Сергей Левин: Дом-сказка. Продолжение

Loading

В выпуске новостей — о сессии Верховного Совета, много о трудовых успехах там и тут, уборке урожая, тоже вполне успешной. А потом между прочим сказано, что немецкие войска успешно преодолевают сопротивление противника, продвигаются вперед. После этого — о польском режиме, и что век его давно минул…

Дом-сказка

Сергей Левин

Продолжение. Начало

13
Воскресенье 17 апреля 1938
Ленинград

Будильник поднял Машу в шесть утра, прервав какой-то чудный сон. Еще пару секунд она оставалась в его хитром сюжете, но через мгновение все напрочь вылетело из головы. Она быстро встала.

На утро намечено переделать много. Соседи уехали на несколько дней в область. Там в Токсово давно принято собираться в пасхальные дни всем родным. Муж вчера ушел на дежурство, должен вернуться после девяти утра. Накануне Маша успела убраться, сделать покупки, сварить обед, а сегодня решила затеять стирку. У нее все было приготовлено, оставалось только растопить плиту, поставить на нее большой чан с водой, который она с трудом подняла.
Соседка отдала ей много замечательных вещей: тут оказались и кастрюли, и сковородка, этот самый чан для воды, из каких-то укромных мест появилось огромное оцинкованное то ли корыто, то ли ванна, которое в кладовке занимало слишком много места.

Павел Иванович и Ольга Петровна с первого дня так хлопотали вокруг Маши, что Григорий даже изобразил ревность. Стоило Маше появиться в январе, как сразу только и слышно было: «Мааша, Мааша, как вы, что вам нужно, а хотелось бы спросить…» Гриша шутливо замечал, будто его персона исчезла из дома. А на самом деле он обнаружил: можно, как оказалось, признаться себе честно, что здесь и сейчас счастлив. Прежде был уверен: счастье — это когда вспоминаешь о чем-то в прошлом, а плохое уже отброшено памятью, и получается некий продукт после очистки. Это оказалось глупостью. У Гриши, однако, осталась привычка видеть себя со стороны, он не переставал удивляться происходившему. Не покидал только один вопрос, на который вряд ли находили когда-либо ответ: все произошедшее — это ими сделано, по их желанию, или же так им начертано? Вопрос оказался весьма не новым, выбирать ответ на него не хотелось хотя бы потому, что и тот, и другой давали простор воображению. То их забавляло, как внезапно и случайно они встретились, могли и не увидеть друг друга, и они сочиняли, как бы все сложилось без той встречи. Стоило зайти далеко в этой фантазии, как захватывал их второй ответ, и получалось, что невозможно было не встретить друг друга, все доказывало предопределенность свершившегося.

Маша в таких рассуждениях подыгрывала мужу, но сама для себя не представляла ничего иного. И она вовсе не жалела, что перемены произошли столь быстро. У кого-то бывают долгие знакомства, ухаживания, так и «на здоровье». А им с Гришей сразу стало ясно все, в первый же вечер, а расставаться даже на день-два становилось мукой, никому не нужной.

В одну из первых встреч Григорий привел ее к «Дому-сказке», а там под строгим взором птицы попросил согласия стать его женой, надев ей на палец удивительное старинное колечко с маленьким камушком. Она согласилась, и кольцо это больше не снимала. Она любила его иногда рассматривать. Камень был в нем маленький, чаще незаметный, но иногда умел вдруг ярко блеснуть огоньком. Это случалось редко, и Маше всякий раз казалось, что он в такие моменты хочет поведать ей о чем-то важном.

Конечно же, Гриша побывал у них, произведя должное впечатление на старшую сестру, что очень забавляло Машу. Зато его соседи, как уже замечено, были очарованы ей, и она их шутя назвала «свекрами». Молодые решили, что рано или поздно придется как-то все оформить, но мысль эта скорее тянула на грешную землю. И вообще такие вещи настолько не имели значения, что их отложили на потом. Сестра не советовала Маше пока выписываться из их комнаты, у нее были какие-то свои соображения.

Маша вскоре переселилась на Астраханскую. Сестра сокрушалась, что она оказалась так далеко, а вот лучшая подруга просто ликовала: теперь они почти рядом, только Нева разделяла их дома. А зимой по льду натоптали много дорожек через реку, минут за десять-пятнадцать можно было дойти от дома до дома, если выбрать сразу правильную. Анна узнала обо всем, когда уже было решено, начала высказывать всякие предостережения, допрашивала подругу с пристрастием, брови хмурила, но пожелала немедленно познакомиться. Они пришли к ней вместе с Гришей, и этот «змей» умудрился покорить подругу с первых фраз. Не прошло и получаса, а Анна бегала на кухню и обратно, принося новые угощения, глядя с восторгом на внезапно возникшего жениха своей лучшей подруги и ловя каждое его слово, хотя ничего такого уж особенного тот не говорил. В Маше даже затаилась ревность, причем она не выбрала еще, кого ревновать.

Маша познакомилась и с Глебом Павловичем. Это получилось нелегко. Тот на глазах старел, жаловался на болячки, которые действительно одолевали его в последнее время. Даже Грише стало с ним трудно говорить долго.

Маша прополоскала белье, отжала, повесила, поглядывая все время на часы. Теперь уже девять утра, он должен вот-вот вернуться. Маша не понимала, откуда могут взяться силы столько работать. Дежурств он делал слишком много, а когда и не дежурил, мог тоже возвращаться очень поздно. К этому нужно привыкать. Она любила слушать его истории про больницу, операции, больных, коллег, а Гриша умел превращать рассказы о банальных гнойниках в захватывающие повествования. Он выдал секрет, что еще давно сочинял всякие сказки для маленькой Катерины в доме, где вырос, а та без них не засыпала. Гриша нечасто говорил о той прежней жизни, сейчас эти люди окончательно исчезли.

Григорий позвонил в дверь, когда на часах стрелки показали уже почти десять. Маша вытерла руки и пошла открывать. Он стоял у двери понурый, смотрел тускло, зашел как-то тяжело, обнял Машу. Ей в нос ударил запах больницы. Она думала, что лишь поначалу он ей мешал, а теперь привыкла к нему, но сегодня он оказался сильнее и резче обычного. Маша посмотрела снова ему в глаза.

— Что случилось, почему так долго?

— Машка, знай, ты вышла замуж не за Гордина Григория.

— А за кого же, позволь узнать, коварный?

— А за самого товарища Стаханова Алексея.

— Не верю своему счастью, дорогой! Ну, что там стряслось ночью?

— Было все, Маша, смерть прямо так в руках у нас на ровном месте, мы ничего не смогли сделать. А потом — жизнь, парень с ножевым, с поврежденной артерией, он уходил, но Реваз вытащил его обратно. А в приемном набилось народу столько, что не думал уйти оттуда целым. Мы за всю ночь даже не присели.

Маша обратила внимание: он не снимал ботинки, оставался в пальто. Только опустился на стул в коридоре.

— Снимай обувь, Гриша, раздевайся. Ты ведь голодный.

— Голодный? Нет, не очень, как раз под утро что-то проглотил там.

Он стал медленно снимать пальто, потом обувь. Маша даже напугалась: Гриша сегодня на себя не похож. Она завернула рукава, задернула шторки на кухне, поставила на середину свое большое корыто. В чан, что стоял на плите, добавила еще воды. Мужа своего отвела в комнату, там раздела догола. Гриша покорился и молчал. Захватив с собой чистое полотенце, она отвела его за руку на кухню, поставила в корыто, из ковшика начала поливать теплой водой, намылила мочалку. Она медленно и долго мыла его, снова аккуратно поливая из ковшика, говорила что-то ласковое, поворачивала, рассматривала со всех сторон. Он стоял, блаженно жмурясь от воды. Маша сполоснула его и завернула в большое полотенце, обняла. Самый родной в мире человек покорно стоял перед ней, завернутый в полотенце, смешной такой. Неожиданно для себя она даже заплакала. Он обнял ее и шептал на ухо всякие нежности. Она подняла глаза, спросила, дать ли сразу поесть, но Гриша сказал, что прежде пойдет спать.

Маша уложила его, вернулась на кухню. Там было жарко, на полу пузырились лужицы мыльной воды. В корыте воды осталось так много, что пришлось ковшом переливать ее в раковину, прежде чем смогла поднять. Потом все убрала, тряпкой вытерла пол, развесила белье, а после этого поняла, что несмотря на ранний час, сил уже совсем не осталось. Она на цыпочках вернулась в комнату. Гриша спал, смешно посапывая. Маша разделась и осторожно легла рядом. Не просыпаясь, он притянул ее к себе, и уже через минуту спали оба.

14
Суббота 19 августа 1939
п. Чаща, Ленинградская область

Путь от платформы до домика на берегу реки не казался столь дальним, Григорий нес довольно тяжелую сумку и корзину, а Маша — сумку поменьше, устали же они оба изрядно. День стоял жаркий. Лето уже вот-вот закончится, а жара никак не спадала, сегодня давила особенно. Они остановились отдохнуть. Маша дала мужу воды. Они посидели в тени и снова поднялись. До завершения долгожданного отпуска оставалось полторы недели, и они решили провести это время здесь.

Вчера Маша и Григорий вернулись в Ленинград. На несколько дней они съездили к отцу вместе с сестрой. Это нужно было сделать уже давно, но никак не складывалось. Маша пару лет не видела его, перед поездкой волновалась. Оказалось, что отец совсем не изменился: крепкий худощавый старик с седой бородой, все время что-то делал, ни минуты покоя. Жили они с женой очень скромно в маленьком домике на окраине городка. Отец работал по мере сил. Дома держали лишь самое необходимое: немного мебели, инструменты, старые книги. Книги эти Маша помнила еще из раннего детства, отец хранил их во всех скитаниях в самые трудные годы. Приезд дочерей и зятя, казалось бы, совсем не нарушил хода их жизни. Отец так же работал, руки делали привычное дело, и при этом он охотно беседовал с гостями, интересуясь их жизнью, расспрашивал Гришу обо всем. Только в час молитвы он удалялся в другую комнату. Гриша впервые оказался в доме, где лежали эти книги, к косякам дверей были прибиты мезузы, разделялась посуда, а с наступлением субботы оставляли всякую работу, хозяева надевали белое. Отец спрашивал Гришу о родителях и сокрушался, что кроме их имен тот ничего не знал. В один из дней отец осторожно предложил детям сделать свадебный обряд по традиции, но тут Маша решительно возразила, и он больше не настаивал. Грише было интересно в этом доме, он пытался услышать внутри себя отклик на то, что видел и слышал, но так ничего вразумительного и не почувствовал. Это его немного расстроило, потому что так легко оказывалось утратить накопленное за тысячи лет: всего лишь выпадет одно-два поколения, и прервется связь. Старшая сестра все время находилась рядом с отцом и его женой. Они вспоминали что-то из прежней жизни, смеялись, грустили, обсуждали судьбы остальных детей. Рива чувствовала себя неважно, не жаловалась, но уставала все больше, по лестнице поднималась долго, делая остановки, на ногах вечерами были заметны отеки. Маша заставила ее пойти к терапевту, тот назначил лечение, и стало немного лучше. В поездке сестра чувствовала себя неплохо, но рядом с отцом держалась и говорила так, будто осознавала, что эта их встреча — последняя.

Несколько дней пролетели быстро, нужно было возвращаться. Перед отъездом отец обнял детей, произнес молодым какое-то благословение, Гриша не понял слов, но таким теплом они отозвались в нем! Тогда даже вернулась надежда на то, что связь не оборвана.

Перед собой вскоре они увидели Оредеж, здесь у реки оказался высокий берег. Теперь нужно еще немного пройти вдоль нее по дорожке. Анна с сыном этим летом отдыхала здесь, договорилась с хозяевами о комнате и для подруги. Последний отрезок пути дался совсем уж трудно. Вот и дом показался, и стоявшая у калитки, уткнув руки фертом, подруга в белой косынке. Она уже волновалась, сердилась, что так долго не появлялись. Солнце пекло, жар давил на голову, ветра совсем не было. Маша посмотрела замученным взглядом на подругу, они обнялись и пошли скорее в дом. Пока не напились воды, даже не могли разговаривать. Хозяйка оказалась женщиной молодой, приветливой, отвела их в отдельную пристройку, рядом с сараем. Из окошка — вид на реку, запах сена стоял в их комнате. Они расположились сравнительно далеко от всех. Усталость не позволила сразу это оценить.

Ветер налетел неожиданно. Пока они вынимали вещи из сумок, за окном все завертелось, вдруг сделалось темно, и из тучи, неизвестно как подкравшейся, полил дождь. Молнии сверкали одна за другой, гром грохотал. Хозяйская собака начала громко скулить. Проснулся Володька и заплакал так, что даже Анна не смогла унять его. За окном на лугу разметало стог сена, во дворе белье сорвалось с веревки и разлетелось. Дождь и ветер продолжались совсем недолго, вскоре снова прояснилось, ветер стих, уже не пекло. Все ждали, что гроза исцелит тяжесть этого дня. Жара прошла, а легче так и не стало.

15
Среда 30 августа 1939
Ленинград

Все кончилось так быстро! Григорий и Маша сидели на скамье в вагоне, за окном уже пробегали городские улицы. Паровоз затормозил у Боровой. Значит, скоро вокзал. Пора собрать вещи. К сумкам прибавились грибы и брусника. C шумом переехали по мосту через Обводный канал и медленно стали приближаться к перронам. Народ заторопился к выходу. Маша сделала Грише знак, чтобы не спешил, пусть все выйдут, а они потом спокойно потащат свои котомки.

Полторы недели в деревне прошли, словно во сне. Никуда не спешили, не было работы и его бесконечных дежурств. Они оставались вдвоем все время, жили в своей комнатке, и там пахло сеном. Возле дома — река, где они подолгу купались, неподалеку начинался лес, куда могли уходить надолго. Пока жили там, дни казались долгими, а уехали — все показалось мгновением, словно приснилось. Анна с сыном оставили их на несколько дней раньше.

Они медленно пошли по перрону с вещами. Потом передохнули у выхода, пошли вниз по лестнице в сторону трамвайной остановки. У расклеенных на стенде газет, Гриша попросил остановиться. Он не устал, просто поймал боковым зрением заголовок, показавшийся странным. Он посмотрел на статью в «Известиях» и ничего не понял: говорилось о сотрудничестве с Германией, новых реалиях и перспективах после столь важного договора и т.п. О чем речь идет? Гриша ничего не понимал. Остальные материалы в номере были такими же, как и всегда.

— Гриша, пойдем скорее, там, по-моему, наш трамвай подходит,— Маша произнесла это умоляюще.

— Не наш, но мы уже пошли. Маша, ты что-нибудь поняла, о чем это написали в газете?

— Я не читала, у меня сил на это нет и желания никакого, я домой хочу попасть поскорее.

— Скоро попадешь. Видишь, там дальше идет наш трамвай?

— Это только ты можешь видеть так далеко, сокол ты мой.

— Тогда ты наверняка слышишь, что он наш.

— Не издевайся над бедной женщиной, заклинаю тебя!

Тот трамвай действительно подходил им. Они сели во второй вагон. Трамвай пополз по Загородному проспекту. Впереди сидел человек с газетой в руке. Гриша снова стал заглядывать туда, но ничего интересного не нашел.

За окном на улице было оживленно. Народ сновал с покупками. Появилось довольно много лотков с овощами. В каждом краснели помидоры, люди спешили их покупать, потому что сезон такой короткий. Детей уже встречалось много в городе, скоро всем в школу. Гриша первого сентября должен вернуться в больницу, а Маша — к себе в бюро. Оставили день на послеотпускные дела. Маша устала, и решила, что сегодня только приготовит что-нибудь поесть, и они сядут вдвоем почистить грибы, а все остальное сделают завтра.

Гриша открыл входную дверь, в коридоре оказалось пусто. В квартире стояла полная тишина.
На двери соседей красовалась печать. Они теперь остались в доме одни. Маша пошла на кухню. Там вся посуда стояла, как всегда, будто соседи вот-вот придут и позовут их с Гришей на чай, так было уже привычно. Маша подошла к окну и не смогла удержать слез. Из окна кухни виден двор. Прежде на скамейке в такой час почти всегда сидели бабушки, а теперь и там никого не оказалось.

16
Четверг 31 августа 1939
Ленинград

Часов в десять утра позвонили в дверь. Принесли повестку. Гриша расписался. От него требовалось прибыть завтра в девять ноль-ноль в райвоенкомат. Был указан номер кабинета. С собой иметь военный билет и настоящую повестку. Маша перепугалась всерьез. Гриша был спокоен, объяснил жене: судя по набору того, что требовалось иметь при себе, речь идет не больше, чем о прослушивании курса лекций. Гриша говорил убедительно. Но Маше от этого спокойнее не стало. Гриша сказал, что заскочит в больницу предупредить Реваза Михайловича. Маша еще хотела вдогонку попросить не задерживаться там до полуночи, но дверь за мужем захлопнулась.

Реваз Михайлович знал о повестке. Они заходили в больницу прежде, думая, что он там. Гриша сидел с начальником в кабинете, узнавал, что случилось интересного за эти три недели. Реваз спрашивал об отпуске, а Гриша пытался узнать последние новости. Вчера Маша так устала, что очень просила его не включать радио. Реваз поведал Грише о том, что неделю назад заключили договор с Германией, и фашисты уже не фашисты, а нечто почти родное и близкое. Теперь их не ругаем. Он что-то еще добавил шепотом по-грузински. Смысл был понятен.

Гриша вернулся домой, нашел свой военный билет, открыл. Там была вклеена его студенческая фотография и написано, что в Рабоче-Крестьянской Красной Армии Гордин Григорий Ильич находится в запасе и имеет воинское звание военврача третьего ранга. Маша тоже заглянула в документ.

— Сколько лет этой фотографии?— спросила она.

— Примерно четыре года.

— А ты очень изменился.

— Лучше или хуже?

— Да трудно так сразу определить, я буду думать над этим. Здесь ты выглядишь совсем как ребенок, а я тебя все-таки знаю уже другим. Пойдем прямо сейчас сфотографируемся вместе!
— Что за спешка, Маша?

— Я прошу тебя, сейчас я только соберусь, приведу себя в порядок. И ты тоже собирайся.

Они вышли вскоре из дома. Ближайшая «Фотография» находилась недалеко от Финляндского вокзала. Зашли внутрь. Там образовалась немалая очередь. Ожидали, в основном, родители с детьми, по возрасту — завтрашние первоклассники. Они сидели с серьезным видом, как и их родители, фотограф вызывал всех по очереди. Маша с Григорием чувствовали, будто попали на детский утренник по ошибке, им было смешно. Очередь подошла быстро, так со смешинкой, которая никак не покидала, зашли, сели. Фотограф навел свет, глядя на них, тоже заулыбался и сделал снимок. Вышли, все еще смеясь, приемщица обещала, что можно будет забрать снимки через пару дней.

17
Пятница 1 сентября 1939
Ленинград

К военкомату подходило много народу. Гриша предъявил повестку и военный билет, ему показали, куда проходить. В кабинете все не заняло и двух минут: заполнили какие-то формы, а ему вручили предписание с понедельника в течение полутора недель прослушать курс лекций, которые будут читаться по вечерам с 18.00 ежедневно, кроме воскресенья в аудитории номер такой-то в здании клиники Военно-полевой хирургии Военно-Медицинской Академии. Явка обязательна, курс является сборами по переподготовке личного состава медицинской службы без отрыва от производства.

«И всего-то»,— подумал Григорий, выйдя из военкомата, куда все подходили и подходили новые люди, как молодые парни, так и народ постарше.

Он забежал домой, взял все необходимое и пошел в больницу на работу. Пожалел, что Маши не оказалось уже дома, он бы развеял ее страхи.

В больнице Гриша сразу пошел к телефону в ординаторской, набрал номер Маши. Помня о предосторожности, сказал ей только, что вчера оказался на сто процентов прав. Она отлично поняла и поблагодарила за звонок. Потом началась работа. Больных в отделении лежало чуть меньше обычного, но в палатах Гордина лежали двое тяжелых, с которыми предстояло разобраться. Этим он и занялся. Реваз Михайлович с утра оказался на операции, она затянулась. После полудня он попросил, чтобы Гриша прошел с ним по своим палатам, они посмотрели каждого больного, обсудили их. Гришин отпуск показался уже чем-то давно прошедшим. Реваз позвал его к себе в кабинет, закрыл дверь, стал спрашивать о повестке. Гриша сказал, что с понедельника должен будет по вечерам ходить на лекции, но работать продолжит.

— А дежурств у тебя сколько на той неделе?

— Вторник, пятница, воскресенье.

— Два раза нужно будет вечером прикрыть, пока ты там. Разберемся. Только ты уж сразу оттуда возвращайся, а то я знаю эти лекции, встретишь однокурсников и считай, что все пропало.

— Вы меня обижаете, Реваз Михайлович.

— Шучу, дорогой. А ты сегодня новости слышал?

— Нет, а что?

— Война в Европе. Германия воюет с Польшей.

— А мы?

— А мы сейчас радио послушаем,— в кабинете у него висела «тарелка», а на часах подходило к пяти.

В выпуске новостей — о сессии Верховного Совета, много о трудовых успехах там и тут, уборке урожая, тоже вполне успешной. Сообщалось о начале учебного года, сколько первоклашек побывало впервые на уроках, и каким (точнее, о ком) был этот первый урок. А потом между прочим сказано, что немецкие войска успешно преодолевают сопротивление противника, продвигаются вперед. Это — без оценок. После этого — о польском режиме (и о тех, кто за спиной у них), и что век его давно минул, и что польскому народу давно уже требуется что-то совсем иное, и недалек час, когда…

18
Пятница 8 сентября 1939
Ленинград

Перед лекцией Гриша забежал домой. Очень хотел поесть. Времени оставалось мало, и опаздывать было нельзя. Как назло, Маша еще не вернулась. Он нашел на кухне хлеб, погрел на керосинке немного супа, Котлету съел холодной. Взял свои записи и побежал на лекцию.

Уже с понедельника читался курс. Народу собиралось много, почти полная аудитория. Однокурсников оказалось действительно не менее двадцати. Большинство — парни, но и девушек не так уж мало. По спискам быстро проверяли присутствующих в начале и в конце. Читал весь курс военврач первого ранга Ковалев Михаил Николаевич. Он по профессии — хирург, но читал все. Сухой, поджарый, чувствовалась давняя выправка настоящего офицера. Даже в первый вечер, когда в аудитории стоял, казалось бы, неугомонный шум встретившихся однокурсников, стоило лишь ему выйти к кафедре, и все замолчали мгновенно. Он оказался великолепным лектором. Первые три лекции были об организации медицинской службы полка, дивизии, армии, о структуре лечебно-эвакуационных подразделений, их задачах. Гриша предвидел эту тематику, ненавистную со времен военной кафедры, но все оказалось ясно, интересно. Гриша делал записи, но и без этого лекции откладывались в нем знанием. В институте такие лекторы попадались редко. А когда перешли к лечению раненых и пораженных в условиях войны, то тут стало еще интереснее.

Сегодня Ковалев вышел, поприветствовал аудиторию и назвал новую тему:

«Лечение и эвакуация пострадавших от ожогов и обморожений»

Гриша слушал, записывал, узнавал много нового, вспоминал что-то из институтского курса. Потом обратил внимание, что обморожениям лектор уделяет гораздо больше времени, какие-то вещи специально повторяет снова. Случайным это быть не могло. После лекции сегодня задавали вопросов больше обычного, а один из вопросов оказался именно о месте и значении обморожений. Получалось, что они опаснее ожогов. Лектор ждал такого вопроса, однозначно сказал, что да, действительно проблема обморожений может оказаться гораздо страшнее, чем ожогов, объяснил причины.

Вечером Гриша вернулся в больницу, теперь — на дежурство.

19
Четверг 14 сентября 1939
Ленинград

Сегодня вечером Ковалев завершал свой курс. Речь снова шла об организации, но теперь он говорил об определении приоритетов, грамотной сортировке на каждом этапе, последовательности вмешательств, о распределении ролей среди врачей и персонала в медсанбате, в полевых госпиталях. И снова получилось интересно. Гриша не предполагал, что курс по военной медицине окажется таким толковым.

Лектор закончил, ответил на вопросы, пожелал успешной дальнейшей работы или службы (он подчеркнул это и обвел взглядом слушателей), где пригодились бы приобретенные либо освеженные знания.

Все встали и зааплодировали ему. Ковалев сухо улыбнулся и покинул аудиторию.

Началась последняя перекличка. Зачитывались фамилии, проставлялись галочки. Все думали, что на этом все и завершилось, но после проверки объявили: завтра утром состоятся стрельбы из винтовки, и только после этого сборы закончатся. По залу прошел гул.

Гриша поговорил с теми, кого знал по институту, спрашивал об остальных. Многих уже вызывали на такие курсы, а потом призывали на длительные сборы или вовсе на службу.

В этот вечер он не дежурил, вернулся домой. Возле дома стоял грузовик, люди выгружали вещи, вселялась очередная семья в одну из освободившихся комнат, но в другой квартире.

В их комнате на письменном столе Маша установила сегодня в рамке новую фотографию, где они снялись вдвоем. Гриша был уверен, что ничего хорошего тогда получиться не могло, однако вышло наоборот: с карточки смотрели Маша и Григорий, он нежно обнимал ее плечи, она положила в его ладонь руку с колечком на безымянном пальце, оба улыбались. Теперь они смотрели на фотографию, мысленно благодарили фотографа, у которого в тот суматошный день так быстро двигалась очередь. Гриша спросил:

— А сколько карточек они напечатали?

— Я забрала три и негатив. Одну сюда поставила. А куда остальные?

— Детям.

Маша слегка вздрогнула, но промолчала. Гриша посмотрел на нее внимательно.

— Маша, что-то не так?

— Все в порядке, Гриша. Так у тебя сегодня закончилось?

— Завтра утром придется ехать стрелять, тогда и закончится.

— Во сколько тебе вставать?

— Как обычно, это на Васильевском. А ты видела, еще кто-то прямо сейчас вещи носит в дом, в какую это квартиру вселяются?

— Судя по топоту, это прямо над нами. Большая семья: муж с женой, двое детей и бабушка еще с ними.

— И вчера две семьи въезжали. Я позову тебя скоро ужинать, мой руки. Кстати, ты сегодня днем поел?

— Если честно, то нет.

— И молчал! Почему, Гриша?

— Тоже мне, проблема нашлась. Ты же знаешь, я могу сутки не есть, и ничего не случается. Проверено.

— Не говори глупости, слушать противно.

Маша пошла разогревать ужин.

«Почему он так посмотрел на меня?» — вспомнила Маша. Она боялась выдать свое беспокойство. Задержка растянулась уже на несколько дней, почти неделю. Это не впервые, случалось и чуть больше недели, а потом — как ни в чем не бывало, без последствий. Он наверняка заметил, не мог не заметить, однако молчал. Маша совсем не хотела сейчас говорить с ним об этом. К тому же чувствовала она себя нормально, никаких перемен.

20
Понедельник 18 сентября 1939
Ленинград

Повестку принесли утром прямо в больницу. Григорий расписался. Все написано предельно кратко и понятно: через два дня он должен прибыть туда-то и туда-то, при себе иметь военный билет, настоящую повестку, далее следовал список необходимого, включая бритвенный прибор, зубную щетку и порошок, смену белья, полотенце, прочие необходимые мелочи. Военврач третьего ранга Гордин призывался на сборы, срок — три месяца. А потом перечислялись соответствующие законы и ответственность в случае неисполнения.

Коллеги вздохнули. Реваз Михайлович смотрел печально, потом позвал к себе в кабинет. Там он своими глазами снова стал изучать повестку, но большего из нее выудить не смог. Вчера Красная Армия пошла в «Освободительный поход». Он прикинул: это не должно было занять много времени, и, значит, скорее всего, туда Гришу не направят. А куда же?

— Григорий, ты сегодня дежурить должен, верно?

— Верно.

— Я подежурю вместо тебя, лучше побудь пару дней с Машей, она и так редко тебя видит. Знаешь, дорогой, послужить тоже полезно, пригодится. Опять же, раз призывают, значит…— он не закончил свою мысль.

— Спасибо, Реваз Михайлович. Подумаешь, на три месяца каких-то, они пролетят быстро.

— Все у вас быстро! На свадьбе не погуляли, что вы за люди? У нас так никто не поступил бы! Ладно, не слушай меня, а как закончишь дела — уходи пораньше.

Маша вернулась с работы и удивилась, застав мужа дома. Первой мыслью было, не заболел ли? Но его вполне здоровый цвет лица рассеивал эти опасения. Гриша не стал лукавить и показал повестку. Его нарочито бодрый вид и шутливые пояснения не дали обмануть ее. Он ждал, что она скажет.

Жизнь научила Машу, что все хорошее, если и выпадает, то потом бывает наказуемо. Эти два счастливых года она подспудно ждала, что непременно придет расплата. Дни шли, месяцы шли, все продолжалось так же хорошо, а ей порой казалось, что от этого только рос ее долг судьбе. Та расплата, которая пришла в виде повестки-«квитанции», оказалась смехотворна в сравнении с тем, что еще могло случиться. Маша посмотрела ему в глаза и сказала:

— Не раскисай, пожалуйста. Подумаешь, ерунда какая, три месяца, сам не понимаешь, что еще могло быть? Давай лучше посмотрим, что тебе собрать нужно.

Продолжение
Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “Сергей Левин: Дом-сказка. Продолжение

  1. Очень убедительно автор нагнетает напряжение. От строчки к строчке оно естественно нарастает.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.