Сергей Левин: Дом-сказка. Продолжение

Loading

Среди раненых оказалось много с осколочными после артиллерийского и минометного обстрела, гораздо меньше сегодня оказалось пулевых. Их везли от Суомуссалми, в дороге двоих потеряли. Этих сгрузили отдельно, Гриша мельком видел их ранения — там не было шансов, даже если бы довезли сюда живыми…

Дом-сказка

Сергей Левин

Продолжение. Начало

24
Четверг 23 ноября 1939
Ухта (совр. Калевала), Карелия

Рассвет собирался долго, лениво. Наконец, словно после затянувшегося раздумья, на краю ясного неба показалось солнце и осветило верхушки елей, покрытых первым свежим снегом. Еще тонкий, белый покров лежал и на земле, только чернели многочисленные недавно протоптанные и проезженные дорожки. Высоко над лесом и поселком неспешно летала большая черная птица. Она начала делать круги над поселком, над лагерем, словно пытаясь понять, откуда здесь появилось столько лишнего: копошатся люди, идет дым от печек, костров. Гриша стоял, курил, задрав голову вверх, смотрел. Он даже испытывал неловкость перед птицей за такой беспорядок, а еще за то, что, кроме него, никто ее не замечает. Вокруг в лагере все суетились, что-то делали, собирали, разбирали, переносили с места на место. Дивизия расположилась здесь после долгой дороги. Эшелоны прибывали в Кемь, а оттуда все подразделения на грузовиках, на лошадях еще долго перебирались по проселочной дороге на запад до Ухты. Теперь поселок и узнать нельзя было, лагерь словно проглотил его. Шутка ли, целая дивизия разместилась! Понятно, что лагерь развернули не один, их раскинулось вокруг много, но центром всей кипучей деятельности стал поселок, где, конечно же, разместился штаб и все, что всегда располагается недалеко от него. Доблестный 298-й медсанбат тоже оказался здесь. Продолжали прибывать из Кеми машины с грузами, орудия, танки. Неподалеку от поселка расположился небольшой аэродром, с каждым днем прибавлялось самолетов. Борисову очень не нравилось, что весь транспорт по приказу командования дивизии занимался этими перевозками, включая, конечно, и машины, приданные исключительно медсанбату. Он и Орлов стояли рядом около палатки, провожая взглядом их «родную» полуторку, которая уходила за очередным грузом по изрядно затертой и изрытой колдобинами дороге на восток. Гриша видел их и прекрасно понимал, о чем сейчас пойдет речь.

— Эх, товарищ военврач второго ранга, Петр Максимович, дорогой! У нас ведь не просто машины, я же их подбирал специально, они же новые почти, исправные. Несколько дней таких переездов, и что мы получим обратно? А можем получить вместо них другие, а можем вообще не получить ничего, я не удивлюсь!

Борисов не лукавил. Это стало вполне возможно. Кто допустит, чтобы у медиков оказалась техника лучше, чем у других? И так разговоров было слишком много по поводу их хорошего обмундирования. Они уже расхаживали в зимнем, которое «батя» раздобыл в начале октября. Когда они попали сразу в зиму, невольно оценили, что тот для них сделал. Из всей дивизии только в 81-м полку люди оказались одеты, как нужно, а у остальных теплого не было и в помине. 81-й полк передали дивизии только что. Это — кадровый горно-стрелковый полк, обученный, в отличие от остальных. Настоящие морозы пока не грянули, но они могли начаться уже сейчас или в ближайшую неделю.
Орлов слушал Сергея Ивановича, прекрасно понимая, что тот абсолютно прав. Приказа о выступлении ждали в ближайшие дни. Окажутся они в тот день без машин — никто их объяснения выслушивать не захочет.

— Ладно, Борисов, нечего ныть, что мы можем сделать, дождемся, только проверять придется каждую.

— А время на это будет?

— У тебя — будет. Гордин, иди сюда, что ты там стоишь, ворон считаешь?

Гриша подошел. Орлов посмотрел на него. Глаза красные, взгляд тяжелый.

— Григорий, через полчаса комиссар собирает личный состав, что-то опять важное. Да, важное! Меня не ждите, я к комдиву должен скоро прибыть, а ты останешься там за старшего. Все уже знают, можешь не передавать, сам не опаздывай.

— Так точно.

Орлов умел избегать комиссарских мероприятий.

Приближаясь к логову «дурачка», он заметил, что тот подходит с другой стороны, несет большую коробку и ворох газет. Гриша заспешил к нему. До начала оставалось время, можно было почитать.

— Откуда газеты, свежие?

— Самолетом сегодня из Ленинграда прислали нам от политуправления округа. Есть даже вчерашние, — он посмотрел на Гришу глазами счастливого человека.

— Я почитаю прямо здесь до начала собрания, не возражаете?

— Читайте.

Гриша прямо сверху взял номер «Ленинградской правды» за двадцать второе ноября. То, что должно было произойти в ближайшее время, стало понятным в начале месяца, когда зачастили бесконечные статьи про «политических картежников» и «финляндскую козявку». Что он искал в газете? Теплилась надежда, будто все успокоится? Может быть. Ведь стояли уже около другой границы, у еще меньшей «козявки», тоже ждали, а комиссар «заливал» о страданиях и чаяниях трудового народа по ту сторону, где так ждут освободителей! И ничего, не оправдали, уехали оттуда.
В газете на первой полосе красовалась очередная статья об «обнаглевших хозяевах» соседней страны, «поджигателях войны» и их «империалистических покровителях», как невыносимо терпеть такое рядом с собой. До конца можно было не читать.

Гриша вспомнил, как в году, примерно, двадцать шестом, Георгий Иванович повел его на Неву смотреть белую ночь. Елизавета Павловна с Катей остались дома. Ходили вдоль набережной, смотрели на разведенные мосты, а в это время по Неве шли один за другим несколько буксиров, барж, небольшой пароходик, на каждом развевались флажки, синий крест на белом фоне. Георгий Иванович объяснил, что это «по договору» финны ходят через Неву в Ладогу и обратно. Гриша только и запомнил, что «по договору». И где этот договор? Кому помешал?
Гриша просмотрел всю газету. На последней странице нашел «Новости культуры». Сообщалось, что вчера в Большом Зале Ленинградской Филармонии состоялось первое исполнение новой, Шестой симфонии Шостаковича в исполнении Заслуженного коллектива Республики… Огромный успех.
Ровно два года, день в день…

Народ начинал собираться. Комиссар суетился рядом, отдавал распоряжения. Принесли патефон. Девушки-сестры стали переглядываться: по утрам танцев еще не бывало, как, впрочем, и по вечерам тоже. Фаина сидела молча, оглядывалась вокруг себя, спину держала прямо, сохраняла обычную строгость лица. Валентина пристроилась рядом с ней, но как только села на скамью, так «заклевала» носом, наверняка ночью составляла очередной отчет.

«Шаман» начал со вступительного слова, из которого следовало (в который раз), что стоим мы сейчас у границ соседней страны, где творится повседневно такое зло, что нет слов, чтобы все это выразить. Правящая буржуазная белогвардейская клика денно и нощно пьет кровь трудового народа, а тот соответственно стонет, взывает к помощи, успеть бы только помочь! А еще они развязывают нешуточные провокации у границ, а город Ленина совсем рядом. А после это стал вещать о нашем бесконечном миролюбии, что повело нас в этот поход, о мудрости Вождя. Потом продолжалось все по новому кругу, он уже начинал выть, глаза закатывать.

«Интересно, а пену изо рта он сможет выдать или этот урок прогулял?» — зло думал Гордин, слушая и глядя на «шамана».

Гриша сидел чуть в стороне от остальных и незаметно поглядывал на присутствовавших. Девушки с серьезными лицами кивали в такт комиссарскому вою, парни сидели, не выражая эмоций, Фаина все так же строго смотрела на него, иногда хмурила брови и успевала следить за Валентиной, чтобы та не захрапела. Гриша смотрел на них и невольно задумался, что судьба сыграла такую злую шутку: с отцом ему не довелось увидеться, а теперь он почти точно повторяет его путь. Интересно, а как все выглядело там в четырнадцатом? Он начал мысленно превращать сидевших вокруг девушек в сестер милосердия из той поры в фартуках, белоснежных косынках с красными крестами. Фаину Теппер тоже облачил во что-то строгое, изящное. Вместо короткой стрижки — аккуратная прическа, высоко подобранные пышные волосы, вместо роговых очков — пенсне, и непременно со шнурком, сквозь них — взгляд блоковской «незнакомки». Стал представлять, о чем говорили, когда выдавались минуты отдыха, не верилось, что там могла царить такая же суета, как здесь. Гриша продолжал свою игру, сочиняя что-нибудь про каждого из сидевших. А тем временем комиссар велел открыть патефон, завел его ручкой, а из коробки, что принес вместе с газетами, извлек новую пластинку. Он обвел всех щедрым взглядом и объявил:

— Товарищи, мы сегодня будем разучивать новую песню, это не просто песня, она должна стать песней нашего похода.

Он осторожно опустил иголку, после легкого шипения зазвучал духовой оркестр и сама песня. Прослушали. «Дурачок» раздал всем бумагу, карандаши и велел записывать слова. Текст ему прислали отдельно напечатанный.

— Итак, товарищи, музыку написали композиторы товарищи братья Покрасс, а слова — товарищ Д’Актиль.

Гриша представил себе такого «товарища» с бородой-эспаньолкой, при шпаге и с перстнем на тонкой руке (это уже другая эпоха, но неважно). «Дурачок» начал диктовать. Гриша спешил найти и ему место в своей игре, превратил в «батюшку». Теперь этот «батюшка» вразумлял их. Гриша стал записывать, прикрыв осторожно рукой свой листок:

«Соснякомъ по откосамъ кудрявится
Пограничный скупой кругозоръ.
Принимай насъ, Суоми-красавица,
Въ ожерельѣ прозрачныхъ озеръ.»

 Гриша продолжал писать. Старая орфография давалась легко, ее он помнил только по книгам. Георгий Иванович объяснил некоторые правила, на что Елизавета Павловна очень сердилась и просила не засорять детскую голову.

«Ломятъ танки широкiя просѣки,
Самолеты кружатъ въ облакахъ,
Невысокое солнышко осени
Зажигаетъ огни на штыкахъ.»

Перед словом «просеки» он на секунду задумался, это от глагола «сечь», конечно же «ять» не должен вызывать сомнений. А последние две строчки — ну чем не поэзия, только со временем года товарищ уже опоздал.

«Мы привыкли брататься съ побѣдами
И опять мы проносимъ въ бою
По дорогамъ, проложеннымъ дѣдами,
Краснозвѣздную славу свою.

Много лжи въ эти годы наверчено,
чтобъ запутать финляндскiй народъ.
Открывайте жъ теперь намъ довѣрчиво
Половинки широкихъ воротъ.

Ни шутамъ, ни писакамъ юродивымъ
Больше вашихъ сердецъ не смутить.
Отнимали не разъ вашу родину,
Мы пришли, чтобъ ее возвратить.

Мы пришли, чтобъ помочь вамъ расправиться
Расплатиться съ лихвой за позоръ.
Принимай насъ, Суоми-красавица,
Въ ожерельѣ прозрачныхъ озеръ.»

Гриша старался, даже почерк стал аккуратнее. Увлекшись, не заметил, как Таня Никифорова, шустрая сестричка, передвинулась поближе и успела заглянуть к нему в листок. Она шепнула:

— Доктор, а вы что не по-русски пишете?
— По-русски.
— Ничего себе буква «е» какая! Вы, врачи, всегда так пишете, что не понять никому.

«Дурачок» сделал знак рукой, вошел красноармеец Голубев, медсанбатовская знаменитость и талант, расчехлил баян. Комиссар дал еще раз прослушать песню на пластинке. Не дослушав до конца, Голубев уже лихо аккомпанировал на баяне, а все начали петь, глядя в текст.

Гриша пел со всеми, думая о своем. Долгие переезды не давали возможности написать Маше, от нее тоже не получил ничего. Сюда вообще пока ни разу почту не доставляли, газеты не в счет. Он привык к этой бессмысленной жизни, где не было дома, Маши, наверняка забыл, как нужно работать. Страшнее всего выходило то, что в его недолгой жизни столько раз перечеркивалось прежнее и начиналась новая страница. Его не покидал ужас повторения всего заново. Не придется ли опять все с белого листа начинать? За окном белел свежий вчерашний снег, опушка старого ельника подступала близко.

25
Четверг 30 ноября 1939
Ухта, Карелия

Ночью страшный рев разбудил лес: одна за другой машины с бойцами, танки, тягачи с пушками трогались и уходили прочь от лагеря на запад по недавно проложенной дороге. В одном из фургонов отправился духовой оркестр, сонные музыканты натянули поглубже буденновки, прижались к своим инструментам, напрасно надеясь подремать в пути. В медсанбате тоже были готовы отправляться, ждали только машин. Их так и не вернули. Оставались только повозки, но на одних лошадях медсанбат выходить не мог.

Никто не спал. Орлов расстелил новую карту, изучая предстоящий путь. Все просто: два полка должны перейти границу именно здесь, двигаться быстро по дороге дальше, до Юнтусранта. Эта деревня находится совсем недалеко, за ней дорога должна быть уже получше. Дойти до пересечения с главным шоссе, там следовало овладеть перекрестком, повернуть на юг, сделать бросок на Суомуссалми, к которому по важенваарской дороге южнее от них выйдет еще один полк дивизии. Здесь — большая деревня, волостной центр, узел всех важных путей. После взятия дивизией Суомуссалми корпусу откроется путь на запад до Улеаборга, для чего выдвинут вперед следующую дивизию. Орлов положил рядом вторую карту, уже не топографическую, а просто карту страны, указал пальцем то место, где дивизия стояла на границе.

Гриша смотрел туда же. Даже ему, далекому от военной науки, стало понятно, что должно произойти. На карте хорошо видно, что у страны в этом месте — вполне изящная «талия», поэтому именно здесь быстрее всего получалось рассечь ее пополам, отрезать север от юга, оградить от других соседей. После этого дни страны будут сочтены. Такая главная задача и была поставлена перед 9-й Армией. Гриша понимал, что сегодня он уже окажется на этой войне, все они будут там. И ничего опять нельзя сделать.

По заданию предстояло в день проходить по двадцать и более километров. Гриша вспомнил, что от Кеми до Ухты добирались гораздо медленнее без войны.

Ровно в восемь ноль-ноль повсеместно перешли границу, и уже в ближайшем выпуске новостей советским людям сообщили, что в ответ на наглую провокацию финляндских поджигателей войны, доблестная РККА спешит на помощь многострадальному народу, который не в силах больше терпеть власть недобитой белогвардейщины. Близок час избавления. Потом начались выступления горячей поддержки трудящихся, передавали все ту же песню, что они разучивали под баян с патефоном.
Медсанбат стоял все там же, машин не дали, их забыли.

Услышав подобные намеки, «дурачок» созвал народ и выдал очередную проповедь насчет того, что и не потребуется медсанбат, ждут нас там люди, замученные, голодные. Кто посмеет выйти против Красной Армии? А если посмеет, то…

Он готовился уже по своему обыкновению завыть, но его куда-то срочно отозвали.

Борисов пребывал в ужасе, но не от того, что их забыли. Он хорошо представлял себе, что они теперь получат. Их полуторки и тягач пропали для него уже безвозвратно.

26
Понедельник 4 декабря 1939
Юнтусранта. Финляндия

Деревню взяли пару дней назад. Без боя, точнее, почти без боя. Говорят, что немного постреляли с их стороны, но быстро прекратили, финны отошли. Деревня совсем небольшая, стояли аккуратные дома, почти все осталось в целости.

Медсанбат перешел границу только вчера, после того, как им дали транспорт. Конечно же, это оказалось не то, что раньше, но и не самое плохое. Сергей Иванович повздыхал недолго. Выяснилось, что обозначенная в картах дорога к этой деревне с восточной стороны на самом деле на большом участке была узковата. Шедшим перед ними пришлось второпях расширять ее, чтобы продвигаться. С первого дня понятно стало всем, что невозможно следовать спланированному графику.

Навстречу им в обратном направлении везли двоих раненых, их осмотрели, перевязали, велели продолжать путь в госпиталь. Гриша спросил бойца, как все случилось, но тот ничего сам не понял. Стреляли из леса, когда они подходили к деревне.

В деревне не должны были останавливаться надолго, только привал сделать. Но тут ждали еще раненые. Тяжелых не оказалось, у всех нашли только легкие повреждения.

Один из домов охранялся особо. Гриша обратил на это внимание, не успел даже задуматься о причинах, как подкатил фургон, вывели к нему из дома несколько гражданских, велели быстро садиться внутрь. Быстро не получилось, в основном, там были старики. Женщины помоложе помогли старикам, сели сами, охрана закрыла машину сзади, и они тронулись.

Сергей Иванович, стоявший рядом с Гришей, сразу понял ситуацию:

— Это местные, их теперь отправят.

— Куда?

— В лагерь какой-нибудь.

— Почему, Сергей Иваныч?

— Война, доктор.

— Они что, виноваты?

— А посмотрите на эти дома, как живут. Слышите, сколько коров мычит? Это на Севере-то.

Остановка немного затянулась. Водители настаивали, что нужно что-то проверить, подтянуть. Похоже, они хитрили.

Основные силы уже давно продолжали путь вперед на запад. Теперь, как дошли слухи, они наткнулись на сюрприз в виде отсутствия дороги на участке, где по картам она должна быть, пришлось прокладывать наспех новую. В деревне оставили, неизвестно зачем, пару взводов. Тем временем вокруг происходила кипучая деятельность: красноармейцы полезли по домам, вытаскивая оттуда еду, барахло, запасы. «Дурачок» попытался остановить их, визжал, что все там отравили и оставили специально враги. Бойцы не обращали на него внимания, это был «чужой» комиссар, плевать на него хотели. По преимуществу деревенские ребята, им интересно увидеть, как на самом деле здесь жили. Про «голод и унижения» в несчастной стране комиссары все уши прожужжали, а о том, что это такое, они помнили сами крепко: недавно детишек хоронили. Все оказалось иначе, но добро не должно пропадать, хозяев-то на их глазах только что увезли отсюда. Из домов потащили все, что можно.

Сергей Иванович позвал повара и своих людей, велел заготовить мясо, муку, еще что-нибудь для батальона, что найдут и сколько смогут. Если сейчас этого не сделать, потом такой возможности уже не будет никогда. Зима позволяла перевозить запасы, не боясь, что испортятся. Очень кстати тут прервалась связь со штабом дивизии, формально не получили приказа выступать дальше и где-то вставать лагерем, но общий приказ с направлением движения никто не отменял. Орлов немного поморщился, но не стал мешать Борисову делать заготовки. Достаточно оказалось этих первых дней войны, чтобы оценить такое командование, и это еще без боев! А случись что-то серьезное? Орлов только просил сделать все быстро, потому что придется самим уходить дальше, а по дороге, как он надеялся, им уточнят конечную цель. Комиссар повизжал, пообещал доложить обо всем, но никто с ним разговаривать не стал. Гриша и не только он, заметили, что после перехода границы, комиссар как-то ослаб духом, словно подменили землю этому «Антею», он чувствовал себя одиноко.

Заготовки сделали быстро, погрузились снова, медсанбат покинул деревню. Некоторое время бежала за ними собака, но она скоро остановилась, пролаяла вдогонку свои последние проклятия и повернула обратно охранять опустевший дом.

27
Понедельник 4 декабря 1939
Ленинград

Война шла уже пятый день. По радио о ней сообщили сразу почти торжественно, начались победные реляции. Потом растрезвонили про новое Народное Правительство, и теперь другого как будто вовсе не существовало. В выпусках новостей рапортовали о продвижении на Карельском перешейке. Другие новости сообщали, как обычно, о трудовых успехах там и тут, о подлости англо-французских империалистов. Маша прекрасно понимала, что муж ее оказался где-то на войне. Судя по звонку из Петрозаводска, он явно не на перешейке, а гораздо дальше, там наверняка уже очень холодно, никаких новостей о боях где-то еще толком не было. На работе, на улице, в трамвае никто не говорил о войне, ее будто и не существовало. Однако в городе теперь по вечерам не освещали улицы, ввели режим затемнения как спасение от финских бомбардировщиков. Самолетов врага не видели ни разу, а дни теперь стали совсем короткими. Люди бросились снимать свои сбережения, в магазинах мгновенно выстроились очереди, и товары стали исчезать на глазах. К этому нельзя было сразу привыкнуть, и забывчивые оставались без самого необходимого. А работали все как обычно. Сослуживицы Маши прекрасно понимали, где сейчас ее муж, но не говорили с ней об этом. Однажды только Антонина заметила, что хорошо служить там врачом, это не опасно. Других изменений у Маши пока видно не было, она ни словом еще ни с кем не обмолвилась, чувствовала себя все так же хорошо, только аппетит стал еще лучше, дожидалась всегда обеденного перерыва, считая минуты. Однажды Валентина слегка съязвила, заметив, что не иначе как долгое отсутствие мужа прибавляет аппетит.

Понятно, что в середине месяца Гриша не вернется, но все же… Наверняка это быстро закончится, его отпустят, может быть, в конце декабря. И Анна, и ее муж сказали примерно то же самое.
В квартире она по-прежнему оставалась одна. Так никого и не подселили. Зато сменили управдома, нового она видела один раз мельком, когда въезжали новые жильцы в отдельную квартиру рядом, тот суетился вокруг них, никого другого не замечая. Одной оставаться здесь становилось с каждым днем тяжелее, еще больше она боялась появления новых жильцов, а с ними вместе — управдома или милиции с вопросами: «кто такая, по какому праву, где прописана?». Они с Гришей прежде откладывали поход в ЗАГС, казалось, что это не имеет значения, а теперь поди пойми, что дальше случится.

Маша закончила работать, вышла в темный город. Дома остались продукты, но нужно было еще прикупить кое-что. Надеялась сделать это по дороге. Часть магазинов уже закрыли, а в других почти ничего не продавали. Люди сновали, искали, что им нужно, лица у всех мрачные, но вслух ничего не говорили. Настроение испортилось, она поспешила домой. Начало зимы теперь уже второй год напоминало о днях их первых свиданий. И сейчас настоящих морозов еще не случалось, свежий снег лежал на улицах, больших сугробов пока не намело. Нева еще не начала замерзать, только в мелких каналах, да в Мойке наметился тоненький лед.

Любой живущий в этом городе знает, как в такую пору улицы, дома, дворы меняются: становится тихо, уютно, в окнах рано зажигается свет. Оттого, что темнеет в ранние часы, жизнь людей, особенно когда идет снег, будто заботливо окутывается шалью, ветер сдувает с карнизов и крыш легкий снежок. Во дворах кажутся еще выше глухие стены-брандмауэры, меж кирпичей в кладке появляются белые полоски. Машины едут тихо и медленно, шаги людей тоже не слышны. Впереди еще Новый Год, но нет пока праздничной суеты.

В этот раз была совсем недалеко война, о ней напоминали только радостные сообщения в газетах и по радио, да еще темнота в городе по вечерам, о которой всегда забывали наутро, и она возвращалась снова, как бы неожиданно. Маша чувствовала, что эта чудесная пора на сей раз не для нее. Она почти подошла к своей улице, проходила мимо корпусов Академии, когда внезапно подъехала милицейская машина, из нее вышли сотрудники, велели всем идущим освободить тротуар. Маша поспешила на другую сторону, а в это время подъехали большие закрытые машины, остановились, из корпуса клиники вышли люди с носилками, начали выгружать одного за другим раненых, сначала ходячих, а потом сразу — лежачих, их оказалось очень много. Маша рванулась было снова в их сторону, но милиционер решительно остановил ее: «Не положено, гражданка, отойти немедленно!» Маша отпрянула назад, но не могла отвести взгляд. Подъехала еще милиция, быстро отгоняя и так немногочисленных прохожих подальше. Маша понимала, что их привезли сюда с перешейка, а никак не из-за Ладоги, Гриши здесь быть не могло, но теперь война оказалась реальностью вполне ощутимой.

28
Пятница 8 декабря 1939
Шоссе к северу от Суомуссалми, Финляндия

298-й медсанбат развертывался так спешно, как только это было возможно. Их задержка в пути стала ощутимой в последние дни. Вырвавшись на шоссе, 81-й полк стремительно пошел на юг, вслед за ним направился один батальон 662-го полка, а остальные его подразделения взяли направление на север. Авиация поддерживала наступление в светлое время суток, совсем недолго. Штаб дивизии пока расположился около перекрестка Паловаара, медикам приказали найти место неподалеку чуть южнее и развернуться в полную готовность как можно быстрее. Их машины пошли на юг, слева от дороги чуть ниже показалась вытянутая поляна, с одной стороны прикрытая пологим склоном, сзади словно немного поднимавшаяся вверх. В глубине ее справа угадывался ручей, еще не замерзший, впадавший чуть дальше в маленькое озерцо. Снега пока что выпало мало, и было не особенно холодно. Поляну окружал слева и сзади невысокий и редкий лес. Орлов вопросительно посмотрел на Борисова, тот велел остановиться, но подождать его. Взяв еще пару бойцов, он вышел из головной машины, они побежали по полянке, осмотрелись. Борисову непременно нужно было увидеть, как все выглядит с дальнего от дороги конца. Через несколько минут они вернулись, Борисов сказал, что место подходит им и пояснил, что со стороны дальнего края есть тропа, и она выводит к маленькой дорожке, значит, есть выход не только на шоссе. Они начали располагаться здесь без задержки. Пока не развернулись полностью, отдыхать никому не позволили. Раненые стали поступать, когда они еще не закончили развертывание. Первую же из поставленных палаток Орлов отвел для сортировки и первичного осмотра, разрешил оказывать там только самую неотложную помощь. Григорий с Фаиной на пару начали эту работу. Все раненые рассказывали примерно одно и то же: днем продвигались быстро, перестрелки возникали редко, но с наступлением темноты их вдруг принимались обстреливать. На дороге находились только свои, огонь по ним вели из леса, а как только начинали стрелять в ответ и бросались атаковать, никого обнаружить не удавалось. Лишь следы лыж на снегу да гильзы отстрелянные. А убитых и раненых прибавлялось с каждым днем. Борисов не упускал ни одной мелочи: здесь и именно здесь поставим это, а в этом месте — то. Что-то должно находиться ближе к воде, где-то будут хранить запасы, снова и снова он обследовал место позади их полянки. Под неглубоким снегом еще можно все проверить. Там отходила довольно широкая тропа, буквально метров через пятьдесят она поворачивала и вливалась в проселочную дорожку, вполне ровную. Развернули карту, вместе с Орловым они нашли свое место, определили, что та дорожка выводит к большому озеру, а оно тянулось от своей широкой части в Суомуссалми на северо-восток к уже знакомой Юнтусранта, а там и граница недалеко. Можно с нее, срезав путь, и на известную им дорогу выехать, уже довольно далеко отсюда. Сергей Иванович убедил комбата, что тропинку нужно расширить, и эвакуировать раненых они смогут по ней, как в книжках написано.

Южнее по шоссе соседями медиков стали транспортники, это обстоятельство порадовало Борисова, ведь в любой момент могут потребоваться машины.

Вчера и сегодня в результате запланированного соединения сил, идущих с севера и востока, взяли Суомуссалми. Произошел бой, но непродолжительный, финны оставили этот берег озера и держали только южный. Весть о том, что волостной центр взят, долетела очень быстро. Свежо в памяти было раздолье в маленькой Юнтусранта, появились желающие выехать на место поближе за ранеными, но вскоре передали, что там не осталось ни одного человека, а вся деревня только догорала, когда в нее вошли. Поступления раненых ждали очень скоро. Сегодня медсанбат развернули уже полностью. Стояли палатки: госпитальные, простые, жилые, в них установили печки. Инструменты простерилизовали в биксах. Люди смогли поспать ночью после такого тяжелого дня. Было тихо, караульных меняли вовремя.

Гриша стоял рядом с Петром Максимовичем, тот отмечал на карте последние передвижения, качал головой, его что-то тревожило. Гриша осторожно спросил. Тот оглянулся, вокруг никого, только они вдвоем. Почти на ухо он сказал Грише, показывая на карту:

— Посмотри, что происходит. Волостной центр (произносить каждый раз его название сил не было) взял 81-й полк, а с востока подошел 759-й. 81-й — это орлы, кадровый горно-стрелковый полк, ты же помнишь, они еще там до границы отличались от всех. Смотри, сколько они прошли, и сколько эти, чувствуешь разницу? А 759-й — это наш полк, на них рассчитывать нечего. Теперь посмотри, знаешь, кто остался севернее их прикрывать? Правильно, 662-й. Увидишь, и от них толку мало. По всей дороге растянулись, они еще ведь пошли на север, но только до этого озера (показал на карте), их там, как я узнал, остановили. И что в итоге?

— Что? Дороги наши, волостной центр взяли, выполняется приказ, с опозданием, конечно, но все-таки…

— В том-то и дело, что мы только по дорогам растянулись. Что по сторонам творится, не знаем, во всей дивизии один приличный полк, а остальные — говно, поверь мне (он еще раз оглянулся вокруг). И еще я скажу тебе одну вещь. Я об этом все время думаю. Они же, финны эти, не согласились сдать нам часть территории, острова, поставить базы, зная что тогда начнется война. Они пошли на это. Значит, они нас не боятся, им есть, чем ответить, не самоубийцы же. Ты, Гриша, знаешь с кем мы тут девять дней воевали, просрочив все на свете?

— Не знаю.

— Здесь стояло от силы два батальона против дивизии. И они не разбиты, они отошли. Все еще впереди. Такие пироги, товарищ военврач третьего ранга. Сегодня ждет нас много работы.

Не успел он это сказать, как все услышали приближение машин, они уже свернули к ним от шоссе.

Среди раненых оказалось много с осколочными после артиллерийского и минометного обстрела, гораздо меньше сегодня оказалось пулевых. Их везли от Суомуссалми, в дороге двоих потеряли. Этих сгрузили отдельно, Гриша мельком видел их ранения — там не было шансов, даже если бы довезли сюда живыми.

Сортировкой, как и положено, занимался сам Орлов. Сразу отделили легкораненых — их в расположение Сорокиной в дальнюю палатку, агонирующих — в сторону, тяжелых и средней тяжести — к Григорию с Фаиной. Они обрабатывали раны, останавливали кровотечения, накладывали транспортные шины. У одного бойца голень почти оторвана, висела на лоскуте, пришлось сразу ампутировать. Двое из доставленных оказались с ожогами, не самыми обширными, но глубокими. Выяснилось, что они сунулись в горящий дом, надеясь найти там что-нибудь, за это и поплатились. Новокаин расходовался в сумасшедших количествах, использованные инструменты сразу уносили на мытье и стерилизацию. После обработки большинство раненых требовало эвакуации, подавались машины, их загружали и отправляли в тыл. Некогда было присесть. Татьяну Никифорову посадили писать под диктовку истории болезней. Сколько часов прошло в такой работе? Они уже потеряли чувство времени. Но вдруг оказалось, что они работу свою закончили. Оставалось немного раненых, которых еще нельзя отправить, они лежали, получали растворы, обезболивающие, сестры возились с ними. Фаина сказала, что должна теперь пойти и помочь Вале. Гриша отпустил ее, а сам еще раз обошел оставшихся тяжелораненых. У одного снова открылось кровотечение, его вернули на стол, Гриша открыл рану, не нашел там кровоточившего сосуда и решил затампонировать. Орлов зашел к нему в этот момент, Гриша доложил о ситуации. Нужно было продолжать эвакуировать. Борисов взял эту задачу на себя. У Валентины легкораненых было немало. Они орали, требовали к себе внимания, многие откровенно хамили ей и сестрам. Однако Сорокина всем проделала то, что полагалось, наконец и там все успокоилось. Большинству эвакуация не требовалась, кто-то мог возвращаться в часть, а остальным нужно было несколько дней на лечение.

Поздно вечером, когда все врачи и сестры свою работу закончили, их позвали ужинать. Повар приготовил мясо (никто из медсанбата прежде никогда его не ел в таких количествах), а хлеб опять выдали черствый, и его осталось мало. После ужина народ стал расходиться спать. На улице в тот день начался снегопад, а к ночи разыгралась метель. Прежде чем уснуть, Гриша почему-то вспомнил, что давно не видел «дурачка», он здесь или где? И где его зажигающее слово?

Продолжение
Print Friendly, PDF & Email

9 комментариев для “Сергей Левин: Дом-сказка. Продолжение

  1. Уважаемый автор,

    Читать Вашу повесть очень интересно. Хороший сюжет, подкупают правдивые детали. Только одно царапает: главные герои слишком идеальны. Дед и внук слишком похожи друг на друга, хотя жили в разнoе время, что по-разному формирует личности.

    1. Уважаемая Инна, я очень Вам признателен за отзыв прежде всего потому, что немедленно полез искать Ваши публикации и начал с «Диссидента». А там, как выяснилось, уже никак нельзя оставить комментарий. Жаль. Рассказ всколыхнул во мне многое.
      Что касается Вашего замечания по поводу моих главных героев, то я давно его ожидал. Даже не боялся, а именно ожидал как неизбежного. Их «идеальность» мною была замечена сразу. Да, такая получилась «ахиллесова пята», очень заметная. Понять-то я понял, но сделать с этим ничего не смог. Начал бы нарочно сажать на них кляксы, это стало бы заметным и неестественным дополнением. Своих героев я люблю и не в силах этого скрывать. Придумывая Машу, срисовал ее со своей бабушки. Хотелось, чтобы читатель полюбил вслед за мной. А что касается Григория, то хотелось погрузиться и увидеть иное время (страшное!) глазами нормального необолваненного и близкого мне по духу человека, коллеги, у которого нет выбора, нет иной жизни, нет иной молодости. Страшный тридцать седьмой год становится для него самым счастливым, таков странный жребий, но Судьба распоряжается так, как она умеет это делать. Насчет того, что по-разному время формирует личности. С мыслью опровергнуть это заблуждение, собственно, и написана повесть. Говорят, что дети — это продолжение родителей. Помните, у Трифонова говорится о непрерывной нити поколений? С этим легко согласиться. Но если «мы» — это «они», то почему и не наоборот? Я утверждаю, что и «они» — это «мы», но в том времени. Вся лишь разница в нашем знании последующих событий.

  2. Прекрасно проведенная историко-топографическая пропедевтика. Браво, доктор.

    1. Спасибо. Я очень хочу, чтобы читающий с экрана современный человек мог в любой момент открыть новое «окно», дать на поиск в качестве ключевых слов то или иное название места, дату, событие или имя исторического персонажа и открыть для себя многое, о чем не было широко известно. А зачем все это понадобилось, думаю, мы обсудим после завершения публикации.

  3. Дорогой Сергей! Откуда такие подробости, детали? Ведь Вы же не могли там, в Финляндии быть. Значит кто-то рассказывал или описывал?Я не любитель беллетристики, но Ваше повествование захватывает, как воспоминания очевидца.

    1. Дорогой Михаил. После того, как сложился замысел, пришлось очень много поработать, изучая детали. Получилось так, что это произведение стало первым в художественной прозе на русском языке о той войне. Своих героев (вымышленных людей) я специально отправил в события абсолютно достоверные. И номера воинских частей, и их расположение, и хронология событий — все это так и происходило. В процессе поиска и изучения обнаружил много очень скрупулезных исследований карельских историков, воспоминаний участников и современников. Кроме всего этого есть книги и материалы исследований финских историков, где события Зимней Войны прослеживаются по дням. Располагая таким, еще не до конца нами оцененным несметным богатством, как Интернет, можно найти все, заодно еще научиться отсеивать недостоверную информацию. Могу сказать, что лично мне это оказалось необычайно интересно.

Добавить комментарий для Soplemennik Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.