Амбулаторию имени прадеда моего Азриэля не откроют. Могила его затеряется. Синагога превратится в артель, а потом в склад. Будет разруха, голод и война. Большинство пациентов моего прапрадеда закопают живьём в страшных быховских рвах. Немногие выжившие — уедут из Быхова навсегда.

Прадед мой Азриэль и мой маленький дедушка

(Быхов, 1915)

Александр Шейнин

Календарная дата всегда привязана к сезону, к погоде за окном, к листве и цвету неба.

И к состоянию души. И к суетам будней. И к ожиданию праздника. Дата — это страница книги — открывай и читай.

Особенно, когда ветер воет снаружи и ледяные капли бьют по стеклу.

И непроглядный туман в ночной Палестине — почти, как тогда, в том проклятом заснеженном быховском марте.

Вот, что случилось со мною в сегодняшний день, в Старом Быхове, около века назад.

Прадед мой, отец маминого отца, Азриэль Александрович Ратнер ז’ל, уездный фельдшер и казначей «Общества помощи бедным евреям» города Быхова, Могилёвской губернии, умер 4-го марта 1915 -го года, т. е. חי (יז) אדר ה’תרע’ה, адара 18 (17) 5675, спустя четыре дня после весёлого праздника Пурим. Вероятно, в четверг — так что его успели похоронить до субботы.

Он погиб от заражения крови, нечаянно порезавшись, вскрывая больному какой-то гнойник.

Это была не самая весёлая смерть.

Скорее всего, болел он не очень-то долго… Сколько мог протянуть он тогда, с заражением крови, без антибиотиков?

В месяц Адар увеличивают веселье, но последний свой Пурим прадед мой Азриэль встречал в отчаянии и муке, почти что так же, как и внучка его, моя мама, спустя почти что, столетие, правда уже в Иерусалиме…

Конечно, его навещали больные и соседи…

Стучали, наверное, в дверь, топтались в прихожей, возили ногами о тряпку и протягивали открывшим им двери детям незамысловатые бедняцкие пуримские свои «шалахмонес» — домашний «лекех» — медовый пирог или несколько треугольных коржиков — «гоменташей» на тарелочке… А тарелочку, пожалуй, просили вернуть: «Пусть детки потом занесут … На здоровье…», — ведь одноразовой посуды не было тогда…

На улице холод и слякоть. Голые чёрные деревья. Карканье ворон. Церковный колокол вдалеке. В доме печка … Дети разбирают подарки на столе, обсуждают, кто что принёс…

Про него говорили, что посещая бедные семьи, он вместе с рецептами на лекарства оставлял деньги на их покупку… Те, что посостоятельнее, доверяли ему свою «цдоку» — жертвовали на помощь бедным. Быть может, мой прадед вырисовывал на рецепте какой-то хитрый знак… или писал аптекарю записку — ведь аптекарем в Быхове был муж его сестры Ханы, он же габай Большой Синагоги — Мойше Бруксон…

Мойше Бруксон зашёл и принёс «Мэгилу» — свиток Эстер, почитать у постели больного: «Ну? Вос? Как там наш…?».

Да, какое там…

А может, и почитал.

И дедушка, мой пока ещё маленький дедушка, которому через месяц , 17-го апреля, 10-го Нисана, Бар-Мицва, 13 , слушает как положено, не пропуская ни слова, и при каждом слове «Аман», ладонью стучит по столу. Не громко — чтобы не тревожить, лежащего рядом, умирающего отца.

Бар-Мицву он встретит уже сиротой, но тфиллин заказали и «Мафтир» главы «Цав» мой маленький дедушка Зелиг-Иегошуа знает почти наизусть.

Когда-нибудь, он не случайно встретит девушку по имени Эстер и она станет моей бабушкой. А дедушка станет врачом, но почему-то, как смерти всю жизнь будет бояться операций, царапин и крови… И вечно будут храниться в его секретере сатиновый чёрный мешочек с маленькими тфилин и медицинская костяная трубочка-рожок, вероятно унаследованные от отца…

А пока для него — последний Пурим и последняя с отцом «Мэгилат Эстер».

Рядом стоит Фанечка — дедушкина младшая сестра, наверное сосёт принесённый кем-то, леденец.

А старшие братья — Яков, Гриша (20 лет) и Хаим (Ефим)… Где они были тогда?

Заходят соседи, проведать и подсобить, Хана — сестра Азриэля, какие-то тётки… Мой прадед — вдовец, вот уже восемь лет вдовец, прабабушка Мирьям-Фейга умерла при родах Фанечки… Слава Б-гу, Фанечка уже большая — скоро восемь, и всё понимает.

В месяц Адар увеличивают веселье, а моему прадеду Азриэлю всё хуже и хуже.

Хоть и «Мейше Бэрэх» у Торы читали и даже доктор из самого Могилёва приезжал…

Не помогло.

Беда.

Вот он, умерший, под старым талесом на полу. Свечи. Сыновья делают «криа» — надрывают рубахи от ворота и до сердца…

«Кадиш Сирот» под рыдания, крики и слёзы.

Телега по грязному снегу, застревает, скрипит, мелкий колючий дождь, мокрые ушанки, воспалённые и запавшие от слёз и бессонницы глаза, дядья, обнимающие моего маленького дедушку, чёрная яма среди серых сугробов-могил. Комья земли, перемешанной с липким снегом.

Рядом могила Мирьям-Фейги — дедушка и прежде часто сюда приходил — к маме. Теперь он будет навещать здесь и мать и отца.

Дом продадут. Детей распределят по родне. Дедушку возьмут на воспитание Бруксоны. В их семье и сохранится знаменитый некролог и постановление быховского «Общества помощи бедным».

ДОКЛАД

Правления Быховского Общества Пособия бедным евреям к Общему Собранию 21-го июня 1915 года

***

Почтенное Собрание!

Прежде чем приступить к обзору деятельности О-ва за истекший год, Правление считает своим священным долгом выразить своё глубокое соболезнование по поводу безвременной кончины казначея нашего Общества, Азриэля Александровича Ратнера, последовавшей 4-го марта сего года.

В лице умершего Азриэля Александровича понесли чувствительную и невосполнимую потерю не только Общество Пособия бедным евреям, казначеем коего состоял покойный с 1-го дня учреждения Общества, но и всё городское население вообще, которому он свыше 30 лет оказывал медицинскую помощь в качестве образцового фельдшера. Можно без преувеличения сказать, что в этом отношении покойный Ратнер был добрым гением всех, пользовавшихся его медицинскими услугами широких слоёв народа.

Каждый дом и семью, куда ни являлся бы покойный Азриэль Александрович, он вносил исцеление и утешение больным. Доверие народа к нему было безгранично и это много способствовало подъёму сил и душевного состояния его пациентов. Неимущий класс народа видел в нём благодетельного «отца», а имущий — радетельного друга дома. Долг свой, при исправлении своих медицинских обязанностей, он исполнял в высшей степени честно и добросовестно, никогда не взирая на размеры платы за труды и не считаясь ни с какими-либо личными, партийными или общественными тенденциями. В момент лечения перед покойным были равны бедный и богатый, друг и недруг, спеша ко всем одинаково на помощь по первому зову, во всякое время дня и ночи, всегда поспевая к нужной минуте!

В частности к нашему Обществу Пособия, покойный всегда принимал близко к сердцу интересы и нужды О-ва, стараясь всеми способами, находившимися в его распоряжении расширять ресурсы Общества и источники его дохода и дорожа каждой поступающей копейкой, особенно народной лентой, и всегда уделял из ценного своего времени достаточно внимания на ведение книг О-ва и выдач по ассигновкам многочисленным просителям, прибегающим к помощи О-ва.

Мир праху твоему, честный неутомимый работник и достойный гражданин!»

***

«ИЗВЛЕЧЕНИЕ

из протокола общего Собрания Быховского Общества Пособия бедным евреям

21 июня 1915 года.

Общим Собранием ПОСТАНОВЛЕНО:

…

3. Заслушан был некролог о смерти Казначея Общества А.А. Ратнера и постановлено почтить память покойного вставанием. Так же вывесит портрет его в Правлении Общества и открыть амбулаторию его имени, по мере накопления средств для этой цели.

…

… в 9 часов вечера Собрание было объявлено закрытым.

Председатель Общего Собрания Г.Я. Гинзбург
Секретарь С.И. Кукес»

Вскоре грянет революция 1917-го года.

Ратнеры разъедутся кто куда…

Общество закроют. Портрет снимут.

Амбулаторию имени прадеда моего Азриэля не откроют. Могила его затеряется. Синагога превратится в артель, а потом в склад.

Будет разруха, голод и война.

Большинство пациентов моего прапрадеда закопают живьём в страшных быховских рвах.

Немногие выжившие — уедут из Быхова навсегда.

Среди потомков быховского фельдшера А.А. Ратнера — вырастут целые династии известных врачей…

Правнуки и праправнуки его окажутся в России, в Америке и здесь, на Святой Земле.

Недавно в опубликованных списках владельцев акций фонда освоения Эрец Исраэль бывшего Палестинско-Английского банка обнаружилось и имя нашего быховского прадеда Азриеля.

Это значит, что мысли его об Эрец-Исраэль — реализовались в его потомках, а особый мой трепет к той горсте праха-земли, привезённой с быховского кладбища оказался, как и всё, не случайным.