Моим родственникам и близким
Не поставленно обелисков.
Жили-были, тихо, не звонко…
Шлю им доброе слово вдогонку.

Это было, было…

Лидия Маймина

…Задребезжало стекло, форточка захлопнулась.

Софья Соломоновна подошла к окну и посмотрела вниз. Окна квартиры выходили на улицу.

По булыжной мостовой, мягко подпрыгивая на тугих шинах, катил новенький кабриолет.

Молодые мужчина и женщина сидели рядом и с улыбкой смотрели друг на друга. Счастливые!

В дверь постучали. Обычно так стучал глава семьи, второй муж Софьи Соломоновны, отец их двух младших сыновей — Симон (Семен — мой будущий папа 1905 г.р.) и Леона (Леонид — мой будущий дядя — 1909 г.р.). Но почему он пришел так рано? Еще не было и трех часов. Софья Соломоновна (а это была моя будущая бабушка — «Баба Слава») сняла дверную цепочку. На пороге стоял красивый молодой мужчина с каштановыми вьющимися волосами и тусклым взглядом зеленых глаз.

— Что случилось Рафаил?

— В городе беспорядки. Ожидаются погромы.

Мой дедушка (с ним в этой жизни мы не встретились, он умер в 36 лет) прошел в комнату.

— Будешь есть?

— Нет.

Бабушка заплакала, взяла за руки сыновей и отвела их к соседям Должанским. Они дружили семьями. Со временем у меня возник вопрос: почему к Должанским? Ведь фамилия явно еврейская. И это перед ожидаемым погромом?

Вопрос возник у меня , когда я стала задумываться о родителях и семье моего папы, а спросить, как это часто бывает, было уже не у кого. Но вот ответ пришел (!) уже здесь, в Америке.

— Где газеты?

— На буфете.

Мой дед сел в углу на стул и уткнулся в «Новости».

В дверь грубо постучали сапогом. Рафаил Петрович пошел открывать.

Вошли хорошо ему знакомые бандиты, толкнули деда к стулу, связали ему руки и привязали к стулу.

— Вложите в руки газету, — попросил их дед и невозмутимо погрузился в чтение.

Бабушка плакала в углу.

Фармацевта Маймина хорошо знали в городе Кривом Роге. Образование он получил за границей, содержал аптеку и крохотное кафе при аптеке -по моде того времени, а Софья Соломоновна была акушеркой — тоже необходимый человек.

Когда я приехала на студенческую практику в г. Кривой Рог в 50-е годы, жена дяди Лени — Берта, представила меня нескольким старожилам, которые помнили с благодарностью бабу Славу и они тотчас же пригласили меня на чашку чая.

Моя бабушка принимала роды у многих криворожан, а в аптеку за лекарствами приходил каждый криворожанин, так что бандиты обходились с хозяевами почти «по-домашнему»: перетрясли все , что понравилось, много разбили.

Налетчики привычно обшаривали квартиру фармацевта Маймина.

«Сценарий», много раз повторенный и в царское время, и после революции, был почти «протокольным».

Вдруг за окном послышался рев толпы. Он быстро нарастал. Бабушка быстро подошла к окну и отогнула краешек занавески.

Из за угла улицы Глинки огромная толпа выплескивалась на тротуар и мостовую. Это были преимущественно пьяные мужики с палками и металлическими стержнями в руках. Расстегнутые, забрызганные кровью, они гнались за бежавшим впереди толпы человеком. Это был портной, Ефим Фридман. Голова его была кое как замотана окровавленным полотенцем, рубаха и рука — в крови.

Был он бледен, бос, тяжело дышал. В толпе люди объясняли друг другу: «Зашли наши мужики к Фридману. Он с семьей (жена Злата и маленький трехлетний сын Рувим) обедали. Семья увидела погромщиков, встала мать, прижимая к себе мальца.

— Где деньги?

— У меня их нет, мне даже в лавке перестали давать в долг.

— А твои заказчики?

— Заказчики все обещают принести деньги, но никто не приносит. Даже нитки не на что купить.

— А мы сейчас посмотрим сами.

Погромщики стали бить посуду, ломать утварь, рыться в ящичках. Ничего нигде не было.

Тут один из них бросил на пол старую ржавую вешалку и рваный треух упал на пол.

Двое схватили эту рваную шапку и оттуда высыпались деньги — старые замусоленные 23 рубля.

— А-а-а-а! — взревел один из громил. Рувим испугался, заплакал и уткнулся в Златину юбку.

«Замолчи жиденок» — бандит схватил кухонную скалку и с размаху ударил малыша по голове. Ребенок замолчал навеки.

Мать кинулась к сыну. Бандит убил ее стулом. Она упала на пол рядом с окровавленным бездыханным тельцем сына.

Ефим выскочил из хибарки и побежал.

К толпе подошли трое полицейских. Вдруг, обгоняя толпу, выбежала Муся, соседка Фридманов.

На руках она держала окровавленное тельце убитого раздавленного маленького Рувима и кричала: «Убили — убили — убили!»

Полицейские подбежали к ней, хотели отнять трупик, но она не отдавала и кричала: «Убили мать и сына!»

Она догнала Ефима и отдала свою скорбную ношу.

Раздался цокот копыт. К толпе на лошади, с нагайкой в руках, приближался урядник.

Толпа неожиданно расступилась, пропуская Фридмана и траурной поступью последовала за ним.

Ефим шел, лицо его светлело. Толпа осталась далеко позади.

Окровавленное полотенце с головы упало. Ветер шевелил седеющие волосы Ефима в пятнах запекшейся крови.

Он нес тельце убитого сына и тихо напевал ему древнюю еврейскую колыбельную мелодию.

Солнце согрело его, высушило слезы и манило к себе. И он шел навстречу солнцу…

Примечания:

1. Это было много лет назад.

В журнале «Вестник» (редактором был Владимир Блох) было помещено письмо одной женщины из Израиля. Писала о своих родственниках Должанских, владельцах Криворожского железорудного месторождения.

Удача! Я поймала тебя!

Их предок служил в русской армии, дослужился до первого офицерского чина, был храбрым в сражениях и награжден орденом Святого Георгия. Естественно был крещен. Так вот, все его потомки были защищены от посягательств погромщиков и во время погрома выставляли православные иконы в окнах и соседи моей бабушки Славы всегда брали ее детей на время погромов к себе, спасая их жизни.

Царь Николай I приказал организовать для ассимиляции евреев — кантонистские армейские школы — это поможет, он считал, интегрировать евреев в православие и увеличить численность русской армии.

Это был болезненный и трагический процесс для евреев.

Детишек, мальчиков 7-14 лет буквально отлавливали (были специально организовны «ловцы») и отвозили в кантонистские школы. Дети часто кончали самоубийством, не желая креститься. Богатые евреи откупались.

2. Мои родственники во время войны защищали Отечество. Мой дядя с маминой стороны — Наум, был военврач и начальник госпиталя.

Организовывал эшелоны для доставки раненых в тыл. Прошло 50 лет , он ушел из жизни, но Гомельчане помнят его.

Старший сын бабы Славы был до войны майором мед.службы. Во время войны был начальником госпиталя. Его госпиталь выехал из Ставрополя и фашисты преследовали его на всем пути следования. Отбомбят, летят на базу, загружаются бомбами и догоняют этот госпиталь.

В стареньком походном автомобиле рядом с сыном (дядей Яшей) ехала моя бабушка. Она была больна и на этот раз не захотела выходить из машины. Фашисткий летчик летел низко, показал им кулак и бросил бомбу прямо на машину. От бабушки осталась воронка в поле чистом. Ей было 60 лет.

Много лет назад я была в Израиле, в Yad Vashem и вносила имя Софьи Соломоновны Майминой в Список Памяти.

Мой папа отказался в военкомате от брони, записался в Народное ополчение и уходил из Днепропетровска по единственному невзорванному мосту с арьергардом армии, беженцем. Немцы нещадно бомбили мост.

Папа рассказывал много лет спустя — люди падали с моста в воду, Днепр был красным от крови.

Леонид — папин младший брат, в первые дни войны записался добровольцем и ушел на фронт. Был тяжело ранен. Остался почти без пальцев рук. После войны закончил горный институт в Кривом Роге и успешно работал конструктором в научно-исследовательском институте.