного о текстах, но их результаты остаются языковой игрой профессионалов-академиков, релятивистской и умозрительной.

    И что значит: «Однако в любом случае не стоит повторять из века в век слова, не пытаясь их осмыслить». Не соглашаясь с осмыслением (а окончательного и нет), эту претензию можно предъявить всем комментаторам, повторявшим слова из века в век. Не является ли вся статья попыткой напоминания и осмысления книг Экклезиаста и Иова, каждый стих которых является вопросом. Эккл. 4:4 есть только один стих книги, а текст М. Гинзбурга не только об одном стихе. Какое осмысление «томления духа» удовлетворит читателя, читающего книгу как трактат по этике, а не как Священное Писание? Да и какая система религиозного сознания удовлетворит неверующего?

    В тексте Гинзбурга есть озабоченность, вдумчивость, сознание жизненного значения Экклезиаста и Иова. Комментарии Л.С.Черняка интересны и заставляют думать. Последнего ответа на вопросы Экклезиаста и Иова мы не получим, с ними надо жить и отвечать на них в каждой новой конкретной жизненной ситуации вновь и вновь. Текст Гинзбурга, надеюсь, побуждает читателя задуматься, может быть впервые серьезно (особенно в атеистической среде) над Экклезиастом и Иовом и, возможно, обратиться к комментариям мудрецов прошлого. Я написал «серьезно» не случайно. Кто не знает о них по литературе или по картинам в музеях и думает, что «знает» и «понимает». Комментарий М. Гизбурга — тысячный по счету, за ним еще последуют новые тысячи. И тот, кто озабочен их вопросами, будет читать каждый как новое побуждение думать над ними.
    Одно замечание. Автор пишет: «Послушаем другого Иова, нашего современника. …На развалинах последнего оплота восстания варшавского гетто нашли завещание раби Иоселя Раковера». Эти слова могут быть восприняты как ссылка на аутентичный документ-завещание. Но оно есть художественное произведение: «Йосеф Раковер вопрошает Творца», написанное Цви Колитцем в 1946 г. Оно оказалось настолько верным выражением духа иудаизма, включая вопрошания Экклезиаста и Иова, что долгое время воспринималось как аутентичное завещание (к слову, не рабби, а просто еврея). Вместе с тем упоминание его в тексте М. Гинзбурга к месту. Оно углубляет содержание публикации.

    1. «Одно замечание. Автор пишет: «Послушаем другого Иова, нашего современника. …На развалинах последнего оплота восстания варшавского гетто нашли завещание раби Иоселя Раковера». Эти слова могут быть восприняты как ссылка на аутентичный документ-завещание. Но оно есть художественное произведение: «Йосеф Раковер вопрошает Творца», написанное Цви Колитцем в 1946 г. Оно оказалось настолько верным выражением духа иудаизма, включая вопрошания Экклезиаста и Иова, что долгое время воспринималось как аутентичное завещание (к слову, не рабби, а просто еврея). Вместе с тем упоминание его в тексте М. Гинзбурга к месту. Оно углубляет содержание публикации.»
      ::::::::::
      Спасибо, Б.Д., за Ваше замечание. Вы дополнили нечто очень важное, —
      imho — обнаруживается наглядная связь между Иовом (из Танаха) и современным Иовом (Иоселе Раковером), между мучениками всех времён.

  2. Прочитал две главы из работы М.Г. (всего 2, постараюсь наверстать), затем, — про автора, Мастерской: Марк Гинзбург родился в 1927 г. в Баку. Происходит из древнего рода чернобыльских цадиков. В 1953 г. окончил факультет специального приборостроения МЭИ, кандидат технических наук (1963), старший научный сотрудник. В СССР руководил разработкой
    государственных информационных систем. Автор около 100 научных работ и изобретений, нескольких монографий. В США с 1990 г., преподавал в колледжах математику и иудаизм. За циклы лекций в штатах Массачусетс и Нью-Джерси отмечен премией «Корона Торы»…
    ——
    Немного, но, чтобы заинтересoваться, хватило бы и 3-х строчек. А здесь и комментарии уважаемых мною читателей, (в первых главах) и два необычных ком-ия:
    —-
    P.s. Никакие самые расчудесные чудеса в прошлом, настоящем и будущем не
    могут оправдать чудо под названием ХОЛОКОСТ и его творца.
    С уважением В.З.
    ————————
    Шейнин Леонид Борисович
    20 Сентябрь 2016
    Доводы Всевышнего в оправдание несправедливостей на Земле — примерно те же, что у зловредного или неумелого Правителя, обращённые к его критику: «Я занимаюсь делами,о которых ты лаже помыслить не можешь, а ты смеешь судить меня, ?» А чтобы эти слова имели вес, необходимо, чтобы народ знал о делах Правителя КАК МОЖНО МЕНЬШЕ. Что и достигается с помощью Агитпропа, который снабжает народ Без-Дез—Квази- и Микро-информацией.
    lbsjeynin@mail.ru
    ———————
    Глава (Сен 20, 2016, Продолжение) из работы «О быстротекущей жизни и вечных ценностях» рассказывает о двух книгах Священного Писания, книге Экклезиаста и книге Иова. Показалось необычайно интересным:
    «Именно в осознании человеком неизбежности смерти Когелет видит причину мирового зла, разъедающего душу человека. По мысли Экклезиаста, и Зло, и Мудрость порождением своим обязаны одному и тому же — страху смерти, угнездившемуся в сердце человека. Зло углубляет страх смерти, мудрость освобождает от него.
    И Когелет утверждает, что мудрый человек просветлен именно потому, что избавился от пагубы борьбы со смертью и страха перед ней..»
    «И восхвалил я радость, ведь нет ничего лучше для человека под солнцем, чем есть, пить, и радоваться … радоваться своим трудам, ведь это его участь, потому что кто же покажет ему, что будет после него».
    Делай добро, пока еще можешь.
    «Пусти хлеб свой по воде, ибо с течением многих дней найдешь его».
    … «Совершенно другим выглядит Иов. До поры до времени он не обращает внимания на царящую вокруг несправедливость и вообще не задумывается над тайнами бытия.
    Иов — великий праведник, которого Господь одарил всеми возможными благами — богатством, уважением, сыновьями…Источником же трагедии Иова послужили беды, насланные на него с единственной целью — посмотреть, как он поведет себя: останется ли верен Богу или проклянет
    его за мучения.
    Книга Иова — философская дискуссия о Бoгe. В центре спора тот же «проклятый вопрос»: за что зло насылается на невинного человека…»
    Однако, возвращаюсь к двум комментариям, так как и в них содержится какая-то информация «о нашей быстротекущей жизни».
    Первый, коммент уважаемого В.З.- ироничен и содержит — imho- богоборческие элементы, возмущение Холокостом, неприятие, несогласие. Можно понять чувства В.З.
    Второй, где уважаемый Шейнин Леонид Борисович не возмущается, а утверждает, клеймит, обвиняя Всевышнего (в которого, разумеется, не верит), и коварный «Агитпроп, который снабжает народ Без-Дез—Квази- и Микро-информацией.»
    Что тут скажешь? Старался прочесть приведённый Шейниным Леонидом Борисовичем сайт, но последний открывается не просто, надо где-то зарегистрироваться, а мне это ни к чему, предпочитаю оставаться незарегистрированным.
    Работы Марка Гинзбурга читать буду, несмотря на Агитпроп Л.Б.Шейнина, а, м.б., именно из-за евоного Агитпропа.

  3. «И увидел я весъ труд и все усердие, что они — зависть людей, это тоже суета и томление духа».
    ======================================================

    Казалось бы, это фраза мудреца, но она на редкость туманна и сама по себе и содержащееся в ней ни к селу, ни к городу, выражение «томление духа».
    А вот канонический перевод в русскоязычной библии
    «Видел я также, что всякий труд и всякий успех в делах производят взаимную между людьми зависть. И это — суета и томление духа!» Екклесиаст гл.4-4
    Здесь несколько четче само утверждение , но смутным остается это самое «томление духа».
    А вот cовсем иные по смыслу варианты переводов того же в англоязычных библиях изданий разных времен:
    http://biblehub.com/ecclesiastes/4-4.htm
    1. И видел я, что всякий тяжкий труд и всякое достижение происходят от зависти одного лица к другому. И это тоже бессмысленно, погоня за ветром.
    2. Затем наблюдал я, что мотивация к успеху у большинства людей- это их зависть к соседям. Но это так же бессмысленно, как охота за ветром.
    3. И видел я, что всякий труд и всякое умение есть результат соперничества между человеком и его соседом. И это также суета и охота за ветром.
    4. Затем увидел я, что всякий тяжкий труд и достижения происходят от соперничества. Даже это бессмысленно. Это подобно попытке схватить ветер
    Есть еще с десяток вариаций близких к приведенным,как видно причина и следствие в них, по сравнению с вариантом русскоязычной библии, поменялись местами.Может быть в посыле, что зависть, соперничество суть причины достижений и есть определенная доля правды, но вот вывод о бессмыссленности трудов и успехов сомнителен. Что противопоставить этому- безделье? Но строчкой ниже там же утверждается, что безделье само по себе наказание и грех.
    Я наблюдал своими глазами, что в методиках и практике современных американских и ряда копирующих их израильских школ не одобряется выделение успехов учеников и даже само сравнение одних учеников с другими.
    Помилуйте! Если Рафаэль завидовал Леонардо, Страдивари –Амати, Эйнштейн – Ньютону, Бор –Резерфорду, Моцарт – Баху, Булгаков –Гоголю, то , да здравствует такая зависть!Она способствует созиданию и продлению самой Жизни. Суетно лишь пустое тщеславие. Бессмысленна зависть невежества к знанию, лености к умению, безделия к труду, бессмысленно все, что ведет к разрушению, уничтожению, культу Смерти.
    Хотелось бы узнать, что ближе к первоисточнику- книге Екклесиаст. Однако в любом случае не стоит повторять из века в век слова, не пытаясь их осмыслить.

  4. Доводы Всевышнего в оправдание несправедливостей на Земле — примерно те же, что у зловредного или неумелого Правителя, обращённые к его критику: «Я занимаюсь делами,о которых ты лаже помыслить не можешь, а ты смеешь судить меня, ?»
    А чтобы эти слова имели вес, необходимо, чтобы народ знал о делах Правителя КАК МОЖНО МЕНЬШЕ. Что и достигается с помощью Агитпропа, который снабжает народ Без-Дез—Квази- и Микро-информацией.
    lbsjeynin@mail.ru

Добавить комментарий для Aлекс Б. Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.