Михаил Ривкин: Йом Кипур — мера суда и мера милосердия

Loading

Каждый должен видеть перед собой эти колеблющиеся в равновесии весы, на одной чаше которых собраны все злые дела, совершённые людьми, а на другой — всв добрые. И в зависимости от своего одного-единственного поступка человек может склонить чашу либо в ту, либо в другую сторону.

Йом Кипур — мера суда и мера милосердия

Михаил Ривкин

Когда в Иерусалиме существовал Храм, Йом Кипур был поистине «самый длинный день в году». Жертвоприношения начинались ещё до восхода солнца и продолжались в течение всего дня. Всего приносилось пятнадцать различных жертвоприношений и трижды совершалось воскурение благовоний. Никогда в другие дни года внешний предел Храма, Азара, не был так плотно заполнен народом. Люди стояли двенадцать часов на ногах, без еды и без питья, босиком, не облегчая телесного дискомфорта даже омовением и умащением. И всё это время они не сводили восторженных и тревожных взоров с одного человека — с Коэн Гадоль. Ибо, в отличие от всех остальных дней года, только он мог в этот день совершать жертвоприношения и воскурения. Коэн Гадоль был тем духовным фокусом, где пересекались десятки тысяч силовых линий, От правильного выполнения им всех обрядов зависела судьба всего народа, судьба Израиля. Каждый шаг, каждое движение его было тщательно спланировано и продумано, веками повторялось без изменений. Но даже на фоне этой предельной наряжённости религиозного чувства, когда люди пересохшими губами шептали вслед за Коэн Гадоль слова исповедания — видуй, и громко, в полный голос десять раз произносили «Благословенно Имя славного царствования Его вовеки» простираясь ниц на полу Азара, был один момент, когда у всех буквально замирало дыхание и останавливалось сердце. В этот момент Коэн Гадоль входил в Кодеш Кдошим, чтобы совершить там воскурения. Это был чрезвычайно сложный и детально разработанный ритуал, который требовал от него предельной концентрации внимания и немалой физической ловкости. Он брал обеими руками полную лопатку курений и наполнял ими золотую ложку. Затем брал ложку в одну руку, другой брал противень с раскаленными угольями из внешнего жертвенника и приносил все это в Святая Святых — место, в которое мог заходить только Первосвященник и только в день Йом Кипура. Там он помещал противень между шестами Ковчега со Скрижалями, а во Втором Храме, в котором не было Ковчега, — на «камень основания» (эвен hа-штия). Взяв кончиками пальцев конец ложки, он высыпал курения себе в ладони большим пальцем; это было исключительно трудным действием. Затем он высыпал курения на уголья, на противень, и ждал, пока все помещение не наполнится дымом, и тогда выходил. Именно с этим моментом в Богослужении Йом а-Кипурим связана та аггада, которую по праву считают кратчайгим, но точным выражением главной идеи раввинистического иудаизма. «Как молится Г-сподь Б-г? сказал рабби Зутра бар Тувия со слов Рава: да будет угодно предо Мной, чтобы милосердие Моё совладало с Моим гневом, и чтобы милосердие Моё превысило справедливость мою, и чтобы поступал я с детьми моими по мере милосердия, и не доводил бы их до грани суда. Сказал рабби Ишмаэль бен Элиша: как-то раз зашёл я в святая Святых воскурить благовония перед собой и перед Ним. И увидел Акатриэля Г-спода Цеваота восседающего на Троне высоком и возвышенном. Сказал он мне: Ишмаэль, сын мой, благослови меня! Сказал ему: да будет угодно пред Тобою, чтобы милосердие Твоё превысило справедливость Твою, и чтобы поступал Ты с детьми Твоими по мере милосердия, и не доводил бы их до грани суда. И кивнул Он головой».

Довольно странная перед нами возникает картина: сначала Бог молится, а затем человек благословляет абсолютно теми же самыми словами Бога, к явному его удовольствию. Очевидно, что рабби Ишмаэль вошёл для совершения воскурений именно в Йом Кипур, и этот особый момент времени никоим образом не является случайной деталью. Само имя героя — тоже значащее. Рабби Ишмаэль был Коэн Гадоль в последние годы перед разрушением Второго Храма, причём еврейская традиция сохранила его образ как весьма положительный, в отличие от остальных, кто занимал этот пост в те годы.

Разумеется, не случайно и место: Святая Святых — это место постоянного присутствия Шхины, ощутимого, явленного в нашем человеческом измерении проявления Абсолютного Божества. Каждый раз, когда Коэн Гадоль заходит в Кодеш Кдошим он предстаёт пред лицом Нашего Творца, ощущает с необыкновенной силой и ясностью Его присутствие каждой клеточкой своего тела, напрямую воспринимает Его своим дневным сознанием. Агада лишь немного заострила этот момент Явленного Б-жественно присутствия, сделав его буквально зримым. Орган духовного зрения, который открылся в этот момент у рабби Ишмаэля, дал некое визуальное оформление тому внутреннему ощущению Божественного присутствия, которое было у него всегда сопряжено с вхождением в это место.

Народ, стоящий снаружи, ждёт в эти мгновения благословения от Б-га, того судьбоносного благословения, которое решит судьбу всего Израиля. И вот Господь Бог, вместо того, чтобы благословлять человека, сам просит у него благословения.

Человек вечно недоволен тем, как он живёт, как он себя чувствует, что с ним происходит в этом, земном мире. Человеческому существованию присуща неполнота, несовершенство, ущербность, и человек всегда стремился это восполнить, обращаясь к Б-гу. Но тут мы видим, что действующие лица меняются местами. Б-г, Который Абсолютен, Который Первый и Последний, Начало всех начал и Устремление всех устремлений, просит благословения у своего ничтожного творения. Ему-то чего нехватает? Вдумаемся в слова благословения: да будет угодно пред Тобою, чтобы милосердие Твоё превысило справедливость Твою, и чтобы поступал Ты с детьми Твоими по мере милосердия, и не доводил бы их до грани суда. Разными словами выражена трижды одна и та же идея: Б-г не хочет быть Б-гом суда, он хочет быть Б-гом милосердия И понять эту идею можно, только допустив самое невероятное допущение: Б-г это не нечто абсолютно единое и цельное, в Б-жественном абсолюте присутствуют разные грани, разные ипостаси, разные стороны.

«Сказал рав Аба бар мамал: Сказал ему Пресвятой, будь Он Благословен так: Моё имя хочешь ты знать? Согласно деяниям своим я называюсь: Иногда я называюсь Эль Шаддай, иногда Бог Воинств, иногда Бог, иногда Господь Когда я сужу творения, я называюсь Бог, когда я веду битву против злодеев, я называюсь Б-г Воинств, когда я воздаю человеку за грехи, я называюсь Эль Шаддай, а когда я милую моё мироздание, я называюсь Господь».

Мы видим, что за каждым именем скрывается некая особая грань, особая ипостать. Разумеется, они гармонируют друг с другом, дополняют друг друга, но они не тождественны. Бог, восседающий на престоле Суда — это не совсем то же самое,что Бог, милующий Мироздание.

Гарантом, высшим воплощением и выражением Меры Суда в нашем земном мире является Б-г, точнее, Б-г на престоле суда, именуемый Элохим. И к этому Богу вошёл рабби Ишмаэль (Акатриэль сидит на Всоком престоле — символе суда). Но услышал он нечто непонятное и неожиданное: с ним заговорил Г-сподь, который не хочет судить, который стремится уклониться от Суда. Это — слова Б-га Милостивого, это та грань Б-жественного правления миром, которая называется мерой Милосердия.

И мало того, что и то, и другое — Б-г. Между Мерой суда и мерой Милосердия нет постоянного, раз и навсегда заданного статичного отношения, существуют очень сложные, диалектические отношения, которые по праву можно определить как единство и борьба противоположностей. Одно невозможно без другого, но, всё-таки, мера Милосердия — выше! Она должна возобладать, она стремится и тяготеет к тому, чтобы превозмочь меру Суда. Об этом молится сам Г-сподь Б-г, молится денно и нощно, от начала дней и до скончания дней. Молится, разумеется, самому себе, как очевидно из самой формулы молитвы. Это некий извечный внутренний диалог. Но одной этой молитвы, почему-то, недостаточно! Гигантские весы качаются в неустойчивом равновесии, и ни одна чаша не может перевесить другую. Вечно звучит Б-жественная молитва, и некому на неё ответить. Нужно, чтобы зазвучал ещё один голос, чтобы те же самые слова были сказаны уже во втором лице. И, разумеется, это должно произойти в тот самый день, в том самом месте, где решается судьба Мироздания. Тишрей (его знак — весы) это месяц, когда решается судьба стран и народов. Кому на смерть, кому на жизнь, кому разбогатеть, кому обеднеть, кому двигаться, кому покоится, это решиться сейчас, это — тоже огромные весы. И разумеется, это не должны быть пустые слова! Не только нашу молитву, но и наши добрые дела должны мы положить на чашу весов. Каждый должен видеть перед собой эти колеблющиеся в равновесии весы, на одной чаше которых собраны все злые дела, совершённые людьми, а на другой — всв добрые. И в зависимости от своего одного-единственного поступка человек может склонить чашу либо в ту, либо в другую сторону.

Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “Михаил Ривкин: Йом Кипур — мера суда и мера милосердия

  1. «Каждый должен видеть перед собой эти колеблющиеся в равновесии весы, на одной чаше которых собраны все злые дела, совершённые людьми, а на другой — все добрые».
    —————————————————————-
    Здесь для меня небольшая неясность. Разве судят всех людей вместе, а не каждого человека индивидуально?

Добавить комментарий для Ефим Левертов Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.