[Дебют] Аркадий Шпильский: Старое фото

Loading

Волнами пошли реабилитации других ленинцев, репрессированных Сталиным, а вслед за ними — факты их собственных геройств: расстрелов в подвалах ЧК, утопленных в крови кронштадских матросов и тамбовских крестьян, Голодомор и многое, многое другое…

Старое фото

Аркадий Шпильский

http://berkovich-zametki.com/Avtory/Shpilsky.jpgСегодня Пурим. Родители рассказали мне, что в далёком 1953-м Пурим пришёлся на 1 марта, и именно в тот день тогдашнего Амана всех времён и народов хватил смертельный удар. И потому март помнится мне не только Женским днём, но и застольями на дне рождения отца в середине месяца, когда на десерт всегда были, среди прочих сладостей, треугольные выпечки, заполненные маком, «ументаши», уши Амана. Но недавно к мартовским праздникам прибавился день скорби — уход мамы. И вот, 12 марта 2013 года, отбирая фотографии для похоронного дома, я наткнулся на фотографию, которую когда-то давно показывал мне дедушка. Здесь ему, ровеснику века, не больше тридцати. Худощавый, со свободно ниспадающей тонкой кистью правой руки на подлокотнике кресла, над которым, как было принято в старые времена, стоят жена и дочь-подросток, он обращён к зрителю завораживающим открытым взглядом и едва заметной улыбкой. Четвёртый персонаж этого семейного фото, плотный и круглолицый мужчина с орденом в петлице — родственник бабушки, муж её племянницы из Харькова, дядя Борис Железняк.

Восстанавливая в памяти забытые рассказы, можно с уверенностью сказать, что место действия — Новороссийск, куда гость приехал из Харькова по делам своего тракторного завода, а семья дедушки пребывала в добровольной ссылке, покинув родную Умань от греха подальше. Дело в том, что в 20-е годы дед создал своё собственное предприятие, на котором он был и рабочим, и президентом, и агентом по сбыту: он был кустарём-одиночкой, варившим мыло на собственном приусадебном участке, на границе которого протекал ручеёк, что было удобно для работы аппарата его же собственной конструкции. Идея бизнеса была плодотворной. К концу гражданской войны большевики уже успели весь мир насилья разрушить до основанья, а затем… не стало всего, в том числе и мыла, народ страдал от вшей. На мыло был необычайный спрос, бизнес преуспевал. Но всему приходит конец. В конце 20-х началось раскулачивание города, борьба с «нэпманами», пошли волны налоговых атак, буржуев собирали в исполкоме и заставляли подписываться под фантастическими налоговыми обязательствами. Незадолго до смерти, уже в Америке, Дуся (как мы звали деда — производной от украинского «дидусь») рассказал мне семейную тайну. Налогами не ограничилось, НКВД арестовал бабушку, пытаясь выбить из них семейное достояние — золотые украшения, бабушкино приданое. Дуся готов был всё отдать, для него здоровье жены было дороже, но она запретила ему даже думать об этом. И после недолгой отсидки, её каким-то чудом освободили. Дуся сломал свой мыловаренный агрегат, они в темпе собрали вещи и отбыли на юг. В Новороссийске он поступил на госслужбу, и они более-менее спокойно прожили там два года, если не считать, что мама подхватила обычную для тех мест малярию и, болея, пропустила год учёбы. И ещё Дуся успел помочь в трудную минуту харьковской родне бабушки — её старший брат, так же сбежавший из Умани от преследования фининспекторов, отец четырёх дочерей, фармацевт, поступив разнорабочим на стройку, упал со стропил, сломав себе руку и ногу. И Дуся срочно прибыл в Харьков, помог деньгами и связями и наладил им жизнь. Родня боготворила его, все они звали его Дядя, хоть он и не был им кровным родственником. Старшая племянница Этель скоро вышла замуж, вот таким образом её муж, ударник и большевик, носящий фамилию знаменитого матроса («караул устал!»), возник на Дусином семейном фото.

Не знаю, да и некого спросить, была ли это фамилия его отца, или получил он её в детском доме в Одессе, где оказался беспризорником после погрома, в котором во время гражданской погибли его родители. Судьба его во многом похожа на судьбы персонажей «Педагогической поэмы» Макаренко. Власть, разрушившая жизни миллионов семей, всё же дала шанс спастись некоторым жертвам. Борис окончил школу, пошёл на рабфак, попал на строящийся тракторный завод, где начал с рядового рабочего и дошёл до начальника цеха. Первое, что мне бросилось в глаза, когда я впервые увидел его в начале 60-х, это физическая мощь — он был каким-то кубическим, состоящим из мускул, с пальцами, в два раза толще моих. Именно этими немыслимо толстыми пальцами он мог играть на любых клавишных инструментах, по памяти, любую мелодию из советского песенного репертуара. И задавался я вопросом, как в песне великого барда: как же могут эти руки эти звуки извлекать? При том, что, как потом признался мне дядя, он не имел никаких представлений о нотной грамоте. История его звучала фантастически, но разве у вас никогда не случалось в жизни чудес? Тот детский дом, в котором оказался Борис в конце гражданской, по распоряжению властей занял половину площади музыкальной школы. Два учреждения между собой не пересекались и не сообщались, но он однажды услышал звуки музыки, исходившие из одного из залов, и увидел через слегка приоткрытую дверь упражнявшихся на рояле учеников. Вечером, тайком от своих, Борис пришёл туда опять и обнаружил, что дверь не заперта. Он попробовал повторить движения, котроые ему запомнились днём, и что-то получилось. Так он стал ходить туда каждый вечер, выучился играть услышанное, а потом стал пробовать другое, не включённое в программы, но уже звеневшее из всех репродукторов новой республики. Помню, словно это было вчера, этого пожилого, крепко сбитого мужика, внешне скорее напоминающего персонажей из рассказов Бабеля, сидящего за нашим семейным пианино в синих трениках и белой сетчатой тенниске, играющего по моим заказам песни из репертуаров Утёсова и Бернеса. Совершенно лысая голова, стальные челюсти, из которых льётся мягким баритоном про любимый город, который может спать спокойно…

А тогда, в начале 30-х, Борис знакомит сестру жены, вторую по старшинству из четырёх моих двоюродных тёть, Лизу, со своим двоюродным братом Иосифом, молодым новоиспечённым инженером-электриком, и это двойное родство многое предопределит в его дальнейшей жизни. Иосиф был полной противоположностью своему кузену: высокий, худощавый, печальноглазый — в общем, как и полагается типичному еврею-интеллигенту. Как и Борис, он был молодым коммунистом, благодаря своим профессиональным способностям быстро продвигался по служебной лестнице, которая для многих детей революции вдруг рухнула в 38-м году. Его арестовали и судили как врага народа, участника право-троцкисткой террористической организации (непостижимо, оказалось, можно быть правым и левым одовременно!), хранителя печати этой организации, а уже вслед за ним загребли и кузена — конечно, за диверсии на Харьковском тракторном заводе. Каждый из них получил по 10 лет, но «без права переписки» в приговорах не значилось, и, как мы знаем теперь, это давало шанс. Судьбы их в заключении сложились по-разному. Каждому пришлось хлебнуть ежовщины, бессмысленно уносившей сотни тысяч жизней. Но в конце 30-х НКВД возглавил Берия, ГУЛАГ начал преобразовываться в нечто более рациональное, и Иосифу улыбнулась фортуна — его определили в одну из шарашек, проектировавших Норильский комбинат — сказались и диплом инженера, и безупречная репутация спеца. А вот Борис прошёл через все круги ада, и на лесоповале, и на золотых приисках, с цингой и истощением. Но могучее здоровье и отимизм отогнали смерть. Так ведь и у Шаламова не все погибали. В конце войны им разрешили свидания с жёнами. После отъезда Эти, по зоне ходила байка про то, что «красивая жидовочка приезжала к нашему матросу». А вот Лиза после свидания забеременила, и в год оканчания войны родилась моя троюродная кузина.

Обе семьи, Бориса и Иосифа, как, впрочем, и се́мьи младших сестёр, любили гостить у нас в Киеве. Однажды летом 64-го старшие сёстры с мужьями приехали к нам вместе. Тесниться не пришлось — родители были в командировке, каждая пара получила по комнате, а я ночевал у Дуси на балконе. Днём я водил гостей по Киеву, вечером Борис развлекал нас песнями под собственный аккомпанемент, а Иосиф, знаток истории партии, рассказывал мне о тех подробностях, которых не могло быть в учебнике. О Зиновьеве и Каменеве, о Бухарине и Рыкове, о Радеке, на выступления которого «ходил весь Харьков».

— Что Радек, — вспомнил Дуся за вечерним чаем, — я слышал самого Троцкого. Как-то он проезжал через Умань, в крещенские морозы, минус 20, не то, что сейчас. Перед его бронепоездом выстроили на перроне полк, в парадной форме, но обутых в обмотки. И они слушали его речь целый час, на морозе, не шелохнувшись! Сумасшедшие!..

— Ну, Радек был ещё и большой шутник, — добавил Иосиф, — это он дал Молотову прозвище «каменная задница»! И вообще он сочинял политические анекдоты… Усатый мерзавец — таких людей поубивать!

— Дааа… Сталин… Молотов-Риббентроп… Риббентропа повесили, а Молотов на даче. Справедливо?

— Дядя, ну согласись — всё-таки войну выиграли, — возразил Борис, — и они были во главе.

— Ты лучше расскажи про 47-й год, — вмешалась тётя Этя и, обращаясь ко мне, продолжала, — его тогда досрочно освободили за ударный труд на приисках, и мы встретились в Челябинске, на полпути. Только кое-как устроились, а ему новый срок. Я тогда думала, что умру.

— Ну, нам не повезло, — гнул своё Борис, — загребли по ошибке, так ведь сколько врагов было, лес рубят, щепки летят!

— Врагов?! Так ведь он и был главный враг! — ответил Иосиф, — кровопийца и бандит твой Сталин! Дело Ленина уничтожил начисто.

— Дорогие мои, ну что вы спорите? — успокаивая, вмешался Дуся, — и Сталин ваш бандит, и Ленин ваш бандит тоже.

Тут я не выдержал и закричал на Дусю, закрывая уши ладонями: «Не могу тебя слушать! Про Ленина такое!..»

— Ну и не слушай. Просто пойди достань книжки из шкафа твоего папы, там целая полка, собрание сочинений — что Ленин там насочинял во время гражданской войны: грабить, расстреливать, сажать… Вот кто главный бандит был.

Спорить с Дусей было бесполезно — ну что с него возьмёшь, Умань, провинция, хозяйственник, образование неполное среднее. Какие там ещё телеграммы — я принёс томик с «Апрельскими тезисами», которые недавно, перед отъездом в командировку, объяснял мне отец.

— Вот, — торжественно зачитал я тезис, — плата всем чиновникам, при выборности и сменяемости всех их в любое время, не выше средней платы хорошего рабочего. Если бы Ленин не умер так рано, и Сталин не захватил бы власть, всё было бы иначе!

— Правильно, — обрадовался уже было скисший дядя Борис, — так и будет, ты настоящий большевик!.. Ну что, сыграем в домино?

Борис ушёл в середине 70-х. Он был фанатом футбола и умер от инфаркта, сидя перед телевизором и болея за любимый «Металлист». В поздравительных открытках, регулярно приходивших от него к Дусе к 1 мая и 7 ноября, он неизменно приписывал строчку с пожеланием мне успехов в комсомольской работе. Прошло ещё десять лет, и началась перестройка. Я вспомнил о нём, когда «Огонёк» Коротича реабилитировал Бухарина. Волнами пошли реабилитации других ленинцев, репрессированных Сталиным, а вслед за ними — факты их собственных геройств: расстрелов в подвалах ЧК, утопленных в крови кронштадских матросов и тамбовских крестьян, Голодомор и многое, многое другое… Появились «ленинианы» Солоухина и Ерофеева, как раз то, что я когда-то поленился сделать по совету Дуси. «… навести тотчас массовый террор, расстрелять и вывезти сотни проституток, спаивающих солдат, бывших офицеров и т.п. Ни минуты промедления» — что бы ответил на такие перлы мой славный дядя, доживи он до крушения Союза? И что бы я сказал ему об охватившем весь мир лунатизме-социализме, ветрянке 20 века, обернувшейся чёрными оспинами на роже тирана? Впрочем, это не более, чем умственное упражнение — долгожители среди лагерников встречались очень редко…

Такая вот получилась ветвь воспоминаний в Пурим-2017 — в день памяти мамы…

Ньютаун, США, 2017

Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “[Дебют] Аркадий Шпильский: Старое фото

  1. Очень трогательные воспоминания! Как много всё-таки тому поколению довелось пережить! Удивительно, как, пройдя лагеря, можно было сохранить веру в идеалы коммунизма!

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.