Григорий Быстрицкий: Американский бизнес

Loading

В России гигантские возможности для бизнеса. Но, когда 30% работает и что-то создает, а 70% хотят заработать на контроле, постоянно, находчиво и даже талантливо создаются все новые и новые способы, мешающие свободному бизнесу… В общем, мы решили попробовать в Америке.

Американский бизнес

Григорий Быстрицкий

А дальше пошли сцены из Балабанова.

Я вхожу, в щегольской европейской одежде, прохожу к стойке. Пока иду, меня постепенно замечают все. Их внимание ко мне расходится по залу подобно кругам на воде от брошенного камня. Пока я добираюсь, разговоры постепенно затихают и в момент моего появления перед барменом в зале наступает полная, недоуменная тишина.

Бармен молчит. Я не успеваю еще ничего сказать, на меня надвигается здоровенный лоб:

— Ты чо, гей?

— Нет, я из России.

По залу пролетает облегченный вздох. Секунду назад колючие, маленькие, глубоко спрятанные глаза верзилы мгновенно теплеют. По инерции он еще грубоват:

— На кой хрен ты припёрся сюда? — хлопает он меня весьма чувствительно по спине.

— Буду делать бизнес с вами, — я хлопаю его в ответ, но не сильно. — Всем пиво за мой счет, — говорю бармену.

— Дил, — говорит техасец и жмет мою кисть своей огромной лапой.

— Это правда, что ваш Путин обеспечил выборы Трампу? — спрашивает бармен.

— Нет, неправда! На выборы повлиял я. Потому что Трамп обещал снизить налоги. — Конец моей залихватской фразы потонул в дружном хохоте.

Ободренный хорошим приемом, я принаглел:

— А что, у вас в городе геев нет?

— Есть. Один. Он продает пластинки, — верзила сообщил это таким тоном, что я понял: демонстраций ЛГБТ здесь нет, и школьники могут жить спокойно и ничего такого не придумывать.

На этом я проснулся в 4 утра. Не знаю, как у кого, у меня смена часового пояса в первые дни приводит к засыпанию ранним вечером и пропаданию сна в начале суток.

Сон возник не на ровном месте. Вчера мой американский партнер Боб послал меня в бар познакомиться с типичной публикой, которая возможно станет нашими клиентами. В маленьком городке на севере Техаса живет преимущественно белое население. Сторонники Трампа, здоровые, очень независимые бородатые парни в бейсболках, с револьверами на поясах. Бар для них вроде клуба, где все свои, и посторонние появляются редко. Или вообще не появляются.

Я пошел, в беседы с постояльцами конечно не вступал, но обстановка там была примерно такая.

***

Так я начал знакомиться с новыми друзьями, нормальными, простыми ребятами. Хитрости, интриг и всяких таких подлянок здесь не ожидалось.

Наш бизнес мы собрались делать в секторе, где придумать что-то новое и оригинальное, казалось бы, невозможно. Все давно известно и хорошо расписано. Но именно эти традиции мы хотели нарушить свежим взглядом, нетривиальным подходом и применением собственного, авторского матобеспечения. В нашем бизнесе мы рискнули сдвинуть устоявшийся американский менталитет. И еще, мы устали от российского беспредела и хотели работать честно и по правилам, которые не меняются каждую неделю, а установлены понятными законами.

В России гигантские возможности для бизнеса. Но, когда 30% работает и что-то создает, а 70% хотят заработать на контроле, постоянно, находчиво и даже талантливо создаются все новые и новые способы, мешающие свободному бизнесу. И никакие окрики из Кремля не в состоянии перекрыть этот поток коррупции, поскольку здесь действует теория множеств: ну вытащат на телевизор нашего брата, но до меня-то точно не доберутся, страна большая, таких как я много, да и не такой уж я медийный…

Бороться с коррупцией можно. Но дело, на котором ты хочешь получить прибыль, требует постоянного, творческого участия. Этому надо посвятить жизнь. А какая может быть деловая жизнь, если ты тратишь время в судах, тратишься на адвокатов и немало рискуешь? В результате ты говоришь: «А что я мог сделать один?» Ты выходишь с этим вопросом-оправданием на большую сцену. Где-то это уже было…

К тебе присоединяются артисты спектакля, художники, костюмеры… и каждый задает тот же вопрос. Постепенно к артистам подходят все зрители из зала и мощный хор слаженно повторяет: «А что я мог сделать один?».

***

В общем, мы решили попробовать в Америке. Не меняя гражданства, постоянного места жительства, не перевозя из России семьи. С вахтовым методом мы хорошо знакомы со времени работы на Севере.

В бизнесе помимо иных есть два важных момента: конкуренция с другими участниками и мотивация своих сотрудников. Конкурентная борьба, может, и посложнее борьбы с коррупцией, но она приводит к поступательному развитию дела. Мотивация — тыл этой борьбы. Поэтому надо знать все мельчайшие тонкости каждого фрагмента процесса.

Поэтому я изучаю процесс изнутри, буквально каждую составляющую, объезжаю все объекты, где хоть что-то происходит. Путешествую на траках, самолетах, судах и по ж.д. Вот уже неделю я в кабине огромного грузовика, короля американских дорог. Неделю общаюсь с его владельцем Алексом.

С Алексом мне повезло. Он говорит по-русски, правда с акцентом, он моего возраста и у нас нашлось много общего. Мой партнер Боб даже удивился:

— Я думал, в Китае все одинаковые… В России, оказывается, тоже.

Говорить по-русски, для меня это означает передавать нюансы и краски, что важно для длинных бесед по длинным американским дорогам.

В начале знакомства Алекс завез меня к своим приемным родителям в Хьюстон. Его отец, в прошлом большой бизнесмен Ричард, проживает в фешенебельном районе в пригороде. Мы подъехали к клубному зданию городка с рестораном, спортивными залами, теннисными кортами и бассейнами и оставили трак на гигантской стоянке.

Ричард уже поджидал нас около джипа с лебедкой и кучей фар на крыше. Они крепко обнялись и было видно, что отношения между ними самые душевные. Мы зашли пообедать в ресторан, почти пустой в это дневное время и сели за столик возле большого концертного рояля.

Ричарда я понимал не очень, поскольку он перекатывал во рту камешки неповторимого техасского акцента. Высокий, подтянутый, с седой шевелюрой и пышными седыми усами. Особо говорливым он не был, но с поддержкой Алекса я узнал их историю.

В конце 90-х Ричард работал с компаниями на Севере Тюменской области. К тому времени их дети вылетели из семейного гнезда, жена большей частью находилась одна в огромном доме, и они решили взять приемного ребенка. Но не маленького, а лет так десяти.

В одном из детских домов Ричард нашел Сашу Иванова. Ричарду он понравился, но важно было знать мнение жены. Переводчик сказал Саше, что надо немного подождать, и Саша стал ждать.

Своих родителей Саша не помнил, жил он в детском доме уже семь лет, имя было родным, а фамилию ему дали.

Ждал он вопреки опыту окружающих недолго. Через 10 дней приехала мисс Коллинз, и еще через некоторое время Саша Иванов стал американцем по имени Алекс Коллинз.

Негативные наследственные особенности не проявились, Алекс органично вошел в новую семью, быстро освоил язык, и стали они жить в не особо афишируемой любви, взаимном уважении и согласии.

Закончив хороший колледж, Алекс понял, что дальнейшее обучение надо продолжить через познание самостоятельной жизни. Ричард выделил ему условный кредит, на который Алекс приобрел три трака и организовал собственную транспортную фирму, посадив на два наемных водителей, а на третьем стал ездить сам для изучения всех тонкостей своего бизнеса. Потом он женился, подарил Ричарду с Патрицией еще одного внука и как-то все не мог собраться вылезти из-за руля. Америка — автомобильная страна, и нашел он в образе жизни за рулем определенные свободу и очарование.

***

После обеда заехали в родительский дом. Алекс познакомил меня со своей мамой и всеми подробностями, включая двух пуделей во дворе около бассейна.

Его комната осталась нетронутой. Я сел к письменному столу, Алекс сказал: «Смотри что хочешь, я скоро приду» и спустился вниз.

Я рассматривал атрибуты нехитрого мира американского юноши с российскими корнями. Плакаты рок групп на стене, истыканный круг для дротиков, не помню как называется, глобус с кругом, выполненным красным фломастером в районе Ханты-Мансийска … Из книги «Хижина дяди Тома» на русском языке выглядывали старые фотографии. Алекс с напряженным лицом, видимо, лет в десять-одиннадцать, сразу после приезда из России. Алекс в футбольной форме, Алекс со здоровым, молодым парнем, похоже, со старшим сыном Ричарда. Алекс с родителями на яхте, Алекс за рулем джипа, рядом Ричард, Алекс на выпускном вечере, Алекс с крепкой девушкой и детским кульком, Патриция с внуком… Маленькая, бледная, черно-белая фотография с двумя младенцами… Тут же я отвлекся на цветное фото Ричарда на фоне яхты. На носу яхты, наподобие старинных клипперов с резными женскими фигурами, была прикреплена резиновая, надувная женщина похабного вида. Подошедший Алекс пояснил:

— Это я бате подарок из России привез. Лет десять назад они с Патрицией настояли, чтобы я съездил и родных поискал. Только никого я там не нашел.

***

Бесконечный, пустынный, прямой как стрела хайвей в Неваде.

— Вадик, — трогает меня за плечо Алекс, — я все-таки не очень понял. Что у вас в России не получается? Там ведь такие возможности…

— Все получается и возможностей навалом. — Я встряхнулся и закурил. — Только вот по прямому, по-честному работать возможностей нет. Надоело. Время, силы и деньги не туда уходят…

— И что? Поправить нельзя?

— Наверное, можно. И наверняка нужно! Но я же не политик. А бизнесом заниматься, на другое как отвлечешься?

— И что? Так все безнадежно?

— Знаешь, беспросвет исходит не из отдельных, вопиющих примеров яхт, шубохранилищ, дворцов или там сотен дорогих часов… Мне кажется, гораздо страшнее коррупция на местах, в повседневной жизни, когда её поголовно все воспринимают как неизбежное и даже должное.

Мы идем со скоростью 60 миль в час. Многотонный монстр на такой скорости мне кажется опасным. Машин мало, в приоткрытое окно врывается ветер и мешает разговору. Я тушу сигарету в пепельнице, российские привычки здесь не проходят, закрываю окно и вываливаю на наивного американца кучу российских, популярных и всем известных проблем. Я рассказываю про лечащих врачей, которые официально получают намного ниже официально объявленной средней зарплаты и вынуждены добирать поборами с больных. Я рассказываю про наш смешной футбол, где детский резерв формируется не из талантливых ребят, а по способности родителей платить взятки тренерам. Про музыкальные конкурсы, когда миллионы проливают слезы умиления у телевизора, а члены жюри на глазах у всех проталкивают своих протеже.

Американец меня не понимает:

— Как может лечащий врач получать ниже среднего? Значит, кто-то получает выше?

— Выше получает кадровик. Это логично, поскольку кадровик больного не видит, а врач может брать деньги напрямую.

— Значит, ваша система оплаты провоцирует врача на взятки?

— Выходит так.

— А зачем футбольным клубам дети, которые и футболистами могут не стать? В чем тут смысл?

— Смысл в том, что на талантливого ребенка еще надо силы тратить, чтобы он заиграл на уровне, а что получится в будущем, неизвестно. А за любого сына богатых родителей деньги получают сегодня. Но ради справедливости надо сказать, что такой подход не везде. В секциях, которые сейчас содержатся Госкомспортом, встречается и нормальная селекция.

Дорога пошла вверх, появились плавные повороты, скорость трака снижается. Алекс думает. Потом приходит к справедливому выводу:

— Получается, что ваши люди поделены на тех, кто имеет возможность незаконно обогащаться, и тех, у кого такой возможности нет. Поэтому они вынуждены придумывать свои пути?

— Получается, что коррупция имеет всенародный характер. И никто не думает о будущем, живут сегодняшним днем. Есть возможность — хапай! А там видно будет… А ты говоришь футбол…

— Это не я, ты говоришь про футбол. Давай-ка передохнем. Запутался я, Вадик, с вашей действительностью…

— Запутался уже… А я ведь еще главного не сказал.

— Еще и главное есть? — Алекс, судя по тону, начал уставать.

— Смотри, мой американский друг, мы с тобой люди практического склада, приземленные, так сказать… Говоря о цивилизации, мы не имеем в виду эпоху инков и разные культурные наследия. Мы говорим об организации современного общества.

— Ну, и что? Допустим…

— Допустим, что мы выделяем из общества слой творческих, спортивных, и людей, занятых необходимыми государственными делами. И оставляем только бизнес, предпринимателей и тех, кто на них работает. Согласись, что в любой стране не все способны проявить себя в этой сфере.

— Соглашаюсь. И что?

— А то! Этих, неспособных условно назовем балластом. У нас, например, этот балласт занят в бесконечных администрациях, организациях и прочих бюджетных, контролирующих конторах.

— И эта армия чиновников не дает развиваться бизнесу?

— Да! Это так. Но не спеши с выводами. Больно вы, американцы, горазды на скорые оценки…

— Так ты же сам об этом говоришь!

— Я говорю, это правда. Но ты скажи, а с вашим балластом что происходит? Подсказываю: вы его содержите на пособиях. Ваша цивилизация человеку не дает пропасть…

— Ты так говоришь, как будто это плохо.

— Не плохо! Но ты сопоставь: масса нахлебников с гарантированными пособиями, жиреющих от гамбургеров и сладкой воды, никуда не стремится. Им и так хорошо. А у нас ухоженные чиновники, которые все время в поиске новых способов взяток, с жаждой карьерного роста… Еще не известно, что для общества лучше. Я не в смысле развития и достижений. Здесь все ясно, потому мы в США и приехали. Я в целом о деградации огромного сегмента граждан. Наш-то балласт тоже деградирует, но активно и инициативно. Сильно мешает развитию общества, но он худо-бедно контролируется. А ваш просто разлагается и при этом независимо разрастается. Такие вот получаются многосложные и неоднозначные весы.

Окончательно сбитый с толку Алекс тем временем подруливает к придорожному комплексу, где собрано все, что может понадобится водителю.

После заправки мы зашли в кафе. Алекса почему-то особенно интересуют детские музыкальные конкурсы:

— Как можно в присутствии миллионов телезрителей химичить? Такой термин ты вроде бы использовал?

— Канал «Культура» ведет трансляцию с солидного конкурса. Исполнительское мастерство — дело тонкое, здесь важны нюансы. Не все зрители в этом разбираются. Жюри открыто ставит оценки каждому выступлению, люди верят профессиональному мнению, а кто сомневается — спорить бесполезно. Члены жюри привозят на конкурс своих протеже, для рекламы педагога необходимы призы его учеников. Дальше — дело техники, кому как считать баллы. И получается, что конкурс направлен не на выявление талантов, а на повышение благосостояния членов жюри и остальной организаторской шараги.

— Послушай, Вадик, это же сильно спорный пример.

— Согласен, в суд с этим не пойдешь. Но я и не собираюсь судить этих прохиндеев-профессоров. Для меня более важно, что люди это воспринимают как должное.

Мы молча поглощаем свои стейки. Алекс аккуратно пользуется острым, с зазубринами ножом с деревянной ручкой и вилкой. Мне кажутся знакомыми его руки. Уже порядочно мы с ним поколесили и неожиданно легко сблизились. Собственно, что тут удивительного, мы оба из России, хотя его и можно назвать американцем. Интересная эта Америка: американец, неважно, где родился, какой национальности, он просто американец.

— Ну расскажи еще про музыку, — просит он.

— Вот я знаю, например, как маме одаренного пианиста позвонила девица с телевидения. Канал уже другой, более центральный, проводит всероссийский конкурс по выявлению детских талантов. Пацан этот на кастинге сыграл гениально, просто так его из конкурса не выкинешь, а надо, поскольку денег с родителей не возьмешь.

— Они бедные?

— Они потомственные, классические музыканты, дедушка дирижер. Не знаменитые, но профессионалы. У кого язык повернется денег просить? А может и намекали, да родители не поняли. Короче, пацана надо высадить, чтобы место не занимал. А места там, видимо, на вес золота. Но интереснее другое — как эта теледевица аргументировала: «… у вас очень высокий уровень ребенка… у вас ребенок бесподобно талантливый…». Алекс, конкурс по выявлению талантов, а здесь «бесподобно талантливый», и поэтому его нельзя брать… Вот такую тюльку они придумали для отмазки. Чтобы и родителям приятно и претензий не было.

— Дааа, Это впечатляет! И такую лапшу вешают миллионам телезрителей… А скажи, почему ты в курсе таких тонкостей? Музыку любишь?

— Люблю. Музыкантом не стал, а музыку все равно люблю.

— И у меня то же самое, — вздыхает Алекс.

Мы садимся в огромную кабину трака, похожую на маленький отель, и продолжаем свой бесконечный путь.

Позже Алекс спрашивает:

— Вадик, вы бизнес серьезный разворачиваете, ты вот изучаешь все детали. Скажи: когда заработаешь достаточно, в Америку переедешь? Кроме твоих примеров, — я ведь тоже интересуюсь, даже «Эхо Москвы» слушаю, — разоблачение воровства у вас постоянно на всех уровнях происходит. Конца этому не видно, зачем это все тебе, если можешь тут жить?

Я ждал этого вопроса. Более того, я его задавал сам себе. Отвечаю не сразу:

— Нет, не перееду. Объяснить это и легко и сложно…

Алекс заинтересованно смотрит на меня, не торопит, тактично ждет.

— Легко, но не искренне можно поговорить про патриотизм, духовность, особенность и еще много чего, что хорошо формулируют наши знаменитые борцы. Вот недавно обиделись на Ельцин-центр за две фразы по современной истории. Точно не помню, но претензии относились к описанию двух моментов, когда Россия попыталась стать цивилизованным обществом: при Хрущеве, когда признали культ и его страшные последствия, и при Горбачеве в начале перестройки. Особая обида патриотов зациклилась на ключевом понятии: «пыталась стать цивилизованным…».

— На что тут обижаться? — Недоумевает поверхностный американец.

— Тебе не понять… Что это за цивилизованный путь? Это когда нельзя детям говорить «папа и мама», а надо «родители»? Ну, чтобы не оскорблять нежные души ЛГБТ. Или в космосе нельзя искать «черные дыры», а сначала дать им менее вызывающее название? Или нельзя на Рождество наряжать елки? В эту, что ли цивилизацию Россия шла, да не дошла? Да у нас своя цивилизация! Так гневались солидные борцы по поводу центра имени Ельцина. Пока их тонко не одернули сверху.

— Ну а ты как думаешь? — Похоже, со мной Алекс узнает много нового.

— Думаю, что европейская, американская или еще какая западная цивилизация — это все достаточно условно. Нет, конечно, европейская цивилизация есть и даже сильно развивается. Советские эмигранты по приезду в Германию вели себя тихо, старались слиться со средой. А современные мигранты в магазинах нагло жрут все с полок, надкусывают брецели, отпивают сок из бутылок, а охране запрещено им делать замечания. В Ульме полиция пригласила в такой супермаркет мэра, тот помолчал, потом достал деньги из кармана и расплатился. А что делать? Не оскорблять же несчастных нудными нотациями… Такая вот цивилизация нам точно не нужна, не пройдут у нас такие номера. Наши толерантщики церемонится, да экивоки разводить не станут.

А вообще-то людям рекомендованы десять заповедей. Общество, которое их выполняет или стремится к этому, цивилизованное. Вот и все! Десять простых и понятных заповедей. Всего! В их соблюдении и заключается смысл цивилизации. Остальное — местные нюансы.

— Ну ты философ, Вадик! Чего мы с тобой тут в кабине трясемся… Хорошо, легкое объяснение я примерно понял. А сложное?

— А сложное сложнее объяснить…

— А ты объясни! Я, хоть и с трудом, но все же странно понимаю тебя. Несмотря на незнакомые твои словечки. Мы тут почти сроднились, в этой кабине.

— Смотри! — Начинаю я попроще. — В России примерно 40 миллионов футбольных болельщиков. Кроме клубов мы все всегда болеем за нашу сборную. И всегда одно и то же. Сборная выступает плохо, игроки — ленивые, высокооплачиваемые дебилы, тренеры постоянно меняются, функционеры — воры, детский резерв как у нас готовится — ты уже знаешь, в высшей мировой лиге мы часто в говне… Но каждый раз, перед большими турнирами мы надеемся. В нашем положении, можно сказать, мы ждем чуда. Чуда, как правило, не происходит. Мы ругаемся, проклинаем футболистов, тренеров, функционеров, клянемся, что никогда больше… А ведь есть сборные, которые выигрывают. Но наши 40 миллионов не болеют за Германию или там Бразилию. Они все равно болеют за Россию. И всякий раз болеть будут! И уверены, что дождутся успеха…

Мы перевалили горы. Дорога пошла вниз.

— Вот. Как-то так… — заканчиваю я свой глубокий анализ истинного патриотизма.

В конце недели, перед расставанием я приглашаю Алекса в Москву.

— Ты знаешь, — обрадовался он, — я давно обещал своей жене Марте поездку в Россию. И Патриция с удовольствием с внуком повозится. Обязательно приедем!

***

Они приехали зимой. Живут у моих родителей, чему те рады. Я с семьей давно обосновался отдельно, недалеко, родителей мы навещаем регулярно. Но они все равно скучают.

Повозил гостей по Москве и окрестностям. Алекс, этот американский ас, сам за руль сесть категорически отказался. Ему движение показалось нелогичным. Видите ли.

В выходной собрались у родителей. Марта русского не знает, но особо не скучает и сейчас, перед обедом в своей комнате насилует скайп, в США уже утро. Алекс сидит в моей комнате, изучает семейный альбом. Я помогаю маме и жене готовиться к обеду. Отец вышел в магазин экопродуктов, расположенный в нашем доме.

Пробегая мимо своей комнаты, ощущаю некоторое напряжение.

Алекс замер над альбомом. Я подхожу, вижу, он поддерживает половину толстого альбома, чтобы тот не захлопнулся. В стандартной левой рамке вставлена обычная семейная фотография. Но в самом углу просто приткнута маленькая, бледная, черно-белая фотография с двумя младенцами. Меня словно током ударило:

— Мама! — кричу я в другую комнату.

На такой крик прибегает испуганная мама.

— А что это за фотография? — Хрипло указываю на дрожащие руки Алекса.

Мама посмотрела и как-то сразу съежилась. Как будто меньше ростом стала.

— Не знаю, сынок… Сейчас отец придет. Он знает. Наверное.

У неё такой вид, что я не решаюсь настаивать. Раздается звонок и моя мать очень быстро выходит в прихожую. Они возвращаются вместе, отец сразу садится за большой стол в столовой. Мама расстроена, отец тоже выглядит удрученным:

— Я всегда говорил, — все тайное когда-нибудь станет явным. — Он посмотрел в сторону Алекса, видно, что смущен присутствием посторонних.

Я вообще перестал соображать. Алекс остался за письменным столом, сообразив, что дело тут семейное.

— Понимаешь сынок, мы все думали, когда мы сможем тебе открыться, чтобы не было потрясений. Думали, думали, тянули, тянули, время упустили, а потом уже совсем страшно стало…

— Пап, — волнуюсь я, — что открыть? Я не понимаю… Вы скажите прямо, от Алекса мне скрывать нечего.

Отец молчит. Наконец, мама не выдерживает и отчаивается:

— Мы взяли тебя, сынок, из детского дома. Тебе два года всего было…

Нельзя сказать, что эта новость опрокинула меня навзничь. Какая разница? Они мои родные, любимые и единственные родители и всегда такими будут. Мне даже легче стало после таких горьких вступлений. Поэтому довольно легко от эмоциональных я перешел к практическим вопросам:

— А фотография эта откуда? Я точно такую же видел у Алекса…

— Никаких подробностей о тебе нам не рассказали, — отец тоже слегка приободрился, — дали только вот этот снимок, где на нем ты, даже не указали…

— А ты где свою взял? — спрашиваю Алекса, который уже стоит в дверном проеме.

— Не знаю. — Озадаченно. — Она всегда у меня была…

Мы с Алексом смотрим друг на друга. Слов нет…

Print Friendly, PDF & Email

5 комментариев для “Григорий Быстрицкий: Американский бизнес

  1. Написано хорошо, но особено здорово — сопоставление двух цивилизаций: западной и российской (православной по Хантингтону). Схвачена сама суть потиворечий. Но я надеюсь, что это противопоставление относится к современной ситуации на Западе, а не к его библейской основе (10 заповедей). Ведь супер-политкорректность не заложена в демократии как понятия гражданского общества. Победа Трампа выглядит, как торжество «реднеков» над интеллектуалами, не исключено, что будут перегибы, воде маккартизма, но ведь Америка справилась с ним! Когда исправляют кривизну палки, надо перегнуть ее в противоположную сторону. Главное — указать правильную цель, тогда и обнаружится и правильный путь. Конечно, нельзя забывать, и что цель НЕ оправдывает средства.

  2. Браво, Григорий Александрович!
    А теперь я отмечу лучший абзац Вашего текста: «Не плохо! Но ты сопоставь: масса нахлебников с гарантированными пособиями, жиреющих от гамбургеров и сладкой воды, никуда не стремится. Им и так хорошо. А у нас ухоженные чиновники, которые все время в поиске новых способов взяток, с жаждой карьерного роста… Еще не известно, что для общества лучше. Я не в смысле развития и достижений. Здесь все ясно, потому мы в США и приехали. Я в целом о деградации огромного сегмента граждан. Наш-то балласт тоже деградирует, но активно и инициативно. Сильно мешает развитию общества, но он худо-бедно контролируется. А ваш просто разлагается и при этом независимо разрастается. Такие вот получаются многосложные и неоднозначные весы».

  3. Пожалуй, самый неожиданный и даже где-то оригинальный путь поговорить за Америку Трампа и Россию Путина. Это, конечно, если я совсем не запутался в Мастерской.

  4. Bерю!
    В моей большой семье только я один теперь знаю, что одна из сестёр — не сестра.

Добавить комментарий для Михаил Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.