Миротвор Шварц: Ошибка президента. Окончание

Loading

Представьте себе трудолюбивого и богобоязненного миссурийца, который в поте лица своего за много лет скопил немного денег и купил на аукционе раба. И что же? Теперь этому рабу достаточно переплыть реку! А что же наш честный рабовладелец? Он безнадежно разорен, ибо возвращать беглеца теперь никто не обязан.

Ошибка президента

Миротвор Шварц

Продолжение рассказа «Особенности национальных выборов»

25 марта, понедельник. 10:00
Вашингтон, Белый Дом, Овальный Кабинет

— Что-нибудь еще, сэр? — спросил Патрик Шеппард, передавая Дугласу «Морнинг Кроникл».

— Нет, спасибо, Патрик, — ответил секретарю Дуглас. — Можете идти.

Усевшись поудобнее, президент разложил газету на столе и углубился в чтение. Однако не прошло и пяти минут, как его отвлекли шаги в коридоре. Эта походка показалась Дугласу знакомой…

— Доброе утро, мистер вице-президент, — подтвердил догадку Дугласа голос Шеппарда из приемной.

— Здравствуйте, Патрик, — отрывисто ответил Гершель Джонсон, после чего вошел в Овальный Кабинет.

Вице-президент был явно не в духе. На его лице, и без того неприятном, легко угадывались гнев и ярость.

— Стивен, вы уже видели? — сказал Джонсон вместо приветствия, указывая на газету.

— Вчерашнюю речь Ейтса? — кивнул головой Дуглас. — Как же, только что прочитал…

— Я не об этом, — отмахнулся Джонсон. — Посмотрите-ка на пятую страницу.

Дуглас пожал плечами и зашуршал страницами. На пятой странице красовалась Конституция Федеративных Штатов Америки, только что принятая в Филадельфии.

— Полюбуйтесь-ка, полюбуйтесь, — ткнул пальцем в газету Джонсон.

Дуглас снова пожал плечами. Насколько он знал, Конституция Федерации была почти полностью списана с Конституции США — ну разве что «Билль о правах» представлял собой не десять дополнительных поправок, а десять оригинальных статей. И, конечно же, о рабстве в Конституции ФША почти не упоминалось — кроме той статьи, где оно категорически и бесповоротно запрещалось.

— Вы сюда, сюда посмотрите, — уточнил Джонсон. — Параграф восемь, статья четыре.

— «Правительство Федеративных Штатов, равно как и правительство какого-либо штата,» — прочел вслух Дуглас, — «не может лишить прав или ограничить в правах кого бы то ни было из-за его расы, национальности, религии или цвета кожи».

— Ну и как вам это нравится? — чуть не взорвался от гнева Джонсон.

— Что ж… — задумчиво сказал Дуглас. — «Все люди созданы равными»… Кажется, так сказано в нашей Декларации Независимости?

— Мало ли что там сказано! — стукнул кулаком по столу Джонсон. — Дать неграм не только свободу, но и равные права? Какая наглость!

— Да, от Линкольна я такого не ожидал, — по-прежнему задумчиво протянул Дуглас. — Эйб, конечно, всегда был аболиционистом, но о равных правах и не заикался. До сих пор, насколько я знаю, он предлагал вернуть освобождаемых рабов в Африку…

— То-то и оно! — воздел руки к небу Джонсон. — Но ведь тогда речь шла о всей Америке. А сейчас — только о Севере. Сколько живет негров в этой самой янковской Федерации? Капля в море, верно? Вышли их в Африку или дай им равные права — никто на самом деле и разницы-то не заметит. А у нас?

— Да, у нас последствия были бы несколько иными, — согласился Дуглас.

— Представьте себе, Стивен, — понизил голос Джонсон, наклонившись к Дугласу, — что нашим неграм не только дали свободу, но и разрешили… — прошептал он, — голосовать. Ну, в Орегоне или Индиане еще ладно, а на Юге, где негров в иных штатах больше половины? Представьте себе черных делегатов от моей родной Джорджии или черного сенатора от Миссисипи. А то и черного губернатора. А то и…

Тут Джонсон в ужасе остановился — и даже прикрыл рот ладонью.

— Да, Гершель, вы правы, — кивнул Дуглас. — У нас этого лучше не делать. По крайней мере, в ближайшие сто лет.

— По мне, так никогда! — резко ответил Джонсон. — Лучше оставить все как есть. Пусть либералы всего мира награждают Линкольна и его чертову Федерацию незаслуженными аплодисментами. Пусть тычут в нас пальцем. Все равно мы лучше знаем, что для нашей страны хорошо, а что плохо. И уж теперь-то никакие аболиционисты в Филадельфии или Бостоне нам не указ.

Немного успокоившись, вице-президент попрошался и ушел. А Дуглас снова принялся перечитывать чикагскую речь иллинойского губернатора.

— Значит, они недовольны именно этим законом, — пробормотал Дуглас, — и именно этим вердиктом…

Он посмотрел на календарь. Времени было мало. Плебисцит в Иллинойсе начинался завтра. Его родной — ну, почти родной — штат был на грани выхода из Союза…

Снова обратиться к Конгрессу? Но сегодня заседания не было, и завтра тоже.

— Чрезвычайные ситуации, — вслух подумал Дуглас, — требуют чрезвычайных мер…

В конце концов, на то он и президент, чтобы руководить.

— Патрик! — позвал Дуглас секретаря. — Принесите мне перо и бумагу…

* * *

26 марта, вторник. 11:00
Филадельфия, Дом Пауэла, Президентский Кабинет

— Поразительно… — покачал головой Линкольн, положив свежий номер газеты обратно на стол.

Временный президент ФША и впрямь был поражен прочитанным.

— Да, такое случается не каждый день, — хмыкнул Уильям Сьюард, государственный секретарь Федерации.

Действительно, президентский указ, изданный вчера Стивеном Дугласом, был совершенно беспрецедентным. Ссылаясь на экстраординарные обстоятельства, президент США обьявлял об отмене как «Закона о беглых рабах», так и вердикта по «Делу Дреда Скотта».

— Неужели он не уважает собственную Конституцию? — возмущенно сказал Линкольн. — Ведь разделение властей — это основа республиканской демократии. Как в США, так и у нас в Федерации. Ведь не может глава исполнительной власти отменять решения, вынесенные властью законодательной. Конечно, есть право «вето», но кто ж это накладывает вето через одиннадцать лет? А отменять решения власти судебной тем более никто не имеет права — ни Президент, ни Конгресс. Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!

— Знаете, Эйб, — смущенно ответил Сьюард, — чья бы корова мычала…

— Какая еще корова? — удивился Линкольн.

— Это такая иностранная идиома, — пояснил Сьюард, — кажется, русская. Я хочу сказать, что не нам с вами критиковать Дугласа за неуважение к Конституции.

— Почему же? — неожиданно резко спросил Линкольн.

— Да потому что мы с вами, Эйб, не так давно возглавили сецессию, то есть выход четырнадцати штатов из Союза. Более неконституционное действие и представить трудно.

— А вот тут-то вы и ошибаетесь! — ответил Линкольн торжествующим тоном. — В Конституции США о сецессии не сказано ни слова. Вы думаете, Уильям, я не проштудировал ее от корки до корки раз двадцать-тридцать, пока разьезжал все эти месяцы по Северу, втайне собирая делегатов Третьего Конгресса? Ни одного слова, ни единой буквочки. Стало быть, ничего мы не нарушили, ибо что не запрещено, то разрешено. Не верите — спросите у Салмона. У него теперь новое звание, более почетное.

Естественно, Линкольн намекал на то, что Салмон Чейз был уже не «генеральным адвокатом сбежавших негров», а Генеральным Прокурором ФША.

— Хорошо, Эйб, — улыбнулся Сьюард, — я поверю вам на слово.

— Конституция священна, — торжественным тоном сказал Честный Эйб. — Я всегда уважал Конституцию США, и точно так же никогда не нарушу Конституцию ФША. Я никогда не уподоблюсь «маленькому гиганту», который явно возомнил себя Наполеоном.

— Чтобы уподобиться Наполеону, одного маленького роста мало, — презрительным тоном сказал Сьюард. — Наполеона народ действительно любил, а не просто слушался из-под палки. А Дугласа не любит никто.

— А за что любить этого самозванца? — злобно усмехнулся Линкольн. — Украл у меня победу на выборах, вот пусть теперь и мучается.

— Да уж, мало ему не покажется, — заметил Сьюард. — Как вы думаете, Эйб, дойдет ли дело до импичмента? Или…

— Или… — задумчиво протянул Линкольн. — Вполне возможно, что «или»…

Оба собеседника замолчали. Каждый из них обдумывал возможное «или».

— С другой стороны, — нарушил молчание Линкольн. — это уже не наши проблемы. У нас теперь есть свое государство.

— Да, это верно, — согласился с президентом Сьюард. — Знаете, Эйб, а ведь я зря вас тогда ругал.

— Когда? — удивленно спросил Линкольн.

— Тогда, в ноябре, в день после выборов. Может быть, оно и к лучшему, что мы тогда проиграли…

Линкольн на секунду задумался.

— Может быть, Уильям, — кивнул он головой. — Может быть…

* * *

28 марта, четверг. 10:00
Монтгомери, штат Алабама. Вокзал

Поезд остановился.

— Монтгомери! — послышался голос кондуктора. — Выходят все, кто едет до Монтгомери!

Люди на перроне заволновались. Следует заметить, что заполнившая перрон толпа состояла не из случайных зевак, а из законодателей штата Алабама, политических деятелей из сопредельных штатов и репортеров местных газет. Все эти люди явно чего-то ожидали.

И вот их ожидания оправдались — из первого вагона вышел Джефферсон Дэвис, сенатор от штата Миссисипи. Вслед за ним появились Джуда Бенджамин, Джеймс Хэммонд, Альберт Браун и несколько других сенаторов.

— Мои собратья-южане! — обратился к собравшимся Дэвис.

Собравшиеся зааплодировали.

— Меня зовут Джефферсон Дэвис, — сказал Дэвис торжественным тоном, хотя его имя и так было всем известно. — Я — бывший сенатор Конгресса Соединенных Штатов.

Часть слушателей удивленно ахнула. Но только часть.

— Вы хотите узнать, почему я употребил слово «бывший»? — с понимающим видом кивнул Дэвис. — Все дело в том, джентльмены, что я больше не могу и не хочу быть членом правительства страны, в которой демократию сменила диктатура. Я не могу находиться в одном городе с тираном, который превратил Конституцию в ничего не значащий клочок бумаги. Я не желаю признавать своим президентом чудовище, которое смеет незаконно посягать на важнейшие законодательные и судебные решения в американской истории!

— Мистер Дэвис! — крикнул один из репортеров. — Является ли ваш демарш…

Договорить репортер не смог — на него тут же зашикали. В самом деле, нельзя же путать торжественную речь с пресс-конференцией.

— На протяжении многих десятитетий, — продолжил Дэвис, — мы, благородные сыны гордого Юга, изо всех сил старались мирно сосуществовать в одном государстве с нашими северными соседями. Будучи добрыми христианами и истыми джентльменами, мы нередко шли на компромисс. Мы терпели запрет на рабовладение в северных штатах. Мы сносили насмешки и оскорбления. Мы даже поддержали на последних выборах не южного джентльмена Брекинриджа, а иллинойца Дугласа. И какой же благодарностью отплатил нам этот презренный янки?

Печально вздохнув, Дэвис тут же ответил на собственный риторический вопрос.

— Узурпатор Дуглас, получивший власть только благодаря Югу, три дня назад фактически отменил священное право каждого южанина на владение собственностью. Теперь ни один из нас, джентльмены, не может быть спокоен за свое имущество. Представьте себе трудолюбивого и богобоязненного миссурийца или кентуккийца, который в поте лица своего за много лет скопил немного денег и купил на аукционе раба. И что же? Теперь этому рабу достаточно переплыть реку, чтобы оказаться в Иллинойсе или Индиане! А что же наш честный рабовладелец? Он безнадежно разорен, ибо возвращать беглеца теперь никто не обязан. А если предавший хозяина раб и вернется обратно, то лишь для того, чтобы посмеяться над беднягой. Ведь раб, ступивший на землю свободного штата, уже больше и не раб — так теперь утверждает диктатор Дуглас! Нет, джентльмены, прав был Линкольн!

Толпа недоуменно загудела.

— Конечно, он был прав далеко не во всем, — успокоил толпу Дэвис. — Но в известной речи, которую Линкольн произнес три года назад в Спрингфилде во время дебатов с Дугласом, он верно заметил, что не может государство быть наполовину свободным, наполовину рабовладельческим. А потому, мои собратья-южане, давайте-ка возьмем пример с Линкольна и его Федерации. Давайте создадим свое государство, в котором никто и никогда не будет угрожать нашему образу жизни, нашей демократии, нашим социальным институтам.

Лицо Дэвиса преобразилось. Теперь он напоминал библейского пророка, чему способствовали и его следующие слова.

— Подобно дальним предкам моего уважаемого коллеги, — Дэвис кивнул в сторону Бенджамина, — которые не могли больше терпеть египетский гнет, мы, южане, также не в силах находиться под пятой Вашингтона. И если этого потребует моя родина, я готов стать тем новым Моисеем, который твердым голосом скажет новому фараону: «Отпусти народ мой!»

Ответом Дэвису были бурные аплодисменты, переходящие в овацию. Пожалуй, так не аплодировали даже настоящему Моисею.

* * *

11 апреля, четверг. 14:00
Филадельфия, Дом Пауэла, Президентский Кабинет

— Заходи, Дик, заходи, — улыбнулся Линкольн старому другу.

— Давно не виделись, Эйб, — протянул Ричард Ейтс руку президенту Федерации.

— Я полагаю, Дик, — хитро прищурился Линкольн, пожимая руку иллинойсского губернатора, — это не просто дружеский визит?

— Правильно полагаешь, — усмехнулся Ейтс. — Я приехал с самой что ни на есть официальной миссией.

— В таком случае, — мгновенно посерьезнел Линкольн, — я к вашим услугам, губернатор. Чем могу служить?

— Мистер президент, — поклонился Ейтс, также с серьезным видом, — согласно результатам плебисцита, правительство штата Иллинойс имеет честь ходатайствовать о принятии Иллинойса в состав Федеративных Штатов Америки.

— Очень хорошо, губернатор, — поклонился Линкольн в ответ. — Ваша просьба будет завтра же рассмотрена Конгрессом. Смею заверить вас, сэр, что лично я обязательно выступлю в поддержку положительного решения. Которое, без сомнения, будет принято.

— Вот и отлично, Эйб, — улыбнулся Ейтс. — Надеюсь, с официальной церемонией мы покончили?

— Покончили, Дик, покончили, — улыбнулся и Линкольн. — Рад тебя видеть, старина. Значит, на приманку Дугласа иллинойцы не клюнули?

— Конечно, не клюнули, — фыркнул Ейтс. — И индианцы не клюнут.

— Ах да, — кивнул головой Линкольн, — в Индиане плебисцит начинается завтра, я и забыл.

— Зачем нам его подачки? — пожал плечами Ейтс. — Теперь, когда мы будем в свободной Федерации, нам в любом случае не писаны ни законы Конгресса США, ни вердикты этого маразматика Тейни. Да и что толку оставаться в Союзе, во главе которого стоит такой… непредсказуемый президент? По-моему, этот злосчастный указ принес Дугласу куда больше вреда, чем пользы.

— По-моему, тоже, — усмехнулся Линкольн. — Сколько там южных штатов уже вошло в Конфедерацию?

Разумеется, Линкольн имел в виду Конфедеративные Штаты Америки, провозглашенные Джефферсоном Дэвисом две недели назад на алабамском вокзале.

— По-моему, уже шесть, — ответил Ейтс, загибая пальцы. — Алабама, Южная Каролина, Миссисипи, Луизиана… и еще Техас с Флоридой.

— Да-а, бедный Стивен, — покачал головой Линкольн. — Уж я бы точно так не опростоволосился.

* * *

24 апреля, среда. 15:00
Вашингтон, Белый Дом, Овальный Кабинет

— Штаты расползаются, как тараканы, — покачал головой Дуглас.

Действительно, количество Соединенных Штатов уменьшалось с каждым днем. Позавчера Индиана присоединилась к Федерации, а вчера в Конфедерацию вступили Арканзас и Северная Каролина. Если так пойдет и дальше…

Впрочем, некоторые штаты верность Союзу все же сохранили. Не пожелал отделяться южный штат Делавэр, в котором негров как таковых почти не было. Примеру Делавэра последовал Мэриленд, в котором негров было побольше, но добрая половина из них уже получила от своих хозяев свободу. Сохранил верность Дугласу и штат Миссури.

Что же касается свободных Орегона и Калифорнии, то от ФША их отделяло солидное расстояние, а в КША их бы все равно не приняли. Так что в двух тихоокеанских штатах вопрос об отделении от США даже не обсуждался.

Оставались Джорджия, Кентукки, Теннесси и Виргиния — граждане этих штатов еще не определились.

— Добрый день, мистер вице-президент, — раздался голос секретаря из приемной.

Дуглас грустно усмехнулся. Похоже, он настолько погрузился в невеселые размышления, что даже не услышал тяжелых шагов своего заместителя.

— Патрик, называйте меня «мистер Джонсон», — послышался голос вице-президента.

«Это еще почему?» — подумал Дуглас, с любопытством глядя на вошедшего Джонсона.

— Здравствуйте, Стивен, — сказал Джонсон. На сей раз его лицо выражало… неужели скорбь?

— Добрый день, Гершель, — ответил Дуглас. — Какие-нибудь новости? Или вы зашли просто так?

— Собственно говоря, — с некоторым усилием ответил Джонсон, — я пришел проститься.

— То есть как? — не понял Дуглас.

— Час назад, — сказал Джонсон, опустив голову, — я узнал окончательные результаты плебисцита в Джорджии.

Вид Джонсона не оставлял сомнений в исходе этого плебисцита.

— Черт побери, — пробормотал Дуглас. — Да, это очень печально.

Достаточно было взглянуть на карту, чтобы понять всю печаль создавшейся ситуации. Если до сих пор Конфедерация представляла собой два не связанных друг с другом региона, то теперь Джорджия, войдя в КША, соединяла тем самым обе Каролины с остальными Конфедеративными Штатами. Теперь уж не было надежды на то, что хотя бы часть конфедератов передумает.

— Я разделяю ваше мнение, Стивен, — ответил Джонсон. — Мне тоже очень жаль, что так получилось. И мне очень не хочется с вами расставаться… но другого выхода нет.

— Ну почему же нет, Гершель? — удивился Дуглас. — Ведь вы по-прежнему остаетесь моим вице-президентом.

— Нет, Стивен, — покачал головой Джонсон, — я подаю в отставку. Поскольку мой родной штат теперь находится в другом государстве, я в данный момент являюсь всего-навсего иностранцем. Иностранцем, который сегодня же поедет к себе на родину.

— Какая чепуха! — воскликнул Дуглас. — Мой Иллинойс тоже находится в другом государстве, да и Вермонт, в котором я родился… Но ведь я же не ухожу в отставку и не еду на Север!

— Если вы, Стивен, — мягко, но вместе с тем и непреклонно произнес Джонсон, — не являетесь патриотом своего штата, то из этого никак не следует, что подобный патриотизм чужд и другим людям. Видит Бог, я не хотел отделения Джорджии. Но коль скоро народ Джорджии сделал свой выбор, я не могу его не уважать. Я буду с моим народом, Стивен.

Дуглас попытался ответить, но не смог — у него не было слов. Слов, которые могли бы переубедить Джонсона.

— До свидания, Стивен, — поклонился Джонсон и пошел к выходу.

— Гершель, подождите! — вышел из оцепенения Дуглас.

— Да? — повернулся к нему Джонсон.

— А что, если… — Дуглас лихорадочно думал вслух. — А что, если я отменю свой указ? Вернутся ли конфедераты обратно?

— Боюсь, что нет, — покачал головой Джонсон. — Это уже не поможет. Тот факт, что вы, Стивен, ведете себя по принципу «что хочу, то и ворочу», словно какой-нибудь халиф, султан или царь, пугает многих южан сам по себе. Сегодня вы этот указ отмените — а завтра напишете новый, еще хуже. А послезавтра издадите какую-нибудь Прокламацию об Эмансипации. Кто вас знает? И кроме того…

— Что кроме того? — спросил Дуглас, хотя это уже и не имело значения.

— Кроме того, Стивен, — сказал Джонсон, — давайте посмотрим правде в глаза. Ведь разговоры о возможном выходе из Союза начались не сегодня и не вчера. И даже не месяц назад. Сепаратистские настоения зрели на Юге годами, даже десятилетиями. Собственно говоря, некоторые штаты лишь ждали подходящего повода. Этим поводом вполне могло стать избрание Линкольна, но Линкольн проиграл. И в итоге поводом стало ваше… самоуправство.

Вместо ответа Дуглас лишь вздохнул. Он окончательно понял, что не удержит ни Джонсона, ни Джорджию.

— Желаю удачи, Стивен, — сказал Джонсон и вышел вон.

Дуглас даже не пошевельнулся.

* * *

9 мая, вторник. 12:00
Вашингтон, Белый Дом, Президентская Спальня

— Мистер президент, пора вставать, — робко сказал секретарь.

— Оставьте меня, Патрик, — пробормотал Дуглас, — я в печали.

Вздохнув, секретарь удалился. Пренебрегая советом Патрика, президент США остался лежать в кровати. В этом состоянии он пребывал уже больше недели — с тех пор, как узнал об отделении Теннесси и Виргинии. Сознание того факта, что его власть больше не простирается даже на другой берег реки Потомак — то есть за полторы мили от Белого Дома — окончательно выбило Дугласа из колеи. Он не только не вставал больше с постели, но даже отказывался принимать посетителей и выслушивать новости.

— Мистер президент, извольте немедленно встать! — вдруг раздался знакомый голос.

Открыв глаза, Дуглас увидел Джона Брекинриджа. Как всегда, его бывший соперник был одет весьма элегантно и аккуратно, как если бы его костюм был военной формой.

— Что вам нужно? — тихо сказал Дуглас. — Зачем вы пришли?

— Я пришел к вам не как частное лицо к частному лицу, — ответил Брекинридж, — а как глава Сената…

— А вы глава Сената? — удивленно спросил Дуглас.

— Да, мистер президент, я избран председателем Сената pro tempore. Конечно, главой Сената обычно является вице-президент, но поскольку мистер Джонсон…

— Да, я знаю, что сделал мистер Джонсон, — грустно усмехнулся Дуглас.

—…стало быть, обязанности главы Сената возлагаются на меня. Таким образом, я пришел к вам как глава Сената к президенту Соединенных Штатов.

— Какой я президент? — махнул рукой Дуглас. — Президент чего? Трех осколочков? Двух штатов на Западном побережье, двух на Восточном и штата Миссури в центре?

— Во-первых, — заметил Брекинридж, — есть еще Западная Виргиния.

— То есть? — не понял Дуглас.

— Так вы даже газет не читаете? — тоном обвинителя спросил Брекинридж.

Дуглас лишь развел руками, достав их из-под одеяла. Брекинридж скорбно покачал головой, словно учитель, огорченный поступком способного, но нерадивого ученика.

— Как уже известно всем людям, читающим по утрам газеты, — сказал Брекинридж, — четыре дня назад в городе Уилинг собрались представители тридцати девяти северо-западных виргинских округов. Недовольные выходом Виргинии из состава Союза, делегаты приняли решение об создании нового штата под названием Западная Виргиния. Штата, который войдет в состав США.

— А как отреагировал Ричмонд? — спросил Дуглас, имея в виду то ли штат Виргинию, то ли всю Конфедерацию. Именно в столице Виргинии Ричмонде теперь располагалась новая столица КША.

— Ричмонд отреагировал спокойно, — ответил Брекинридж. — Воля народа есть воля народа. Ведь мы же не пытаемся вернуть конфедератов обратно в Союз силой.

«Это потому, что не можем,» — подумал Дуглас, но вслух произнес совсем другое:

— Ну, хорошо, еще один лояльный штат. Но ведь это так или иначе бесполезно. Ведь восточный анклав из трех штатов — Мэриленд, Делавер и эта самая Западная Виргиния — все равно находится в некотором отдалении от остального Союза.

— Это не так, — возразил Брекинридж. — Западная Виргиния граничит с Кентукки, а Кентукки — с Миссури.

— Но останется ли в Союзе Кентукки? — безнадежно вздохнул Дуглас.

— А вот тут у меня есть хорошая новость, — ответил Брекинридж, — которая еще не попала в газеты. Сегодня кентуккийский Конституционный Сьезд принял наконец решение о сохранении статус-кво. То есть Кентукки остается.

— Я ожидал другого исхода, — признался Дуглас.

— Дебаты не утихали до последней минуты, — заметил Брекинридж. — Если бы я не послал письмо сьезду, все могло бы получиться иначе. Но меня они послушались. Как-никак, я сам кентуккиец.

— Спасибо, мистер Брекинридж, — искренне сказал Дуглас. — Я не ожидал…

— Вместо того, чтобы рассыпаться в благодарностях, мистер президент, — строго сказал Брекинридж, — извольте подняться с постели.

Дуглас нехотя отбросил одеяло и опустил ноги на пол.

— А как же «Закон о беглых рабах»? — недоверчиво покосился он на Брекинриджа. — Неужели кентуккийцы смирились с его отменой?

— Мои земляки оказались реалистами, — пожал Брекинридж плечами. — Какой им толк от этого закона? Допустим, кентуккийский раб сбежит от хозяина. Куда он побежит? На запад — в рабовладельческий штат Миссури? На восток — в рабовладельческую Западную Виргинию? На юг, в Конфедерацию? Разве что на север — в Иллинойс, Индиану или Огайо. Но ведь это уже Федерация, другая страна. Они наши законы все равно не соблюдают.

— Выходит, мой указ уже не имеет значения, — хмыкнул Дуглас, натягивая штаны.

— Уже нет, — хмыкнул и Брекинридж. — Да и Бог с ним, с прошлым. Давайте смотреть в будущее.

— Только что это за будущее? — унылым тоном сказал Дуглас, продевая руки в рукава сюртука. — Что осталось от нашего Союза? Горсточка штатов…

— То есть как? — возразил Брекинридж. — А огромные территории на Западе, которые скоро станут штатами? А армия и флот? А другие федеральные учреждения? А наши посольства по всему миру? Наша страна, сэр, по-прежнему существует, более того — по-прежнему простирается от Атлантического океана до Тихого, от Мексики до Канады. Соединенные Штаты Америки живы и здоровы, мистер президент, и наших с вами обязанностей еще никто не отменял. Кто хотел отделиться — отделился, ничего не поделаешь. А тем из нас, кто остался, пора наконец отбросить былую рознь. Хватит делиться на группы — на северян и южан, на плантаторов и аболиционистов. Мы прежде всего американцы, граждане США. А посему, мистер президент, пойдемте-ка в Конгресс. Вас там давно уже с нетерпением ожидают. Дел-то невпроворот, начиная с формального принятия Западной Виргинии в Союз…

— А импичмент мне не устроят? — недоверчиво спросил Дуглас, выходя в коридор. — После всего, что я натворил…

— Да, этот вопрос несколько раз обсуждался, — спокойно ответил Брекинридж, выходя вслед за Дугласом, — но каждый раз часть сенаторов и депутатов Палаты покидала зал, ибо их штаты как раз отделялись от Союза. В конце концов я убедил оставшихся конгрессменов пойти на компромисс. Сейчас не тот момент, чтобы подрывать авторитет президента… — тут Брекинридж замялся.

—…и без того не очень высокий, — закончил фразу Дуглас, грустно усмехнувшись.

— Если вы, мистер президент, — сказал Брекинридж, — пообещаете больше не делать таких… опрометчивых шагов, то Конгресс ограничится тем, что сам аннулирует «Закон о беглых рабах». Таким образом, получится, что вы как бы ничего и не отменяли.

— А как быть с «Делом Дреда Скотта»? — спросил Дуглас, спускаясь по лестнице.

— А Верховный Суд все равно придется собирать заново, — ответил Брекинридж. — Четверо судей уехало к Линкольну, еще четверо — к Дэвису. Один Тейни и остался, да и он уже очень стар. Ну да ничего, вы назначите новых, а мы в Конгрессе их утвердим.

— Послушайте, — вдруг остановился Дуглас. — Я одного не могу понять… Зачем вы так со мной… возитесь? Зачем вы мне помогаете? Я очень ценю ваше участие, но… почему?

— Видите ли, мистер президент, — сказал Брекинридж, — ваше избрание на этот высочайший государственный пост целиком лежит на моей совести. Я поддержал вас тогда, в декабре, ибо вы, как и я, желали сохранить Союз в целости. И я не ошибся — именно на сохранение Союза были направлены все ваши усилия. Да, успеха вы не добились. Что ж, политика — это искусство возможного. Что вышло, то вышло. Как человек чести, я и впредь буду поддерживать человека, которого сделал президентом.

Дуглас чуть не разрыдался от умиления и стыда. Он твердо знал, что сам повел бы себя отнюдь не столь же благородно. Но он знал и то, что не имеет права показывать свою слабость. Ведь Брекинридж был прав — он, Стивен Дуглас, по-прежнему оставался президентом Соединенных Штатов Америки.

— Благодарю вас, мистер Брекинридж, — сухо сказал он.

И оба политика направились к выходу из Белого Дома, где их ждала карета. Извозчик уже знал, что джентльмены прикажут везти в Капитолий.

Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “Миротвор Шварц: Ошибка президента. Окончание

  1. Уважаемый автор,
    Ваши фантасмагории всегда замечательно интересно читать — а эта еще и на удивление подробна, и даже как бы «достоверна». Искренне вам признателен.

    P.S. Но вообще-то реальность иной раз способна обогнать даже вашу фантазию 🙂

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.