Михаил Ривкин: Недельный раздел Хаей Сара

Loading

Что же это за «железный город такой высоты, что в него никогда не заглядывало солнце»? И каким же это «тусклым блеском» он при этом непрестанно светится? Почему Т. Манн называет его «преисподней»?.. Речь идёт о средоточии демонических сил еврейской метакультуры, что в терминах метаистории называется «шрастр».

Недельный раздел Хаей Сара

Михаил Ривкин

И взял Авраам еще жену, именем Кытура. И она родила ему Зимрана и Йокшана, и Мыдана, и Мидьяна, и Ишбака, и Шуаха.А Йокшан родил Шеву и Дыдана. А сыны Дыдана были: Ашшурим и Лытушим, и Лыумим. А сыны Мидьяна: Эйфа и Эйфэр, и Ханох, и Авида, и Элдаа. Все они сыны Кытуры (Брейшит 25:1-4)

Шар катится, и никогда нельзя будет установить, где берет свое начало какал-то история — на небе или на земле. Истине служит тот, кто утверждает, что все они соответственно и одновременно разыгрываются здесь и там и только нашему глазу кажется, будто они опускаются и вновь поднимаются /…/

Вот каким в общем-то человеком изображал Авраама Елиезер ученику своим языком. Но, говоря, этот язык внезапно раздваивался и говорил о нем также и по-другому, совсем иначе. Тот, о ком говорил этот достопочтенно змеиный язык, был все еще Аврамом, человеком из Уру или, собственно, Харрана, — и язык этот называл его прадедом Иосифа. Что при трезвом взгляде на дело Аврам им не был — тот Авраам, о котором еще только что говорил язык Елиезера, беспокойный подданный Амрафела, царя Синеарского, — что ни один прадед не жил за двадцать поколений до своего правнука, это знали оба — и старик и мальчик. Но смотреть сквозь пальцы им надо было не только на эту неточность; ибо Авраам, о котором, сбиваясь, путаясь и раздваиваясь, говорил теперь этот язык, не был и тем, кто жил в те давние времена и стряхнул со своих ног прах Синеара, а был, пожалуй, еще более далекой фигурой, просвечивавшей сквозь образ беспокойного синеарца /…/

Истории опускаются, подобно тому как бог становится человеком, они как бы омещаниваются и делаются земными, но из-за этого не перестают разыгрываться и наверху, и могут быть рассказаны также и в небесной их форме. Иногда, например, старик утверждал, что сыновья Хеттуры, которую Аврам на старости лет взял в наложницы, — Медан, Мадиан, стало быть, Иокшан, Симран, Ишбак и как там их еще звали, — что эти сыновья «сверкали, как молнии» и что Аврам выстроил им и их матери железный город такой высоты, что в него никогда не заглядывало солнце и он освещался одними лишь самоцветами. Слушатель Елиезера должен был быть совершенным тупицей, чтобы не понять, что под этим тускло светящимся городом подразумевается преисподняя, царицей которой Хеттура, значит, и представала в этой картине. В этой неоспоримой картине! Да, Хеттура была простой ханаанеянкой, которую Авраам на старости лет удостоил своей постели, но она была матерью ряда аравийских родоначальников и владык пустыни, как была матерью одного из таких владык египтянка Агарь; и если Елиезер говорил о сыновьях, что они сверкали, как молнии, то это значило только, что он видел их двумя глазами, а не одним, под знаком одновременности и единства двух качеств: и главарями бедуинов, бродягами, и сыновьями и князьми преисподней, как то было с Измаилом, неправедным сыном.(Томас Манн Иосиф и его братья Москва АСТ 2000 стр. 365, 376, 377).

Итак, Элиезер видит своими двумя глазами и описывает своим раздвоенным (двойственным) языком некие двоящиеся, взаимно заменяющие и заслоняющие друг друга, в зависимости от контекста, иногда — почти сливающиеся, иногда — очевидно разномасштабные и разноплановые фигуры Авраама и Кетуры. Попробуем разобраться, в чём эта разноплановость состоит. Начнём с Кетуры, фигуры эпизодической, и потому более доступной формально-логическому, упрощающему рассмотрению, призванному остановить вечно вращающийся шар бого-человеческой легенды и спрямить его в простое линеарное изложение. «Первая», если позволено так выразиться, Кетура — это конкретная человеческая личность, она «была простой ханаанеянкой, которую Авраам на старости лет удостоил своей постели». Её можно вполне представить себе зрительно, даже нарисовать, она столь же предельно-конкретна, как и любой знакомый нам человек. Но зато и наше знание о ней в своей конкретности вполне исчерпано тем простым фактом, который напоминает нам Т. Манн, т. е. Её ролью последней из наложниц Авраама. Кроме этого нам неизвестно абсолютно ничего.

Но сквозь этот личный портрет «просвечивает» некий эпонимический, собирательный образ. Тот факт, что «вторая» Кетура — это именно эпоним, следует из того, что «она была матерью ряда аравийских родоначальников и владык пустыни», которые, в свою очередь, тоже не были конкретно-историческими личностями, а были именно эпонимамами. «Т.н. «сыновей Кетуры» числом шесть, следует рассматривать как первичное ядро племенного союза, к которому позднее присоединились другие племена — «внуки» и «правнуки» /…/ Судя по её имени, ключевым фактором объединения этих племён была торговля пряностями — их производство, перевозка на кораблях и дальнейшее распределение этого драгоценного продукта. Не случайно ТАНАХ,а также ассирийские источники упоминают многие из этих имён как племенные или географические имена, связанные с этой древнейшей отраслью торговли. Они контролировали торговые пути, которые вели из Аравийского полуострова в страны Плодородного полумесяца. Это соответствует широкому географическому распространению Кетурейцев от Южной Аравии через Средний Эфрат и вплоть до Северной Сирии /…/

Из шести перечисленных имён первые три трудно сколь-нибудь достоверно идентифицировать, но они могут быть созвучны названиями племён или оазисов на торговом пути из Аравии. Последние три многократно встречаются в исторических документах. Зимран это, вероятно, арабское племя Замарени, упомянутое Плинием Старшим (23–79 н.э.) Йокшан неизвестен. Медан может быть вариативным произношением географического пункта Бадан, упомянутого Тиглат-Пеласаром Ш (744–727 до н.э.).

Мидьяниты вели повсеместную торговлю, согласно Ишаяху 60:6. Они лучше всего известны историкам благодаря длинному списку их разнообразных контактов и взаимоотношений с Израилем. Их земли лежат вдоль залива Акба на северо-западе Аравии. /…/ Брешит 37: 25, 28, и Судьи 8:24 указывают на их тесную связь с Ишмаэлитами.

Ишбак это северо-сирийское племя Яшбук, упомянутое на обелиске Салманесра Ш (858–824 до н.э.). /…/

Шуа упоминается в клинописных текстах начиная с восемнадцатого века до н.э. Селились по правому берегу Северного Эфрата, до впадения реки Абур» (Nachum M. Sarna The JPS Thora Commentary NY-Jerusalem 1989).

Но внимательный взгляд Элиезера (точнее, самого автора!) устремлён ещё дальше, сквозь образ Кетуры-личности, сквозь «второй план» Кетуры-эпонима он настойчиво стремится углядеть некий третий план, третий образ, который уж никак не умещается в нашей трёхмерной исторической реальности, который явно относится к области метаисторической. Что же это за «железный город такой высоты, что в него никогда не заглядывало солнце»? И каким же это «тусклым блеском» он при этом непрестанно светится? Почему Т. Манн называет его «преисподней»? Для читателя, хотя бы отчасти знакомого с метаисторическим методом познания, разгадка не представляет труда. Речь идёт о средоточии демонических сил еврейской метакультуры, о том, что в терминах метаистории называется «шрастр». Это гигантское сооружение, поистине грандиозных масштабов, не имеет никакой связи с высшими аспектами иудейского трансмифа и потому «в него никогда не заглядывает Солнце» (туда не проникает высшая духовная инспирация). Но при этом оно светится неким особым, мрачновато-торжественным блеском «самоцветов», ибо это тоже один из метаисторических аспектов иудаизма, в первую очередь — всё то, что связано с еврейской государственной мощью. И сыны Кетуры на этом, на третьем плане тоже приобретают свою метаисторическую глубину. Это уже не просто эпонимы, это «сверкающие, как молнии» древние вожди и цари Израиля, полностью посвятившие себя, в своей земной жизни, строительству и укреплению Государственной мощи Израиля. И нет ничего удивительного в том, что эту демоническую цитадель построил (вернее, начал строить) именно праотец Авраам, ведь именно он положил начало еврейскому трансмифу, как в его высших, так и в его затемнённых, инверсированных аспектах.

Приглядимся же теперь и к этому, неизмеримо более сложному и глубокому образу. Теперь, оглядываясь на те три плана рассмотрения, на те три пласта, которые мы различаем в образе Кетуры, нам будет легче это сделать. Первый план — это Авраам-личность, тот самый Авраам, который на старости лет «удостоил своей постели Кетуру». Но сквозь этот образ, сквозь образ «синеарского странника», нам точно так же просвечивает образ Арама — эпонима, для которого хронологический интервал в «двадцать поколений» это вполне нормальный возраст! Чтобы понять точнее природу этого эпонима посмотрим внимательнее на карту Древнего Востока. Аран (Брейшит 11:26-28) — один из сыновей Тераха, но ведь точно так же назывался один из важнейших и древнейших городов на «царском пути»! Именно так, или почти так (с учётом вариативности букв ה, ח на письме) называется место смерти Тераха (Брейшит 11:32). Но и остальных члены семьи Тераха можно без труда найти на географической карте. Это названия населённых пунктов в верховьях Эфрата: Серуг (там 11:20-23), Нахор(как отец Тераха там, 11:24-25), и то же самое имя Нахор, но уже как брат Аврам (там 11:27, 29). Такое двукратное употребление того же имени для обозначения двух разных персонажей несомненно указывает, что это эпоним). Очень интересен список сыновей этого самого Нахора, который приводится несколько ниже: Уц, Буз Кемуэль (там, 22:21) — всё это города в долине реки Бахилу, притока Эфрата. Добавим сыновей Кетуры, и получим некое генеалогическое древо, которое передаёт в символической форме реальную географическую и социо-культурную связь городов-стоянок на пути древних кочевников вдоль «царского пути».

Но и этот образ, Авраам-эпоним, тоже обладает известной «прозрачностью» или «проницаемостью», и сквозь него проницательный взор Элиезера (т. е. Опять-таки, взор автора), прозревает «ещё более далёкую фигуру» — т. е. Метаисторический образ Великого основателя Б-жественного еврейского трансмифа, высших, наиболее просветлённых аспектов еврейской метакультуры. Но именно диалектика трансмифа, его двойственная, двуполярная и двугранная природа, со всей трагической неизбежностью привели Авраама и в тот «железный город такой высоты, что в него никогда не заглядывало солнце и он освещался одними лишь самоцветами», где ныне и присно суждено обитать некоторым из его потомков по окончании их земного пути.

Print Friendly, PDF & Email

2 комментария для “Михаил Ривкин: Недельный раздел Хаей Сара

  1. Сколько томов торы изучил автор, неизвестно. Томаса Манна автор прочитал: «Елиезер говорил о сыновьях, что они сверкали, как молнии, то это значило только, что он видел их двумя глазами, а не одним, под знаком одновременности и единства двух качеств: и главарями бедуинов, бродягами, и сыновьями и князьми преисподней, как то было с Измаилом, неправедным сыном (Томас Манн Иосиф и его братья Москва АСТ 2000 стр. 365, 376, 377). Вот такая комбинация Торы и художественной лит-ры.
    «Чуден Мир Божий», чего не бывает на свете. Заставляет задуматься, однако, над методами изучения. Я на-днях похожий вопрос задал — другому автору. Ответа не дождался, комментарий же с вопросами удалён. Туда ему (комментарию) и дорога.

  2. Сколько томов Талмуда изучил Михаэль Ривкин, что берется комментивать Тору?

Добавить комментарий для Е. Майбурд Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.