Самуил Кур: Памяти Феликса Кривина

Loading

«Живите долго. Когда почувствуете, что осталось впереди мало лет, считайте годом день или час, и опять у вас впереди будет вечность. Так, вероятно, поступают бабочки, которые живут один день. Каждый, кто живет, проживает вечность, только измеряется она по-разному».

Памяти Феликса Кривина

Самуил Кур

Феликс Кривин

24 декабря 2016 года в Беэр-Шеве ушел из жизни Феликс Кривин. Последние несколько лет он тяжело болел, и общение с ним было невозможно.

В советской литературе его творчество прозвучало как свежее, неожиданное, неповторимое явление. Разумеется, это совсем не означает, что ему легко жилось.

Феликс Давидович Кривин родился 11 июня 1928 года в Мариуполе, на Украине. Его отец был военным, и семья часто переезжала с места на место. В 1933-м, когда они жили в Конотопе, отцу повезло — ему дали путевку на курорт, в Гагры. Черное море такое манящее, так и хочется броситься в волны. Что смелый военный и сделал. И не выплыл… Так в 5 лет мальчик остался сиротой. Мама с двумя детьми перебралась в Одессу. У детства свои законы, в Одессе много интересного, но в 1940-м они уезжают опять — на сей раз в Измаил. Там Феликс кончает 5-й класс (в школу тогда шли с 8 лет), и там же их настигает война.

Им удалось эвакуироваться. Мама Феликса работала в милиции машинисткой, и на грузовике, набитом серьезными мужчинами из НКВД, они двинулись в глубь страны. Но уехали не очень далеко. Машина остановилась, вылез шофер и заявил: «Мотор не тянет — слишком много людей». Было совершенно ясно, кого именно не тянул мотор. Машинистку с Феликсом и его старшей сестрой высадили, и грузовик исчез из виду. После долгих мытарств они добрались до Сталинграда. Жили на стадионе, спали на скамейках и под ними. Потом отправились дальше, на юг. Один из маршрутов, по которым тянулись тысячи беженцев, привел их в Ташкент.

Там Феликс кончил 6-й класс и стал работать на заводе учеником слесаря. Приходилось весь день однообразно пилить напильником, обрабатывая металл. Конечно, об охране труда не могло быть и речи. Маленькие железные опилки разлетались во все стороны. Одна из них попала в глаз. Через 11 лет это вызвало тяжелую болезнь.

После войны они вернулись в Измаил. Феликс устроился сначала учеником, затем мотористом на самоходную баржу «Эдельвейс» Дунайского пароходства. Потом — ночным корректором в газете «Придунайская правда». В ней в 1946 году были опубликованы его первые стихи. Вскоре он становится журналистом областного радио. Одновременно за пару лет оканчивает вечернюю школу и поступает на филфак киевского пединститута.

«Впервые я увидела Феликса 2 сентября 1947 года. Когда я утром зашла в нашу аудиторию, он стоял у окна, опершись о подоконник. На нём были матросские брюки-клеш и тюбетейка. Он выглядел таким молоденьким! И я подумала: «Боже ж мой, и таких детей принимают в педвузы!» И никто из находившихся там свежеиспеченных студентов-первокурсников не подозревал, что накануне, 1 сентября, когда они слушали вступительные лекции преподавателей, этот мальчик сидел в огромном зале на I съезде молодых писателей Украины. И если был он на нём, возможно, не самым молодым, то уж точно единственным баснописцем».

Так описала мне много лет спустя своё давнее впечатление от «мальчика», навсегда вошедшего в ее жизнь, Наталия Саввична Кривина.

После окончания вуза их обоих направили в Мариуполь. А через три года они вернулись в Киев, где жили родные Наташи. Она сразу находит работу, а у него почему-то ничего не получается. Проходит месяц, другой, третий. Добрые люди ему растолковывают: «У тебя жена — украинка. А ты… Одним словом, в Киеве евреев на работу не берут». Кривин искренне удивлен: при чем здесь национальность? К тому же он себя всегда чувствовал русским. И его некоторые вещи уже напечатаны в Москве, в «Литературной газете»! Он продолжает поиски. Проходит четвертый месяц, пятый, шестой…

Молодожены Феликс и Наташа Кривины, Киев, 1951 г.
Молодожены Феликс и Наташа Кривины, Киев, 1951 г.

И все-таки лёд тронулся — правда, не в Киеве. Кривину предложили должность редактора в закарпатском Ужгороде, в местном издательстве. Казалось бы, теперь всё идет замечательно. Умение писать басни — дар редкий, мастеров этого жанра на всю страну не больше десятка наберется. И всё же… В жесткой конструкции традиционной басни ему было тесно. Приходилось следовать строгим правилам — из искусственно созданной ситуации выводить непогрешимую мораль. При таком раскладе — ни тебе свободного полета мысли, ни вспышки фантазии. А литература как раз и влекла его к себе неограниченными возможностями. Но как найти в ней то самое, заветное, единственное место, которое предназначено для тебя?

Озарение пришло случайно, во время командировки. В районной гостинице, глядя на пляшущие, живые языки пламени в печке-голландке, он вдруг понял: его призвание — писать сказки.

С 1956 года его работы в новом жанре — сказки-миниатюры — начинают появляться на страницах «Огонька», «Смены», «Крокодила», многих газет и журналов. Герои сказок необычны — предметы, которые нас окружают. В 1960-1961–м выходят первые книги. Отзывы — прекрасные.

В 60-е годы талант Кривина развернулся в полную силу. Он плодотворно работает. Расширяется жанровый диапазон. Он создает занимательные рассказы по грамматике, математике, физике. Появляются популяризаторские очерки. К сказкам добавляются просто миниатюры, афоризмы. Всё выстроено предельно кратко. Во всём — особый стиль, в котором правят бал иносказание и парадокс. Для читателей встреча с ними — наслаждение, праздник остроумия. Его книги мгновенно раскупаются.

Вне сомнения, это была блестящая идея писателя — предоставить сцену неодушевленным героям, одарив их в то же время человеческими качествами. То есть наделив их правом совершать поступки и делать ошибки. В его миниатюрах основным и наиболее частым приемом решения художественной задачи становится словесная игра. А высокий результат достигается за счет поразительного разнообразия и непредсказуемой трансформации игровых ролей слов. Оно, слово, как актер, меняет маски, иногда прямо на наших глазах, создавая запоминающийся образ.

Герой одной микросказки — обыкновенный кирпич. Биография у него простая: замесили глину с водой, положили в форму, обожгли. А Кривин посмотрел на него и написал: «Кирпич прошел огонь и воду». И вот уже работает один из эффективных приемов: автор описывает обычные, присущие вещам свойства и действия. Но сделано это так, что буквальное воспринимается в переносном смысле.

Следующий прием является зеркальным отражением предыдущего — на сей раз переносное значение работает как буквальное.

«Одни надежды оправдались, другие не оправдались. Почему-то надежды наши — как преступники перед судом: им постоянно нужно оправдываться».

А потом писатель вовлекает слово в новую семантическую игру, с помощью которой его значение из контекста вдруг приобретает совершенно иной смысл.

«Вынесение за скобки»: «Зато, когда его вынесли за скобки, все сразу поняли, что это было за число. «— Это был наш общий множитель!» « — Это был наш общий делитель!» Так число приобретает значение. Когда его вынесут».

В сказках о вещах, ставших для него своеобразной экспериментальной площадкой, сформировались его принципиальные требования к своей работе. Они заложили основу его писательской этики — верность чести, истине и искренности. Эта позиция определяла и темы для юмористического обыгрывания, и мишени для сатирических атак. Кроме того, помогала выбрать форму, в которой это будет подано. Кривин не собирался отказываться от любимых им сказок-миниатюр, но свести всё дело лишь к ним значило бы ограничить себя. Ему нужен был широкий оперативный простор. Тем более, что в изобретательную и веселую игру слов можно вложить и скрытый подтекст. Чем насыщеннее и богаче язык, тем больше у него возможностей удачно упаковать информацию с двойным дном.

Возможно, и эта особенность способствовала тому, что Кривина рано начали переводить на иностранные языки. Первая публикация увидела свет уже в 1956-м, в польском журнале «Шпильки» (Szpilki, № 25). Справедливости ради — его очень трудно переводить. Вряд ли можно на чужом языке не потерять блестящую игру слов в таком, например, обороте: «Деньги не пахнут. Особенно, когда деньгами не пахнет». Или: «Быть без царя в голове — еще не значит быть демократом». Здесь срабатывает специфика юмора. Именно юмор — способ существования кривинских текстов. Он — тот цемент, который скрепляет отдельные кирпичики в цельный, прочный блок и придает ему неповторимую выразительность.

Любой писатель работает со словом. Одни просто сооружают свое творение из слов-кирпичиков, укладывая их и подгоняя друг к другу. И если надо, то какие-то кирпичики заменяют или вообще удаляют — на крепость и дизайн постройки это не влияет. Другие плетут из кирпичиков узор. И тут, если что-то заменить либо отремонтировать, узор может несколько пострадать, но в целом сохранится. Вещи Кривина ремонту не подлежат. В них, как правило, немного слов, но они настолько важны, что извлеки их или замени другими — и всё здание разрушится.

Феликс Кривин, Ужгород, 70-е годы
Феликс Кривин, Ужгород, 70-е годы

Жизнь в Ужгороде складывалась для Феликса Кривина вполне благополучно. Рождались новые замыслы. В 1971 году в ставшем ему родным городе, в издательстве «Карпаты», выходит его книга — «Подражание театру». Она начинает поступать в библиотеки и магазины. И вдруг — приказ сверху: отправить весь тираж под нож. Феликс Давидович в недоумении: вроде бы ничего крамольного там нет. Оказывается, партийные инстанции Украины что-то нашли. И на семь долгих лет перед писателем со всесоюзной известностью в этой части СССР опустился шлагбаум. В других частях еще кое-где мелькали в периодике статьи научно-популярного характера или миниатюры из уже опубликованного — там, где украинский запрет предпочитали считать недействительным. Только в 1978-м вышел его новый сборник, «Гиацинтовые острова». Цензура поработала над ним всласть — выбрасывали не только отдельные фразы, но и целые куски и минирассказы…

Как и все, Феликс Давидович с энтузиазмом встретил перестроечные идеи и был полон самых радужных надежд. Но, наверное, жизнь решила: хороший человек, сатирик — зачем же его лишать тем для творчества? И выдала по первое число. 1991 год принес россыпь непредсказуемых сюрпризов.

Раньше писатель Кривин мирно жил в украинской части Советского Союза. Теперь, не выходя из дому, он оказался в самостоятельном государстве Украина. Он любил эту республику, ее народ, здесь он родился, вырос, встретил любимую и дорогую ему женщину, отсюда шагнул в большую литературу и получил широкое признание. Он свободно владел украинским языком, хотя родным для него всегда был русский — язык его книг. Он дружил со многими закарпатскими писателями.

Тем горше и обиднее выглядело развитие событий. В Западной Украине стало остро чувствоваться противостояние русскому языку. Местное телевидение перешло на украинский, а московское иногда вообще отключали. В львовских газетах писали, что Бухенвальд и Бабий Яр — выдумка. К тому же остро заявила о себе еще одна деталь — плата за труд. Прежде жизнь катилась по привычной дороге: написал — напечатали — получил гонорар. Когда всё вокруг стало частным, появились и самопальные издательства, работавшие на себя. То есть для Феликса Кривина первые два этапа сохранились: написал — напечатали. А третий таинственным образом исчез в дебрях частного предпринимательства. Что неудивительно, учитывая его начальный, дикий характер.

В 1998 году Феликс Кривин переселился в Израиль. Незадолго до этого в интервью он сформулировал свою философию жизни следующим образом: «Человек должен жить так, чтобы максимально осуществить то, что ему дано от природы. Если человек приходит в жизнь, то после него должен быть дан ответ, зачем он приходил. Хоть какой-то ответ».

Чета Кривиных, Беэр-Шева, 2004 г.
Чета Кривиных, Беэр-Шева, 2004 г.

Вообще, философия вошла в творчество Феликса Кривина естественно. Она проглядывала и в его более ранних вещах, но в последующие годы стала не просто спутницей, а ведущей силой.

Очень показательным в этом отношении является такое понятие, как Время. Казалось бы, о нём все всё знают. Ну, течет. Иногда — сквозь пальцы. Время надо беречь. Прошлое не вернешь. А мгновения — они свистят, как пули у виска. То есть, убивают. Не поспоришь. Хотя деловые американцы нашли оптимистический вариант: время — деньги. Вроде как эквивалент. Но на 16-й странице давней «Литературки» кто-то уточнил: «Время, которое мы имеем, — это деньги, которых мы не имеем». Увы, и с этим не поспоришь.

Феликс Кривин проходит мимо подобных очевидных вещей и медленно, исподтишка подбирается к сути Времени и Пространства. Они обживаются и в его миниатюрах, и в стихах-дистрофиках (состоящих из двух строф), и в прозе. Сначала — с привычной улыбкой: «Поразительно, как это человек ухитряется жить во времени и пространстве, не имея подчас ни пространства и ни минуты свободного времени».

Затем, в одном «дистрофике» настоящее устраивает суд над прошлым, и при этом скрупулезно подсчитывает, что оно будет иметь от этого суда, каковы возможные потери или победы. Что же касается будущего, то его в зал суда не пускают, оно томится за дверью с надеждой — а, может, все-таки вызовут? И мы, прочитав эту, в сущности, грустную фразу, понимаем, какой смысл заложил в нее автор: как правило, будущее на суд над прошлым не зовут. А жаль.

Но это лишь вступление к теме Времени. Следующим шагом Кривин приглашает в качестве свидетеля песочные часы. И делает тонкое наблюдение: в нижнем сосуде — прошлое, в верхнем — будущее. Оно постепенно пересыпается в прошлое. Два просторных сосуда. А где же настоящее? — спрашивает автор. И отвечает: «Оно вот здесь, в узком проходе, через который будущее сыплется в прошлое». После чего высказывает предположение: «Может, поэтому в нём жить неудобно? <…> теснота, ни распрямиться, ни протолпиться…»

Любопытный вывод, объясняющий, казалось бы, сложности настоящего. Но очередной миниатюрой Феликс Кривин нас ошарашивает. Вероятно, Время такое же круглое, как Земля, замечает он. Иначе, как бы человек, направляясь в будущее, мог оказаться в прошлом?

Утверждение это, на первый взгляд, кажется алогичным, но возразить очень трудно. Мы, земные жители, привычны ко времени и не замечаем его сиюминутный бег. Оно, хотя и бесплотно, но естественно для нас, как воздух, которым мы дышим. Оно существует в виде смены дня и ночи, времен года, в тиканье часов на стене. И мы не задумываемся над тем, что такое время мы придумали для себя сами.

Представим себе, однако, человека на Луне, или, еще лучше, — в космическом корабле, летящем в пространстве, причём в ситуации, когда все приборы вышли из строя. Ни часов, ни связи с Землей. Что такое там время?

И поэт и мыслитель Феликс Кривин пытается уловить ускользающую суть Времени и соединить земное время с космическим. Он пишет прекрасную повесть «Изобретатель вечности».

В 1943 году, в одной из оккупированных стран, купаясь в море, тонет фашистский офицер. То, что это случайность и никто к его гибели не причастен, власти не знают. Они хватают всех, кто в тот момент находился в воде. Семь невиновных, мужчины и женщины. Их заточают в особняк со стражей и объявляют им: если в течение месяца преступник не сознается, их всех расстреляют. Такова завязка повести. Я не буду передавать ее содержание, ее надо читать.

Но перед еще вчера беспечными мирными обывателями внезапно встает гамлетовский вопрос — быть или не быть, возникает проблема времени, которое, как шагреневая кожа, будет неумолимо сужаться и сужаться с каждым прожитым днем. Как остроумно и изящно решает ее Феликс Кривин и какой глубокий философский вывод делает! Он ухитряется растянуть время.

Понятие Вечности входит в его творчество. И, конечно, он видит ее совсем иначе, чем видели до него. Окутанная тайной, она предстает перед взором читателя в разных его произведениях, и каждый раз у нее неожиданный облик.

«Живите долго. Когда почувствуете, что осталось впереди мало лет, считайте годом день или час, и опять у вас впереди будет вечность. Так, вероятно, поступают бабочки, которые живут один день. Каждый, кто живет, проживает вечность, только измеряется она по-разному».

Феликс Кривин прожил вечность, которая оставила свой, впечатляющий след на Земле. Хотелось бы верить, что он поможет еще многим увидеть мир по-своему.

Print Friendly, PDF & Email

7 комментариев для “Самуил Кур: Памяти Феликса Кривина

  1. Помню один момент из Кривина 60-х
    «Мысль пришла ему в голову и, ничего не найдя там, вышла обратно»

  2. Где-то когда-то давным-давно и совершенно случайно купил «Подражание театру» — и был ошеломлен. Никак не мог понять, и до сих пор не понимаю, почему Феликс Кривин не входил в первую тройку, ну — пятерку, самых замечательных литераторов послевоенного времени. То, что не входил в «официальную», как раз понятно. Но почему его так редко вообще упоминали приличные читатели — загадка. Совершенно уникальный талант высочайшего уровня. Для меня — классик.
    Спасибо, уважаемый Самуил, за статью!

  3. В лаконичных и ёмких иносказаниях — характеры, жизненные сюжеты-судьбы, типичные и по сию пору ситуации:
    «Друг друга не касались Параллели. Лишь друг на друга издали глядели и уходили вдаль поодиночке. Всё опасались, что дойдут до точки».
    «Дверь должна быть открыта», — говорила Дверная ручка, когда дверь открывали.»Дверь должна быть закрыта», — говорила Дверная ручка, когда дверь закрывали. Убеждения Дверной ручки зависели от того, с какой стороны на неё нажимали». Это — вкратце о принципах голосования в ООН!

  4. По памяти, потому без кавычек:
    Бутылку судили за пьянство, а она оказалась не винная. Об этом убедительно свидетельствовала соседка Соска, которой приходилось сталкиваться с Бутылкой по работе.

  5. Примите искреннюю благодарность, Самуил, за эту статью. Я часто бывал в Ужгороде, самом близком городе Ф.Кривина и однажды побывал у него в гостях. Он был из той, надеюсь неистощимой, копилки, из которой природа извлекла однажды Шолома — Алейхема. Творчество Ф.Кривина не носило национального оттенка, кроме, пожалуй, уникального и неподражаемого чувства юмора, иронии и самоиронии. Он говорил: «Юмор — вообще невесёлая вещь. Это защитное средство разума.»
    В одном из интервью ему задали вопросы:
    — Вы больше сатирик или юморист?
    — Никогда не был сатириком. Но я и не юморист.
    — А кто же вы?
    — Просто мыслящий человек, который пишет.
    Закончилась его отнюдь не простая и не легкая, но такая плодотворная жизнь. Лучше всего о ней можно сказать словами, которыми он озаглавил первую главу одного из своих сборников:
    « Пришло мгновенье в гости к вечности.»

    1. Спасибо, Юрий, за добрые слова. Вы правы, Кривин — уникальный талант. Его миниатюры выглядят легкими и изящными, как будто возникли на одном дыхании. Это и так, и не так. Он всегда искал единственно точные слова. Даже когда шел спать, клал рядом ручку и записную книжку. Искрометный талант — и труд.

Добавить комментарий для Е. Майбурд Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.