Играет родная и горячо любимая команда — не до Бастилий. Долгий мир, наступивший в Европе, неестественен и противен людям, но пусть уж лучше они изливают свои страсти и ненависти на трибунах стадионов, чем в окопах. А ещё здесь выравниваются общественные вкусы — аккурат до плинтуса или немного ниже.

Февраль 17-го

Заметки

Александр Левинтов

Зима в Звенигороде

ещё февраль метёт, лютуя,
но солнце ластится весной,
святых ключей играют струи,
и сосны тешатся горой

пусть суета разъезжих улиц
и пряничность домов и лиц,
и кофе на железных стульях,
и на коленях пухлый шпиц

на получеховские нюни
ложатся тени пришлых дней,
пейзажи без мольбертов — втуне,
как кроны сосен без корней

нарядный мир, спустя метели,
проходит, трезвый и скупой,
я здесь — лишь на конец недели,
вот выпью малость — и домой…

Звенигород

У нас есть развесёлая компания, которая существует уже не менее 40 лет. Мы по нескольку раз в год встречаемся в театрах, ресторанчиках, на загородных дачах, но главное — мы вместе путешествуем. Самые грандиозные путешествия — на Байкал и в Армению, часто бываем в Новгороде Великом и Старой Русе. Но мы любим и близкие поездки, например, как эта, в Звенигород.

Город и его окрестности

Звенигород как поселение возник практически вместе с Москвой. Красота места — важнейший фактор заселения мест, а по живописности здешние места, пожалуй, самые привлекательные на Москва-реке, настоящая Русская Швейцария, издавна привлекавшая сюда и художников, и музыкантов, и вообще людей творческих. Искривлённые ветрами сосны очень картинны и сильно напоминают сосняки острова Валаам на Ладоге. Дабы не нарушать природной гармонии, железную дорогу, ветку от Белорусской магистрали, до города сильно не дотянули. Теперь вокруг железнодорожной станции Звенигород кучкуется быстро растущее стадо многоэтажек — ну, и пусть кучкуется, где-то там, у горизонта.

Центр города сосредоточен на Московской улице и прилегающих к ней улочках-переулочках. Одно-двухэтажная постройка 19 века сохранена и выкрашена ядовито-пряничными колерами. Кафешки-магазинчики-сервисы — всё картинно и под столетнюю старину. В городе, где кучкообразно разбросано около 20 тысяч душ, много новоделов, духовных и светских. Много аляповатых гостиниц и других сооружений для приезжей накарманенной знати. На Московской, перед небольшим аккуратным концертным залом — памятник Любови Орловой, имевшей здесь дачу.

Центр сохраняет свою ансамблевость — в наши дни это уже достижение, почти рекордное. И ансамбль этот — сугубо рекреационный, с налётом культурности и духовности.

Савва-Сторожевский монастырь

Савва — сподвижник и соратник Сергия Радонежского. В самом конце 14 века он создает на Сторожевой горе монастырь, известный как Савва-Сторожевский. Здесь Грабарь однажды и весьма случайно обнаружил заброшенные иконы Андрея Рублёва. Сейчас всё это в Москве, разумеется.

И монастырь и все окрестные храмы и святыни — хорошо поставленный бизнес, деловитый, основательный и вездесущий. Человеку безденежному должно быть стыдно попадать сюда, да он, вроде, и не попадается.

Монастырь очень затейлив, аккуратен и картинен, менее всего здесь думается о Боге и его неисповедимых путях: всё исповедимо и исповедно, после оплаты, разумеется.

Месиво

Если описать то, что происходит к северо-западу и западу от Москвы, одним словом, то это слово — месиво. Удручающая и никак не гармонизируемая смесь, каша с гвоздями, чудовищный оксюморон.

Леса здесь преимущественно хвойные: ели и сосны, но интродуцированы туи и прочие кипрейные, лиственницы, пихты, а кроме того — дубы, липы, клёны, породы широколиственные, с напряжением уживающиеся с хвойными. Этим можно объяснить обилие больных деревьев, чуть не до 10%. Под знамёнами борьбы с короедом лес вырубается не выборочно, как принято в санитарных рубках, а огромными массивами в десятки гектар: так создаются плацдармы для коттеджной застройки. Кроме того, для расширяющихся и новых дорог вырубаются широченные просеки. Так, до недавнего времени потаённый пансионат Академии наук «Мозжинка» оказался обнажённым и открытым для обозрения, будто выскочившая на из бани на улицу распаренная девка. Особо охраняемый Мозжинкский овраг оказался и самым раскапываемо-закапываемым объектом. Вандалы оскверняли Рим и Римскую империю, мы — свою землю, мы — не вандалы. Интересно, кто мы?

Тут очень гористо. А потому бьёт множество источников. Оказывается, те, что объявлены святыми, не для питья (утолять жажду святой водой — оскорблять чувства верующих, что карается вплоть до тюремного срока), а только омовения рук и лица. И у святых и у простых источников — очереди. У каждого приобщающегося — связка 5-литровых пластиковых бутылей. Матерясь и переругиваясь, люди приобщаются к оздоравливающей силе природы и Духа.

На этой сильно пересечённой местности многоэтажная городская застройка островами соседствует с промзонами и складскими лабиринтами, что, в общем, привычно для глаза, выращенного в советскую индустриальную эпоху, но тут же: исконные и традиционные деревни, первые, ещё двухсоточные огороды с домишками-курятниками, пяти-шестисоточные участки, где скромные 4 х 6 домишки вытесняются 2-3-4-этажными хоромами, унылые посёлки таунхаузов на английский манер, коттеджные посёлки, где всяк выпендривается на свой гламурный манер и персональную безвкусицу. Тут же, среди развалов и провалов понатыкано храмов и часовен, помоек, кладбищ и лётных полей для экстремально богатых рекреантов.

Но самое тягостное впечатление оставляют глухие каменные и металлические 6-метровые заборы Горок-10, Николиной Горы, Барвихи и всего рублёво-успенского лабиринта. Здесь живёт политическая гопота, наворовавшие в особо крупных размерах, шоу-мерзость, попы высокоиерархного разлива, придонный слой человеческой нравственности. Они прежде всего боятся: друг друга, нас, простых, возмездия, света божьего и Божьей кары. Зона глухого недоверия и угрюмого ожидания Страшного Суда.

Мы видели, как живут и жили европейские короли, знать, аристократы и нувориши, как живут американские миллиардеры и миллионеры: да, богато, да немного замкнуто, но не закрыто на 6 метров вверх! И не наворовано впопыхах, а создано и собрано веками и поколениями.

Сюда, в эти заборы, надо возить интуристов и показывать этот обезьянник, объясняющий, что есть современная Россия как государство и почему с ней лучше не иметь никакого дела.

У Пришвина

Отрадным контрастом всему этому месиву и балагану является музей Пришвина в Дунино, на склоне крутого холма. Писатель умудрился простоять в стороне от советской и антисоветской литературы, наедине с самим собой и близкими ему вещами и существами: собаками, жёнами, машинами.

Эту дачу он нашёл и обрёл случайно, восстановил развалюху. Внутри просто и скромно, как у любого нормального человека, без гордого аскетизма гения. Виды из окон — просто потрясающие. Жил он здесь в летнее время (а мы-то приехали зимой, то есть видели то, чего он никак не мог видеть), остальное время укромно прозябая в Лаврушинском, в большом писательском доме.

Настроенный атеистически, он был любим и охраняем Богом — посадить его ничего не стоило, прятать слова и мысли он не умел, жена же, ожидая ареста и обыска ежечасно, придумала, как, в случае чего? надёжно сховать дневники писателя, тянущие на долгий срок и даже ВМН каждый.

Пришвин прожил, с нашей точки зрения, ненастоящую жизнь, почти нигде не бывая, мало с кем общаясь, ничего особенного не совершая: в разговорах с женой, в охоте с собакой, рассуждая и размышляя о такой малости, как он сам… но, может, это и есть подлинная, настоящая жизнь писателя?

В миру он числился по спасительному разряду детских писателей и певцов природы, по тщательно скрываемой сути же он — душеписатель: 8 томов сочинений против 18 томов дневников. Ощущение такое, что жил он, только когда писал, а когда не писал, просто впадал в анабиоз.

И образ писателя, и его дом и быт — всё взывает к умилению и радости: вот, простой, незатейливый, даже неудачливый человек, а сколько в нём цельности и детского обаяния, пронесённого до самой глубокой старости.

Коммунизм как идея

Не менее 400 лет, пишет Плиний Младший, злые волны фортуны прибивают несчастных людей к мёртвоморскому берегу Кумрана. Секта ессеев просуществовала после Плиния еще около 100 лет, вплоть до окончания восстания Бар-Кохбе и Иудейской войны.

В кумранской общине ессеев не было женщин. Вступая в общину, человек отказывался от любой личной собственности, соглашался на любые работы, более, чем скромное пропитание (1 лепешка и 1 чашка воды в день, каждый третий день даже без этого) — и всё это ради духовной жизни и познания Бога. Самое страшное наказание — за недобрые слова против другого человека изгнание из общины, что означало мучительную смерть от голода и жажды рядом с Кумранскими пещерами, потому что никто из отверженных не хотел возвращаться к людям и предпочитал такую смерть.

В бытовых вопросах всё решалось советом Старейших, в духовных — искали ответа в Священном Писании.

Кумраниты придумали жанр пешарим — представление прошлого как актуального настоящего («Краткая история ВКП(б)» за 1939 год и все издания «Истории КПСС» также написаны в жанре пешарим).

Обосновано считается, что ессеи и были первыми коммунистами, носителями идеи коммунизма.

Сюда же относятся и общины первохристиан. Недаром многие идеи и правила первохристиан вошли в быт и речь отечественных коммунистов ХХ в., правда, с искажениями:

— не трудящийся да не ест (2-е послание ап. Павла к Фессалоникам);

— кто не с нами, тот не за нас (Мк. 9.10, Мтф. 12.30);

— не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. (Мтф. 10.34-35);

— и т.д.

Идея нестяжательства и нестяжательного, ненаёмного труда, отхода от материальных благ во имя духовного богатства, духовных борений и достижений присуща духовным общинам и монастырям всех мировых религий. Собственно, само христианство завоёвывало Европу не мечом и насилием, как это произошло на Руси, а демонстрацией образцов духовной жизни монастырей и пастырей.

В работе «Два града» о. Сергий Булгаков доказывал, что именно первохристиане дали образцы коммунистической морали и коммунистического образа жизни.

Идеи коммунизма никогда не пресекались в христианстве.

Во времена Екатерины II костромской крестьянин-дезертир организовал секту бегунов, основное ядро которой сознательно отказывалось от всех материальных благ («всё в табе») ради спасения. Секта паразитировала на транспортной инфраструктуре и распалась лишь в годы Гражданской войны и разрухи на транспорте. Маргинальные адепты бегунов содержали съезжие избы, жили в ямщицких слободах (Ямах), позже — работали путевыми обходчиками на железных дорогах. Типичная ситуация и разговор бегунов описан Пушкиным в «Капитанской дочке», где ни герой, ни автор не догадываются о смысле диалога на постоялом дворе, приписывая ему воровской характер.

Были и вполне светские попытки реализации идей коммунизма, например, фаланги Оуэна и другие попытки утопического свойства. Близки к коммунистическим идеям и убеждения анархистов, в частности, П. А. Кропоткина, считавшего, что торговлю должна вытеснить кооперация, государство и власть — местное самоуправление, а эксплуатацию — общинный труд на общее благо.

Очень близки к коммунистическому мировоззрению идеалы толстовцев, молокан и других протестантских сект.

«Призрак коммунизма», пригрезившийся К. Марксу, менее всего может претендовать на коммунистичность. Основными ошибками К. Маркса, бухгалтера по образованию и завистливого лузера по натуре, можно считать:

— ограниченность экономической действительностью,
— примат материального («бытие определяет сознание»),
— тщеславие и стремление к публичности и публикациям,
— интернационализация и космополитизм («пролетарии всех стран, соединяйтесь!»).

Ешё дальше от коммунизма оказались большевики, Ленин, Сталин, их соратники, союзники, последователи и оппоненты. Основное, что следует им вменить: насильственное принуждение к коммунизму, государничество и нетерпимость к любому проявлению инакомыслия и свободомыслия.

В конце 80-х в рушащемся СССР неожиданно стало возрождаться коммунарское движение. Прошёл Первый всесоюзный съезд коммунаров, вскоре Второй. На этот, второй, съезд я был приглашён в качестве руководителя организационно-деятельностной игры (ОДИ), в формате которой и решено было провести съезд. Это было осенью 1989 года, в Калуге. Характерно, что параллельно, в соседнем зале проходила ОДИ по проблемам сиротства в СССР, где я также участвовал — с докладом.

Это было весьма драматичное, даже трагическое мероприятие. Были и попытки самоубийства, а плачи навзрыд, и истерики, и просто тихие умопомрачения. Хорошо помню своё заключительное слово:

— Коммунистические идеи и идеалы — самые светлые устремления людей, но исторический опыт учит: это нельзя превращать в массовое явление и массовую идеологию. Если вы хотите сохранить себя как коммунаров, никогда не собирайтесь вместе и ведите уединённый, малозаметный образ жизни подобно кумранским ессеям. Тихо разойдитесь и забудьте о существовании друг друга.

Тем съезд и кончился, и Третьего уже не было.

Потом я ещё несколько раз сталкивался с современными семейными и духовными общинами. Все они оказались эфемерами и быстро превращались или в гаремы, или в трудовые концлагеря, или в квази-рериховские камлания. Любопытно, что рерихнутые и рериховатые очень часто солидаризируются с коммунистами.

Чем, на мой взгляд, важен коммунистический опыт СССР?

— мы показали миру, куда не надо идти или ходить: это очень важно для всего человечества; люди поняли, что коммунизм, при всей своей привлекательности, явление асоциальное и уж, конечнро, не может быть государственным;

— мы создали уникальную советскую культуру, не имеющую аналогов и не воспроизводимую уже нигде и никогда; я немного горжусь тем, что успел сообразить и написать «Небольшую Советскую Энциклопедию»; пусть это всего лишь личный опыт, пусть это возмутило своей открытостью и циничностью моих родных — я сделал это;

— для тех, кто шёл поперёк этого течения (а я сознательно пошёл против в 12 лет, после прочтения «Бесов» Достоевского), открылась редкая возможность оказаться не наблюдателем исторического потока (большинство людей и этого не наблюдают), а стать участником и деятелем истории; я реально и профессионально боролся с коммунизмом и советской властью, противопоставляя теорию регионального развития теории советской экономической географии.

Каковы перспективы коммунистического движения и коммунистических идей?

Человечество движется от общинной организации к атомарному человечеству. Это возможно благодаря сильному антропному принципу космогенеза (Вселенная устроена так и таким образом, что человек присутствует в ней с необходимостью) и переходом к бессмертию, которое, как массовое явление, станет очевидностью к исходу нашего столетия.

Мы, подобно «Космическому субъекту» В. Лефевра, погрузимся в собственное одиночество, в бесконечное созерцание красоты и самопознание Бога и красоты в себе. Идеи коммунизма как нравственное учение о приоритете духовных ценностей над материальными, станут доминантой каждого, но никогда — масс.

Будущее всегда неожиданно. Меня утешает сознание того, что оно всегда было для меня ожидаемой и предсказуемой неожиданностью.

Эволюция власти

Трансформация ролей в социальной модели

«Бушменская» четырёхзвенная социальная модель «вождь-жрец-воин-шут», которая превратила стаю предгоминидов в человеческое сообщество и вывела человека из жёсткого постава естественной эволюции, начала развиваться своим, уже не биологическим путём.

«Жрец», носитель совести и морали, приобрёл черты аскета разной степени суровости, вплоть до оскопления, сознательно вывел себя из круга сексуальных соблазнов и влечений, придал процессу воспроизводства социокультурный, образовательный (воспитательный) характер, обеспечил свою духовную власть, суверенную, равномощную и даже превозмогающую власть вождя. Эта позиция сохранялась на всём протяжении человеческой истории и существует по сей день. В современном обществе роль жреца исполняется не только представителями религий и конфессий, но и моральными лидерами: писателями, философами, представителями культуры и искусств, гуманистами и экологами.

Изменилась и социокультурная роль «вождя».

Трагедия перехода на прямохождение (библейский исход из Рая), и связанной с ним массовой гибели самок из-за изменений менструального цикла и родов с летальным исходом постепенно была преодолена. Поголовье самок стало достаточным и адекватным поголовью самцов. Возникла моногамия, однако у «вождя» с его бешеной сексуальной энергией сохранился гаремный атавизм. Он оказался вынужден прибегать к насилию для овладения уже замужними женщинами, но лишь эпизодически и под видом защиты всего племени. Этот сексуальный «налог» и лёг в основу государственного устройства: вождь гарантирует мир и победу, но требует доступа, одноразового или эпизодического, к любой женщине. На протяжении истории мы видим различные рудименты этого: право первой ночи, фаворитизм, массовые изнасилования при взятии городов (вплоть до взятия Берлина советской армией в апреле-мае 1945 года), реальные гаремы иудейских и мусульманских владык, многожёнство русских князей и царей.

Что касается «воина» и «шута», то теперь «воины» представлены «нормальными», верноподдаными и законопослушными массами, трудящимися, электоратом, публикой и т.п., а «шуты» — девиатами и маргиналами, криминальными элементами, отбросами и подонками общества. Эта «шутовская» оборка крайне важна для существования любого общества, и древнего, и современного — она указывает, куда обществу не следует ступать и двигаться.

Абсолютизм

Первые государственные инсталляции носили абсолютистский характер: тираны, деспоты, фараоны, басилеи, императоры, шахи, монархи, цари, короли — вот далеко не полный список этих инсталляций. Абсолютизм мог доходить даже до узурпации духовной, жреческой роли, как это случилось в несчастной России на рубеже 17-18 веков и сохраняющаяся по сей день. Сохранение абсолютизма в России, ориентированного прежде всего на образцы восточных деспотий, стало важнейшей причиной того, что в этой стране так и не сформировалась модель «национального государства», господствующая в современном мире. В подражании восточным деспотиям мы даже не заметили, что эти деспотии в 19-20 веке исчезли и переродились в современные «национальные государства». Россия и ещё очень небольшая группа стран (Узбекистан, Туркмения, Азербайджан, Казахстан, Беларусь, Киргизии, Таджикистан, Северная Корея — сплошь ошмётки и останки СССР и коммунизма) оказались вне цивилизации, нечто вроде зоопарка, клетки которого полуоткрыты. Конечно, они могут ворваться в цивилизованное человечество, но вряд ли при этом приобретут цивилизованные черты. Ужас человечества заключается в том, что два представителя абсолютизма владеют ракетно-ядерным потенциалом, но при этом наконец-то наступает осознание того, что они никогда не станут цивилизациями, пока в них господствует абсолютизм.

Европейский принцип суверенитета

Европа, колыбель государственнности, счастливо изобрела принцип суверенитета, оказавшийся иммунным по отношению к абсолютизму: «вассал моего вассала — не мой вассал».

Важно, что этот принцип действует преимущественно снизу: суверенитет делегируется наверх вплоть до избрания польских королей шляхтой. Суверенитетом обладает даже раб: в практике Рима раб, честно и беспорочно отработав 4 года, становился вольноотпущенником и приобретал гражданские права; бежав в город от своего феодала и прожив там год и один день, средневековый европейский смерд обретал свободу (для сравнения: российский крестьянин, бежавший от своего хозяина, оставался в состоянии «беглого», то есть иллегального элемента, всю свою жизнь и даже в последующих поколениях).

Европейский абсолютизм всегда имел условный характер: английские короли постоянно воевали со своими баронами и даже проигрывали им (Иоанн Безземельный), то же наблюдалось во Франции и Испании, в Италии королевская власть утвердилась только в 19 веке, в Германии огромный исторический период прошёл без абсолютного общегерманского монарха, датский король после битвы при Кальмаре оказался зависимым от Ганзейского Союза, в Швеции после Тридцатилетней войны Карлу XII пришлось отказаться от своего абсолютизма, Швейцария вовсе не знала монархии и так далее. Значительную роль в сдерживании абсолютизма в Европе сыграло христианство, прежде всего Папа Римский и Ватикан.

Сословное разделение общества носило не только имущественный и деятельностный (профессиональный и квази-профессиональный) характер, но и отражал степень суверенитета.

Русское самодержавие — крайняя форма абсолютизма. При этом, чем беззаконней абсолютная власть, тем она жёстче и тираничней: Иван I (1283?-1340?) получил ярлык на великое княжение в Русском улусе Золотой Орды от Узбек-хана, вопреки национальной традиции; Иван III (1440-1505) объявил себя государём и обобрал все окрестные и дальние княжества; Иван IV Грозный — сын незаконной жены Василия III, Елены Глинской, что было признано церковью, и незаконно объявил себя русским царём. Пётр I узурпировал власть и объявил себя императором, Екатерина II и Александр I взошли на трон в результате дворцовых переворотов и убийств законных царей. Николай I стал царём в спорной ситуации. О советских и постсоветских властителях говорить не приходится — они все пришли к власти нелегальным путём.

Даже этимологически российское государство отличается от европейского: state (анг.), der Staat (нем.), l’état (фр.), lo stato (ит.), el estado (исп.) и т.д., что имеет смысл как «состояние» (общества, страны ect.), а русское государство есть «хозяйство, собственность государя», то, что принадлежит ему и только ему.

«Национальное» государство

Национальное государство, то есть современная модель государства, возникло примерно 400-500 лет тому назад и стало вытеснять абсолютные и квази-абсолютные монархии в силу ряда исторических обстоятельств, важнейшими из которых, по нашему мнению, были:

— Эпоха Великих Географических Открытий, приведшая к резкой дифференциации европейских стран на участников раздела мира (Испания, Португалия, Англия, Франция, Италия) и теневых свидетелей; кроме того, эта эпоха принесла в Европу не только золото и серебро, необходимые для интенсификации торгового обмена, но также крыс, чуму и другие моры, породившие мощную демографическую тектонику

— Реформация, породившая протестантскую этику и дух капитализма (М. Вебер)

— «малое оледенение» в Европе в 16 веке, когда 84 года в одном столетии оказались неурожайными и недородными, что привело к массовому голоду и даже каннибализму (Ф. Бродель пишет о том, что на французских рынках торговали человечиной)

— социальные революции в Нидерландах (1568-1648), Англии (1642-1648), Франции (1789-1799) и Америке (1775-1783); последняя привела к созданию США.

Эти и иные, более мелкие социальные потрясения привели к единению населения в нечто достаточно монолитное, что принято называть нацией (в отличие от этноса), в которой этнические, сословные, имущественные и другие различия отступили перед мощью вызовов истории и судеб стран. Абсолютизм уже не мог сопротивляться этим потрясениям и уступил национальным идеям, проектам и утопиям, сначала в этих странах, потом по всей Европе.

Этому безусловно способствовало присутствие в общественной жизни Европы института местного и городского самоуправления: французские городские коммуны начинают свою историю с конца 11 века, Ганзейский Союз возник в середине XII в. и просуществовал до середины XVII в., итальянские города, прежде всего Венеция, оформились как самостоятельные и самоуправляемые единицы в X-XI вв.., Магдебургское право существует с XIII века, английские города, Лондон в первую очередь, всегда обладали самостоятельностью и держали сторону короля в его борьбе с суверенами.

У России был исторический шанс стать национальным государством, это случилось во время правления Александра II, но мы этим шансом не воспользовались и более того, убили царя-реформатора. В результате в нашей стране так и не сложилось государство в смысле «состояния» и есть лишь абсолютная власть, ставшая анахронизмом уже на заре антропогенеза и выглядящая сегодня откровенной дикостью и варварством.

Всякий абсолютизм стремится к изоляции и полному суверенитету от внешнего мира, но… автоматом Калашникова зубы не почистишь, ездить хочется в «мерседесе», а не «ладе», пить хочется коньяк и виски, а не только её, родимую, часы лучше швейцарские, нежели чистопольские, и одеваться нашим «государям» хочется не у Юдашкина. Выходит, мир может противопоставить абсолютизму только одно — комфорт, но это одно дорогого стоит и может сломать любого «государя». А ещё тут работает против абсолютизма его же тщеславие: хочется и олимпиады проводить, и чемпионаты мира по футболу, и ручкаться с английской королевой и Элтоном Джоном, очень хочется выглядеть респектабельно, в галстуке, с отмытыми по локоть руками.

Современное расслоение власти

Мир, устроенный государственным образом, стал рушиться в ходе двух мировых войн. Любопытно и даже примечательно, что кризис национального государства календарно совпал с сексуальной революцией и приобретением женщинами прав и свобод.

Структуры власти стали рушиться и множиться наиболее интенсивно в наше время. Сегодня власть распределена и за власть борются весьма разнородные силы.

Кто они?

Государство

Этот институт, скорей всего, обречен; как ни странно, но Маркс, кажется, оказался прав. Хотя разделение властей внутри государства и существует, роль политических лидеров, харизматиков, склонных к абсолютизму и, в большинстве таких случаев, сексуально неуравновешенных, не утихает, взять того же пресловутого Трампа. Государство, как всякая машина, склонна к износу и усталости, оно обрастает ржавчиной коррупции, бюрократическими наростами, начинает подменять реальные государственные функции мифическими государственными интересами. Государство, порождённое насилием, так и остаётся инструментом насилия, но мы, люди, меняемся, и нам всё более претит это насилие. Мы, например, более склонны к налоговому самообложению, чем просто к налоговому гнёту, потому что сами хотим распоряжаться, на что и в каких размерах тратить свою квоту налогов.

Государство неопределённо долго будет сохранять свои сервисные и инфраструктурные функции, но уже безвольно и безвластно.

Разоружение сделает ненужными оборонительные функции (именно из-за сопротивления государственных механизмов человечество не может пока добиться этого разоружения). Я бывал в странах, не имеющих армий, либо имеющих декоративные армии — жизнь в этих странах обычно спокойней и безопасней, чем в вооружённых.

Структуры самоуправления

Собственно жизнь в её бытовой ипостаси обеспечивается или должна обеспечиваться структурами самоуправления, которые по природе своей не карьерны. Но мы обязаны помнить, как французские короли, синьоры и епископы вешали на стенах городов эшевенов (гласных представителей городских коммун).

Надгосударственная власть

Ещё П. А. Столыпин предлагал создание общеевропейского правительства. Лига Наций и ООН, каждая в своё время, были мощным очагом надгосударственной власти. Нынешний ЕС фактически лишил государственной власти страны Балтии и Малой Европы. Надгосударственная власть, просто в силу своей молодости и свежести, более привлекательна, нежели государственная.

Международная негосударственная власть

Власть МОК и международных спортивных федераций, власть ЮНЕСКО и её ответвлений, Нобелевского комитета, Гринписа, культурных, научных и образовательных и заметна и возрастает. Отрадно, что это — авторитетная, но никогда не авторитарная власть, действующая через влияние и убеждение, а не репрессиями и установлениями.

Международные корпорации

Колгейт и Боинг, Майкрософт и Макдональдс, Сони и Самсунг — вот кто всё боле и более правит миром, устанавливает правила экономической игры, вводит стандарты и условия, продвигает фронт цивилизации и глобализации.

Теневые (криминальные) силы

XX-й век должен быть проклят именно за это — за появление мафии и КГБ как криминальных структур, сумевших захватить власть. И если мафию как-то удалось обуздать, хотя бы отчасти (во всяком случае, ни в США, ни в Италии, нигде в цивилизованном мире мафия не выдвигает своих кандидатов в президенты и премьер-министры), то КГБ и структуры типа кооператива «Озёрный» реально захватили Россию и теперь претендуют на мировое господство. Не влияние, а именно господство. Проклятье века минувшего может оборвать жизнь нынешнего, а заодно и всю жизнь на Земле.

Элиты и «элиты»

Элиты — от Платона и Сократа до А. Ильина и Л. фон Хайека — избегают власти, понимая порочность её природы. Элита во все времена выполняла такие функции как:

— порождение и придание смыслов жизни,
— балансирование отношений между государством и обществом,
— задание образцов универсального принятия заветов, заповедей, законов.

Но есть и «элита» — пугачовы, киркоровы, петросяны, михалковы и пр., «элитность» которых измеряется частотой мелькания на экранах, тиражами дисков и другими количественными показателями. Она, «элита», — гораздо более выразительный «властитель дум» масс, нежели просто элита, она собирает стадионы и миллиардные телеаудитории. И, как и все другие перечисленные и не названные силы, элиты и «элиты» не равнодушны друг к другу, взаимодействуют, борются и стремятся к взаимоуничтожению.

Интернет-толпа

Это — совершенно новый вид власти, совершенно анонимизированный, атомизированный, лишённый какой бы то ни было нравственности, даже людоедской. Это — прямые потомки Хама, умудрившиеся пробыть в анабиозе четыре с половиной тысячелетия.

Эта новая сила способна устраивать цветные революции и майданы, подавать петиции и внушительно протестовать, неиствовать и улюлюкать. Единственное, чего она лишена — она не созидательна. Она продолжает истребительские традиции абсолютизма.

Самое страшное, что может случиться, это превращение Интернет-толпы, и без того находящейся в тени, в средство и орудие теневых структур власти. Но тут использование глаголов будущего времени, кажется, припозднилось…

Литературоведение как системный анализ

Согласно Л. фон Берталанфи и Г. Щедровицкому, системная парадигма складывается из:

— материала,
— структуры,
— морфологии,
— связей,
— процессов.

Материалом любого литературного произведения является его замысел и\идея, заложенная в основание этого произведения. Найти этот материал удаётся далеко не всегда — автор ведь не обязан его предъявлять и выставлять наружу, более того, он заинтересован укрывать его, чтобы не быть обвинённым в тенденциозности. Нередко литературовед сам придумывает свою версию замысла. Я, например, не уверен в том, что Ф. М. Достоевский согласится с моей интерпретацией замысла «Братьев Карамазовых» как шесть духовных завещаний писателя («Шестое завещание Достоевского», февраль 2006 года).

Сама по себе идея произведения мертва, как и всякий материал. Автор, подобно Господу, осуществляет таинство вдохновения в этот материал дыхания и жизни, самодвижения, порой независимого от воли автора. Это прекрасно описано, например, М. А. Булгаковым в «Театральном романе».

Структурой литературного произведения являются его персонажи, как основные, так и эфемерные, живущие в рамках всего произведения и совершенно эфемерные. В предельных случаях, например, в лирической поэзии, единственным персонажем является сам автор… впрочем, такая атомарная структура невозможна: всегда есть кто-то — Бог, любимая, alter ego автора — кто превращает аморфное самовыражение в структуру.

Не бывает так, чтобы кто-то из персонажей оказался лишним или у него есть дубль — просто бывает слабо выраженной его функция относительно замысла, что свидетельствует не столько об отсутствии мастерства автора, сколько о его изощрённости и успешности игры с читателем.

Автор подобен кристаллографу, выращивающему из раствора своего материала кристаллы структуры произведения.

Морфология произведения — среда, в которой разворачивается произведение, всегда разнородная, а не монотонно-монолитная (в такой морфологии ничего не может происходить). В опере и балете как предельно абстрактных формах драматургии, допускается в наши дни перенос действия в другие исторические или географические условия: морфология меняется и становится неважной — во имя других системных ипостасей, прежде всего замысла, идеи произведения. Отнесите действие «Набукко» в декорации немецкого концлагеря времён Второй мировой войны — и ничего в замысле оперы практически не изменится.

Другой версией морфологии является жанр произведения. Это — интересная тема, но довольно сложная и громоздкая для данного текста.

Текст произведения всегда связен. Даже бессвязный поток сознания в «Шуме и ярости» У. Фолкнера — особая, безумная форма связности. Связи в произведении — это прежде всего взаимодействие персонажей (связность структуры): диалоги, поступки, противоборства и противостояния, сговоры и договоры, действия и противодействия. Связи играют решающую роль в детективных историях, психологических драмах и трагедиях, но неочевидны в комедиях и юморесках, где на первом плане — слова и положения.

Движется и оживает материал, движутся и изменяются структуры, переливается палитра морфологии, искрят и множатся, усложняются или упрощаются связи — это в произведении живут и текут процессы, всегда сложные, переходящие один в другой. Что для одного персонажа (сыщика) следствие — рутинное функционирование (сбор улик и свидетелей, перебор версий и т.п.), то для другого (преступника) — мучительный процесс деградации или развития его личности.

Собственно, по этим полочкам и производится системный литературоведческий анализ, и, если что-то из системной парадигмы упущено, то как бы тщательно ни было сделано всё остальное, мы будем чувствовать ущербность проделанной работы.

Всё это — системный анализ, практически не столько выявление смысла литературного произведения (это делают все читатели, осознают они это или нет, целесообразно действуют или бесцельно), сколько его обездушевление, умерщвление этого произведения. Таково свойство любого анализа. Работа необходимая, но очень похожая на работу патолого-анатома, не для каждого.

Смысл же самой литературы — системный синтез, одушевление, оживление замысла и/или идеи произведения, в чем, по сути, и заключается тайна таланта и мастерства писателя, поэта, драматурга — автора.

Спортивные игры и джанк/фаст фуд

Спортивные игры — одно из величайших жульничеств властей: здесь утилизируются социальные страсти и направляются по безопасным для властей руслам и каналам потоков социальных напряжений.

Играет родная и горячо любимая команда — не до Бастилий. Долгий мир, наступивший в Европе, неестественен и противен людям, но пусть уж лучше они изливают свои страсти и ненависти на трибунах стадионов, чем в окопах, танках и на пусковых ракетных установках.

А ещё здесь выравниваются общественные вкусы — аккурат до плинтуса или немного ниже.

Это очень удобно с точки зрения технологий управления и производственных технологий, в частности, технологий массового общественного питания и нечистоплотной предпринимательской деятельности против массового потребителя — на стадионах и у него дома.

Горячие собаки

Одержимые трудолюбием и жаждой заработать, американцы, в отличие от европейцев, привыкших превращать акт поедания пищи в процесс коммуникации ни о чем, рассматривают еду как простое подкрепление сил — неважно, чем и как можно быстрей. Отсюда пошла американская культура street cuisine и working class food. Отдыхают американцы также неистово, как и работают…

Это случилось на рубеже 19-20 веков.

Карикатурист газеты «Нью-Йорк Пост», наблюдая матч по бейсболу в промозглую зимнюю погоду, нарисовал смешную и злую карикатуру: чёрные длиннотелые худющие собаки на коротких лапах, нечто вроде дворовых такс, в булках хлеба, разрезанных пополам. Название оказалось очень удачным: hot dogs. Оно напрочь прикипело к франкфуртским горячим сосискам, облитым горчицей или кетчупом и завёрнутым в разрезанную надвое белую булку. Надо сказать, что в Германии, откуда и пришли сосиски или длинные худые колбаски, это блюдо очень популярно и идеально подходит и по вкусу, и по размеру кружке пива.

В современные хотдоги суют теперь и майонез, и листовой салат, и оливки, и сыр, и квашеную капусту, и бог знает, что ещё.

Гамбургеры

Из Германии же пришли и гамбургеры — сочные говяжьи котлеты на гриле, всё с теми же незабвенными кетчупом, горчицей и белой булкой. Шипящие, обжигающие, они пожираются (есть это нельзя или неприлично) под болельщицкий ор и свист.

Хотдоги и гамбургеры породили обжаренные на гриле до черноты сосиски и всякого рода биг-маки, бюргеры, чизбургеры и пр.

Пицца

Это был немецкий вклад в американскую антикультуру еды. А итальянцы притащили на американские стадионы пиццу. Сами итальянцы предпочитают пиццу на тонко раскатанном тесте, спортивная пицца в Америке обычно — на толстом тесте. Едят на трибунах пиццу нарезанной на громадные кусманы, без вариантов — либо сырную, либо с пеперони. Сыр этот американцы называют пармезаном, но это такой же пармезан, как американский будвайзер — пиво.

Картошка фри и пиво

А это — скромный бельгийский вклад в американский фаст фуд. И тут, конечно, не без кетчупа, а, главное, конечно, — картошка-то сублимированная, дрянь дрянью, не то, что в Брюсселе. Да и пиво, признаться, дрянь дрянью, обыкновенный американский будвайзер и его производные, удивительно жидкое, безвкусное и мочегонное пойло. Я долго убеждал своих американских друзей, болельщиков и пивососов, хотя бы попробовать чешское или баварское пиво, реакция всегда была однозначная: «будвайзер лучше».

Горячие пирожки

Летом 1928 года в Москве открылся стадион «Динамо». Это событие оказалось почти таким же громким, как нашумевшее открытие крематория в Донском монастыре в октябре 1927 года. Помнится, тогда, на пике воинствующего атеизма и культурной революции, вся Москва обсуждала, как лучше сжигать трупы — с негашёной известью или без.

НЭП был на излёте, но предприимчивые люди ещё не все были посажены. Нашёлся среди них один, который сообразил торговать на трибунах «Динамо» горячими пирожками. Для этих целей он приспособил тачку-тележку, тщательно укрытую старыми одеялами и вмещавшую до двух сотен пирожков. К пирожкам придавалась осьмушка уже прочитанного кем-то и когда-то газетного листка — в качестве салфетки и чтобы не обжигаться. Пирожки с пылу-с жару разлетались мгновенно, но на этом мероприятие, увы, заканчивалось: жил этот несостоявшийся предок Макдональдса аж в Измайлове и никак не успевал бы слетать за второй партией. Пекла же пирожки его жена, действительно славившаяся выпечкой и даже державшая в начале НЭПа пекарню не то в Саратове, не то в Астрахани.

Спустя пару лет государство смикитило, что это — беспроигрышно выгодный бизнес, предпринимателя того прогнали с трибун стадиона взашей, но, слава Богу, не посадили. Жареные пирожки долго держались на трибунах: ещё в 60-е ими, пусть и самого отвратительного качества, во всю торговали по всей стране, а также мороженым и якобы прохладительной шипучкой: ситро, лимонадом и пр.

Я немного горжусь, что тем предпринимателем был мой дед, а пирожки стряпала бабушка.

Московская олимпиада

Московскую олимпиаду 1980 года я провел в статусе судьи по стрельбе из лука, традиционно последнего вида олимпийской программы. На мне была надета судейская салатовая униформа и висел на груди вездеход («проход всюду»), поэтому я побывал практически на всех соревнований — бесплатно, пользуясь служебными автобусами, служебными входами и привилегированными местами на трибунах.

Судьям, спортсменам и их тренерам, журналистам и официальным лицам полагались бесплатно и безлимитно «фанта» и «кола», которую все мы, VIPы на этом празднике жизни, хлестали на халяву разве что не вёдрами. Рядовые зрители платили — и платили прилично, но шли эти напитки на трибунах на ура.

Однажды в Лужниках моим соседом оказался мужик, который заведовал здесь раздачей и продажей этих напитков.

Для начала он рассказал мне поучительную историю.

В качестве разносчиков фирма «Кола» наняла московских студентов. Условия для тех, кто обслуживал VIP-сектора, были такие: первые 17 «рюкзаков» ребята разносят бесплатно, а за каждый последующий рюкзак получают по рублю. Американцы рассчитали, что на разлив на трибунах 17 рюкзаков понадобится около семи часов, значит, платных будет 1-2, не более. Каково же было удивление американцев, когда студенты массово стали выполнять норму за час-полтора. Они решили узнать, как это делается, и узнали: нацепив рюкзак, студенты бежали в туалет и сливали содержимое рюкзаков — в раковины, писсуары и унитазы…

Вторая история оказалась печальней. Мой сосед бросил в остатки фанты в моем стаканчике трёхкопеечную медную монету и через несколько секунд достал её, уже серебряную: содержание ртутной амальгамы в фанте зашкаливало. С тех пор я не сделал ни одного глотка этого пойла, но нашёл забаву: все трёхкопеечные монеты имеют такой же габарит, как и двадцатикопеечные, а все двухкопеечные — как десятикопеечные. Доход, конечно, мизерный, но на пиво хватало.

Типы игр и единоборств

Спорт превратился в зрелище для плебса, как гладиаторские бои в Риме. Такого озверения, как сейчас, ещё не было. Причина, как мне кажется, в затянувшемся мире. Война—самый мощный канал для выхлопа зла. Когда войны нет, зло и кровожадность выплескиваются на трибуны стадионов, плазмы пивбаров и спортбаров, прителевизионные диваны и кресла.

И всё это сопровождается жратвой и выпивкой.

А потому спортивные зрелища тянутся часами.

Бейсбол, теннис, волейбол и т.п. временем никак не ограничены.

Американский футбол, регби, хоккей, баскетбол, гандбол и подобные им игры, хоть и имеют регламент времени, длятся вдвое и долее «чистого времени». Супербол (главный матч сезона в американском футболе) включает в себя, помимо самой игры, грандиозное рок-шоу и разнообразные эвенты — эта вакханалия длится целое воскресенье.

Футбол имеет «дополнительное время» + ритуал начала и окончания матча + комментарии и прогнозы перед матчем + комментарии, интервью и обзоры игры после матча.

Единоборства слишком скоротечны, поэтому их дают пачками, по нарастающей страстей и рейтингов.

От двух до семи вечеров в неделю мужик смотрит телевизор, заказав по телефону пиццу, крылышки, суши или ещё какую хрень, и прикупив энное количество пива. Если заготовкой пива заведует жена, то она, естественно, покупает что подешевле и послабее, то есть «будвайзер», «клинское», «три медведя» и т.п.

Мужик выключается из действительности и семейной жизни, набирает вес, теряет мозг и явно дичает. Самое печальное, что всё чаще к этим мужикам присоединяются их жёны и дети, неизвестно, как и откуда берущиеся.

Оцепенение приваренных к экрану или трибуне становится образом жизни, которая превращается в бессмысленное и терпеливое ожидание смерти.

Окончание