Истоки тоталитаризма — да, еще как снизу! Но начинается снизу — лишь после того, как услышан сигнал сверху. Этот сигнал подобен дудочке Ганса-Крысолова, он вызовет резонанс, и все понесется быстро-быстро. Нет общества, нет народа, наделенного иммунитетом от тоталитаризма. Умело поданный сигнал найдет ответ.
Беглые заметки на полях
Сергей Левин
В первом номере «Семи искусств» за январь вышла статья В.А. Фрумкина «Придворные музы, или Пегас под советским седлом» . Ранее в нашей приватной переписке с автором я получил будущую статью и написал свои заметки. Прочитал внимательно и с огромным интересом. Попутно записывал на листочке бумаги некоторые к нему комментарии, соображения. Я не музыковед, всего лишь слушатель. Могу лишь рассуждать с позиции такового. Уже после публикации и появления отзывов в журнале автор попросил, чтобы и эти заметки были извлечены из частной переписки. Я решил оставить беглые записи примерно такими же.
После чтения не мог еще облечь свои мысли во что-то стройное и законченное, поэтому глядя на свою бумажку, пройдусь по главам и абзацам.
1. «В нежных объятиях системы»
Тут полностью согласен, не о чем спорить и нечего добавить. История создания соответствующих Союзов известна, очевидна. Кнут и пряник необходимы и симметричны для решения поставленной задачи как добрый и злой следователи.
2. «Невыносимая странность бытия»
Маленькое уточнение: «Бормотуха» — не конкретный продукт («Солнцедар» или «портвейны» с номерами), а одно из обобщающих названий дешевых крепленых вин, пригодных для распития в подворотне. Другое такое же обобщающее понятие — «Чернила». Народное творчество в этой теме безгранично.
Черный народный и не народный юмор — универсальное явление, не обязательно возникающее там, где лишь трагедия и отчаяние. Он не обязан быть подпольным. Главное — чтобы он просто не иссякал. Если он исчезает — вместе с ним исчезает и последняя надежда.
Переделывание пословиц и поговорок — замечательный пласт. Могу лишь добавить:
«Не плюй в колодец, вылетит — не поймаешь»
«Один ум — хорошо, а два сапога — пара»
Теперь о серьезном. Вы вспоминаете прежде кипевшие страсти, всяческие постановления, заказные статьи-доносы, попытки завуалированной полемики об очевидном. Да, тогда все это было делом не шуточным. Заканчивалось для многих трагически. Люди теряли здоровье, рассудок, оказывались вышвырнутыми. А если оглянуться назад? О чем эти страсти? На что уходили годы и десятилетия? Ведь о сущей ерунде! И покуда все силы на нее тратятся никак не подняться выше. А как снижается уровень! Человек, хотя бы понимающий ясно гибельность системы, невольно зачислялся в интеллектуалы. А тот мальчик, который у Андерсена в сказке говорит, что «король-то голый», он что, тоже интеллектуал? Вот ведь трагедия!
3. Укрощение строптивых
«Поэт и царь» — огромная тема. «Поэт» — он же художник, композитор и кто угодно. Не хочу повторять других. Могу лишь поделиться свежими впечатлениями о книге «Перевод с подстрочника» Евгения Чижова. Там эта тема развивается предельно жестко, начиная с эпиграфа из Мандельштама (в разговоре): «Поэзия — это власть». Тот, кто это сказал, — понимает. И тот, кто у власти, — тоже понимает. А когда у власти стоит умный, даже очень умный, — берегись. Он знает, где талант подлинный, кто — Мастер. Он будет вести с ним диалог, он будет иногда приближать его к себе, может и позвонить по телефону, но будет и отдалять, будет молчать или говорить загадками. В нужный момент будет казнить, но при этом кого-то рядом миловать. Давно задавались вопросом, что означают эти игры в «кошки-мышки»? Как объяснить повышенный интерес умного тирана к Художнику, его тонким вкусом, желанием блага и расцвета или изощренным коварством? Мне кажется, что все куда проще: тиран прикрывается им как «живым щитом» или взятым заложником.
4. О вкусах не спорят
Да, здесь нечего добавить, лишь вновь посетовать, на что ушло столько сил и здоровья.
5. Правда правде рознь
Истоки тоталитаризма — да, еще как снизу! Но начинается снизу — лишь после того, как услышан сигнал сверху. Этот сигнал подобен дудочке Ганса-Крысолова, он вызовет резонанс, и все понесется быстро-быстро. Нет общества, нет народа, наделенного иммунитетом от тоталитаризма. Умело поданный сигнал найдет ответ.
«Советские песни создавали мираж…» Да они очень даже талантливые музыкально, ничего не попишешь. Но не они виноваты. Всякая самая страшная идеология и практика берут начало с самой светлой идеи, казалось бы очевидной, справедливой и неопровержимой. «Общество всеобщего равенства» — веками мечтали о таком. Или «Любовь к Родине, забота о ней, готовность отдать за это всего себя» , чем же плохо? Мы знаем, во что это вылилось в ХХ веке. И тем не менее слышим, что кто-то светлую идею извратил и повел не так. Не дай бог, захотят повторить заново…
6. Шум времени на пяти линейках
«Несвобода быстро ведет в провинцию духа, на окраины мира…» (Л. Лосев) Да эта глава — продолжение нашей темы о плодах «встреч с дьяволом».
Лев Лосев представляется мне мудрейшим в плеяде поэтов своего поколения. Это мое сугубо личное мнение, я не специалист. Таковым же представляется в плеяде композиторов своей эпохи Мендельсон. Поэтому Лосеву я верю. Он прав. А заодно, его ответ — это наш ответ «дьяволу» на четвертой встрече с ним. Лишь дополнить, что подлинный гений в ответ на свою встречу создает подлинный шедевр, побеждая тем самым лукавого.
«Ответ советского художника на справедливую критику» — оказалось, что это не выдумка самого Шостаковича, а брошенный кем-то из друзей спасательный поплавок (даже не круг). Так и прилепилась эта ироническая отговорка к великой Пятой Симфонии.
Мне необыкновенно интересно было читать Ваши строки о Пятой Симфонии. Раз уж Вы начали читать «Дом-сказку», то поймете все буквально в следующей главе (в главе 10 — ред.). Мне нужно было передать восприятие этой симфонии, ориентируясь на свое в возрасте моего молодого героя. Понимаете, писать о музыке, да еще в первом произведении, — очень трудно. Более того, мне приходилось прежде читать о совершенно ином восприятии, и я не соглашался, что-то противилось внутри. Прочитал Вас и успокоился. Вы поймете.
Насчет финала Четвертой Симфонии. Вы пишете, что здесь ассоциации с Малером, Вагнером. По-моему, в первую очередь здесь Шостакович напрямую говорит с Бетховеном. Третья Симфония, вторая часть. Вообще, тема диалогов Шостаковича с другими великими композиторами огромна. Иногда он просто цитирует, но порой именно ведет разговор. Опять же, я — дилетант, слушатель. После того, как я услышал в музыке эти диалоги сам, понял, что мне не показалось, попробовал написать об этом в рассказе «Странный свет» (он, судя по всему, появится в «Заметках» позже).
«Вот и тут Россия оказалась «впереди планеты всей». Победительницей почудившегося мне сейчас гипотетического, воображаемого международного конкурса: «Музыка какой страны глубже и ярче выразила катаклизмы и страдания безумного двадцатого столетия?» Сомнительная честь. Не слишком ли дорогую цену пришлось заплатить ей за это первенство?..»
Да, конечно же. Боюсь, что первенству этому мы обязаны еще и тем, что душегубы в преобладающем большинстве своем ничего в музыке не понимали и ее не слушали. А читать все-таки умели лучше. За это так много литераторов расплатилось пулей в затылке или Колымой.
Такие вот спешные соображения.
С благодарностью.
Сергей Левин
