Шульман в выступлениях исполнял и свои песни, и цыганские романсы, он пел и на языках английском, итальянском, идише… И он был превосходным исполнителем и характерных песен — от полублатных «Лимончики», «Еврейская Мурка», «Водочка», «На Дерибасовской», «Алёша Рыжий», «Хочу мужа» — до чистых, лирических русских…
Памяти Виктора Шульмана
Александр Половец
Виктор… ну не мог я предположить, что мне предстоит так озаглавить эти заметки. Мне и сейчас трудно поверить, что не услышу я больше в телефонной трубке его «Санёк, как дела — к нам не собираешься?», его скороговорку «…через месяц привожу из Москвы «Бубу Касторского» — замечательного Сичкина, готовь место для рекламы!», а если получится, то и у себя дома — и ведь получалось… Но это отдельные истории — о них не сегодня…
Пишу я и от себя, и от Ильи Баскина — это он с друзьями печатал одним пальцем на моей пишущей машинки свои анкеты для подачи в московский ОВИИР, и это он познакомил нас с Виктором — когда мы были уже далеко от Москвы. И это Илья позвонил мне — «Сегодня в 5 вечера умер Шульман».
Положив трубку, я некоторое время пытался сопоставить эти два слова «Виктор» — и «умер», и не получалось: ну не может быть такого! Беспредельно энергичный и неутомимый — в работе, но и в веселье с друзьями, круглолицый, мощный борцовский торс, всегда опрятный в свободной одежде — свитерок, джинсы. Оказалось — предел был…
Я набрался смелости… телефон Шульмана на памяти, мне не потребовалось искать его номер в своих блокнотах со десятками страниц в каждом. Марьяна взяла трубку сразу — это спустя два-три часа, как остановилось сердце Виктора, видимо телефон их и не умолкал: в социальных сетях интернета известие разошлось мгновенно — каким образом не знаю, но Баскин увидел его сразу…
О Викторе Шульмане — ему, его памяти посвящены эти заметки. Он всегда был и оставался для меня одним из тех, кому можно было доверить всё: с кем можно было поделиться всем — сомнениями, радостями, но и деньгами, когда того требовалось. В свою очередь то же и он, всегда готовый помочь — щедрый, оптимистичный: от него исходила уверенность в том, что всё будет, что просто должно быть всё хорошо, и эта уверенность передавалась нам, его друзьям .
***
А тогда… Италия, год 1976-й. Нас здесь пока немного — это потом, через пару лет, счет эмигрантам из советских республик шел на тысячи, соответственно и география городов нашего исхода расширялась…
Итак, мы с Баскиным оба здесь, почти одновременно — нас с ним «выпустили» из страны с разницей в один месяц. Сейчас здесь «наших» несколько сот, ну тысяча от силы: москвичи, ленинградцы, киевляне, и, конечно — одесситы. Здесь — это Рим с предместьями: Остия, Ладисполь, Стелла Поляре… Обосновался там же, и тогда же, не один десяток тех, кого мы называли «израильтяне» — не прижившиеся на исторической родине семьи, успевшие до нас оставить Ригу, Львов, Ужгород — оттуда пошли самые первые всплески нашей «3-й волны» эмиграции.
Эти были «при деле»: они возили нас в микроавтобусах на самодельные экскурсии по Италии — я и сейчас говорю им спасибо за «мои» тогдашние Венецию, Флоренцию, Неаполь… Но и за их коммерческие таланты — за наши первые итальянские «миле-лиры», полученные от них в обмен на привезенное в фибровых (пара на семью) чемоданах барахло: что-то вроде биноклей, гавайских сигар, хохломы…
Всё это оказалось существенным подспорьем к скудным наличным, остававшимся после съема здесь временного жилья (крохотных комнат, квартирок — часто одна на две-три семи) — от пособий, сделавших возможными наши те итальянские полгода. Низкий им и сегодня за это — американским Хиасу, Еврейскому и Толстовскому Фондам, католическому ИРЧИ — поклон…
Но и за дружбы, возникшие в тот период — тогда и там. Может быть, даже в первую очередь — за это испытание-проверку: что и кто может быть надежнее, чем он — поначалу просто знакомый, сосед, с кем ты — лицо без гражданства «рефьюджи» — без работы, без денег, без близких оставшихся «Там», провел в междупутьи месяцы (а кто-то — и годы). Наконец — и без языка этой страны, а чаще всего и той, куда ты надеешься всё же попасть, в конце концов.
Трудно пишется сегодня это — «был»! Но и все же: для меня он был одним из самых надёжных звеньев связующим с миром искусства оставленной родины — тем, кто после перерыва в годы привёз ко мне в дом — уже здесь в Калифорнии, Булата — сразу, в самый первый его «американский» день 79-го года.
И потом — вырвавшегося с помощью нашего президента из Союза после долгого ожидания «в отказе» Савву Крамарова: Шульман встретил его в Вене у трапа самолёта с букетом в руках. Уточним, с букетов из долларов — щедрый аванс за будущие гастроли по миру — они и состоялись вскоре, почти сразу. А между тех поездок — Савелию доставалась не худшая часть дома Виктора.
Да и сам я гостевал не один день, и не раз, там в живописнейших окрестностях Нью-Йорка — дома у Шульмана, в доме отдыха «Алёнушка», созданным стараниями и заботами Виктора и замечательной Марьяны, его надёжной жены. Дворянство, ей, наследнице княжеского рода Долгоруковых, не мешало разделять в Виктором все заботы по немалому хозяйству — дом, семья, дети, а потом — и внуки. А еще — преподавание в колледже…
Иначе и не могло получиться — немного недель в году выдавалось Виктору, когда он между гастролями по Штатам, по миру, мог расслабиться дома. Бывало, я наблюдал его за семейным столом дома в Лонг-Айленде, когда в одной руке он держал вилку, а из другой не выпускал телефон. Но все равно, для его эти перерывы между гастролями по миру казались отдыхом.
Высоцкий, Вознесенский, Жванецкий, Кобзон, Сичкин, Татлян… — все они находили уют в доме Шульмана… все, разве что, кроме большей части «Балетной группы «Россия на льду», детища импресарио Виктора Шульмана, а меньшая — всё же умещалась там!
Случалось, что в те же дни, когда там оказывался в тех краях и я, отдыхал в «Алёнушке» Булат — я сохраняю фотографию его в лодке гребущим вёслами: дом отдыха располагается на самом берегу живописнейшего озера… И на другой фотографии, отдав свой фотоаппарат, я попросил «щелкать» им Марьяну — надо же было сохранить для памяти такой сюжет: в группе отдыхающих Булат и рядом Иванов Саша.
И там же сам Виктор, его отец Лев, бывший военный, мама Марьяны — рассказ её, участницы исхода остатков белой армии, пассажирки того самого парохода, причалившего в Константинополе, я успел записать на магнитофонную ленту. Где она, эта лента, сегодня? — найти бы, а наша с ней фотография сохранилась, вот она…
***
Завершая эту часть, нелишне заметить, что Виктор (после Сола Юрока, так мы Шульмана и называли — «Наш Юрок») стал первым, кто создал в Штатах масштабную антрепризу, представлявшую российскую культуру. Причем, все его подопечные — буквально, все, с кем ему доводилось работать — утверждали: более честного и скрупулёзного в соблюдении намеченных дат выступлений, они здесь, да и там, не встречали.
В Штатах с его помощью и участием гастролировали десятки гостей из СССР и потом — России, назову здесь только некоторых: Евгений Леонов, Валентина Толкунова, Лев Лещенко, Муслим Магомаев, Нани Бригвадзе, Вахтанг Кикабидзе, Евгений Евтушенко, Лариса Голубкина, Олег Янковский, Анатолий Кашпироваский. Дмитрий Хворостовский — это всё тоже Виктор… А еще — Михаил Александрович, Анна Гузик из Израиля), Клэйр Берри, Борис Рубашкин из Австрии, Жан Татлян из Франция.
И совсем уже почти невероятное: созданный Виктором первый в мире частный ледовый цирк с программой «Россия на льду», за 4 года объехавший 11 стран.
Это после него, первопроходца Виктора, возникли во множестве у нас в Штатах «антрепренёры» — чаще самодеятельные энтузиасты — из среды нашей эмиграции, приглашавшие на гастроли российских (тогда — советских) исполнителей. Что и неудивительно: кассовый успех антрепризы Шульмана выглядел в их глазах соблазнительно, но мало кто знал, сколько за этой успешностью кроется труда, забот, да и собственных поначалу, денег. Сегодня приходится завершить фразу — и здоровья: Марьяна сказала мне: за день до кончины Виктор вернулся с гастролей из Флориды…
И, вот — две даты: от 1 января 1956 года и до этой — 8 декабря 2016 года. А между столько вместилось…
Здесь я цитирую самого Виктора, его интервью со страниц в интернете Виктору посвященных:
— В пятнадцать лет я покинул родительский дом, в 1963 году поступил на дирижерско-хоровое отделение музыкального училище при Московской консерватории, закончил его экстерном — вспоминал в одном из недавних интервью он. — Уже в восьмом классе я понял, что хочу связать свою дальнейшую судьбу с музыкой». И вскоре — диплом Свердловской консерватории…
За несколько лет Виктор со своим коллективом «ВИА» где только не был — от Камчатки до Сочи… «Случалось, в день я давал по шесть концертов, аккомпанируя себе на аккордеоне, который весил почти двадцать килограммов. После четвёртого выступления я просто не чувствовал своей спины», — цитата Виктора из того же интервью. Однажды его группа на две недели застряла в Магадане, температура там была около шестидесяти трех градусов мороза, а самолёты могли подняться в воздух только при минус пятидесяти пяти. Это тогда Виктор понял, что сможет выжить в любых условиях.
С начала 1970-х Шульман со своим оркестром «обеспечивал культурную программу» на интуристовских теплоходах «Иван Франко» и «Шота Руставели»… Во время одной из таких поездок Виктор познакомился на борту теплохода «Шота Руставели» с Владимиром Высоцким и Мариной Влади. Годы спустя, Высоцкий стал первым, кого Шульман сумел привезти из Франции в Штаты — это при том, что советские власти такой поездки для опального барда никак не предполагали и разрешения на нее не давали.
1976 год, путь в Америку: Вена, работа в ресторане «Жар-птица» — это там пел до него легендарный Борис Рубашкин… Потом — Рим, где он зарабатывал на жизнь пением в православной церкви и в католическом храме.
Нью-Йорк — здесь Виктор, открыл один из первых русских ресторанов — «Счастливый Пирожок», выступал на сцене американских клубов, с интернациональным репертуаром: в его программах были сотни песен на многих языках.
Тогда же, в 77-м году была записана пластинка Виктора, его дебют в грамзаписи: «Мир русской песни — от серьёзного до смешного» — так называемый жанр «шансон». За ней последовало еще несколько дисков: «Из Америки с улыбкой» и диск с романсами, альбом с песнями Высоцкого …
Однажды в нью-йоркской газете «Ньюсдей» появился отзыв известного музыкального критика: «В исполнении Виктора Шульмана чувствуется настоящая, глубокая музыкальная культура, благодаря чему песни обретают неповторимую, очень оригинальную интерпретацию».
Шульман в выступлениях исполнял и свои песни, и цыганские романсы, он пел и на языках английском, итальянском, идише… Он был превосходным исполнителем и характерных песен — от полублатных «Лимончики», «Еврейская Мурка», «Водочка», «На Дерибасовской», «Алёша Рыжий», «Хочу мужа» — до чистых, лирических русских… Чуть выше я приводил несколько строк из заметок в большом числе появившихся сегодня в интернете, что знаменательно: не только нам, его близким друзьям, будет не хватать в наших жизнях Виктора…
Светлая ему память, нашему Виктору Шульману!
