Генрих Иоффе: К.Н. Брутенц. Несбывшееся. Неравнодушные заметки о перестройке

Loading

Надо ли представлять Карена Брутенца? Он был первым заместителем заведующего Международным отделом ЦК КПСС. Мы жили рядом: на Патриарших прудах. И часто гуляли, обсуждая перестройку. Эту книгу он прислал мне в Канаду. Уверен, она важна для понимания, что произошло в России в горбачевско-ельцинские времена.

К.Н. Брутенц. Несбывшееся

Неравнодушные заметки о перестройке

Генрих Иоффе

М., «Международные отношения», 2005, 653 с., ISBN 5-7133-1234-8

Позволю себе начать с эпизода из заключительной части рецензируемой книги. Отмечалось 70-летие М.С. Горбачева, уже не президента СССР. Роскошный банкет на 300 персон в гранд-отеле «Мариотт». Присутствует почти вся московская элита: политологи, журналисты, представители творческой интеллигенции. «Неслабые фуршеты». «Гуляет» либеральная элита. Звучат издевательские замечания в адрес Советского Союза, коммунистов, «этой страны», «этих людей». Над всем господствует атмосфера «купецкого размаха», дурного вкуса, социальной глухоты и торжествующей пошлости. Горбачев был абсолютно своим на этом «празднике жизни».

«Глядя на это шумное скопище сытых и самодовольных людей, явно преуспевших в обнищавшей и униженной России, — пишет автор книги К. Брутенц, — я думал, к чему привел наш перестроечный порыв, и где очутились мы, участники совершившегося, впадавшие то в эйфорию, то в наивность». Подошел знакомый, когда-то принадлежавший к «ближайшему кругу» Горбачева, не без горечи сказал:

— Это можно считать финалом…

И процитировал поэта:

— Не жизни жалко, — жаль вдохновения.

К. Брутенц ответил:

— И жизни тоже.

И можно понять его, заметившего: «Именно тогда, на этом гульбище, я окончательно решил написать эту книжку». (с. 650-651, 653)

О горбачевской перестройке уже написано множество книг. И число их растет и будет неуклонно расти. Это понятно: на слишком глубоком переломе своей истории оказалась Россия, слишком тяжки последствия этого перелома, и далеко не все они еще выявились.

И вот перед нами новая книга — «Несбывшееся», написанная К. Брутенцем. О первой его книге (мемуарах) «Тридцать лет на Старой площади» уже много писали. Там автор рассказал о своей жизни и деятельности как высокопоставленного сотрудника Международного отдела ЦК КПСС. Позднее — в годы горбачевской перестройки — Брутенц был назначен первым заместителем заведующего этого отдела, а затем стал советником Горбачева.

На мой взгляд, новая книга К. Брутенца принадлежит к числу самых лучших, посвященных перестройке. И не только благодаря информированности автора. Главное — в другом. Автор излагает свои мнения так, что они не навязываются читателям. Книга создает широкое поле для размышлений. Иначе по большому счету и не должно быть. Всякое социальное явление, тем более глобального масштаба, настолько многогранно, что воспринимается многими своими сторонами по-разному. Вот почему поистине

Нам не дано предугадать,
Как наше слово отзовется…

Стало уже расхожим, даже аксиоматичным утверждение, согласно которому в канун перестройки советская система вверглась в кризис такой глубины, что выхода из него не существовало. Советская система, уверяли ее противники, «не реформируема».

К. Брутенц не отрицает существенных кризисных явлений во многих областях жизни Советского Союза 70-х — первой половины 80-х гг. Более того, по его мнению, их видели и признавали и в партийных кругах, во всяком случае, в «средних», если не в самых высоких. Но, — задается вопросом К. Брутенц, — означает ли все это (наличие кризиса — Г. И.), что система готова была развалиться? «Отнюдь нет. Даже очень слабая власть не упадет сама, ее нужно, как известно, «подтолкнуть». А наша власть не была слабой (имея в виду механизмы политического, экономического, пропагандистского и силового принуждения и убеждения). К тому же, ее некому было «подтолкнуть»: в стране не было реальной силы, способной бросить властям реальный вызов». (с. 48)

«Систему, — полагает К. Брутенц, — можно было уподобить какой-то затвердевшей массе, которая имела немалый запас прочности, но в том ее виде, в каком она «застыла», подобно бетону. Не об этом ли говорит тот факт, что ее разбивают уже в течение почти двух десятков лет, но она все еще сопротивляется…?» (с. 49)

При таком положении дел перемены, реформирование системы с целью вывода ее из кризисных явлений, придания новой динамичности и т. д. могло быть инициировано только сверху.

Предперестроечное советское руководство в широко бытующем обывательском представлении, активно подпитанном «либерально-демократическим» пиаром, «опущено», кажется, до нижайшего предела. Оно выглядит группкой деградировавших старцев, плохо ориентирующихся в происходившем. Однако, К. Брутенц считает, что ядро советского руководства «по своим способностям, политическому опыту и проницательности выглядело отнюдь не хуже тех, кто стоял во главе других держав». (с. 28)

Проблема, как представляется, заключалась не в понимании необходимости перемен, а в огромной масштабности, которую они могли приобрести. Какие конкретно перемены необходимы? До каких пределов их следует вести? В каком направлении и какими темпами? Каковы могут быть последствия с точки зрения внутриполитической и международной?» (с. 57)

Эти вопросы имели первостепенное государственное и общественное значение. История российских и советских реформ убедительно свидетельствует о том, что реформаторство, тем более радикального характера, требовало государственной мудрости и политической осторожности. Плохо, непродуманно осуществленная реформа не раз рыхлила почву для революции… И психологически не поэтому ли «кремлевских старцев» тянуло в «застой», что они сознавали: перемены, тем более резкие, способны обернуться и бедою для многих?

Время требовало Реформатора, готового определить суть реформы и решиться на ее осуществление. Какой «личностностью» он должен был быть: Петром I, Александром II, Столыпиным, поздним Лениным, Сталиным? Вопрос не праздный. По предстоящему деянию новый Реформатор должен был быть им «в рост». Произошло явление Горбачева.

Примечательно замечание К. Брутенца: «Подлинная, иначе говоря, «дворцовая» история прихода Горбачева к власти не написана и, вероятно, никогда не будет написана. Во многих отношениях тайна сия велика есть. Держатели ее — и те, кто уже ушел из жизни, и те, кто жив, — не пошли и не идут дальше полуправды, а иногда и чистой неправды». (с. 59)

Что остается делать историкам? Как писал Андрей Курбский Ивану Грозному, «подождем мало — истина недалеко». Да и главное, пожалуй, в другом. Не так важен нам вопрос, «почему Горбачев?», как вопрос: «Кто Горбачев?». Когда к власти пришел Путин, журналисты долго допытывались: «Кто вы, мистер Путин?». Конечно, имелись в виду не столько биографические данные, сколько политические принципы нового президента. Однако такой же вопрос не в меньшей мере правомерно задать относительно Горбачева…

Вот вожделенная власть в руках моложавого, оживленного, по моде одетого Горбачева. Выступая, он говорил много, легко, главное — «без всякой бумажки». Такого давно было не видано. Но что он говорил?

К. Брутенц приводит его слова, сказанные уже весной 1987 г. «В буржуазной прессе идущий у нас процесс демократизации толкуется очень превратно. Видимо, кому-то очень хочется убедить своих читателей в том, будто в Советском Союзе вознамерились наконец-то приблизиться к той демократии, которая на Западе. Дело обстоит, я бы сказал, совсем наоборот. Мы развиваем изначальную суть ленинских принципов советской демократии…» (с. 73) Лишь весной 1986 г. он произнес слово «перестройка». Перестройка? А что же такое «перестройка»? Что оно означало? Что предполагалось перестраивать? В самом термине «перестройка» была какая-то неясность, туманность, некая неопределенность. Почему Горбачев не говорил «реформа», как всегда в русской истории называли предстоящие преобразования? Уже тут была некая «зашифрованность».

Но прошли годы перестройки, затем ельцинских «реформ». От «ленинских принципов советской демократии» ничего не осталось. Россия приблизилась (!) «к той демократии, которая на Западе». И Горбачев заявляет: «Мы с самого начала знали, что малярными работами не ограничиться, что речь идет о коммунистическом режиме, навязанном народу». (с. 72) А весной 2003 г. он ставит все точки над «i», признав, что, оказывается, «делом всей его жизни была ликвидация коммунизма». (там же) Как видим, полный поворот на 180º. К. Брутенц напоминает нам изречение, согласно которому «только глупцы и покойники не меняют своих мнений», и добавляет к ним еще фанатиков. (с. 76) Это так, но вряд ли данное изречение подходит для политических деятелей такого уровня, на котором находился Горбачев, будучи к тому же, по характеристике К. Брутенца, «политическим наркоманом», то есть политиком до мозга костей. Мы бы, вероятно, очень поразились, если бы, к примеру, Рейган после своего президентства вдруг объявил, что всегда мечтал о коммунизме в США, но не успел осуществить эту свою мечту. Такого не может быть, потому что не может быть никогда.

Но допустим все же, что на наших глазах, в наши дни произошло еще одно превращение Савла в Павла (или наоборот). В этом случае, однако, должно было существовать Нечто, вызвавшее и определившее такое превращение, пусть даже не одномоментное. Сам Горбачев, несмотря на многословие им сказанного и написанного, ясности не вносит. Но в литературе существуют в основном два варианта объяснения «чуда сего». Один из них исходит из предположения о ленинизме и социалистичности Горбачева. Однако будучи личностью, подверженной нарциссизму и даже «мессианским упоениям», в процессе перестройки он, попросту сказать, запутался. Никакого плана у него не оказалось. Когда «процесс пошел», стихия вызвала к жизни антисоветские и антикоммунистические силы, с которыми Горбачев просто не мог совладать. В результате «перестройка» сорвалась, превратившись в слом советской системы и открыв дорогу в «дикий капитализм».

Другое объяснение, напротив, сводится к тому, что Горбачев якобы чуть ли не изначально намеревался покончить с советской, коммунистической системой, взорвав ее, так сказать, изнутри. В расхожей молве такого рода толкование нередко превращается в версию о Горбачеве как «агенте влияния» тех западных сил, которые в течение десятилетий вели в СССР «холодную войну» и целью которых было приведение своего противника — СССР — к катастрофе. К. Брутенц отвергает такую версию как «полную чушь».

Но «вводя» перестройку в политическую сферу, Горбачев вторгался в идеологию, являвшуюся основой основ советской системы — системы идеократической. Здесь, в этой сфере, перестройка приобрела триединое содержание: «гласность», так называемое «новое политическое мышление» и примат «общечеловеческих ценностей». Из всей этой триединой формулы только «гласность» не являла собой несоответствие с советской (марксистско-ленинской) идеологией. Напротив, именно гласность могла придать ей импульс, обеспечить выход из состояния действительного застоя, в котором оказалась она (идеология). Однако то, каким образом была использована действительно долгожданная гласность, наносило удар за ударом по всему советскому — прошлому и настоящему. Под предлогом закрытия «белых пятен» истории, фактически все оно превращалось в сплошное черное пятно: «гулагизировалось» от начала до горбачевских времен. Слабые попытки приостановить этот черный поток «гулагизации» не давали, да и не могли дать результата из-за централизации пропагандистского аппарата и открывшейся возможности освобождения от давно опостылевшей цензуры. Информационную войну так называемые демократы выиграли легко.

Но несравненно более поразительной явилась коронная идея горбачевской «перестройки» — «новое политическое мышление», прежде всего обращенное вовне. Как определяет его К. Брутенц? Оно включало в себя ряд положений, в целом прямо пересматривающих основы традиционной real politik, исходящей из геополитических интересов, и заменяющих эти основы моральными принципами взаимодействия, примирения и согласия. Именно «новое мышление» создавало Горбачеву ореол не только великого реформатора, но чуть ли не мессии, призванного спасти измученный мир от конфронтации, «холодных» и «горячих» войн.

Увы, предлагаемое как программа для мира, новое мышление оказалось полностью «оторванным от реальности мира и его законов, слишком прекраснодушным и даже утопичным». (с. 135)

Да, — пишет К. Брутенц, — идеи нового мышления, «проповеди Горбачева встречали горячий прием у общественности многих стран… Но международные проблемы решала не общественность, а государственные мужи — люди трезвые, деловые, не сентиментальные, пекущиеся о выгоде своих стран. И когда пропагандистская пыль осела, стало очевидно, что мир развивается по прежним законам». (с. 136) По законам расчета, извлечения преимуществ и выгоды, но не морали или мечтаний одного описанного Гоголем помещика. Каков же был остаток? Только красивый лозунг, «главным образом прикрывающий сдачу Советским Союзом своих позиций». (с. 136) По новому мышлению, кажется, действовал один Горбачев. Его контрагенты и партнеры использовали горбачевское мышление «для достижения собственных эгоистических целей». (с. 149) Активнее других это делали, естественно, США.

Следуя «новому мышлению», Советский Союз, назовем вещи своими менами, встал на путь внешнеполитической капитуляции. И слабым утешением звучат слова автора о том, что в будущем, «когда жизнь мира станет ближе к простым законам праведности», к некоторым идеям «нового мышления», может быть, еще вернутся. (с. 151) Может быть. Пока не похоже…

Идея «нового политического мышления», в сущности, происходила из третьего звена триединой формулы «перестройки»: приоритета «общечеловеческих ценностей». Этот тезис был еще более смутен, чем «новое мышление». Никакой перспективы он не указывал, зато, пожалуй, точно определял, от какого идеологического наследства мы отказываемся: от признания бушующей в мире социальной борьбы, фактического противостояния, соперничества двух систем — капитализма и социализма.

Идея «общечеловеческих ценностей», столь же далекая от земной реальности, как и «новое мышление», на практике обернулась подрывом позиций не только Советского Союза, но и всего левого движения в мире. Многие лидеры европейской социал-демократии надеялись, что перестроечные процессы, начавшиеся в СССР, приведут к укреплению позиций левых, а это позволит расширить социальные завоевания для широких масс, блокировать неоконсерватизм. Именно поэтому они хотели, чтобы горбачевская «перестройка» проходила, как пишет К. Брутенц, «постепенно, без обвала, без дестабилизации». (с. 163) Однако отказ Горбачева от идеологических основ социализма, его стремление, исходя из тезиса «общечеловеческих ценностей» и с оглядкой на одобрение Запада, налаживать связи с партиями намного правее социал-демократии, привели к обратному результату. Сегодня нельзя сказать, что миром управляет рыночная экономика. Сам мир, само общество стали рыночными, и правые, консервативные, даже ультраконсервативные силы правят бал…

Сам Горбачев и многие «прорабы перестройки» по сей день проповедуют тезис о так называемой «оборванной перестройке». Согласно ему, страна продвигалась к демократии, экономическому подъему, социальной справедливости и т. д., но ряд факторов, среди которых самым решающим был «фактор Ельцина», разрушили созидательный процесс «перестройки». Но К. Брутенц, который разделяет точку зрения о «бесплановости» горбачевских реформаторских начинаний, кажется, считает иначе. «Между Горбачевым и Ельциным, — пишет он, — существует нерасторжимая связь. И не только в том смысле, что один является в значительной мере порождением другого. Б. Н. продолжил (курсив мой — Г. И.) некоторые начавшиеся еще при его предшественнике процессы — особенно негативные, которые возникали на закате перестройки». (с. 109) И оба останутся в истории не как антиподы, но как «люди и политики друг другу близкие и неразрывно связанные». (курсив мой — Г. И.) (с. 110) Ельцин же по сути олицетворял номенклатурно-бюрократическую, а в конечном чете и полукриминальную ветвь российской буржуазно-демократической революции». (с. 109)

Сознавал ли это Горбачев? Так или иначе, ему не раз предоставлялась возможность вывести Ельцина из политики. Он не делал этого, возможно, видя в нем «пробойную силу» стены своих противников.

И здесь снова перед нами встает тот вопрос, который мы уже обозначали: как могло случиться, что деятельность Горбачева, прошедшего невероятный путь от рядового комсомольца до генсека партии, в конце концов привела к краху КПСС и более того — к «национальной катастрофе для России»? (с. 652) «Горбачев, — отвечает К. Брутенц, — не имел цельной концепции перестройки, ее теоретической и практической программы». Он цитирует одного из американских ученых, который писал: «Горбачев захватил рычаги режима, чтобы обозначить направление, в котором СССР должен двигаться. Это было, скорее, направление, чем предвидение, потому что он не имел чертежей (схемы) будущего. Он импровизировал, но потому и это направление все больше отдавало идеализмом». (с. 634)

Таким образом, основная причина того, что произошло со страной в результате деятельности Горбачева, по мнению К. Брутенца, — политическая наивность, политическая некомпетентность или, резче сказать, политическая ограниченность генсека, возомнившего себя великим реформатором. Чуть ли не Петром I, Наполеоном или даже шедшим на Голгофу Христом. (с. 638)

Конечно, К. Брутенц прав, когда он отвергает как «чушь» разговоры о «тайных связях» Горбачева с западными спецслужбами, его «масонство» и т. п. Но иногда мелкое желание оказаться в одном дружеском, совершенно «свойском» ряду с западными вершителями судеб человечества, может быть сильнее всякого рода «тайных связей». Еще Ю. Крижанич в XVII в. писал, что чужеземные красноречие, ловкость, красота, богатство и т. п. иногда просто «лишают нас ума». И мы, сами того не замечая, творим то, что не заставят нас творить никакие масоны или «закулисы». Реальным политикам, поднаторевшим в оценках как противников, так и возможных партнеров, не составит труда уловить «идеализм» нового партнера и влиять на него в нужном для себя направлении. Специалист-международник высшего класса, К. Брутенц с горечью отмечает, что хотя при Горбачеве и произошла некоторая разрядка напряженности, пошла на убыль «холодная война», но «за ценой при этом он, Горбачев, не постоял». «Советский Союз, его позиции, его международный статус, его влияние, были принесены в жертву Западу». (с. 641) Как государство, как нация Россия понесла катастрофический урон. «Обкорнанная территориально до беспрецедентных в своей государственной истории размеров, она получила в наследство от перестройки экономический хаос, расстройство управляемости страной, падение государственной и гражданской дисциплины, деградацию и разложение государственного аппарата, вздымающуюся волну коррупции и криминала, существенное падение уровня жизни населения, небывалое ослабление международных позиций и вползание в зависимость от США, которые, хоть и заинтересованы в демократическом развитии нашей страны, настойчиво и целеустремленно проводят политику ограничения ареала ее влияния. Позорное и трагическое ельцинское десятилетие умножило во много раз эти недуги…»

А могло ли быть иначе? Неужели невозможно было понять, что Советский Союз, в течение десятилетий отвергавший рыночную экономику, не станет по определению равным партнером Западу? Неужто так трудно было усвоить, что исторически Запад не заинтересован в сильной стране на своих восточных границах? Что утратив свой военно-политический паритет с Западом, Советский Союз в конце концов, мягко говоря, потеряет свое место в «концерте держав»?

Эти заметки я практически начал с конца книги, с описанного К. Брутенцем пошловатого банкета в честь 70-летия М. С. Горбачева. Позволю себе и закончить эпизодом, рассказанным в начале книги.

23 августа 1991 г. «Путч» ГКЧП провалился. В здании ЦК КПСС на Старой площади — тишина. И вдруг она взорвалась «оглушающим, пронзительно-резким воплем». Командующий голос чеканил текст: по распоряжению мэра Г. Х. Попова все лица, работающие в ЦК, «должны его покинуть в течение 40 минут. Распоряжение согласовано с Горбачевым». К. Брутенцу показалось, что это чья-то дурная шутка. Он позвонил помощнику Горбачева А. Черняеву. Когда тот сообщил о происходящем своему шефу, Горбачеву, то, как рассказывал впоследствии Черняев, он «ухмыльнулся». (с. 13) Небольшая деталь. Но ведь говорят: суть в деталях.

Книга К. Брутенца называется «Несбывшееся». Это потому, что катастрофический исход перестройки, — считает он, — «отнюдь не был предопределен… На деле судьба перестройки могла быть иной». То есть перестройка, принеся стране и народу ожидаемые благие плоды, могла сбыться. Могла. Но сам К. Брутенц напоминает нам слова английского философа: «Нет ничего печальней и безнадежней слов «могло бы быть». (с. 653)

Print Friendly, PDF & Email

16 комментариев для “Генрих Иоффе: К.Н. Брутенц. Несбывшееся. Неравнодушные заметки о перестройке

  1. Брутенц в СССР занимал высокую должность, принадлежал к привилегированной верхушке. У него есть причины жалеть о крахе СССР. Именно такие генерируют «советскую ностальгию». Лично я был в СССР рядовым рабочим, и смотрю на социализм несколько иначе, чем бывший высокопоставленный партийный чиновник.
    Что касается распада союзного государства, то хотел бы обратить внимание на одно обстоятельство. Никто на постсоветском пространстве не горит желанием присоединяться к России. Ни для кого Россия не является главным торговым партнёром. Даже у Белоруссии на Еврозону приходится больше экспорта, чем на Россию. Это лишний раз доказывает, что СССР был искусственным образованием, державшимся только на силе. Поэтому восстановить его мирной интеграцией нельзя. Следовательно, все сторонники восстановления СССР являются сторонниками войны. И неважно, признают это они или нет.

  2. Честно говоря, эта странная публикация удивляет. К. Брутенц лжет, это ясно при прочтении к примеру этой главы: http://www.e-reading.club/chapter.php/1025787/18/Brutenc_-_Tridcat_let_na_Staroy_ploschadi.html Но и лживые публикации нужны для исследований особенностей строя, специфического мышления. Только вот на мой взгляд это публиковать нужно с редакционным (или иным) комментарием.

  3. Чужое и далёкое. Но в книге этого же автора Карена Нерсесовича Брутенца «Тридцать лет на Старой площади» есть большой раздел «В арабском лабиринте» о событиях, предваривших сегодняшнее.

  4. Михаил 16 Ноябрь 2016 at 0:25
    …Так было всегда, поэтому народ не умеет жить иначе…
    =====
    Уважаемый Михаил!
    Не стоит делать такое расширительное толкование. Смею сказать, что Вы, я и многие другие решили жить иначе.
    Народ умел жить во все времена. Только дают жить далеко не всем. А кому-то нравится так жить (руки чешутся написать фамилии или ники).
    Вот поэтому интересно читать записки одного из тех, кто давал или не давал.

    1. Дорогой Соплеменник! Когда я писал «народ» я имел в виду тех крестьян начала 20-го века, коорые ловили «сицилистов» и отдавали их исправнику, тех, кто потом купился на лозунги «Мир без аннексий и контрибуций, Земля крестьянам и т.д.», кто голосовал за «Блок коммунистов и беспартийных», кто голосует за Путина, т.е. за абсолютное больинство. Но, всегда были радищевы, декабристы, кадеты, диссиденты и др. Однако это был ну, очень тонкий слой.

        1. Михаил 16 Ноябрь 2016 at 20:49
          … Надеюсь, что смысл понятен.
          ====
          Безусловно. …
          Но, говорят, что декабристы (Пестель?) в таком тонком слое тоже случайны.

  5. Проблема России не в политике Горбачева или Ельцина, а в том, что в этой цивилизации (по Хантингтону) отсутствует понятие частной собственности в западном понимании. От Ивана Грозного до Путина страна принадлежит не собственникам, а правителю, который распределяет блага среди тех, кто его поддерживает, а у неугодных — все отбирается. Так было всегда, поэтому народ не умеет жить иначе. Похоже, что только мудрый авторитарный правитель сможет постепенно переломить этот порочный круг.

    1. Не очень понятно.
      По крайней мере дворянству право частной собственности на землю, воды, недра и «произрастания» было даровано Екатериной 11 в 1782 г. Карамзин написал записку Александру 1 «О старой и новой России». Конфискации по случаю «опалы» кончились, само слово исчезло. Хороший пример — казнённые или иным образом наказанные декабристы. Никто из них не потерял своё имение. Право собственности дворян, а потом и других слоёв народа утвердилось достаточно прочно..В 1903 г. С.Ю. Витте начал отменять круговую поруку в крестьянском мире за казённые подати, и она сравнительно быстро прекратила своё существование. Она и раньше мало применялась, поскольку недоплаченные бедняками суммы записывались в недоимки, а не взыскивались с их состоятельных соседей.
      Знал ли обо всём этом Хантингтон ?
      lbsheynin@mail.ru

  6. Чиновник иностранного отдела ЦК КПСС? Ничего себе! Это сколько подлостей нужно было сделать в жизни, чтобы подняться до такой номенклатуры? Ничего не знаю про автора, может, он был безупречно нравственным человеком. Только принцип обратного отбора в эшелоны власти никто не отменял — выживают самые беспринципные. А теперь пишут мемуары, сейчас все пишут. И больше всех — стукачи и вертухаи. Собственно, это сословие в нынешней России как раз и вышло на поверхность. Нет у меня доверия к такому автору. Память у таких избирательна, а суждения… Судя по рецензии, он тоскует об утраченном СССР.

  7. дворцовая» история прихода Горбачева к власти не написана и, вероятно, никогда не будет написана. Во многих отношениях тайна сия велика есть. Держатели ее — и те, кто уже ушел из жизни, и те, кто жив, — не пошли и не идут дальше полуправды, а иногда и чистой неправды».

    ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

    Оставим в стороне попытку разгадать «тайну сию» и будем для простоты придерживаться известной версии, что М.Горбачева извлек из Ставрополья и вознес в Москву и далее в Политбюро Ю.Андропов, а далее в борьбе за пост Генсека победить своих совсем уж несуразных противников В.Гришина и Г.Романова ему помогла поддержка А.Громыко.
    Более важно на мой взгляд другое. КПСС и ее предшествующие ипостаси, а точнее ее верхушка, имела и ранее неограниченную власть в стране, но при Брежневе это было открыто закреплено в Конституции. Появиться Великому Реформатору, который знал бы, как и был бы способен, встав у руля гигантской машины, развернуть ее без большой крови в направлении, обеспечивавшем путь к выходу из тупика, было неоткуда, кроме как из той же КПСС. Оттуда же произошли, плоть от плоти ее, последующие «реформаторы» Б.Ельцин и В.Путин. Дэн Сяопина там не нашлось, да и вряд ли возможно механически переносить опыт совершенно различных цивилизаций с одной на другую. Вылив, из корыта воду –единолично правившую партию -Горбачев и последователи не смогли не вывалить с ней «ребенка» — огромное государство со всеми его многочисленными черными пятнами, но и с живыми людьми. Согласен с тем, что «Нет ничего печальней и безнадежней слов «могло бы быть».

    1. Уважаемый Юрий! Вы правы, что для успешности реформ важно применять эволюционный метод Дэн Сяопина, а не шоковую модель Гайдара-Чубайса. А ведь НЭП — был по сути явлением того же порядка. Единственным «полит-эволюционистом» в России был Столыпин: он говорил, что ему нужны 10-15 спокойных лет, чтобы по-настоящему вывести Россию из крепостничества (или «ордынщины» по выражению Ю. Афанасьева).

  8. «Глядя на это шумное скопище сытых и самодовольных людей, явно преуспевших в обнищавшей и униженной России, — пишет автор книги К. Брутенц, — я думал, к чему привел наш перестроечный порыв, и где очутились мы, участники совершившегося, впадавшие то в эйфорию, то в наивность».
    «Именно тогда, на этом гульбище, я окончательно решил написать эту книжку».
    ============================

    Ах! Как я люблю такие воспоминания. Такие трудяги-бесеребреники. Аж слезы навернулись!

    С учетом всех льгот, завсектором ЦК получал в то время зарплату почти в десять раз большую, чем среднестатистический рабочий или служащий.
    Надеюсь в книге есть глава о спецсекциях номер 100 и номер 200-и Гума, 8-ой продбазе экологически чистых продуктов, столе заказов на ул.Грановского, о десятках других баз и магазинов откуда не вылезали члены его семьи, и их многочисленная прислуга?
    О комбинате питания ЦККПСС, куде ежедневно завозились, тонны продуктов, о которых советский человек (о котором так горюет «специалист международник высшего класса» ), и слыхом не слыхивал.
    О том, как обжиралась советская номенклатура на своих многочисленных «гульбищах», в своих «лечебных» столовых и спецраспределителях, где не было только птичьего молока?

    А ведь это было то время, когда народ часами давился в очередях за костями из «суповых наборов» и гнилой картошкой.

    А меню столовой ЦК в этой книжке есть?

    Из меню того времени ( 5 мая 1988 года), даже не спец, а общего зала столовой ЦК КПСС:
    Салат с крабами-7коп
    Икра паюсная с луком-10коп
    Спинка осетра с огурцом-9коп.
    Тельное из судака-45коп.
    Судак в тесте жареный-17коп.
    Котлеты полтавские-32коп

    Понимаю автора, ведь как приятно было после такого обеда на рубль порассуждать о том, что ядро советского руководства «по своим способностям, политическому опыту и проницательности выглядело отнюдь не хуже тех, кто стоял во главе других держав»

    Рекомендую книгу американского журналиста Х. Смита «Русские», там ое очень точно описал картину разъезда номенклатурных чинов,их жен и челяди, торопливо выходящих с пухлыми свертками из ЦКовского распределителя и рассаживающихся по лимузинам.

  9. Подошел знакомый, когда-то принадлежавший к «ближайшему кругу» Горбачева, не без горечи сказал:
    — Это можно считать финалом…
    И процитировал поэта:
    — Не жизни жалко, — жаль вдохновения.

    &&&&&&&&&&&&&&&&

    Строчка в качестве поэтической странная. Вероятно, имеется в виду (по памяти):
    «Не жизни жаль с томительным дыханьем –
    Что жизнь и смерть… Но жаль того огня,
    Что просиял над целым мирозданьем —
    И в ночь идёт, и плачет, уходя».

  10. 1)»признания бушующей в мире социальной борьбы, фактического противостояния, соперничества двух систем — капитализма и социализм»»
    ——————
    Что понимает Брутенц под этими двумя словами, сказать трудно. Потому что принципиальной разницы нет. Скептики давно говорили, что в СССР работает «Гос. капитализм», в экономич. литературе (осторожно) об этом пишет М.И. Воейков. В.М. Молотов, всю сознательную жизнь «боровшийся за соц-зм», 10 лет возглавлявший Правительство СССР, в концу жизни заявил,что «надо ещё разобраться, что такое Соц-зм»(Ф. Чуев. 140 бесед с Молотовым). — Дальше некуда.
    Как я понимаю, реальность — это противостояние не образованной массы, не умеющей (не желающей) войти в нынешнее технико-электронное общество, с теми благополучными их сверстниками, которым это удалось и удаётся. Отсюда ИГИЛ — не только на Бл. Востоке, но и в нашем подъезде в Москве, где пирующие на выносной лестнице компании регулярно выносят стёкла и двери, ведущие на лоджии, ломают сирень и проч. Протестуют, что оказались на обочине.
    2) «Новое мышление» Горбачёва и его окружения (как я понимаю) — отказ от прежней дурной и преступной идеи Покорения Мира. Под флагом ли Большевизма или Имперства — это уже второй вопрос.. Отсюда вывод Российских войск из Германии. Отсюда снижение градуса страха и ненависти к СССР во всём мире. Отсюда ненависть к Горбачёву современных Имперцев — хотя на словах они обвиняют его только в «развале СССР».
    lbsheynin@mail.ru

Добавить комментарий для Михаил Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.