К столику в углу зала, где сидела компания молодых людей и девушек, подошел официант с двумя, как мне показалось вначале, толстыми веревками, зажатыми в руке. В следующее мгновение я сообразил, что это вовсе не веревки, а две здоровенные извивающиеся змеюки. Официант держал их за шеи на манер младенца Геракла…

Хай-тек

Отрывки из книги

Юрий Ноткин

Продолжение. Начало

Сколько счетчиков в Китае

Дорогой Читатель, если тебе удается не бросать этот немалый труд и следовать за моим повествованием, скачущим сквозь пеструю чащу экзотических имен и стран, то я должен тебе напомнить, что вместе со мной ты совершаешь путешествие не только в пространстве, но и во времени.

Сейчас, когда я набиваю эти строки на клавиатуре своего достаточно пожилого компьютера, снабженного одной из уже устаревающих операционных систем, которые компания Microsoft обновляет к ужасу пользователей почти ежегодно, за окном вовсю разворачивается XXI век.

В то же время описываемые мной в данный момент события происходили в конце прошлого ХХ века, и меня все время тревожит мысль, а что если дотошный читатель уличит меня в неточности изложения. Ведь в Китае уже выстроен крупнейший в мире аэропорт, а в Гонконге нет никаких проблем с посадочными полосами.

Да в мире за это время довольно многое изменилось, однако в свое оправдание выскажу мнение, что в подлинной истории необходимо следовать за фактами, а не за воображением, и не приспосабливать ушедших в прошлое персонажей и давние события к сегодняшнему дню.

Кроме того я хотел бы заверить читателя, что некоторые вещи сохраняются в масштабах человеческой жизни очень долго и ухитряются пробираться практически неизменными через века. Например, не изменились рецепты приготовления утки по-пекински, ничуть не потемнел лик Великого Кормчего в его великолепной хрустальной гробнице, а самое главное, к настоящему моменту ни на йоту не утратила своей актуальности одна из важных проблем хай-тека — экономия электрической энергии и создание счетчиков, наделенных интеллектом и способностью к передаче информации на большие расстояния.

Те их образцы, которые были разработаны и установлены за истекшие двадцать лет, в том числе и с участием автора, по-прежнему являют собой лишь островки в гигантском океане их собратьев, все так же монотонно накручивающих своими дисками неумолимо возрастающие показания в маленьких окошечках. А сами счетчики, именовавшиеся в то время intelligent-разумные, теперь стали чаще называться smart-хитрые, ловкие, шустрые, что отражает не столько изменение их «хай-тековского» содержания, сколько смену приоритетов в оценках.

Накануне того знаменательного в моей биографии дня, когда я остался один в миллиардном Китае, я перебрался из роскошного International в отель Hua Du. Не спрашивайте меня, что это означает. По некоторым сведениям это переводится на русский как Столица Цветов, однако с полной уверенностью я могу лишь свидетельствовать, что к моменту моего прибытия Hua Du представлял достаточно скромно выглядевшее после International слегка потертое шестиэтажное здание, на крыше которого наряду с иероглифами было начертано “HOTEL HUA DU. WELLCOME TO BEIJING”.

Помимо бесспорного преимущества, заключавшегося в примерно трехкратном снижении оплаты за номер, отель был идеально расположен всего лишь в пяти минутах езды от Международного Выставочного Центра, где мне предстояло демонстрировать наши достижения, и в то же время близко к центру города. Неподалеку был прекрасный парк и протекала река. Как выяснилось несколько позднее, Hua Du отстоял также совсем близко от аэропорта и площади Тяньаньмэнь, которую мне суждено было посетить еще раз.

Не успел я рассовать свои пожитки в поскрипывавшие выдвижные ящики комода и заглянуть в ванную комнату , не блиставшую роскошью отделки, но чистотой своей отвечавшей самым строгим требованиям, как за мной заехал Руби.

Верный своему обещанию познакомить меня с настоящей китайской кухней он поведал, что ему удалось добыть на вечер столик в ресторане (названия я, конечно, не запомнил), куда старожилы заказывают места как минимум за неделю. Был он оживлен и потому, что в этот последний день не только успешно завершил деловую часть нашего визита, включая продление моей визы и смену билетов, но и ухитрился раздобыть небольшую статуэтку Будды Размышляющего из белого нефрита.

В ресторан мы входили сквозь густую толпу жаждущих попасть туда, как сквозь строй. Зал был немного темноват и освещался желтыми фонариками. Столики размещались среди колонн, расписанных золотистыми драконами. Нас встретила девушка в ярком национальном наряде, включавшем нечто, что я назвал бы скорее кафтаном, чем халатом, расшитым золотом по пурпурному полю, с широкими рукавами, голубым шейным бантом-шарфом и немыслимым для описания головным убором того же пурпурного цвета. Любезно откликнувшись на просьбу Руби сфотографироваться с нами, она уступила затем место официантам во вполне современных черно-белых одеждах.

Каждое из подаваемых многочисленных и разнообразных яств и специй Руби сопровождал кратким комментарием. Все было вкусно по-особому. Запивая все новые и новые блюда светлым местным пивом, я под руководством шефа почти овладел искусством орудовать палочками, когда неожиданно для меня наступила кульминация этого незабываемого вечера.

К столику в углу зала, где сидела компания молодых людей и девушек, подошел официант с двумя, как мне показалось вначале, толстыми веревками, зажатыми в руке. В следующее мгновение я сообразил, что это вовсе не веревки, а две здоровенные извивающиеся змеюки. Официант держал их за шеи на манер младенца Геракла, сидевшего в своей колыбельке, с картинки из любимой мною в детстве книжки «Мифы древней Греции».

Молодежь за столиком радостно встретила его появление и принялась что-то оживленно с ним обсуждать. Замерев, я исподволь взглянул на Руби, невозмутимо наблюдавшим за этой картиной, и вновь перевел взгляд в угол. В этот момент официант достал нож, молниеносными движениями отсек одну за другой головы и стал сливать кровь в специально подставленный сосуд. Я отвернулся и встретил сочувствующий взгляд моего начальника:

— Я вижу, что ты не очень хочешь попробовать суп с змеиной кровью?

Я покачал головой из стороны в сторону. Шеф не стал настаивать и дал знак официанту, чтобы нам принесли счет. В лобби Hua Du мы с Руби сердечно простились и пожелали друг другу удачи.

Через день утром за мной заехал Чжао и мы поехали в выставочный центр проверить, как идет установка нашего павильона. Чжао снабдил меня пропуском с моей фотографией в окружении иероглифов. Миновав благополучно многоступенчатую охрану, мы прошли внутрь. Огромный зал напоминал самолетный ангар. Внутри него ловко лавировали автокары, управляемые молодыми водителями в синих комбинезонах, воздвигались перегородки, постукивали молотки, жужжали дрели — шла к концу обычная предвыставочная работа, которая неискушенному глазу могла бы показаться суетой, однако на самом деле происходила по строго намеченному плану.

Мы разыскали свой квадратик по номеру с иероглифом и увидели наш стенд украшенный логотипами СОММЕТ, CSSD, Бэйджинского института исследования эффективности энергии, а также флажками трех стран. Наше компакт-демо было аккуратно вписано по центру стенда, в стороне от него была укреплена маленькая полочка с мышкой и клавиатурой скрытого за передней панелью компьютера, дисплей которого располагался в верхней части стенда.

Все было сделано точно по эскизам, которые я набросал по окончании второй презентации в институте по просьбе миссис Чанг, не перестававшей сиять и расточать нам с Руби комплименты по поводу нашего любезного согласия оставить представителя для участия в выставке.

За передней панелью стенда было выделено крохотное пространство, в котором помимо компьютера, концентратора, электрических колодок, кабелей умещался стул и столик с тумбочкой. Примерившись к стенду и убедившись, что оперируя мышкой или клавиатурой, я не буду заслонять ни счетчики, ни дисплей, я проверил функционирование нашей аппаратуры и удовлетворенно кивнул внимательно наблюдавшему за мной Чжао -сотрудники института поработали на славу. Вслед за этим мы совершили краткий тур по территории выставки.

Большинство павильонов были готовы к завтрашнему открытию. Часть из них была занавешена, так что видны были лишь названия производителей, кое-где еще шли завершающие работы.

Выставка была огромна, а ее общая структура и принцип расположения экспозиций участвующих в ней производителей счетчиков были для меня столь же загадочны, как и все в этой фантастической стране. Следуя лабиринтом проходов между павильонами, я с большим напряжением пытался ухватить хотя бы главную часть из пояснений Чжао. Не понимая отдельных слов, особенно когда речь шла о географических названиях, я кивал, не переспрашивая, и старался не упустить основную нить.

Китай того времени насчитывал около двадцати провинций, ряд муниципальных округов, автономных районов и два особых района — бывший британский Гонконг и бывшее португальское Макао. Часть провинций по площади превосходили такие европейские страны как Греция или Венгрия, иные же количеством населения оставляли позади Мексику, Германию, Францию или Канаду.

Важным отличием провинций от других административных единиц был тот факт, что во главе каждой из них стоял Провинциальный Первый Секретарь Коммунистической партии. Исключение здесь составлял Тайвань, который неизменно числился в списках провинций материкового Китая, но не торопился с учреждением коммунистической партии и более того упрямо считал себя независимым государством.

Неслабые были тут и муниципальные округа, из которых Пекинский был отнюдь не самым большим. Конечно, я слышал и ранее о таких мегаполисах как Шанхай или Кантон, но далеко не всегда угадывал их имена в произношении Чжао и уж подавно, не пытался запомнить, кто из них представлял собой самостоятельную административную единицу-муниципальный округ, а кто являлся столицей провинции.

Но вот о самом большом из таких гигантских городов-округов с двадцатью с лишним миллионами населения Чжао рассказывал особенно подробно. Он упомянул, что в течение войны с Японией в этот город даже была перенесена столица Китая. Он трижды повторил его название, но я так и не сумел его воспроизвести. В голове осталось что-то вроде Чуингуам и лишь много позже, роясь в справочной литературе о Китае, я по многим признакам установил, что этот город по-русски называется Чунцин.

В полуха я слушал об автономных районах подобных Тибету или Внутренней Монголии, где проживали десятки этнических меньшинств Китая. В уме я прикидывал, что вряд ли мне доведется оказаться там в ближайшее время.

Ну а что касается упомянутого уже особого района Китая-Гонконга численностью населения примерно равного израильскому, но ухитрявшемуся разместить его на ещё меньшей территории, то я со вниманием выслушал слова Чжао, что руководство Китая старается оставить неизменной его открытость окружающему миру — и людям и капиталам.

Мы совершили почти круг по выставке. Голова моя пухла от усилий уследить за речью Чжао, от все новых и новых географических имен, от цифр, а шея побаливала от утвердительных кивков, которые должны были выразить мое внимание и понимание.

Зато теперь я хорошо понимал, почему так негодовал Джозеф по поводу нашей с Руби нерасторопности и непонимания всей важности налаживания связей с Китаем для нашего проекта. Население этой страна недавно перевалило за миллиардную отметку, она стремительно развивала свою экономику и в первую очередь интересовалась высокими технологиями. Если рассматривать ее в качестве рынка для последних, то она выглядела как Эльдорадо для ранних завоевателей Южной Америки или по крайней мере как Клондайк, для более поздних покорителей Американского Севера.

Однако уже в конце моей командировки я начал смутно догадываться, что здесь все совсем не так просто, а со временем, много позже, об этом стали говорить у нас все и во весь голос. Новый Китай вовсе не собирался превращаться в рынок для продажи продуктов окружающего мира. Более того он собирался превратить весь окружающий мир в рынок для продуктов Китая. Поэтому он охотно закупал новую продукцию, содержащую высокие технологии, но лишь с одной единственной целью — как можно быстрее ее освоить и затем начать ее производить, если возможно самостоятельно, ну а если нет, то совместно с разработчиком, по крайней мере, на первых порах.

Уже на обратном пути к нашему павильону, правда с тыльной стороны, я скользнул уставшим взглядом по одному из занавешенных стендов и вначале прошел мимо, но затем что-то заставило меня обернуться. На самом верху привлекшего мое внимание стенда красовался наш сине-белый флаг с шестиугольной звездой Давида и виднелось чуть прикрытое название фирмы COLMETRIC. Сомнений не было, наш отечественный конкурент и по слухам недоброжелатель шёл ноздря в ноздрю с нами на китайском поле! Этого только не хватало.

Я заговорил о чём-то, стараясь отвлечь Чжао, и расслабился только тогда, когда, обогнув опасный угол, мы снова подошли к нашему павильону, который как-раз занавешивали рабочие выставки. Постояв недолго, мы направились к выходу

Просто я работаю стендистом

Довольно быстро я привык к людскому потоку, протекавшему плавно вокруг нашего стенда. Время от времени около него стопорили более или менее заинтересованные посетители. Наиболее любознательные останавливались и задавали вопросы. Мне казалось, что я выделяю из их речи наиболее часто звуки «хо» и «ци».

Рядом со мной практически постоянно пребывали выделенные мне в помощь из института Дэй и Ронг. Чаще всего, они отвечали сами и протягивали наш скромный проспектик с кратким описанием на английском на одной стороне и китайским — на другой. В конце Ронг награждал слушателя институтской визиткой, а я с неизменной протокольной улыбкой присоединял к ней свою карточку. Рассыпавшись серией благодарных «хо» и «ци», посетители уступали место следуюшим.

В отдельных случаях наиболее продвинутые визитеры не унимались и задавали все новые и новые вопросы. Дэй делал плавный жест и кивал в мою сторону и я вооруженный указкой, то постукивая ей по счетчикам, то направляя ее на дисплей излагал на английском. Слушатели почти все время понятливо кивали, но Ронг или Дэй по каким-то неуловимым для меня признаком мгновенно улавливали, когда надо было подключиться и перевести слово или фразу.

С неизменным успехом проходила процедура сравнения медленно ползущих показаний реальных и отображаемых на экране счетчиков, а также демонстрация возможностей дистанционного включения и выключения представляющих нагрузку лампочек, с помощью мышки или нажатия клавиши.

К началу второго дня мы с моими помощниками отработали супер-компактную версию презентации, которую оба они под моим наблюдением и редкими добавлениями начали исполнять вполне самостоятельно, поэтому к вечеру я уже позволял себе все более долгие отлучки от нашего стенда с тем чтобы осмотреть выставку.

Теперь все занавески были сдернуты. Никогда ранее я бы не мог подумать, что может существовать такое разнообразие электрических счетчиков в одной отдельно взятой стране, даже с таким количеством провинций, районов и прочих административных единиц, о которых мне так подробно рассказывал Чжао.

Мне казалось, что я не вижу двух одинаковых по конструкции и внешнему виду приборов даже среди тех образцов, которые были предназначены для одного и того же номинального тока нагрузки и напряжения. Это не говоря уже о том, что на стендах присутствовали не только квартирные однофазные, но и коммерческие, и промышленные трехфазные счетчики. Среди них были традиционные электромеханические, новомодные электронные и их самые разнообразные гибриды. Их иногда достаточно миниатюрные, а иногда и весьма внушительные размерами разноцветные корпуса были выполнены из разных материалов от матово черных бакелитовых и металлических до абсолютно прозрачных пластмассовых, через которые можно было рассмотреть каждый винтик.

Каждый новый день при первой же возможности я обходил стенды по многу раз, собирал визитки и проспекты, стараясь выудить те, на которых среди живописных иероглифов можно было выделить кроме номеров телефонов и факсов еще и написанные латиницей типы представленных образцов, названия и адреса предприятий.

Спохватившись, я возвращался к нашему павильону, ревниво проверял, уменьшается ли стопка проспектов, не обходят ли наш стенд посетители, радовался, когда заставал Дэя или Ронга среди группы слушателей. Я присоединялся, вставлял реплики, обозначал свое присутствие и снова двигался в обход.

С двенадцати до часа, приток посетителей останавливался и на выставке начинался обеденный перерыв. Около нас, как в самолете, останавливалась тележка и мы снимали с нее аккуратно закрытые фольгой почти горячие на ощупь пластмассовые коробки с едой. Чаще всего там были рис, зелень и кусочки мяса. Естественно к коробке был приклеен маленький сверточек с салфеткой и …палочками. Я старался выбрать закуток поукромнее, дабы не смущать окружающих своим искусством владения этими нехитрыми, по их мнению, инструментами.

На третий день я подошел к стенду израильской фирмы COLMETRIC, поздоровался, протянул свою визитку и любезно осведомился на иврите, как идут дела. По той сдержанности, если не сказать холодности, с которой я был встречен, нетрудно было догадаться, что соотечественник был заранее осведомлен о нашем присутствии на выставке и этот факт не вызывал у него большого восторга. Покрутившись с вежливо заинтересованным видом и окинув глазом образцы представленных изделий, я взял с разрешения коллеги проспект фирмы из стопки и, выразив встреченную без особого энтузиазма уверенность в том, что мы еще, конечно встретимся и поговорим, ретировался.

В конце дня у выхода нас, как всегда встречал Чжао. Поинтересовавшись, не устал ли я и не голоден ли, он спросил меня, не желаю ли я немного прогуляться через парк. Погода стояла ласковая, солнечная, но не жаркая, и я с удовольствием принял его предложение. Препоручив институтскую машину Дэю и Ронгу и попросив их, как я догадался, ехать к моему отелю и там ждать нашего прихода, он сделал рукой приглашающий жест и я последовал за ним.

Парк был почти пустой в этот час. Через вытянутый, длинный пруд были перекинуты горбатые мостики с перилами. По воде, синхронно изгибая шеи, плыла пара лебедей. Некоторое время мы шли молча. Чжао давно было известно, что гражданином Израиля я являюсь всего лишь три года, а до этого вся моя жизнь проходила в Советском Союзе. Я в свою очередь знал, что мой спутник заканчивал Политехнический университет в Пекине, а свой отменный английский приобрел не где-нибудь, а в Принстоне, куда попал на двухгодичную стажировку в числе пяти счастливчиков из выпускников Пекинских вузов в 1990г.

Наконец, я задал давно вертевшийся на языке вопрос:

— Скажи, Чжао, как так получилось, что в Китае хоть и редко, но еще кой-где можно увидеть портреты Мао, а вокруг все так изменилось — взять хотя бы эту выставку счетчиков?

— Я не знаю, что Вам известно о Китае и с каким временем Вы сравниваете,— медленно начал Чжао, — я родился в 1968 году. Моего отца, инженера-механика. выслали из Бэйджинга на трудовое перевоспитание в маленькую деревушку и там он встретил мою мать. Из своего раннего детства я помню, что нам всегда не хватало еды. В 1976 г умер Мао, наша семья переехала в Бэйджинг, отец вернулся на завод, а я пошел в школу. Мы еще учили наизусть цитаты из Мао Цзедуна, но в Китае постепенно многое стало меняться и отец говорил, что самый главный человек в стране, это Дэн Сяопин.

— Ты прости моё невежество, — почти перебил я Чжао, — я уже не раз слышал о нем, но кто такой этот Дэн Сяопин, откуда он взялся и где он сейчас?

— Вы можете не извиняться, — вежливо возразил Чжао, — даже многие китайцы мало что знают о Дэне. Его портреты почти нигде не вывешивались. Он занимал важные посты и в партии, и в армии, и в правительстве, но чаще всего был заместителем какого— нибудь первого лица. Дэн жив и сейчас, но почти отошел от дел, ведь он почти ровесник века и ему уже девяносто два года. Вы наверно удивитесь, но я и сам хорошо знаю его биографию лишь потому, что посещал в Америке специальный курс «Экономика, социология и политология Китая».

— Расскажи, если можно о нем немного,— попросил я.

— «У него была интересная и сложная жизнь,— оживился Чжао,— в 1919 г, пятнадцатилетним мальчишкой он попал самым молодым в группу китайской молодежи из 80 человек, отправленную во Францию в третьем классе небольшого парохода, по программе «учеба-труд», сейчас есть нечто похожее, называемое «трудовой семестр». Перед отъездом отец спросил Дэна, хорошо ли он понимает, зачем едет во Францию. И он ответил « Я еду, чтобы привезти оттуда знания и достижения Запада и спасти Китай».

Правда много учиться ему там не довелось. В основном приходилось работать на очень тяжелой работе, чтобы как-то сводить концы с концами. Там, работая на заводах Рено, он познакомился с идеями марксизма и увлекся ими. Там он познакомился с Чжоу Эньлаем, который был старше его, происходил из гораздо более состоятельной семьи, ездил по всем университетам Европы и тоже увлекался идеями марксизма.

Дэн вступил в одну из ячеек зарождавшейся коммунистической партии Китая, участвовал в нелегальной деятельности, был в конце концов выслан из Франции и попал в 1926 г в Советский Союз. Здесь он немного поучился в институте имени Сунь Янсена вместе с сыном Чан Кайши. Тогда они конечно не подозревали, что одному из них предстоит стать фактическим руководителем континентального Китая, а второму-главой правительства островной Китайской республики Тайвань.»

Я слушал, не перебивая, удивляясь, как причудливо переплетались известные мне с юности имена китайских деятелей, которые я за исключением разве что Дэн Сяопина, слышал с юности. Часть из них подтверждала лозунг «русский с китайцем братья навек», другие были постоянными объектами карикатур Бор.Ефимова и Кукрыниксов.Я слушал и ждал, когда же в этой истории появится Мао.

-В 1927 г Дэн вернулся в Китай, страна была разделена на два больших лагеря— с одной стороны Гоминдан, который после смерти Сунь Янсена возглавил Чан Кайши, с другой— на Севере страны возникла первая Советская Китайская республика , в которой все большую роль играли идеи Мао Цзедуна.

Коминтерн, а точнее СССР поддерживал Чан Кайши, считая, что он опирается на городской пролетариат, а мало кому известный Мао является уклонистом и делает ставку на крестьян. В помощь Гоминдану был направлен военным советником маршал Блюхер. Но Дэн после некоторых колебаний присоединился к Мао и участвовал в Великом Походе, когда спасаясь от войск Гоминдана, северяне с огромным трудом уходили через горные районы внутреннего Китая. Большая часть участников этого похода погибла, а среди выживших укрепилась единоличная власть Мао Цзедуна. Дэн числился среди его верных соратников и первых военных советников.

— Значит, Дэн все-таки поддерживал идеи Мао Цзедуна? — не выдержав, вставил я.

— Внешне да, -согласился Чжао, — но внутри он всегда видел свой особый путь. Он считал, что если победит Гоминдан, то страна будет зависимой от СССР или от Запада, а ему хотелось, чтобы Китай взял все лучшее отовсюду и стал самостоятельной великой державой, идущей своей дорогой. Он не стал марксистом. Он был националистом еще большим, чем гоминдановцы, но тогда, в то смутное время ему было скорее по дороге с Мао, чем с Чан Кайши.

Ну а потом напали японцы, тут уже было не до гражданской войны. Пришлось коммунистам объединиться с гоминдановцами. Потом кончилась вторая мировая война. Японцев разгромили. Дэн Сяопин был рядом с Мао Цзедуном, когда 1 Октября 1949 впервые был поднят флаг Китайской Народной Республики. Он осуществлял политическое руководство в армии, освобождавшей юг страны от остатков гоминдановских приверженцев, он обеспечил присоединение Тибета, он был проводником идей Мао и борцом с буржуазией и капиталистами почти до самого периода «большого скачка». Ну а дальше..

Здесь мы подошли к отелю Hua Du, где нас уже ждали Дэй и Ронг, и простились до завтра.

Продолжение