Сергей Левин: Дом-сказка. Продолжение

Loading

«Значит, есть один шанс. Только один. Смотрите, здесь у них пока стоит медицинский отряд. Если лейтенант истекал кровью, то они либо потеряли его в пути, либо сами убили, а скорее всего, привезли туда. Если он еще там, у нас есть шанс. Собрать группу из пяти человек, взять сани, выходить немедленно.»

Дом-сказка

Сергей Левин

Продолжение. Начало

29.
Среда 13 декабря 1939
Шоссе к северу от Суомуссалми, Финляндия

Поляну, где стоял медсанбат, трудно было узнать после того, как за несколько дней навалило столько снега. У Сергея Ивановича, как оказалось, были припасены и широкие лопаты, как раз для расчистки. От палатки к палатке между сугробов протянулись тропинки. Все время расчищалась дорожка для подъезжающих машин. Снегопад прекратился, зато столбик термометра опускался все ниже и ниже. В последние два дня беспрерывно шли бои к югу от них, раненых привозили много, снова и снова работали без остановок, принимали новых, отправляли в тыл. В последнюю ночь никто не спал, поток не иссякал. Стали поступать и обмороженные, причем чем дальше, тем больше. Одну из машин вчера на пути к ним обстреляли, она встала. Пока другая прибыла на место, и переложили в нее раненых, трое из них уже умерли, а остальные оказались сильно обморожены.

Сегодня все слышали, что бой не прекращался, артиллерия так же интенсивно работала, а раненых привозили меньше, потом не привозили вообще. Орлов пытался понять, что происходит, может, эвакуируют оттуда на восток по Важенваарской дороге? Однако все оказалось гораздо печальнее: два полка в Суомуссалми были практически окружены. Дорогу на восток отрезали напрочь, а дорога к ним с севера охранялась батальоном 662-го полка. Их тоже атаковали из лесов, остатки отошли к своим и оказались в том же окружении, часть их перебили на дороге. За дорогу вновь и вновь происходили короткие бои. Что это означало? А лишь то, что финны привели сюда новые силы после того, как те два несчастных батальона смогли продержаться несколько дней. Что про это известно? А ничего. Любая попытка какой-нибудь разведки малыми группами по сторонам от дороги ничего не давала, кроме обстрела из лесов. Люди знали только, что дорогу контролируют свои, а в лесах вокруг — неизвестное количество лыжных летучих отрядов. Сколько их, какие силы прибыли? Никто ничего не знал. Страх расползался среди замерзающих рот. Орлов, Гриша и Борисов стали вспоминать, что же есть в полковых медицинских пунктах у окруженных, но ясно, что самостоятельно без эвакуации раненых они спасать не смогут. Только бы продержались до подхода новых сил. Кольцо окружения сжималось. Вся надежда была на 81-й полк, который в состоянии держать более-менее грамотно оборону, к тому же и одет нормально. 759-й в их шинелях, буденновках и сапогах (вряд ли что-то изменилось за короткое время) воевать в такой мороз, да еще и в окружении не мог.

Орлов сейчас больше думал о том, что в любой момент запросто атаковать могут и их, и штаб дивизии. Бойцы охраны в батальоне слабенькие. Петр Максимович связывался с комдивом, но в штабе царила такая истерика, что говорить об усилении охраны медсанбата просто не с кем. При свете короткого дня видели летящие наши самолеты, в темноте им нечего было делать. Потом на юг бросали какие-то скудные отряды, они на время занимали дорогу, но после атак из лесов снова ее теряли. Корпусное командование спешило направить новые силы как можно быстрее. 44-я дивизия быстро разгрузилась уже из эшелонов в Кеми, ее гнали сюда, но подойти она не успевала.

В медсанбате хлеба не получали уже несколько дней. Из той муки, что прихватили в деревне, повар старался приготовить хоть что-нибудь, но на хлеб это не походило.

«Дурачок», как оказалось, никуда не исчезал, просто когда все принимали раненых, работали, расчищали снег, заготавливали дрова на морозе, таскали воду, он старался не мешать. Но зато как только поток раненых иссякал, так и он появлялся. Теперь созрели еще две напасти: приближалось шестидесятилетие Вождя и рядом в штабе дивизии лично находился сам т. Мехлис. Конечно, медсанбат интересовал Мехлиса меньше всего, но зато «дурачку» продемонстрировать перед большим комиссарским начальством свою персону можно было лишь придумав что-то необыкновенное в качестве подарка т. Сталину от вверенного ему (духовно) медсанбата. Несмотря на свою изобретательность, ничего умного он, как назло, придумать не мог, приставал ко всем, чтобы тоже помозговали на эту тему, но у людей работы по горло, и его только что матом не посылали.

Уже несколько часов не привозили раненых. Комбат распорядился, чтобы бойцы усилили охрану, а медперсонал приводил все в порядок: поток мог возобновиться в любой момент, успели бы, пока светло. Борисов нервничал, потому что снабжение ухудшалось на глазах, свои запасы они почти порастратили. Сквозь снежную круговерть он увидел две полуторки, они шли к ним по дороге с севера. Сергей Иванович был уверен, что это наконец привезли продовольствие и горючее, побежал к дороге, размахивая руками, крикнул им:

— Сюда, налево, сворачивай, твою мать…

Тут раздалось несколько выстрелов, сразу эхом отозвавшихся из леса, он упал. Передняя машина встала, вылетели осколки стекла кабины и упали на снег, окрашенные кровью убитого водителя. Вторая машина успела затормозить. Все, кто находился неподалеку, видели это, остолбенели от ужаса. А когда бойцы рванули на выстрелы, нашли там только лыжный след. Гриша подбежал к «бате», тот был мертв. Стояла полная тишина, ранние сумерки, рядом темнела опушка невысокого леса на пригорке над полянкой, ели густо покрылись снегом, коряги зловеще торчали наружу. Так страшно ему еще не было никогда.

Орлов справился с собой первым, заставил всех немедленно работать, разгружать машины. Сам связался со штабом, доложил. Нужно было похоронить Сергея Ивановича и водителя. Орлов вызвал комиссара и попросил его это сделать.

30.
Пятница 29 декабря 1939
Шоссе к северу от Суомуссалми, Финляндия

Медсанбат получил приказ приготовиться к быстрой отправке в тыл. Транспорт обещали дать очень скоро. Окруженные в Суомуссалми продержались, оставили технику, пушки и со вчерашнего дня начали отход на много километров через замерзшее озеро по льду. Другого пути не осталось. Остатки все еще боеспособного 81-го полка, как могли, прикрывали уходящих, а они растянулись, стараясь оставаться на середине озера, подальше от стрелявших с берегов финнов. Те убедились, что дивизия отступает, и хотели только ускорить процесс и не допустить отклонения от маршрута прямиком к границе. Через бинокли они видели идущих из последних сил. Мертвые и обессилевшие оставались одинокими темными точками на льду, пока их не заносило снегом, а колонна уходила дальше. С востока же по дороге Раате новая дивизия русских неумолимо подходила ближе и ближе, так что предстояло готовиться к новым боям.

Как уходить медсанбату, еще не решили окончательно. Шоссе на паловаарском перекрестке переходило из рук в руки. В последние дни новые атаки финнов шли на них с севера: малые группы стремительно подходили, точно атаковали, захватывали участки дорог, окружали отдельные небольшие отряды. Паника нарастала в уцелевших ротах 662-го полка. Медсанбат мог уходить и по второй дорожке к озеру, а там присоединиться к колонне отступавших, либо выйти подальше на дорогу, недавно проложенную, и оттуда — к границе.

Но в батальоне осталось слишком много раненых, их не эвакуировали уже дня три. Не на чем вывозить, да и не до них командованию в эти дни. Там ругань шла, головы летели. Самим приходилось на месте все решать.

Чтобы эвакуировать медсанбат с таким количеством раненых, машин требовалось вдвое, а то и втрое больше. Надежда была на автороту, что стояла южнее. Их потрепали изрядно в последние дни, так что сами они не знали толком, сколько осталось исправных машин. Нужного количества точно не найдут. Им же предстояло не только медсанбат эвакуировать. Как ни боялся этого Орлов, но приходилось разбивать отход на два этапа. Большинство раненых могли ходить или хотя бы сидеть, а лежачих осталось гораздо меньше. Как ни хотелось побыстрее эвакуировать тяжелораненых, но правильным решением в такой ситуации было отправить прежде ходячих и сидячих, свернуть медсанбат частично, оставить госпитальную палатку и палатку операционную со всем необходимым, одного врача, трех сестер, санитаров, охрану, чтобы следующие машины забрали их. Транспортники уверяли, что уже делают быстрый ремонт машинам, которые подбиты, но еще на ходу, буквально несколько часов это должно занять, и они заберут оставшихся не позднее, чем завтра. Так и сделали. Гриша с малой частью батальона остался за старшего. Сестер взял самых лучших. Гриша велел, чтобы поддерживали тепло в обеих палатках, а не только там, где лежали раненые. Сделал обход, ни у кого ухудшения не нашел, вернулся во вторую палатку, просмотрел снова, что осталось. Набор стерильных инструментов готов, есть белье, шовный материал, для перевязок тоже всего хватало. Хотелось только скорее отсюда уйти.

31.
Суббота 30 декабря 1939
Шоссе к северу от Суомуссалми, Финляндия
4:00

Гриша не спал, просто лежал в палатке и слышал все. Он слышал, как подъехала машина, как кричали снаружи. Разобрать он смог только отдельные слова:

«Стой!»
«Стрелять буду!»
«Свои, дурак.»
«Раненый.»
«Пленный.»

Гриша засунул ноги в валенки, набросил на себя полушубок, выскочил наружу. Стоявший в охране боец препирался с приехавшим в этой машине.

Когда Гриша подбежал к ним, тот сразу объяснил второпях, что неподалеку отсюда случился бой, финны опять атаковали дорогу, удалось захватить пленного, причем офицера, только тот ранен, кровью истекает, им его не довезти. Гриша скомандовал бойцу бежать и поднять одну сестру, чтобы немедленно была здесь в палатке. Раненого финна вытащили из машины. Тот был молод, в хорошем зимнем обмундировании, но только густо пропитанном кровью. Его быстро понесли в палатку. Бойцы напомнили, что пленного нужно охранять.

— Не сбежит. Вы пока сами поешьте чего-нибудь, мой боец постоит поохраняет, — сказал Гриша измученным красноармейцам, которые по достоинству оценили это.

— Спасибо. Но нам нужно дальше ехать. Приказано своих догнать. Мы пленного уже не заберем. Вам его сдавать придется, если живой останется.

— Разберемся.

Раненого внесли, положили на стол, сняли полушубок. Штаны порваны явно штыком, пришлось их разрезать. Раненый дышал ровно, но был очень бледен. Гриша велел Тане раскрыть биксы, надел перчатки, все оказалось под руками. Наконец, он увидел рану, она находилась под пахом слева, кровотечение продолжалось и, судя по всему, — артериальнoe. Таня набрала новокаин сразу в несколько шприцев. Он быстро обработал вокруг йодом, обколол рану, придавил салфетками, расширил.

— Таня, возьмите лампу, посветите мне, я остальное сделаю сам.

— Ой, доктор, там же артерия. Что-то можно сделать?

— Таня, свет, я сказал.

— Все равно темно, доктор.

— Я все вижу, Таня.

Он подходил к кровоточившей артерии, думать было некогда. Левой рукой придавливал, и тогда кровотечение ослабевало, В правой держал ножницы и ими сепарировал ткани вокруг. У Тани осталась свободной одна рука, сестра, даже не спрашивая, все время сушила рану. Наконец все стало ясно: сама бедренная артерия осталась цела, но оказалась повреждена, даже не пересечена совсем, ее ветка, не самая крупная, лежавшая неглубоко. Гриша наложил два зажима над и под поврежденным местом, пересек между ними, потом перевязал под каждым из них. Кровотечение было остановлено. Гриша освежевал рану, убрал из нее всю грязь, мертвые ткани, лоскуток одежды, помыл, зашил наскоро, оставив дренаж, закрыл ее повязкой. Раненого переложили на койку, что стояла рядом. Татьяна подошла к Грише, извинилась и попросила разрешения срочно выйти.

Гриша смотрел на раненого, тот выглядел чуть лучше. Через пару минут раненый открыл глаза, осмотрелся. Когда убедился, что никого, кроме врача, рядом не находилось, сказал на чистом русском:

— Спасибо вам, доктор. Вы ведь спасли меня. Позвольте узнать, как вас зовут? Извините, я не представился. Лейтенант Андрей Снегирев, я из Таммерфорса.

— А я военврач третьего ранга Григорий Гордин, — Гриша смотрел на него и не смог не сказать лишнего, — Вы, Андрей, тоже спасли меня. Вам сейчас отдохнуть нужно. Поспите, пока анестезия не отошла.

Гриша пожал его бледную ладонь. Тот уснул сразу.

Гордин вышел из палатки, Таня шла обратно, обещала посидеть там. Часовому он велел стоять снаружи и смотреть в оба. Гриша отошел в сторону, закурил. Чувствовал усталость и облегчение.

32.
Суббота 30 декабря 1939
Севернее перекрестка Паловаара, Финляндия
Штаб «Суси»
8:00

Командующий спецгруппой «Суси» подполковник Пааво Суситайваль не спал в эту ночь. Он сидел со своей неизменной трубкой в зубах, держа чашку очень крепкого кофе. Оставались сутки чтобы окончательно выгнать 163-ю дивизию русских отсюда. Из Суомуссалми они ушли по льду через озеро, но здесь на дорогах оставались, нанизанные подобно бусам, их отдельные части. Бои последних дней за эти дороги велись упорные.

В Генштабе сразу увидели продвижение русских на Суомуссалми, и не сложно было понять, что исход войны решится там, а послать на север большие части, когда армия с авиацией и танками наседает на перешейке, да еще армия над Ладогой, оказалось просто невозможно. Почему исход войны решался здесь? На поверхности лежал самый простой ответ, и этот ответ находился на карте: здесь — самое узкое место, чтобы перерезать страну надвое.

Однако и Маршал, и направленный сюда командующим свежесобранной 9-й дивизией Ялмар Сииласвуо, и подполковник Суситайваль, принявший командование своей спецгруппой, которая состояла из одного полка и еще небольших подразделений, понимали кое-что поважнее. Они все помнили Гражданскую войну. Тот страшный памятный им восемнадцатый год научил, что если в Стране удержится Север, то удержится и сама Страна, а если Север падет, то Юг не удержит ничего. Такова Страна.

Сил мало, резерва не осталось вообще. Эту их новую дивизию скроили наспех из последнего резерва. Все действия велись так, чтобы создавать видимость большей численности с помощью маневрирования. Потерь допускать нельзя. Новая 44-я дивизия русских уже шла на них с востока по дороге Раате. Сииласвуо там могут понадобиться все силы, включая отряды «Суси», а отсюда нельзя уйти, пока вся 163-я не пересечет свою границу.

Подполковнику исполнилось недавно уже сорок три. Он перепробовал в жизни все. Он менял фамилии и имена. Его настоящая фамилия была Сивен (мало, кто помнил это). Когда в юности скрывался от царской охранки, сменил ее на Суситайваль («волчья тропа»). Так это к нему и привязалось. Уже под новым именем служил в армии, стал офицером, ввязывался в авантюры, потом он превратился в общественного деятеля, выступал, много публиковался, оказался участником некоторых громких политических акций. В стране его все знали. Ему перевалило за сорок, а он все еще пребывал в поисках себя. В этом году его избрали в Парламент, и даже в депутатском кресле продолжались сомнения в правильности своего пути. И только месяц назад, когда началась война, открылась простая истина: он солдат, таковым и должен оставаться. Мешала ему известность или нет? Трудно сказать. Его известность больше мешала Маршалу, для которого существовали политики и солдаты, желательно по отдельности. Однако Маршал лично распорядился, чтобы Суситайваль оказался здесь и командовал северной группой в дивизии Сииласвуо. Его уважали, дисциплина была железной.

Сейчас он ждал возвращения небольшого отряда, который ночью отправили атаковать русских в двадцати километрах отсюда, перерезать там шоссе. Их он ждал гораздо раньше, явно что-то случилось.

Через полчаса доложили, что вернулись не все из этой группы, он пожелал немедленно их видеть.

Они вошли, имея потрепанный вид. Подполковник обратился к старшему из них, велел доложить о произошедшем. Этот младший лейтенант Киннунен выделялся в части, выглядел крепким, как лось, казалось, что ничего не боялся. Но подполковника уже не раз что-то в нем настораживало, а что именно, он сам не понимал до сих пор.

Киннунен доложил подробно, как они вышли к нужному месту и что увидели:

— Русских оказалось там больше, но часть находилась в стороне справа от нас, мы подошли вплотную и решили атаковать тихо одну группу ножами и штыками, а потом уже заниматься другой. Те успели заметить, сразу сошлись в рукопашном бою.

— Кто пошел на них? — спросил подполковник, не повышая голоса.

— Лейтенант и еще трое. Схватка было недолгой, мы быстро открыли огонь по второй группе, те ничего не успели сделать, но вот рядом с первой стояла машина, они ранили нашего лейтенанта, в крови втащили в машину.

— А вы?

— Мы еще отстреливались от второй группы. А они быстро завелись и уехали.

Суситайваль отпил кофе, медленно набрал дым из трубки, выпустил.

— Итак, у вас на глазах командира раненым в бою захватили в плен, а вы вернулись сюда?

Киннунен смотрел спокойно, через секунду на его лице появилось подобие ухмылки, и он сказал то, о чем потом сильно пожалел:

— Господин подполковник, «рюсся» своему ничего не сделают.

Подполковник вынул трубку и посмотрел внимательно на младшего лейтенанта, потом отпил глоток кофе и тихо сказал:

— Наш главнокомандующий, к вашему сведению, является еще и генерал-лейтенантом русской армии, а лейтенант Андрей Снегирев — офицером вверенного мне подразделения финской армии. Вы, младший лейтенант, бросили его, остальные слова излишни, согласитесь.

Киннунен стоял, как столб. Это был позор.

Подполковник вызвал еще людей. Они склонились над картой.

— Киннунен, покажите точно еще раз, где это произошло.

Тот показал.

— Вы точно видели, что он ранен?

— Да у русских костер горел, мы видели много крови.

— Значит, есть один шанс. Только один. Смотрите, здесь у них пока стоит медицинский отряд. Если лейтенант истекал кровью, то они либо потеряли его в пути, либо сами убили, а скорее всего, привезли туда. Если он еще там, у нас есть шанс. Собрать группу из пяти человек, взять сани для перевозки и все необходимое, выходить немедленно. Да, Киннунен, сдайте оружие, вы арестованы, а судьба ваша будет зависеть от успеха этой группы.

Киннунена увели, подполковник решил, что теперь найдется два-три часа ему на отдых. Почему-то он очень надеялся, что они спасут лейтенанта, а если нет, то он, всем известный Суси, окажется таким же офицером-неудачником, каким оказался политиком (по строгой самооценке). Он удалился к себе в комнатку и прилег там. Группа быстро ушла на лыжах в южную сторону.

33.
Суббота 30 декабря 1939
Шоссе к северу от Суомуссалми, Финляндия
16:00

Стемнело почти совсем. Гриша увидел, как приближается большой фургон. Машина повернула к ним. Гриша подбежал к кабине и первым делом спросил, будет ли еще одна. Иначе их не вывезти, даже если оставить палатки на месте.

— Следующий идет за мной, очень скоро будет здесь, начинайте погружаться.

Все забегали. Первыми решили погрузить раненых, это сделали быстро и аккуратно, потом свернули госпитальную палатку, впихнули туда же. Водитель нервничал. Больше у него места не осталось. Гриша не хотел отпускать их, пока не увидит вторую машину. Еще стояла вторая палатка, в ней пленный, снаружи двое бойцов и Таня-сестра. Показалась вторая машина, и когда она уже сворачивала к ним, Гриша дал команду водителю первой трогаться в направлении той дорожки, что отходит от противоположного края поляны. Один из бойцов охраны сел рядом с ним, он знал дорогу. Они поехали, скрылись за пригорком.

Вторая машина медленно подъезжала, чтобы оказаться около самой палатки, сократив время погрузки. Из леса с пригорка скатились на лыжах три тени, в машину бросили гранату, охранявший палатку боец был убит выстрелом прямо в голову. Гриша в тот момент оказался чуть в стороне, рванулся к ним, не успел ничего понять, как что-то ударило в низ живота, он упал.

«Наткнулся, что ли, на корягу?» — подумал он, попробовал встать, не смог, увидел, что еще две тени с санками спустились с пригорка, один снял лыжи, вбежал в палатку, сделал второму знак, тот вошел за ним. Тем временем раздалось еще несколько выстрелов. Видно было, как упала Таня. Потом из палатки вынесли раненого, уложили на санки и потащили прочь. Гриша удивился, что видел это нечетко, как бы сквозь пелену, подумал еще, что витамина «А» у него мало. После этого теплая волна окатила его, вода доходила до живота, нужно выйти на берег. Вот он совсем рядом, низкий берег, уже кусты затопило. Гриша оглянулся, узнал Неву и отходящую отсюда направо Большую Невку, вдоль реки стояли леса, а города и мостов не было. Рядом старик спускал на воду лодку, Гриша узнал соседа Павла Ивановича, поздоровался. Тот оглянулся, насупил брови:

— Ктоо пришель, зачеем пришель? — Глаза знакомо смеялись.

— Павел Иванович, куда вы собрались?

— Вода идет, торопиться нужно, иди ко мне, Грииша.

Старик сел на весла, и они ушли от берега. Вода поднималась и поднималась. Лодка шла по реке. Вдали показалась гранитная скала. Там их ждал лебедь. Он смотрел на их лодку. Гриша услышал английский рожок, и он играл ту самую мелодию, что навсегда запомнилась ему когда-то очень давно за дверью консерваторского класса. Гриша уснул.

34.
Суббота 30 декабря 1939
Ленинград

Маша вышла с работы рано и к удивлению своему застала ожидавшую у входа подругу Анну.

— Ань, что случилось?

— Это с тобой что случилось? Когда по телефону говорили, мне твой голос не понравился. Ты здорова?

— Вполне.

— Ну, а что все-таки происходит?

— Ты же знаешь, от Гриши ничего так давно не было.

— Но ты понимаешь, где он. Поверь, когда все кончится, он вернется.

— Да, ты права, еще есть кое-что.

— Что еще, Маша?

— Давай не здесь об этом.

— Маша, я хочу, чтобы мы сейчас пошли ко мне. Что тебе делать дома в четырех стенах? Наверняка у тебя и поесть нечего, я не права?

— Ань, ты действительно права. Ты всегда права.

— Маша, пойдем не просто ко мне, останешься у меня и на Новый год, пожалуйста.

— Спасибо, Аня. Но мне тогда все равно нужно зайти домой, взять кое-что на пару-тройку дней, ты понимаешь?

— Понимаю, иди, только не вздумай что-то искать и покупать, у нас все есть!

— А что сейчас вообще можно купить?

— Вот, сама понимаешь. Ладно, идет твой трамвай, поезжай домой. Возьмешь все, что тебе нужно, и сразу иди ко мне, сразу! Лед на Неве давно уже крепкий, а ты еще ни разу не приходила. Я жду!

Маша села в трамвай, быстро добралась домой. Убедилась в очередной раз, что почтовый ящик пуст, зашла в квартиру. Там было темно, скучно. Она благодарила Анну за то, что вытаскивает ее отсюда хотя бы на несколько дней. Действительно, и поесть дома ничего не осталось. Маша положила руку на живот. Он уже изменился. Если одеваться так, чтобы подчеркнуть беременность, то она была бы видна, Маша пока что надевала свободное, да и рост ее небольшой, окружающие еще ничего не разгадали. Она оглядела пустой дом, снова погладила себя по животу, посмотрела на него и продекламировала тихо:

— Полюбуйся, Саша Гордин, у тебя плохая мать.

Потом она прибралась на кухне, ушла в комнату, переложила какие-то вещи, собрала то, что требовалось взять с собой, переоделась, привела в порядок волосы. Перед уходом достала из ящичка стола лист бумаги, написала записку на случай внезапного возвращения Гриши домой.

Все эти сборы заняли время. Она заторопилась уходить. Учитывая свой маршрут, надела валенки, с собой взяла сумку, куда положила белье, хорошее платье на Новый Год, туфли, маленькие подарки Анне и Володьке. Сумка получилась не тяжелой, но и не маленькой. Она поспешила к набережной, где находился спуск к реке. Ругала себя за то, что выходит в сумерки. Людей поблизости даже на набережной не встретила. Маша спустилась к протоптанной через Неву дорожке, которая разветвлялась, и следовало держать направление к Летнему саду. Внезапно поднялась метель, ветер усилился, снег стал похлестывать по щекам, заставляя жмурить глаза. Маше это пока не мешало, она шла прямо. Вот дорожка разделилась. Не задумываясь Маша взяла направо, справедливо полагая, что к Летнему саду — это правее. Шла, глядя только под ноги. Захотелось переложить сумку в другую руку, в этот момент она подняла глаза и ничего вокруг не увидела, кроме темноты. Кружила метель, в городе — затемнение. Она решительно пошла вперед, но обнаружила, что под ногами глубокий снег, а тропинка исчезла. Она продолжала идти по снегу, каждый шаг стал даваться тяжело, она инстинктивно взяла чуть левее, но дорожки все так же не нашла. Она устала, остановилась, и тут ветер поднялся с такой силой, что можно было замерзнуть на месте очень быстро. А еще и сумка стала тяжелой. Руки окоченели. Она снова пыталась вглядеться и хоть что-нибудь увидеть, но по-прежнему в темноте со всех сторон оставалась лишь метель. Что-то нужно сделать немедленно. Стало страшно.

Маша вдруг вспомнила, как однажды в детстве они с мамой вдвоем зимой шли откуда-то домой, и поднялась такая же метель. Она вспомнила, что тоже было холодно и страшно. Мама тогда научила ее, как поступить:

— Доченька, а давай вспомним лето, где мы ходили тогда? — говорила ей мама, и от слов ее становилось теплее.— Помнишь лужайку, где косили сено, там было жарко? Помнишь, как мы видели кузнечиков, они боялись тебя и прыгали в стороны? А кого еще мы видели?

— Бабочку.

— Правильно, но не одну. Помнишь белую?

— Да, и желтую тоже, красивую.

— А помнишь еще была пестрая? А цветы помнишь?

Маленькой Маше стало тогда тепло. Они скоро вернулись домой и не замерзли совсем.

Маша улыбнулась, поблагодарила маму, что снова пришла ей на помощь, зажмурила крепко глаза и увидела перед собой полянку. Она зеленела сбоку от большой дороги, там позади словно поднималась чуть вверх, слева на небольшом пригорке заканчивался невысокий лес, а справа в глубине прятался ручей, который дальше впадал в маленькое озерцо.

На полянке пахло скошенной травой, неподвижно стояли люди, очень много, не шевелясь. Маша подошла к ним ближе, всмотрелась, и оказалось, что это и не люди вовсе, а пугала, их там не меньше тысячи, все разные. На деревянные крестовины надели комья земли с торчащей из них густой пожелтевшей травой, так появились смешные головы. А какой только одежды на них не нацепили! Получалось, что стоят там и мужчины, и женщины, даже дети, одеты, кто побогаче, а кто и поскромнее. Они все — разные. Стоило подуть ветру, как все начинали размахивать в такт руками-рукавами или покачивать платьями. Солнце светило, слышны были кузнечики и птицы. Бабочка села на плечо к одной барышне и подрагивала крыльями. А напротив на плечо кавалера уселся жук, франтовато расправив длиннющие усы. Маша ходила между ними, любовалась, грелась…

Она очнулась от того, что кто-то очень деликатно толкнул ее. Не холодно, стихла метель, рядом никого по-прежнему не видела. Она снова почувствовала толчок и тогда все поняла. Это Саша впервые зашевелился.

Впереди совсем близко появились набережная и Летний сад. Она направилась туда, поднялась по заснеженным ступеням. Отсюда за три минуты дошла до подруги. Анна и все домочадцы давно ждали ее и волновались. Когда она сняла пальто, из комнаты выскочил Володька, бросился к ней, обнимая за ноги, уткнулся головой ей в живот, постоял так, потом хитро посмотрел на свою маму и сказал ей с упреком:

— Мама, ты говорила, что тетя Маша плохо кушает, а у нее живот стал больше!

Анна застыла на месте, а через минуту позвала на кухню поговорить.

Продолжение
Print Friendly, PDF & Email

5 комментариев для “Сергей Левин: Дом-сказка. Продолжение

  1. Спасибо за ответ. Я ничего не спутал, а привёл Ваш текст из 31 главы. Я так и не понял,что значит «Гриша смотрел на него и не смог не сказать лишнего, — Вы, Андрей, тоже спасли меня». Согласен с Вами поговорить об этом после заключительной главы.

    Reply.

  2. «Гриша смотрел на него и не смог не сказать лишнего, — Вы, Андрей, тоже спасли меня». Это место перечитывал несколько раз, но так и не понял его смысла. Не помнится, чтобы фамилия Снегирев встречалась в предыдущих главах. Возможно, это авторский «вброс» из следующего текста, такой литературный приём? Зная уже о пленении Григория и спасении Андрея, читатель может строить всякие домыслы. Но Григорий был хорошим хирургом, а провидцем тоже? Допускаю, что чего-то не «секу». Будущее покажет, если автор не посчитает нужным развеять моё недоумение.

    1. Насчет развеяния недоумения. Я хотел бы это сделать по окончании публикации. Пока что Вы спутали предположение одного из читателей в комментариях с самим текстом. Гриша погибает. Ни о каком его пленении речи нет. Просто в сцене его гибели используется несколько разных мифологических сюжетов, от «лебедя из Туонела» («Калевала») до петербуржского мрачного пророчества об исчезновении города. И вместе с этим оживает пушкинский образ «печального пасынка природы», финского рыболова. Он оказался исчезнувшим соседом. Зачем? Давайте поговорим об этом после заключительной главы.

Добавить комментарий для Л. Беренсон Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.